Эйлин, Эллочка, Элька

      Трещина расползалась по потолку, как ветвистая молния среди жёлтых облаков-разводов. Лениво отметила про себя, что крыша, видимо, подтекает. Проснулась рано по многолетней привычке: базар не дремлет! Кто любит поспать, нихрена не продаст! Встала тихонько, чтобы не разбудить мальца, и, взяв палочку, так же тихо вышла. В соседней спальне постель была смята и ощутимо пахло перегаром. Внизу, на кухонном столе, стояла грязная посуда и валялись бутылки из-под пива.       — Батенька, никак, откушать изволили! То есть ты не только алкаш, но ещё и свинья! Шикарное приобретение для семьи, шикарное. Для полного счастья не хватало только, чтобы это создание было безработным. Не, ну а чего, продавленный диван уже имеется, телик тоже… — мысли вслух помогали не двинуться умом.       Палочкой убрала грязь, отнесла тарелки в шкаф, заклинание левитации на посуде решила не пробовать: её тут и так было мало. Вышла на крыльцо, хотелось срочно вдохнуть свежего воздуха и покурить. Но это тело пока не было отравлено никотином, и воздух тут оказался далеко не свежим, но, по сравнению с амбре в доме, казался амброзией. На крыльце стояла бутылка с молоком. Ага, уже что-то, где-то я слышала о подобном. Стараясь ничему не удивляться, подхватила молоко и отправилась варить кашу.       Насколько проще было бы послать всё к чертям, если бы не было малого. Называть его сыном я пока не могла. Чувства нежности и материнской привязанности он у меня не вызывал. Не я его носила, не я рожала. Жалко, да: худой, несчастный, родители — уроды, судьба не самая хорошая. Может, ему в детдоме лучше было бы. Но это тело было матерью мальца, видимо, за всё надо платить, и к новой жизни прилагается такой вот прицепчик. Каша варилась, я продолжала вспоминать своих детей и то паскудное время, когда приходилось разрываться между малыми, работой на рынке и учёбой, а второй муж вечно в командировках пропадал и деньги слал нерегулярно. Курсы риелторов отнимали кучу времени, нужно было параллельно по городу носиться, выискивать свободные помещения, создавая собственную базу. Сколько раз приходилось таскать малого с собой, пока старшая в саду…        Кто вообще придумал, что молодость — самое лучшее время? У Элки оно, то, самое лучшее, наступило после сорокета, когда она в третий раз развелась, уже её собственные помещения успешно были сданы под огромный продуктовый и приносили стабильный доход.       Наконец и она съездила на моря, морепродуктов пожрала, увидела фонтан в Риме. Любовника себе итальянского завела на надцать лет младше, горячего и смазливого. Зубы сделала, в конце концов. И тут на тебе, уснула, проснулась в теле этой клуши!       С грустью окинула неказистое жильё взглядом и поняла для себя предельно чётко: надо валить. Осталось понять, куда и как. Развод — дело наживное, через суд и удалённо разведут. Совместно нажитого тут кот наплакал, да и не знает она английских законов. Однажды ей уже пришлось уходить с ребёнком в новую жизнь, где её не ждало ничего хорошего. Но тогда история была совсем другой. Она была молода, горяча и вспыльчива. Муж казался скучным и невнимательным. Хотелось романтики, цветов, красивых платьев, а что у неё было? Тюльпаны на восьмое марта и бесконечные кашки, стирки, прогулки на детской площадке? Любовь разбилась о быт. Тогда казалось, что стоит уйти, и жизнь повернётся солнечной стороной.       Но, как оказалось, нифига ни разу. Почти год пришлось кантоваться в съёмной комнате, пока благоверный разменивал совместно полученную от государства квартиру. Торговать сигаретами и кофе на остановке у автостанции. Потом жить в общаге: на квартиру размена не хватило, но зато эта комната была своей. Метаться между садом и работой, периодически десантируя сопливую мелкую на голову маме и бывшему мужу.        Потом встретила второго. Тот был красив, романтичен, работал строителем в далекой и волшебной Чехии. Вахты длились от трёх месяцев до полугода. Жили хорошо и дружно, добавили в семью второго мелкого, переквалифицировалась, и жизнь наладилась. Когда командировки закончились, он основал свою стройфирму, денег скопил достаточно, но вдруг оказалось, что люди мы совсем чужие. Да и вообще, мы его сильно напрягали. Он привык полагаться на себя, отдыхать в одиночестве. Одно дело — проводить с семьёй по две-три недели между командировками, другое — постоянно жить. Развелись мирно. Продолжали общаться вплоть до моего перемещения в этот альтернативный мир.       Теперь мне, видимо, снова предстояло уходить в никуда. А для этого нужна подготовка. Надо раздобыть наличности, чуть приодеться, подыскать, куда драпать, и понять, как с наибольшей пользой использовать старые и новые навыки.       Проснулся мелкий, скатился колобком с лестницы. Взъерошенный, в растянутой майке, босой. Так дело не пойдёт. Надо откормить и приодеть. И подстричь этот кошмар. Нечего приличному мальчику таким косматым быть. Метнулся ко мне, обнял.       — Мама!       Приобняла чудика. Несчастное создание, обезьянка маленькая. Ручки тоненькие, а крепкие. Поцеловала в макушку. Детям нужно, чтобы их обнимали и чтобы о них заботились. Тогда из них вырастают самодостаточные взрослые. Насколько помню, от недостатка любви тот Северус всю жизнь страдал какой-то ненормальной больной привязанностью к первой девчонке, которая искренне хотела с ним дружить. А это херня, не любовь, а психологическая ущербность. Погладила мальчика по волосам, приобняла ещё раз.       — Северус, давай кашку кушать. А потом будем тебя стричь, одевать и искать, где же у мамы зелья хранятся!       Северус спрыгнул с моих колен и устроился на табуретке, готовый уплетать молочную кашу.       Потом мы долго искали ножницы, приводили в порядок его голову, чтобы выглядела более-менее прилично. Пытались довести до ума одежду мальчика, с рубашек которого я вручную спорола оборки и пришила нашедшуюся в одном из ящиков простую голубую тесьму. Вышло очень аккуратно и нарядно. Пойдёт, а там я чего поприличнее в секонде найду. Денег у нас хоть и мало, но это не повод обноски носить.       Нашли зельеварню Эйлин в подвале, там действительно был запас зелий. Я выпила пару капель Костероста в соответствии с инструкцией, найденной в одном из конспектов. Также в ход пошло чуть Кроветворного и Укрепляющего. Северусу тоже дала Укрепляющего. Ему не помешает. И витаминов бы. Заначка у волшебницы тоже имелась, но в монетах. Десять золотых, двадцать серебряных и тридцать две бронзовые монеты. Я всё сложила в мешочек и собрала в одну кучу с книгами и конспектами. Это нужно забрать. Котёл и весы тоже. Такое и продать можно, и пользоваться, если научусь.       Шмоток было решено взять минимум, только на первое время. Перепотрошив все книги, стопки с постельным, подняв все матрасы и пересыпав крупы, я обнаружила ещё две заначки. Вместе с найденной вчера, в общей сложности получилось около сотни фунтов. Насколько это много, пойму, как схожу на разведку. Покормила и уложила мелкого. Нацепила самое нейтральное из жутких платьев своей предшественницы. Заплела косу. Рожа в зеркале была такой же вытянутой и мрачной, но уже без фонаря.       «Да уж, не принцесса», — подумала я и тут же поржала с собственного каламбура, вспомнив девичью фамилию этого тела.       Вышла на улицу, прошвырнулась по продуктовым магазинчикам, прицениваясь, купила несколько газет и заглянув в секонд, приобрела мальцу и себе пару пар штанов и несколько футболок. Удалось урвать ветровку канареечно-жёлтого цвета мелкому на вырост.       В швейном взяла пару нашлёпок с самолётами и танками: пришью к куртке, будет пацанская. Как показала вылазка, сотня фунтов — это не то чтобы много, но прилично. Очень прилично. Видимо, муженёк на что-то серьезное собирал, может, машину хотел купить. Ну, уже не купит. Оплатит любимой женщине моральный ущерб.       Время до вечера провела продуктивно. Склепав на ужин рагу и котлеты, просмотрела все газеты с объявлениями о сдаче комнат, квартир и домов. Присмотрела пару подешевле, обзвонила. В пригороде Лондона готовы были сдать полдома одинокой женщине с ребенком за двадцать шесть фунтов в месяц.       Договорилась, что приедем с сыном завтра. Играли с малым в поход, собирали манатки. Мелкий строил палатку из простыней и стульев, я изучала заклятия облегчения веса и заклятие уменьшения. С помощью упорства и какой-то матери у меня, наконец, вышло, и я упихала в потрёпанный саквояж, найденный на чердаке, наше шмотьё, книги, тетради, зельеварческий инвентарь, пару комплектов постельного и на всякий случай сковороду с кастрюлей. Документы и деньги положила в наплечную сумочку. Долго над ней колдовала, пытаясь сотворить нечто вроде отвода глаз. Ещё не хватало, чтобы украли. Вышло или нет, вокзал покажет.       Под вечер вышли на прогулку уже с мелким, купили билеты на поезд.       Накормила Северуса ужином, уложила, поцеловала в лоб и наложила Сомнус. Мне нужно было, чтобы малец крепко спал. Тем же Сомнусом встретила муженька.       Спряталась за поворотом в гостиную, как только тот вошёл, сразу колданула, он уснул и рухнул на ковёр. Поднимать не стала, мстительно от всей души пнула по рёбрам. Паскуда! Перевернула, связала руки и ноги. Пускай валяется, проснётся — услышу. Отправилась спать. Завтра трудный день.