***
На городские олимпиады по истории Костя Бочаров ездил с девятого класса. Предмет давался ему легко, проблем с запоминанием дат не было, а события разных стран и эпох увлекали его, и он с удовольствием анализировал их. Юноша терпеливо и старательно готовился, не забывая при этом ни о музыке, ни об остальных предметах. Таким образом, Костя убил двух зайцев: и предмет подтянул, и пропуск на областное первенство завоевал. А вот в следующем году не всё прошло так гладко, и Бочаров стал лишь вторым, поэтому несказанно расстроился. Он толком даже не помнил ученика, с которым сидел на олимпиаде за одной партой, не знал ни его имени, ни какое место он занял. В память врезалось лишь то, как потом вдвоем пошли они во двор какого-то захолустного жилого дома, расположились на полуразрушенной скамейке, и как этот незнакомый черноволосый парень его успокаивал. А Костя был настолько подавлен, что даже не спросил, как его зовут, а запомнить визуально даже не попытался, отметив лишь, что тот был спортивного телосложения, кареглазый и очень привлекательный. Незнакомец обнимал Костю за плечи нежно и мягко, ласково разговаривал с ним, но легче от этого не становилось. Проклятая победа не далась в руки… В любой момент из глаз юноши могли брызнуть слёзы, ведь он всех подвёл — учительницу, честь школы, самого себя. Не вникая в смысл слов визави, Бочаров слушал его ровную, убаюкивающую интонацию. Он даже не задумывался, с чего бы постороннему человеку утешать его, но уходить почему-то не хотелось, как и высвободить руку из чужой теплой ладони.***
Так вот, оказывается, кто это был… Косте стало стыдно за то, что не признал в новичке своего прошлогоднего собеседника, который не дал ему раскиснуть и превратить неудачу на олимпиаде в трагедию мирового масштаба. — Поверить не могу, что это был ты… — Костя почувствовал, как его сердце сначала пропустило удар, а потом заколотилось с удвоенной частотой. Теперь ясно, почему его сразу потянуло к Никите. С первой минуты, как только Алексеев присел рядом с ним сегодня утром, юноша почуял знакомую энергетику, ауру, с которой уже сталкивался раньше. То, что между ними происходило сейчас, всего лишь химия. Экстремальная ситуация спровоцировала всплеск гормонов и взаимное влечение. Всё это было так ново, необычно и волнующе. Но Косте не хотелось объяснять происходящее лишь посредством науки, ведь это банально и неинтересно. «Судьба зря сводить людей не будет. Случайности не случайны», — радостно подумал он и мечтательно прикрыл глаза.***
Никита провел Костю до самого подъезда, а потом и на нужный этаж поднялся вместе с ним. — Ты чего дрожишь? — прощаясь, Алексеев еще раз обнял Костю и, оказалось, что того трясло мелкой дрожью. Костя указал на массивную железную дверь, украшенную позолоченными узорами. — Здесь живет Артур, — запинаясь, произнес он, а потом с отчаянием, граничащим с истерикой, добавил — вот повезло мне, а? Ни в школе, ни дома мне нет покоя от него. Он ведь может припереться к нам в любой момент, когда ему вздумается, под видом якобы вместе учить уроки. А хуже всего знаешь что? Что моя мама в нем души не чает и ставит мне его в пример. А знал бы ты, какие он мне гадости говорит, в моей же квартире, в моей комнате… И всё это с улыбкой, невинно хлопая ресницами. Вместо помощи он обзывает и оскорбляет меня, ему это словно доставляет удовольствие. Он прямо расцветает и меняется в лице. А мне никто не верит. Даже моя мама на его стороне, ведь он сын директора, с которым нужно быть в хороших отношениях. Костя осекся и замолчал. На последней фразе его голос, исполненный боли, предательски дрогнул, а побелевшие пальцы сомкнулись за спиной Никиты. Хотелось прижаться к нему так сильно, насколько это возможно, и посвятить его во все свои тайны, которые даже родителям не расскажешь. Глаза туманились от подступивших слёз, справляться с эмоциями становилось всё сложнее. Страх быть застуканными соседями и излишняя сентиментальность давили непосильным грузом. Костя всей душой ненавидел эти свои чувства. — Не такой уж и всесильный этот Артур, чтобы его бояться. Он чувствует свою безнаказанность и поэтому творит, что ему хочется. Но отец у него вроде бы адекватный, — заметил Никита, вспомнив сегодняшний урок физики. — В школе он адекватный, а вот дома под каблуком у жены. Там баба на всю голову отбитая, как и её сынок. Когда-то Артур что-то натворил, и отец на него замахнулся, хотел ударить, так она заявила: «Тронешь ребенка хоть пальцем — утром не проснешься», — Косте было неловко говорить гадости о людях, да еще у них под дверью, и он испуганно озирался по сторонам, — ей-богу, не вру. Она моей маме потом хвасталась. — Будет нелегко, но мы справимся, — Никита провел рукой по гладкой Костиной щеке, губами прижался к изгибу шеи, там, где под тонкой светлой кожей просвечивала пульсирующая вена. Запрокинув голову назад, Костя расслабился и сдался, признав, что прикосновения Алексеева действуют на него успокаивающе.***
— Мам, как дела? — Костя вошел в рабочий кабинет матери и остановился возле письменного стола, стараясь обратить на себя внимание. Он не любил надоедать родителям, ведь те устают на работе, и считал, что доставать их своими проблемами точно не стоит. Мать работала в районной бухгалтерии в отделе питания, курируя несколько сотен материально ответственных лиц, кладовщиков, завхозов, заведующих производством. Сын понимал, насколько это кропотливый труд. Ему было жаль маму, которая, обложившись накладными и пялясь в монитор компьютера, до глубокой ночи выискивала ошибку в отчете. Да и отцу не легче, он дальнобойщик и почти всегда в разъездах, дома появляется лишь по праздникам. Но сегодня Косте, как никогда, хотелось излить душу и поделиться сокровенным с родными людьми. Юноша уже открыл рот, чтобы рассказать матери о Никите, но, уловив усталый взгляд ее покрасневших от недосыпания глаз, усомнился, стоит ли… — Что это такое, Константин? — указав кивком головы на лицо сына, настороженно спросила мать. — Упал… — кратко буркнул он, пощупав пластырь на лбу. — Уже в который раз… Осторожнее будь, милый, — вздохнула женщина, и, прищурившись, снова уставилась в монитор. Решив, что разговор с матерью можно считать оконченным, юноша отправился к отцу. Развалившись на диване, глава семейства вполглаза смотрел футбол, время от времени похрапывая под монотонное бормотание комментатора. Костя примостился на краешке дивана, затаив дыхание. Он всегда радовался, когда отец был дома. Может, хоть с ним разговор выйдет? — Пап, с тобой можно поговорить? — Костя сейчас и правда нуждался в разговоре по-мужски, искреннее надеясь, что отец выслушает его и даст дельный совет. — Давай позже? — пробормотал мужчина, грузно переворачиваясь с боку на бок и делая громче звук. — У меня сегодня «Динамо» с «Барселоной» играет. Садись со мной смотреть. — Спасибо, пап, — Костя сник с лица и беспомощно, часто-часто заморгал, отведя глаза в сторону. Горло перехватило спазмом, и юноша с трудом перевел дыхание. Ну что же, когда никто не желает выслушать, а поделиться переживаниями хочется, сойдёт даже кот. Дома имелся пушистый толстяк персидской породы, но он интересовался лишь содержимым миски. Ещё любил скидывать на пол фарфоровые безделушки, радуясь, если они разбивались вдребезги, разматывать клубки вязальной шерсти и беситься. Он, конечно, иногда забирался Косте на колени и довольно урчал, засыпая, но как-то не приходило в голову рассказать ему о навалившихся бедах и внезапных радостях. А было бы неплохо, ведь иного выхода, похоже, нет.***
Никита выучил уроки, посидел немного в соцсетях, послушал музыку, затем посмотрел несколько серий любимого сериала. С прихожей послышались тихие шаги и возня. Это мама собиралась на ночное дежурство в больницу. Никита поставил фильм на паузу и выглянул в коридор. — Ужин в холодильнике, — довольно протянула мать, смотрясь в зеркало и подкручивая длинные нарощенные ресницы, — если что — звони. Буду завтра вечером. После смены хочу зайти к Павлику. Никита закатил глаза к потолку и шумно выдохнул. Снова очередной ухажер. Их уже было столько, что можно сбиться со счета. Ладно, пусть Павлик, пусть хоть кто угодно, лишь бы мама была счастлива, довольна и наконец-то сменила статус разведёнки на статус замужней дамы. Отец ушел из их семьи, когда Никите не было и двух лет. Он уехал в Испанию и женился во второй раз, но сына не бросил и поддерживал материально, а на летние каникулы часто забирал к себе. Мать Никиты, моложавая и эффектная женщина, которой под силу закадрить любого мужика, меняла поклонников, как перчатки, не оставляя надежды найти для мальчика нового папу. Алексеев привык, что в их квартире постоянно околачивались какие-то мужчины, он путал их имена, не успевал привыкнуть к одному, как появлялся другой. Никита не ревновал мать и даже пытался подружиться с её кавалерами. Они учили мальчика кто чему: пацанским понятиям, бойцовским приемам, игре в шахматы, разводить сигнальные костры, бренчать на гитаре и еще многим полезным штучкам. Но как появлялись, так и исчезали. Главное, что не обижали и с дому ничего не тащили. Мать ставила перед будущим избранником слишком высокие требования, поэтому не мудрено, что ни одному из них не удалось завоевать ее сердце. «Хватит с меня одного козла», — оправдывалась она. — Я прогуляюсь перед сном, можно? — спросил Никита, немигающим взглядом наблюдая за тем, как мать обувается. — Можно, если недолго, — женщина пригладила ладонью крашенные черные волосы и послала себе в зеркало воздушный поцелуй. Так она делала всегда, перед тем, как выйти из квартиры. Юноша вздохнул и пожал плечами. Всё прогнозируемо, другого ответа он и не ожидал услышать. Иногда ему казалось, что даже если бы он попросился улететь на Марс с концами, возражений не последовало бы. Безотказность матери ему нравилась и не нравилась одновременно. Именно эта ее черта сделала Никиту самостоятельным и ответственным. Мать его, безусловно, любила, но была больше сосредоточена на собственной личной жизни, чем на воспитании сына. Она давала Никите свободу выбора, не ограничивала, мало что запрещала. А ему, мальчику не вредному и не проблемному, не хотелось, в отличии от сверстников, ни нарушать запреты, ни бунтовать. Так он и рос сам по себе, ошибался, спотыкался и падал, поднимался, делал выводы и всегда полагался только на себя.***
Страх перед школой никуда не делся, и Костя никак не мог прогнать это холодное и липкое ощущение, заставляющее голову неприятно кружиться, а ноги слабеть. Он то и дело прокручивал в уме события вчерашнего дня и все больше сомневался. Может, это все очередная подстава Артура, и он с Никитой заодно? Бочаров никогда не спешил в школу, а сейчас так вообще еле плелся на ватных ногах, рискуя припоздниться на первый урок. Благо, по расписанию история, опоздать на нее не так страшно: учительница Костю любила и прощала ему мелкие оплошности. Увидев, что Никита сидит за его партой, у Кости отлегло от сердца, а то он и впрямь подумал, что Алексеев примкнет к компании Артура. Бочаров обменялся с Никитой рукопожатием и присел рядом. Странное дело, но Артур не обращал на них никакого внимания. За много лет школьной жизни никто не помнил, чтобы Артур кричал на кого-то или хотя бы слегка повышал голос, но когда он говорил - вкрадчиво, приторно и певуче — умолкали все. Только он умел крыть матами и последними ругательствами с безмятежным лицом. Сейчас он не пойми за что насел на Андрея, заручившись поддержкой остальных друзей, которым дай лишь повод и жертву — мигом заклюют. Для Кости оставалось тайной, какими это качествами нужно обладать, чтобы так умело пудрить мозги товарищам, что они готовы на все, лишь бы получить благосклонность сына директора. Взять, к примеру Сережу, которого связывали с Андреем слишком близкие для друзей отношения. Но тем не менее, он собственноручно выбросил вещи своего парня на галерку, а на самого Андрея смотрел, как на ничтожество. Ради Артура Сергей готов был без зазрения совести обидеть человека, который его любил. Лишь потому, что Артур сильнее морально и может наказать за непокорность, а Андрей стерпит. — Вякнешь что-то против меня, и я тебе сделаю… что-то настолько плохое, что ты даже не представляешь. Определись, с нами ты или против нас. У тебя времени на размышления до конца дня, — Артур никогда не держал дистанцию и говорил буквально в лицо, полагая, что это отличный метод устрашения. Все шло по плану. Втянув голову в плечи, Андрей сник и потерялся. Не столько от монолога Артура, сколько от другого. Когда предает человек, с которым давно вместе, становится так гадко, что хочется себя ущипнуть и убедиться, что это всего лишь дурной сон. Но сколько себя не щипай, а жестокая реальность никуда не денется. От того, что его не трогают, Костя испытал удовлетворение, от которого ему стало не по себе. В голове искрой полыхнула догадка и повлекла за собой едва ли не физическую боль. Ведь это же из-за него… ведь это его вчера Андрей, пусть косвенно, защитил, сказав Артуру слово поперек. И Косте захотелось поддержать и утешить его. — Ты это… извини. Это из-за вчерашнего на тебя так? — Бочаров робко тронул одноклассника за плечо, — не расстраивайся. Помиритесь. — Уйди, — процедил сквозь зубы Андрей, буквально прожигая Костю разъяренным взглядом, — если бы я знал, что все так обернется, я бы собственноручно придушил тебя вчера за гаражами. Костя отошел в сторону, чтобы не нарываться. Он понимал, насколько слабым может быть человек в своей любви. Хотя как можно любить такого, как Сережа — угрюмого, неразговорчивого, признающего лишь силу? Этакая машина для драк. Прозвенел звонок. Учительнице истории, Татьяне Ивановне, высокой, рыжеволосой и кудрявой девушке, не было и тридцати лет. Учитывая небольшую разницу в возрасте, школьники не боялись её, а уважали и ценили. Но не все, конечно. Косте хотелось готовиться к ее предмету, её похвала для юноши дорогого стоила. Он даже руки не поднимал, и так зная, что Татьяна Ивановна его спросит. Но уже в конце урока, когда выставит двойки всем неподготовленным. За это Косте тоже часто перепадало — Артур дразнил его учительским любимчиком и подлизой, а его друзья били. — Костя, ты же к городской олимпиаде готовишься? — вспомнила Татьяна Ивановна, — не забывай, что она через месяц. — Ну конечно, — презрительно бросил Артур, методично раскачиваясь на стульчике, — худший ученик — и на олимпиаду… — а потом, намного тише добавил, — всё логично — худший ученик и худший учитель. Татьяна Ивановна не растерялась. С цинизмом сына директора она сталкивалась не раз и не два. — Я знаю, Артур, что ты у нас мальчик умный, и поэтому я всегда высоко оценивала твои знания. Но почему до тебя не доходит, что от твоих слов людям может быть обидно? — Это не я сказал, — состроил удивленно-наивное лицо Артур и ткнул локтем в бок соседа по парте, — это Тищенко. — В общем, так, — учительница постучала указкой по столу, — на перемене зайдете ко мне в учительскую. И впредь на моем уроке открывайте рот лишь для того, чтобы отвечать по существу. — Yes, мiss, — спаясничал Артур, а потом на какое-то время притих, залипнув в телефон. По классу прокатился низкий утробный гул. Всем присутствующим было понятно, чем все закончится. Саша снова возьмет всю вину на себя, ценой очередной двойки или докладной, а Артур выйдет сухим из воды. Не годится портить репутацию отличника и золотого медалиста. Костя знал материал урока назубок. Осознание того, что его вызовут еще нескоро, успокаивала, тем более, что Татьяна Ивановна как раз спросила Алину, которая, помимо домашки, могла поговорить и на отвлеченные темы: о своей кошке, о репетиторе по экономике, даже о друзьях-байкерах. Внезапно Костю отвлек вибрирующий в кармане телефон. Сообщение в Вайбере было от Артура. «Опять очередной бред и угрозы, наверное. Чего еще от него ожидать?» — Бочарову не хотелось открывать это послание, чтобы лишний раз не расстраиваться, но любопытство взяло верх. Ожидаемо, что ничего хорошего там не было: «Если ты еще раз попытаешься поссорить меня с друзьями, я оторву тебе ноги и закопаю живьем. Без тебя этот мир станет лучше и чище. А чтобы у тебя не возникло сомнения, что я с тобой сделаю, прилагаю фото» «Твою ж мать!» — едва не вскрикнул Костя и чуть не подскочил, увидев скачанные с Интернета картинки, на которых были изображены сцены убийств, обезображенные трупы и прочая расчлененка. Чтобы сдержать омерзительную тошноту, юноша несколько раз сглотнул и принялся глубоко дышать. — Что с тобой? Ты в порядке? — Никита коснулся ладонью Костиного колена и попытался заглянуть в телефон, — дай посмотреть, что там. — Отстань. Не лезь ко мне, — раздраженно сбросив руку Алексеева, Костя отвернулся и тут же наткнулся на нахальную ухмылку Артура, от которой бросило в жар и еще больше поплохело. Бочаров опустил глаза, ругая себя за излишнюю ранимость. А еще за то, что Никите нагрубил. Но Алексеев вел себя как ни в чем ни бывало, не сердился, а глядел на Костю ласково, словно и не было той неосторожно брошенной фразы. А у того под этим нежным взглядом сладко млело в груди. Ведь у них с Никитой уже было то, что взволновало обоих до чрезвычайности. Пусть мало, пусть несерьезно, всего несколько поцелуев, но все же было. Костя был уверен на все сто, что вчера между ними пробежала первая искра влюбленности и отчаянно желал, чтобы из этой искры возгорелось пламя.