Мой друг - моя любовь

Поздно возвращаться со школы Артур привык. С раннего детства он приходил на работу к отцу, задерживаясь там чуть ли не до ночи, а иногда и в выходные бывал. За много лет эти стены стали для Артура вторым домом. В детстве он любил выполнять мелкие поручения, среди которых святой обязанностью выделялся полив цветов, к которым Артур до сих пор питал слабость. В старших классах, после уроков, он репетировал, упражняясь в игре на аккордеоне. Хотя не столько репетировал, сколько отвлекался, поэтому не удивительно, что играть получалось топорно и непрофессионально. Вернувшись домой затемно, отец и сын обнаружили записку: «Ушла к Вале пить чай. Ваша мама Лиля». Мать так делала всегда, предпочитая послания звонкам, чтобы не выслушивать возражений мужа. В гостях она могла находиться долго и если бы соседке не нужно было рано вставать на работу, то осталась бы и на посиделки за полночь. — Ну что, дорогой мой сынок, — железным голосом и с недобрым огнем в глазах произнес Александр Юрьевич, — хватит с тобой возиться. Пришло время поучить тебя уму-разуму. Артур даже не успел вымыть руки, благо, хоть снял верхнюю одежду и обувь. Юноша не раз видел в руках отца ремень, за который тот хватался всякий раз, когда, по его мнению, сын перегибал палку. Артуру всё сходило с рук: мать защищала его или у отца вдруг просыпалась жалость и он опускал ремень в миллиметре от спины сына. Но сейчас юноша понимал, что его никто не спасет. Матери нет дома, а отец настроен более чем решительно. При всей своей напускной дерзости и смелости, физической боли Артур боялся. За всю жизнь его никто и пальцем не смел тронуть, даже в обычных мальчишеских драках он не участвовал, выступая лишь заводилой и прикрываясь друзьями. — Пап, пап, послушай… — взгляд юноши растерянно заметался по квартире. Артур с трудом соображал, что ему делать. Выбор небольшой. Или оставаться на месте и с холодным равнодушием ждать наказания, или ретироваться. Он понимал, что далеко убежать ему не удастся, а вот оттянуть момент, когда ремень попляшет по его спине, можно попробовать. В голову не пришло ничего умнее, как прошмыгнуть на кухню, — уйми свой пыл. Я не виноват. Это всё Саша. Он сам этого хотел. Есть люди, которые кайфуют от боли… — Заткнись, щенок! — взревел директор и хлопнул ремнем по кухонному столу так, что стоящая на нем ваза с цветами мелко задребезжала, — я не хочу этого слышать. Не хочу знать ваших с Тищенко интимных подробностей! Ты у меня сейчас на своей шкуре прочувствуешь, каково было ему. Артур ощущал себя загнанным в ловушку зверьком. Долго сдерживать натиск отца и бегать от него вокруг стола не представлялось возможным, зубы заговаривать тоже не вариант — отец в бешенстве никогда никого не слышал. — Если ты меня побьешь — я позвоню на городской телефон доверия. Детям сейчас все двери открыты, — сдавленно крикнул Артур, чувствуя, как от захлестнувшей паники к его лицу приливает кровь, и он продолжает перебегать с места на место, как горный козел. Ему удалось юркнуть в прихожую, а оттуда — в гостиную. Он уступал отцу в силе, но в хитрости и ловкости явно превосходил. — Звони-звони, — отмахнулся Александр Юрьевич, позвякивая металлической бляхой от ремня, — сам же себя и накажешь. Поживешь до восемнадцати лет в интернате без гаджетов, может хоть тогда дурь из тебя выйдет. Хоть чем мне грози, а я буду воспитывать тебя так, как сочту нужным. Даже твоя мать мне не помеха. Артур был умным парнем и своим наметанным глазом видел, что отцовской прыти немного поубавилось, что он уже не ставит себе за цель ударить сына, а хочет только припугнуть. «Ничего ты мне не сделаешь, папаша», — подумал Артур, решив пустить в ход тяжёлую артиллерию. — В таком случае я позвоню в департамент образования, — цинично скривив губы в злорадной ухмылке, юноша наблюдал за действиями отца, словно тот был стервятником, кружащим вокруг, — по поводу той взятки, что ты недавно принял. Мне продолжать, папочка? Александр Юрьевич, не ожидая такой неслыханной наглости, опешил и застыл на месте с ремнем в руках, глядя на сына из-под нахмуренных бровей. Несколько секунд стояла тишина, что слышно было, как на кухне тикают настенные часы. — Ты врешь, гад… ничего такого и близко не было. А если и было, ты ничего не докажешь. — Может, и не докажу, — Артур облегченно вздохнул, ведь больше не было необходимости удирать от отца, который в считанные мгновения стал каким-то жалким и раздавленным, — но постоянные проверки из прокуратуры тебе явно не нужны. Одно дело — небольшой скандал с моим садо-мазо, и совсем другое — скамья подсудимых. Поэтому я предлагаю тебе сделку. Ты не вмешиваешься в мои отношения с Тищенко, а я закрываю глаза на твои махинации. — Поверить не могу, что воспитал такое ничтожество, — Александр Юрьевич в сердцах швырнул на пол ремень, который так и не использовал по назначению и, бормоча себе под нос ругательства и угрозы, удалился на кухню. Чтобы успокоиться и наконец-то вымыть руки, Артур закрылся в ванной. Сложив губы трубочкой и шумно выдохнув, он прислонился затылком к холодному кафелю. Взгляд невольно скользнул к зеркалу. Несмотря на растрепанный вид и раскрасневшиеся щеки, он выглядел превосходно. Такие лица, как у Артура, принято называть аристократическими: высокий лоб, тонкий прямой нос, глаза настолько голубые, что казались почти прозрачными. Впрочем, удивляться не приходилось: блондины часто рождаются пригожими. Он убрал с покрытого испариной лба несколько прилипших тяжелых прядей и, закрыв глаза, блаженно улыбнулся. Да, он умён. А еще красив. Его ум и красота — бесценные дары природы, великолепный инструмент, с помощью которого можно забраться в душу любого человека и манипулировать им. Если добавить сюда еще и харизму — выйдет вообще гремучая смесь. Даже отец, держащий в ежовых рукавицах полтысячи лицеистов, не мог победить его в споре. Сердце гулко стучало, а по телу разлилось приятное тепло эйфории, которая сводила с ума и кружила голову. Он опять стал победителем, умеющим найти выход даже из самой безнадежной ситуации.

***

В первых числах января семьи Артура и Кости должны были отправиться на отдых в Карпаты. Погода стояла тихая и морозная. Снег скрипел и хрустел под ногами, переливаясь на солнце мелкими ледяными кристаллами. Мягкие снежинки, похожие на кусочки ваты, падали и падали, закрашивая улицы, дома и припаркованные машины в белый цвет. Костя не хотел никуда ехать и ждал назначенного дня с ужасом. Остаться дома одному ему не позволили, ведь он ничего не смог противопоставить родителям, рьяно доказывающим, что эти каникулы будут полны ярких впечатлений и всем обязательно понравятся. Накануне отъезда Бочаров пригласил в гости Никиту, который со дня на день должен был отчалить в Испанию. От осознания неизбежности разлуки Костино сердце щемило. Казалось, что всё хорошее в его жизни в эти прощальные минуты закончилось и уже никогда не повторится, а воспоминания о том, как они были раньше счастливы, растравляли душевную боль ещё сильнее. Алексеев был спокоен и шутил, намереваясь передать хоть капельку позитивного настроя своему парню, но в эти минуты Косте хотелось только одного — тихо умереть. Он положил голову Никите на колени и плакал как ребенок, еле слышно хлюпая носом и вздрагивая всем телом. Расставание с любимым было в стократ больнее, чем круглосуточное нахождение рядом с Артуром. — Я не хочу туда ехать… Не хочу… — весь в слезах шептал Костя. Слёзы заливали необыкновенно красивые глаза, щипали и жгли радужную оболочку, и юноша часто-часто моргал. Никита смотрел на него и видел перед собой беззащитного искреннего мальчика, чье сердце открывало невообразимо удивительный источник любви. — Откажись, если не хочешь, — ответил Алексеев, ласково поглаживая ладонью темно-русые Костины волосы, — в чем проблема-то? — Я должен. Мне нельзя с ними ссориться, — Бочаров имел в виду родителей, — они же потом заклюют меня, если я вздумаю пожаловаться им на Артура. Алексеев сочувственно взглянул на давящегося слезами Костю. Приподняв его за плечи, Никита крепко сжал юношу в объятьях. Тот даже вздохнуть не успел, как Никита накрыл Костины губы своими, глубоко проникнув языком в его рот. Потом оторвался и приник опять, чередуя нежные поцелуи с жадными и страстными.

***

Выехать решено было затемно. Костя поблагодарил судьбу, что зимой рассветает поздно и никто в шесть утра не заметит, что это не снежинки растаяли на его щеках, а катились слёзы, которые юноша даже не видел смысла утирать. Артур даже не смотрел на Бочарова и как всегда вел себя развязно и похабно, громко смеялся и вульгарно шутил, а замечания игнорировал. Когда отец не разрешил ему сесть рядом с собой на переднем сидении, указав, что его место в самом хвосте, рядом с Костей, Артур разозлился и жестко отрезал, что сидеть сзади он не будет. И только после того, как Александр Юрьевич отозвал сына в сторону и высказал несколько нелицеприятных реплик, юноша сбавил свой дерзкий тон и нехотя уселся рядом с Костей, незаметно для посторонних пнув его носком ботинка по коленной чашечке. Путь предстоял долгий, и Костя надеялся в дороге хоть немного вздремнуть, ведь в отличии от более выносливого Артура, смертельно хотел спать. Но эта надежда разбилась о суровую реальность, и юноша понимал, что одноклассник не даст ему и глаз сомкнуть. Сначала тот слушал музыку на полную громкость, в такт покачивая ногой и намеренно пачкая Костины светлые джинсы, потом принялся разговаривать по телефону с Сашей, описывая во всех подробностях, насколько сильно соскучился. — Да когда же ты заткнешься? — отозвался с водительского места Александр Юрьевич, не отрывая взгляда от заснеженной дороги, — и как ты не устаешь от болтовни? Любезничать дома будете. И скажи мне, зачем ты разбудил Тищенко в семь утра? Авто выехало за пределы Киевской области и миновало бесконечные, укрытые снегом поля, с редкими островам рощиц. Снег искрился под лучами восходящего солнца, а небо было исполнено невероятной голубизной. — Не кричи на ребенка, — гневно одернула мужа Лиля. — Сейчас высажу обоих и добирайтесь, как хотите, — проворчал Александр Юрьевич, переключая передачи, — вот уж разбаловали сыночка. Родители Кости — Валентина и Николай — растерянно переглянулись, став свидетелями этой короткой семейной перепалки. Артур возмущенно фыркнул. Сердито цокнув языком, он все же замолчал, ерзая на месте и специально задевая Бочарова локтями, полез в карман за наушниками. Косте было плевать на происходящее. Единственным его желанием было уснуть и забыться, но мешала возня Артура. Спустя какое-то время сын директора успокоился, откинувшись на спинку сидения и погрузившись в мир музыки. — А я сейчас буду жевать жвачку, — нараспев произнес Артур и бросил в рот несколько мятных подушечек, улыбаясь при этом своей лисьей улыбкой, от которой нутро стягивало узлом, — а тебе не дам, потому что ты тупой и можешь ею подавиться. Абстрагируясь от его слов, Костя отвернулся к окну, притиснувшись щекой к дребезжащему от быстрой езды стеклу. Почувствовав, как от нервов вновь стала болезненно биться жилка на виске, юноша с горечью подумал: «Для чего мне это всё? Сколько мне еще предстоит вытерпеть от него?» Горло словно сжало призрачной удавкой, медленно и неотвратимо перекрывающей доступ воздуха в легкие. Его никто не поймет и не спасет, ведь все вокруг видят в Артуре пай-мальчика, не способного обидеть даже мухи. Единственным, на которого Костя возлагал надежды, был Александр Юрьевич, которому, хоть и с трудом, но удавалось сдерживать сына.

***

— Проснись и пой, — услышал сквозь сон Бочаров и ощутил что-то вязкое и липкое у себя на лбу, — привал. Жрать хочешь? Отведай это. — Ты что, совсем идиот? — Костя вскрикнул от неожиданности и принялся отдирать наклеенную между бровей жвачку, — ты соображаешь, что ты делаешь? Больной… — Мам, а он обзывается, — Артура душил смех, юноша изо всех сил пытался побороть его и говорить с серьезной интонацией, — тётя Валя, скажите ему… Лиля, не зная, что ответить, сочла благоразумным промолчать, зато не поскупился на выражения ее муж: — Что за детский сад вы здесь устроили? — цыкнул он, снимая очки, который надевал всякий раз, когда садился за руль, — даю вам 15 минут на перекус. Не успеете — останетесь здесь. Ждать я вас не буду.  — В десять часов утра самое время пообедать, — захохотал Артур, посмотрев на экран смарт-часов и неуклюже полез к выходу. По пути к придорожному кафе Костю схватил за руку отец и толкнув перед собой, дал такой подзатыльник, что юноша едва не свалился лицом в снег: — Не смей позорить нас с матерью перед соседями, гаденыш! Костя хотел было спросить, почему к Артуру никаких претензий, но понял, что это бесполезно. Отец прямолинейный, говорит коротко и доходчиво. Стало безумно жалко себя, Костей вдруг овладело чувство, что он выброшенный щенок, которого можно ругать, шпынять, обращаться, как с тряпкой. А рядом с ним — породистый пёс выставочного экземпляра. Кто он на фоне Артура? Так, заблудившаяся дворняжка…

***

После полудня семьи Кости и Артура добрались до горнолыжного курорта Буковель и остановились возле дома из цельных бревен с террасой и просторными балконами. Вдоль второго этажа шла открытая галерея, откуда открывался вид на горы, вершины которых, казалось, упирались в самое небо. Рядом находилась парковка, а впереди простиралась равнина, за которой начинался густой хвойный лес. Комнат было четыре и Артур выбрал себе самую комфортную, возле кухни. Костя поселился в угловой комнате, не самой лучшей, но главное, чтобы от главного обидчика подальше. Не успел Бочаров расположиться, как к нему явился незваный гость. — Ты ответишь за то, что обозвал меня, — Артур грубо схватил Костю за плечи и всем телом прижал к стене, — ты пожалеешь, что родился на свет. Костю прошиб холодный пот и задрожали колени. Артур заметил это оцепенение и улыбнулся, криво и ехидно, глядя на побледневшего, с расширенными зрачками, Бочарова, затем попытался его приобнять. Вышло как всегда чересчур, Косте больно, а Артуру приятно наблюдать мучения других. — Не бойся, а то еще описаешься от страха. Пойдем лучше на кухню, сделаешь мне чай. Костя давно усвоил, что эти жесты Артура отнюдь не говорят о его симпатии, и что цель его — не обнять, а причинить дискомфорт. Под каждым действием сына директора крылся какой-то подвох. Вот и сейчас, пока все были заняты распаковыванием вещей, Артур покопался в проводке и нарушил изоляцию чайника. — Пойдем, пойдем, — приговаривал Артур, подталкивая Костю вперед. Он не мог допустить, чтобы кто-то раньше их вошел на кухню и начал там хозяйничать. Боль от удара током была не сильной, но весьма неприятной, как будто по всему телу расползлись полчища кусачих муравьев, внутри что-то дернулось, а потом отпустило. Костя согнулся пополам и присел на корточки, застыв на несколько минут в позе эмбриона. Перед глазами замелькали симметричные узоры, складываясь в яркий калейдоскоп, поглощая сознание юноши. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кто всё это подстроил. Не зря Артур так хотел, чтобы Костя приготовил ему чай и внимательно следил, чтобы чайник не тронул кто-то другой. Бочаров переменился в лице и побелел, как стена, пытаясь успокоить внутреннюю дрожь, вызванную электрическим разрядом. Когда в глазах немного развиднелось — Костя поднялся и медленно на ватных ногах поковылял в свою комнату. Он ненавидел Артура всей душой, ненавидел, как он больно бил словами наотмашь, как делал пакости — мелкие и посерьезнее. Вот как сегодня, к примеру. Артур не убийца и к тому же хороший физик, поэтому он смог рассчитать не опасную для человека силу тока. Но ведь в один прекрасный день он ведь может перемудрить. Об этом Костя боялся даже думать. Следуя инстинкту самосохранения, хотелось убежать от Артура как можно дальше. Да некуда. Костя чувствовал себя заточенным в глухой угол, из которого он и хотел выбраться, но в то же время ничего для этого не делал.