***
…Был жаркий летний день. Пятилетний Артур сидел в тени старого раскидистого береста и сосредоточенно собирал головоломку, как вдруг из гнезда выпал птенец, шмякнувшись о траву своим неповоротливым, наполовину оперенным тельцем. Мальчик поднял его и хотел позвать отца, чтобы тот взял стремянку и вернул птичку на место, к родителям и собратьям, но передумал и что было силы сжал руку. Это было так страшно и приятно одновременно — чувствовать, как ломается тонкая шейка, как несколько секунд птенец дергается, а потом обмякает навсегда. Чтобы вновь испытать пугающие, не сравнимые ни с чем ощущения и доказать свое превосходство над слабыми, мальчик начал разорять птичьи гнезда, потом — топить новорожденных котят и щенков. Все эти события происходили в деревне у бабушки, где подобного добра было полным полно, что соседи даже поощряли бесстрашного, по их мнению, мальчика мелкой денежкой. В городе об этой тайне Артура никто не догадывался, да и сам он давно подобным не промышлял. Но отголоски давно минувших дней все же давали о себе знать: Артур, как и раньше, любил смотреть на мучения других и поэтому сейчас так торопился туда, где мог утолить свой нездоровый интерес.***
Костя возвращался домой привычным маршрутом. Настроение в целом было неплохим. Всегда радуешься, когда дело, которым занимаешься, нравится людям. Внимательные, заинтересованные глаза зрительниц врать не могли. А Косте в ответ хотелось сделать для своих приятельниц что-то хорошее, ведь девочки всегда были добры к нему и даже дружков Артура иногда одёргивали. В отсутствии самого Артура, конечно. Но у Кости часто так бывало — чем лучше настроение, тем быстрее ему его портили. Юноша даже опомниться не успел, как его обступили одноклассники (несложно догадаться, что это были Саша, Андрей и Сергей), и выбраться из этого треугольника не было шансов. Силы слишком неравные, сопротивляться — себе дороже. Поскольку ничего хорошего эта встреча не сулила в любом случае, Костя решил не защищаться, трезво рассудив, что от этого будет только хуже. Он мысленно подготовился к тому, что мальчики его побьют. Ну и пусть. Боль не так страшна. Синяк сойдет, ссадина затянется и следа не останется. Упреки и издевки Артура намного ужаснее. Одним только словом можно так сильно ранить, так исполосовать, что сердце навсегда покроется глубокими шрамами. Артур оставлял их непринужденно, с очаровательной улыбкой, от которой у Кости дрожали колени, а внутри всё переворачивалось. Костя терпел унижения с детства, ведь они с Артуром были соседями и проживали на одной лестничной клетке киевской многоэтажки. Знакомы мальчики были с детского сада. Умный, развитый не по годам Артур и там обижал застенчивого и менее сильного Костю: то песком на прогулке обсыпет, то плюнет незаметно в тарелку, то поделки испортит. Родителям, а тем более воспитателям, Костя жаловаться стеснялся, только по утрам ревел взахлеб, не желая идти в сад. За свои истерики он часто отгребал по заднице от уставшей и задерганной матери, потом заходил в группу красный и заплаканный и с грустью думал: «Даже мама меня ненавидит. Что уж говорить об Артуре…» Целый день Костя старался быть тише воды ниже травы и держался от своего обидчика как можно дальше — авось не заметит. Но тот словно охотился на Бочарова, как кот на мышь: ломал игрушки, зажимал в углу, не упуская возможности шепнуть в ухо какую-нибудь колкость. Хоть как Костю душили слёзы, но он терпел. Уединялся, успокаивался и дальше молчал. В школе проблема только усугубилась. Артур заматерел, и его издевательства стали серьезнее, обиднее и изощреннее. Теперь Костю еще и били. За то, что нравился девочкам простотой и добрым нравом, за то, что хорошо учился и имел музыкальный талант. Юноша и сам не понимал, как выдержал десять лет таких жестких условий. Обладающий твердым характером Артур быстро обзавелся мальчиками на побегушках. Они готовы были исполнять любой каприз своего лидера, который при любых обстоятельствах оставался белым и пушистым с незапятнанной репутацией. Не заметив среди нападающих их вожака, Костя шумно выдохнул. То ли облегченно, то ли обреченно. Он и так знал, что последует дальше. За много лет он выучил алгоритм действий одноклассников — Саша или Андрей схватят за шкирку, Сергей ударит под дых, а если заметит сопротивление, то ослепит ударом в нос, чтобы в голове зажглись звезды. От тупой боли в боку Костя сложился пополам, но не проронил ни звука. Не успев прийти в себя, он почувствовал, как Андрей взял его за подбородок, заставляя смотреть прямо. Бочаров поднял на своих обидчиков затравленный взгляд и увидел перед собой Артура. Близко-близко, прям нос к носу. Костю накрыло ледяной волной ужаса, а сердце ушло в пятки. — До чего же ты жалок, — выдохнул ему в лицо директорский сын, — даже сдачи дать не можешь. Трус и тряпка. И музыка твоя никому не нужна. Кто станет слушать такого бездаря, как ты? Тебе не место ни в нашем классе, ни в нашей школе. В глазах Кости читался немой вопрос: почему? За что? Что плохого я вам всем сделал? Артур словно прочитал его мысли: — Потому что ты гнида, мешающая мне жить. Таких, как ты, давить нужно. Саша ни с того ни с сего влепил Бочарову звонкую пощечину, так что на белой Костиной коже сразу проявился красный след от пятерни. — Тищенко, ну кто же так бьет? — остановил его Артур, — так не прикольно и следы на лице могут остаться, а это ни к чему, знаешь ли. Бить нужно в солнечное сплетение. Серега, покажи, как это делается. — Нет, пацаны, это уже слишком, — возразил Андрей, поймав за капюшон падающего головой на асфальт Костю, — вы же его убьете и сядете в тюрьму. Только благодаря Андрею Костя не упал, но, получив несильный тычок в спину, не удержался на ногах и распластался во весь рост, ударившись об асфальт лицом. — Что же вы творите, сволочи? — словно ниоткуда появился Никита Алексеев. Он помог Косте подняться, а потом, воспользовавшись всеобщим замешательством, что было силы толкнул Сашу, а Андрея так огрел по носу, что кровь хлынула ручьем. — Уходи, Костя, уходи скорее, — крикнул Никита. Ему пришлось дольше остальных повозиться с Сергеем, который хоть и был очень крепким, но лишившись поддержки друзей, скоро выдохся. Однако губу Никите разбить успел.***
Бледный как мел Костя сидел на лавочке в парке. Людей почти не было, ведь день был пасмурный и унылый. Влажной салфеткой юноша вытирал расшибленный лоб. Хоть как Костя храбрился и внушал себе, что боли почти не чувствует и она для него ничто, раненое место жгло огнем, а диафрагму сводило судорогой, и дышать получалось через раз. Никита сбегал в ближайшую аптеку, купил перекись водорода и пластырь и, присев рядом, потянулся к лицу Кости, чтобы обработать рану, но в ответ на этот жест Бочаров ловко увернулся. — Дай мне, я сам, — буркнул он, — не маленький. — Да пожалуйста, — бросил в ответ Алексеев, — занесешь в рану грязь и заболеешь. Костя нехотя отдал Никите пропитанную перекисью водорода салфетку. — Ай, щиплет, — зашипел от боли Костя, впившись ногтями в ладони. — Потерпи немного, — ласково сказал Никита, умело орудуя салфеткой, — сейчас я подую и всё пройдет. И коснулся губами сначала Костиного виска, потом, более уверенно, прошёлся по коже над бровью, совсем рядом с раной. Алексеев радостно заметил, что Костя не отталкивает его, а сильнее прижимается и подается лицом навстречу в ожидании большего. Рука Никиты рефлекторно легла на его плечо, а потом скользнула вниз по талии. Костя взглянул на собеседника, и в его глазах не было ни страха, ни злости, лишь удивление и благодарность с капелькой нежности: — А если бы я тебе в морду дал, за то, что руки распускаешь? — Не дал бы. Я вижу это в твоих глазах, — ответил Никита, притянув Костю ближе. — Правильно видишь, — слабо улыбнулся Бочаров, — Андрюхе ты зря врезал. Он из этой компашки самый безобидный, да и к тому же болеет. Не бей его больше, ладно? Прежде всего нужно устранить Артура, тогда и остальные растеряются без своего лидера. — Да я его и не заметил, если честно, — виновато поднял брови Алексеев. — Вот сученыш, — презрительно хмыкнул Костя, — первым сбрился с места преступления. А ты почему здесь оказался? Время не раннее. — С репетитором по английскому занимался. Костя внимательно оглядел смуглое лицо Никиты, засмотрелся в его красивые и глубокие темные глаза, повел взгляд ниже: — Э, да ты тоже ранен. Позволь мне обработать. Когда их губы встретились, мир, казалось, перестал существовать для обоих. И лишь когда Костя почувствовал во рту металлический привкус чужой крови, отстранился первым: — Прости. Из-за меня тебе влетело. Тебе больно? — Нисколечки не больно, — горячо прошептал Никита, чувствуя, как к лицу приливает жар и расползается дальше по телу, — ты такой… — Какой же? — Не знаю… Слишком добрый, что ли… я больше не позволю им тебя обижать. — Спасибо тебе… Ты ведь спас мне жизнь, — Костя крепче обнял Никиту и закрыл глаза, с замиранием сердца ожидая нового поцелуя.