***
В последующие несколько дней Артура словно подменили. Он больше не оскорблял и не унижал Костю. Напротив — стал приветливее и внимательнее к нему, даже перестал преграждать путь и с агрессией прижимать к стене. Бочаров с удивлением заметил, что голос Артура с каждым днем становился все более доброжелательным, улыбка хоть и оставалась кривой и ехидной, но даже от нее его лицо как бы светилось изнутри, а глаза смотрели добрее, несмотря на малюсенький оттенок презрения. Все говорило о том, что юноша боролся с самим собой, отчаянно желая стать хорошим, но в то же время злился на собственную гордыню. Парни теперь вместе ходили кататься на лыжах, сноубордах, играли в боулинг и бильярд, а по вечерам развлекались в местном клубе. Костя, незаметно для себя, перестал бояться одноклассника: сердце больше не выпрыгивало наружу при виде сына директора, в голове не стучало, лишь изредка подрагивали руки, стоило Артуру посмотреть на него. — Вот видишь, — довольно заметила Валентина, — если ты будешь относиться к Артуру по-человечески, то он к тебе — в сто раз лучше. Нужно было просто дать ему шанс. Юноша промолчал, улыбнувшись в ответ, отметив про себя, как сияли глаза матери, которая радовалась, что Костя наконец-то подружился со своим главным обидчиком, и даже не подозревала, что тот победил Артура своей добротой. Как-то вечером парни сидели в Костиной комнате и смотрели фильм, по окончанию которого обменивались впечатлением от увиденного. Перед ними стояло блюдо с бутербродами и две чашки чая. Мальчики беседовали то об одном, то о другом. Впервые Костя чувствовал себя раскованно и мог говорить обо всем, не боясь пробудить у Артура приступ гнева. Костя готов был признать, что этот парень не так уже плох, если узнать его поближе. Время было позднее, а спать не хотелось. От происходящего в душе Кости разливалось истинное блаженство, ощущение, что все хорошо. Артур больше не причинял ему боль. Казалось, что инцидент с пожаром заставил его переосмыслить свое поведение. Хоть стояла глубокая ночь, Артур позвонил Саше. Он мог набрать его номер в любое время суток, зная, что Тищенко всегда ответит, не станет возмущаться и даже слова поперек не скажет. Последнее время Костя часто становился свидетелем телефонных разговоров Артура и Саши и от их болтовни густо краснел, хотя на его лице даже румянец появлялся редко. — Соскучился, конечно, — Артур сдернул со своих длинных волос резинку и нацепил ее на руку, чтобы не потерять, что довольно часто случалось, — я так хочу посмотреть в твои глаза, обнять тебя, чтобы душа затрещала по швам. Чего ты ржешь, дебил? Не нравится тебе так? Ладно, будет по-другому. Когда мы наконец встретимся, я буду иметь тебя так долго, пока не устану, а ты не взмолишься о пощаде. А вообще, Санёк, я хочу, чтобы ты подумал обо мне перед сном. Ты понимаешь, к чему я клоню? Сидящий рядом Костя застенчиво отвел глаза, чувствуя смущение и белую зависть. — Не слушай нас, ребенок, — отключив смартфон, Артур толкнул локтем Костю в ребра, — не слушай, о чем говорят взрослые дяди. Ты же у нас еще не оприходованный, да? Бочаров ничего не ответил, но на всякий случай отодвинулся подальше. — Да… Я же вижу по глазам… — Артур снова приблизился, на что Костя хотел податься назад, но не успел — Артур сгреб его в охапку и обхватил ладонью его подбородок, — я думал, что Алексеев тебя уже давно чпокнул. Сердце Кости бешено заколотилось от страха, отдавая гулким эхом в животе. Он хотел высвободиться из этой хватки и возмутиться, но голос застрял где-то глубоко в горле. Упершись ладонями в грудные мышцы Артура, Бочаров попытался его оттолкнуть, но Артур был намного сильнее и с легкостью преодолевал его сопротивление. — Давай поможем друг другу, — шептал Артур в паре сантиметром от Костиных губ, опаляя горячим дыханием, — у меня давно никого не было, а Саша далеко. И тебе тоже это нужно. Вот вздумается вам с Никиткой пошпилиться, а ты уже будешь готов. А у тебя уже будет опыт, ведь я уверен, что и твой Никита не девственник. Прижатый Артуром к дивану, Костя бился и трепыхался, но скоро устал от неравной борьбы и притих. — Артур, не нужно, — захныкал он, — тебе же все равно, с кем спать. А я хочу сохранить себя для Никиты. А у тебя же Саша. Как ты ему будешь в глаза смотреть после такого? Костя затаил дыхание от страха, ведь не знал, что будет дальше, Артуру ничего не стоило вцепиться пальцами ему в горло. Никогда прежде юноша не чувствовал себя настолько унизительно. — Да молча, — парировал Артур, ослабляя хватку и давая возможность Бочарову сделать глоток воздуха, — неужели ты думаешь, что Тищенко белый и пушистый и хранит мне верность? Хоть каким монстром ты меня считаешь, а насиловать тебя я не собираюсь. Только если ты сам этого попросишь. Артур отпустил от себя Костю и поднялся с дивана, попутно собирая волосы в хвост. В холодном поту и со слезами в глазах, Бочаров пытался понять, что происходит. То, что Артур так легко отступил, казалось маловероятным. — Я хотел с тобой по-хорошему, — сын директора собирался захлопнуть дверь комнаты, но вернулся, — а ты сам всё испортил. Поэтому добра от меня больше не жди. Я и так долго был ласков с тобой. Но теперь я буду обращаться с тобой еще хуже, чем прежде, и ты будешь жить в постоянном страхе. Эти слова обожгли Костю ледяным холодом, заставив всё тело покрыться мурашками. Он понял, что снова боится до трясучки. Страх никуда не делся, затаившись на подкорке, а сейчас опять выполз наружу. — Чертов придурок… — процедил сквозь зубы Бочаров, как только остался в комнате один. Было стыдно и мерзко. Но не от угроз… От опасной близости Артура, к которому Костю никогда не тянуло, в штанах стало твердо и тесно. Интересно, заметил ли Артур?***
Начался новый учебный семестр. Школьная жизнь текла по своим законам, порой лояльным, а порой жестоким. На город надвигалась эпидемия гриппа. Люди в одночасье валились с высокой температурой, а врачи пугали опасными осложнениями. Однажды утром, не успели Костя с Никитой подняться на второй этаж, как их окружила четверка одноклассников во главе с Артуром. Сергей и Саша затолкали в угол ничего не подозревающих парней. Упершись ладонями в стену, Артур навис над Алексеевым и выпалил ему в лицо неожиданный вопрос: — Признавайся, когда будет карантин? Когда закроют эту гребанную школу? У тебя же мамаша докториха, ты должен знать. Глаза Никиты округлились от удивления, и он на всякий случай прикрыл собой Костю, почти вжимая его в стену и в случае чего готовясь принять удар на себя. — Отвечай, — Артур отступил назад, давая возможность друзьям окружить Костю и Никиту плотным кольцом. Разозленный Никита ударил наотмашь, не глядя, куда попадет, и приложив максимум силы. Удар пришелся в лицо стоящего в стороне Андрея. Следуя инстинкту самосохранения, он сразу же прикрыл его руками.Из носа хлынула кровь, заструилась между пальцами, а во рту появился неприятный металлический привкус. — Э, да ты офигел, тварь, — Сережа ринулся на защиту своего парня, даже хорошо поставленный удар Алексеева его не пугал, — ты сам напросился… Он занес кулак, намереваясь наказать Никиту за несусветную дерзость, но кто-то перехватил его руку сзади. — Что здесь происходит? — голос Татьяны Ивановны звучал строго и почти грубо, с железными нотками. Парни молча переглянулись, не находя, что бы такого вразумительного ответить, только Артур бесцеремонно хихикнул. — Андрей, быстро иди в медпункт, — сурово продолжала учительница, не отпуская Сережиной руки, — а тебя, Алексеев, я жду в своем кабинете немедленно. Все остальные — марш в класс. — Я сейчас вернусь, тебя не тронут, — Никита попытался успокоить Костю, чувствуя его волнение. Алексееву вдруг стало грустно от того, как сильно Бочарову требовалось его внимание и присутствие. Он коснулся рукой запястья своего парня, так нежно и с пониманием, что Костя был готов стерпеть все, что угодно, лишь бы Никита скорее присоединился к нему в классе. На счастье Бочарова, к нему подбежали Оля с Алиной и, схватив его под руки и спрашивая о чем-то не важном, пошли в класс. — Эта коза меня поцарапала, — Сергей разглядывал со всех сторон свою руку, пытаясь отыскать на ней не только красные пятна от пальцев, но и следы ногтей, а не находя, злился, — и Андрюхе вон ни за что попало… Опять бедняга приступ словит... Слушай, Артур, давай еще к Бочарову пристанем, пока он без своего защитничка? Артур всегда поддерживал Сергея в его начинаниях, его единственного в классе он уважал и даже немного опасался, ведь тому ничего не стоило применить силу, не разбирая ни чужих, ни своих. Но сейчас у сына директора абсолютно не было настроения, он не понимал, что происходит и это его настораживало. В голове зияла сплошная пустота, а желание посмотреть, как Сережа врежет Косте, постепенно улетучивалось. — Ты как хочешь, Танчик, а я не буду. Как по мне — хоть прибей его тут, мне плевать, — скрестив руки на парте, Артур уперся в них лбом и тяжело дышал. В ушах гулко шумела кровь, перед глазами плыли разноцветные кольца, а поднять голову и посмотреть перед собой было сродни средневековой пытке. Хорошо, что Саша сам приготовился к уроку и соседу своему помог. Сергей пожал плечами и отошел, отметив про себя нетипичное поведение лидера класса, который доселе никогда не отказывался издеваться над Бочаровым. Закончив с приготовлением к лабораторной по химии, Тищенко бросил подозрительный взгляд на своего парня, на всякий случай потрогав его лоб и ужаснувшись, насколько горячим он был. — Черт возьми, да у тебя же жар! — вскрикнул Саша и едва не подпрыгнул на стуле, — иди немедленно домой. Я отпрошу тебя у химички. Артур поднял на Тищенко горящие нездоровым огнем глаза и слабо кивнул, чувствуя себя словно во сне. Горло болело так сильно, что тяжело было говорить. Постепенно страшная реальность начала доходить до сознания Артура — грипп настиг и его.***
Когда на следующий день Артур не пришел в школу, Костя почувствовал огромное облегчение, почти счастье, как будто все это время тащил на гору тяжелый груз, а тут резко все бросил. Он был мальчиком восприимчивым, что причиняло ему массу переживаний, но сейчас, в отсутствии Артура, не было ни стрессов, ни нервотрепки, которым тот подвергал Бочарова много лет. Лишившись лидера, Андрей, Сергей и Саша вели себя не так вызывающе, не цеплялись к Косте, не оскорбляли его и уж тем более не били. Не замечали, одним словом. Складывалось впечатление, что и им без Артура дышалось легче. Костя ощущал себя уверенно и свободно. Ушел неприятный мандраж, исчезли лишние мысли, мешающие сосредоточиться на учебе. Никита был рядом, от чего Бочарову становилось в стократ уютнее, а от чувства влюбленности хотелось летать. На переменах парни скрывались от посторонних глаз на лавочке под лестницей. Костя отбросил напрочь параноидальные мысли быть настигнутыми врасплох, ведь школа была полупустой, многих скосила эпидемия и со дня на день администрация заведения ожидала распоряжения вышестоящих инстанций о карантине. Костя смотрел на Никиту с застенчивой нежностью и обожанием, даже не испытывал ни капли смущения, когда тот его целовал. Ему хотелось, чтобы это повторялось снова и снова, до боли в сердце и до дрожи в коленях. Перед уроком истории Костя с Никитой снова уединились. Бояться им было нечего. В коридоре царила неестественная тишина, школьников присутствовало мало, да и тем не было никакого дела до парней. Карие глаза Никиты с млеющим внутри мягким светом остановились напротив Костиных, а моментом позже его горячие и сухие губы скользнули по губам Бочарова, лишая того любых мыслей. Поцелуй вышел парализующим и горячим. В прямом смысле слова. — С тобой всё в порядке? — Костя медленно отстранился, понимая: что-то явно не так. — Похоже, я следующий… — запинаясь, ответил Алексеев и тут же помрачнел, опустив глаза и даже не предполагая, какой будет реакция Кости, который рисковал отправиться на больничный вслед за ним. А тот был на грани отчаяния. Если уйдет Никита, Костя лишится защитника, и его школьная жизнь превратится в сущий кошмар. — Нет… я не хочу… Не бросай меня… — крепко обняв Алексеева за шею, Костя уткнулся лицом в его грудь. Только сейчас до Бочарова дошло, какую чушь он сейчас сказал. Его любимый (Костя давно не боялся этого слова) болен, и судя по высокой температуре, серьезно, а он думает только о себе… Стыдоба… Костя почувствовал, как его самого в жар бросило от собственной бестактности. — Я останусь с тобой… Только… — Никита сжал Костины пальцы липкой потной ладонью, будто хотел продемонстрировать, как сильно он переживает за своего "друга", — не подходи ко мне близко. Я не хочу тебя заразить. — Я не боюсь, — на лице Кости читалось тихое выражение трогательной кротости, с которым он всегда смотрел на Никиту, — поцелуй меня еще раз. Он не боялся заразиться и даже хотел заболеть, чтобы не ходить в школу без Алексеева. Отыскав в учительской Татьяну Ивановну, Костя спросил разрешения проводить Никиту домой. Учительница дала согласие, по-матерински коснувшись губами лба Алексеева, чем привела Костю в смятение, и он не мог решить, кого он ревновал больше: своего парня к Татьяне Ивановне или Никиту к любимой учительнице.***
До станции Оболонь путь неблизкий. В метро ехали молча, обоим было не до разговоров. Костя буквально физически ощущал, как плохо сейчас Алексееву и всем своим естеством желал принять его боль на себя, лишь бы ему стало легче. Бочаров едва не плакал, но не от своих страданий, а от чужих, и хотел только одного — как можно быстрее доставить Никиту домой. — Не шуми сильно, — давясь кашлем, прошептал Никита в прихожей своей квартиры, — мама после смены отдыхает. Костя вздохнул и закивал головой. То, что он может встретиться с мамой Алексеева, его мало пугало, сейчас намного важнее здоровье любимого. Ртуть в градуснике остановилась на отметке сорок и продолжала медленно ползти вверх. Костя испугался не на шутку, но не подал виду. Он дал Алексееву жаропонижающее, напоил теплым чаем с медом и укутал одеялом. Того продолжало трясти в лихорадке так, что зуб на зуб не попадал, его каштановые пряди волосы слиплись на лбу, покрытом капельками пота. — Ник, а может лучше скорую? — встревоженно произнес Костя, убирая Никите волосы с лица. — Не нужно, все пройдет, я не настолько болен, — сдавленно прошептал Алексеев, борясь с новым приступом кашля, — посиди со мной, пока я не усну. Мне легче, когда ты рядом. Отодвинув одеяло, Бочаров присел на кровать. Конечно, он посидит, а если будет нужно, то и на ночь останется. — Конечно, родной… Я никуда не уйду. Спи, любимый… Постепенно дыхание Никиты стало ровнее и тише, но Косте не хотелось никуда уходить, он был готов, как часовой на посту, охранять его сон и тишину квартиры.