***
Весь день четырнадцатилетний Саша был в приподнятом настроении. Сегодня из загородной командировки должны были вернуться его родители. Перед сном ему позвонила мать и сказала, что они с отцом уже вызвали такси, и через час будут дома. Саша решил дождаться их и не ложиться спать. Но накопленная за день усталость дала знать, и веки юноши отяжелели, слипаясь сами собой. Удерживать их открытыми было выше Сашиных сил, и он незаметно для себя провалился в небытие. А глубокой ночью его словно подбросило на кровати. Холодок нехорошего предчувствия прошелся по телу. Родителей, видимо, еще не было дома, если бы они вернулись, то однозначно разбудили бы сына. Будто сквозь сон, Саша услышал странные звуки, доносящиеся с кухни. Это плакала бабушка, сжимая дрожащей рукою смартфон. В горячке выхватив телефон, Тищенко набрал номер сначала матери, потом отца. Услышав вместо гудков тишину, юноша все понял. Вереница событий сама собой сложилась в ужасающий паззл. Папы с мамой больше нет в живых… Он ни о чем не спрашивал рыдающую взахлёб бабушку, боялся сделать еще больнее. До самого утра юноша просидел на кухне, глядя в темное окно, а потом без каких-либо эмоций наблюдая, как над городом занимался холодный рассвет. Саша чувствовал себя одиноким, покинутым, никому не нужным и хотел только одного — закрыться в квартире и ни с кем не разговаривать. Ему нестерпимо было смотреть на окружающий мир, благоухающий и цветущий, наполненный жизнью. Мальчику становилось завидно, и гнев застилал его глаза. Как так? Все вокруг живет, растет и развивается. Как оно только смеет? Почему все это имеет право на существование, когда мамы с папой больше нет? Глаза Саши наполнялись слезами каждый раз, когда он начинал думать о близких людях, как бы все могло быть, если бы не эта авария. Вспоминая все их черты, звуки голосов, тепло прикосновений, юноша впадал в тихую истерику, без криков и рыданий. Ему казалось, что родители вот-вот вернутся. Но время шло, а никто так и не появлялся. Только боль таилась где-то внутри, уступая место апатии. На похоронах Саша был тихим и молчаливым, ни на шаг не отходил от голосящей в носовой платок бабушки. Два закрытых гроба плыли перед его взором, женский плач раздирал мозг. Саша плохо помнил, как к нему подходили какие-то чужие люди, говорили слова поддержки. Когда мокрая и жирная земля начала комьями падать на деревянные крышки, Тищенко не выдержал и отвел взгляд. Рядом, кроме бабушки и кузины Светланы, стоял еще и Артур. Высокий, стройный и голубоглазый — он еще с младших классов казался Саше воплощением совершенной юношеской красоты. Саша не мог насмотреться на него, и поэтому старался это делать незаметно — благо, Артур сидел с ним за одной партой. Саша носил в себе это странное чувство к Артуру и сначала не понимал его. И лишь в подростковом возрасте пришло осознание, что это любовь. Платонические чувства вспыхивали все сильнее, Саша гордился ими, но сказать обо всем Артуру не смел. Вдруг на смех поднимет. Он ведь прекрасно это умеет — высмеивать других. Саше хотелось верить, что Артур не зря предпочел находиться рядом с ним. Что ему, лучшему ученику школы, небезразличен он, скромный и незаметный Тищенко. От присутствия Артура стало легче дышать, а в голове на какое-то время наступило прояснение. Вечером Саша сидел на полу своей комнаты, обняв колени, и невидящим взглядом пялился в одну точку, от чего ужасно болели глаза. Становилось темно, за окном серели сумерки, а полная тишина в помещении только подчеркивала атмосферу безысходности. От горя болело сердце. Как он дальше один, без родителей? Хлопнула входная дверь, и с прихожей послышался голос бабушки: — Сашенька, к тебе… От неожиданности Тищенко вздрогнул и мотнул головой, от чего перед глазами заиграли красные сполохи: — Пошла она к черту, я не хочу ее видеть. Опять ныть начнет. И без нее сдохнуть хочется, — Саша думал, что к нему пришла Светлана, чьи причитания слушать ему вовсе не хотелось. Но это была не Светлана. В комнату вошел Артур, и Саша лениво поднялся с пола. — Санёк, ты почему в темноте сидишь? — Артур потянулся к выключателю. Саша без сил прислонился к стене, от яркого света прикрыв глаза, как будто в молитве. Он во что бы то ни стало обязан пережить весь этот ужас. Хотя бы ради себя. И немножко ради бабушки. Пустота оглушала юношу так же, как и одиночество. Больше не будет, как было раньше. Мысли о том, что его самые родные люди сейчас лежат в холодной земле, вызывали настолько сильную душевную агонию, что не унять ничем. Артур приблизился к нему, прибрал Саше волосы, в беспорядке свисающие на его лицо, и ласково погладил по щеке: — Саш… Ты можешь во всем на меня полагаться. Если тебе или твоей бабушке что-то нужно, обращайся к моему отцу. Он вас не оставит. Во взгляде Артура, всегда циничного и самоуверенного, читалась серьезность с нотками нежности, приводящая Сашу в легкое недоумение, трепет и безграничное доверие. — Спасибо, — едва слышно произнес Тищенко, чувствуя, что сейчас расплачется. Слишком долго он был сильным, слишком долго подавлял в себе слезы. Неужели Артур, который умеет только стебаться, высмеивать и потешаться, может быть таким искренним? Когда Артур приобнял его за талию, у Саши замерло сердце, по спине пробежал табун мурашек, а в голове вдруг стало гулко и пусто. — А если кто обидит, ты сразу мне говори, — прошептал Артур в самое ухо, невзначай задев губами Сашину шею. Для Саши этот мимолетный поцелуй словно ожог, сладкий и волнующий, на который тело отреагировало мгновенно. Когда Тищенко поднял на юношу глаза, на лице Артура не было ни тени улыбки. Он был серьезен и прекрасно понимал, что делает. Это не шутка и далеко не дружеский жест. Это нечто большее, о чем влюбленный в Артура Саша даже мечтать не смел. Хотелось верить, что это не жалость и не очередной прикол. Это было бы жестоко и нечестно. Они же с детского сада вместе, и знают друг друга всю жизнь. Много лет Саша смотрел на Артура как на божество, которому следует поклоняться — красивого, успешного и популярного. И как любил его, боже, до беспамятства. Казалось, отдал бы все, лишь бы добиться взаимности. Ради его любви Саша готов был служить ему всю оставшуюся жизнь. Артур прижал его к себе, перебирая длинными пальцами его волосы. А Саша все плакал у него на плече, изливая волны обиды на свою несчастную судьбу. — Я не оставлю тебя. Ты не один, ты со мной, — Артур сильнее вдавливал Сашу в стену, продолжая покрывать поцелуями шею юноши, — не плачь, пожалуйста. Саша крепче приник к нему, вскинув голову: — Останься сегодня со мной… я так одинок… Ты нужен мне. Без тебя я больше не смогу. Так они и просидели всю ночь до утра, обнимаясь и разговаривая обо всем на свете. А когда возникали паузы, парни страстно целовались. Их языки сплетались и отталкивались, выскальзывали и снова искали соприкосновения. Саше хотелось прильнуть к Артуру крепче, почувствовать его как можно ближе, ощутить его ответное волнение. Казалось, Тищенко любил его всегда. Но сейчас в нем поднималось неведомое раньше ощущение, которое требовало выхода, и юноша буквально задыхался от желания принадлежать именно Артуру, жертвовать собой ради него, и быть уверенным, что тот обязательно оценит его порывы и разрешит владеть его сердцем. Близки физически они стали немного позже. Но та ночь ознаменовалась другой их близостью — близостью душ.***
Теплый апрель радовал ярким солнцем и буйным цветением деревьев. Дни стояли погожие, небо было голубым и прозрачным. В воздухе вился пряный аромат сирени, с юга прилетели птицы, и везде слышалось их радостное пение. В свои права вступала настоящая весна. Погода на выходных выдалась прекрасная. В небе ни облачка, на улицах города полный штиль, а в парке так вообще красота. Солнце уже клонилось к горизонту. Его косые лучи скользили по верхушкам деревьев, таяли на лепестках ранних тюльпанов, трепетали на губах. Сжимая руку Артура в своей ладони, Саша посмотрел в его глаза, исполненные озорными искорками. Артур улыбнулся в ответ на взгляд своего парня, а потом, обняв, поцеловал долгим, полным страсти и нежности поцелуем. Саша едва не замурлыкал от блаженства и склонил голову. Сильные руки Артура скользнули по спине Саши, заставляя дрожать от малейшего прикосновения, а сердце наполняться сладкой истомой. Артур давно стал частью жизни Саши, его душой и кровью. — Помнится, на этот вечер у нас с тобой были планы? — приободрился Артур, поглаживая Сашины мягкие волосы, — ты помнишь, какой сегодня день? — Девятое апреля. Конечно же, я помню, что это значит. Я неделю ждал выхода этого эпизода. Саша очень любил сериал «CSI: Место преступления Лас-Вегас» и не пропускал ни одной серии. В нем было все, что нужно привередливому зрителю: захватывающий сюжет, прекрасные актеры, к которым за четырнадцать сезонов Саша успел привязаться всей душой. Особенно он восхищался исполнителем роли Грега Сандерса. Тот был красивым парнем, высоким, но в то же время изящным и хрупким, а его искрящиеся зелено-карие глаза выделялись на смуглом лице. Артур знал, что Саше нравится этот актер. Он чувствовал, как оживлялся Тищенко, когда тот появлялся в кадре, а наблюдая боковым взглядом, видел, что в такие моменты на Сашином лице появлялась улыбка, и глаза начинали блестеть. Крепко обнимая Тищенко, Артур ощущал частый пульс своего парня, и что-то нехорошее поднималось в его душе, стучало молоточками в висках о том, что не ему сейчас адресована Сашина симпатия. Не на него Саша смотрел с вожделением, а на этого парнишку в телевизоре. «А как же я? Я ведь лучше и красивее, — думал Артур, касаясь подбородком волос Саши, — ну подожди у меня, Тищенко. Значит, спишь со мной, стонешь подо мной, а пялишься на другого? Вот так вот, значит?» За развитием событий в серии Артур следил вполглаза. В отличие от Саши, который боялся пропустить любую деталь, он умел вникнуть в сюжет, смотря фильм не особо внимательно. А там как раз криминалисты расследовали дело маньяка с очень интересным и жутким психическим отклонением — сексуальный каннибализм. Это понятие было Артуру знакомо, но только в животном мире — на биологии им рассказывали о богомолах, некоторых видах мух и пауков, которые после спаривания убивали своего партнера. Но то, что такое извращение существует и у людей, Артур узнал только из этой серии, где любители подобного мечтали либо съесть кусочек кожи своего возлюбленного, либо напротив — быть им съеденным. В изобретательном мозгу юноши потихоньку созревал план, как проучить Сашу за его дерзость и за то, что посмел иметь собственную точку зрения и вкус, который не совпадал со вкусом своего парня. Артур не ревновал Тищенко к актеру. Он неистово злился и считал, что Саша заслужил наказание за те неприятные мгновения, что ему пришлось пережить во время просмотра. Артур сильнее прижал к себе Сашу. Но не с нежностью и не со страстью. Им в тот момент руководило другое чувство, что-то на грани мести и гордости собой. Артуру нравилась бесконечная податливость Саши, готовность отдать ему всё, невзирая на боль и страх. Артур знал, что больше всего на свете Саша боится его потерять, стать никому не нужным, поэтому не упускал возможности использовать это в своих целях. А иногда и вовсе без целей, лишь потому, что ему, Артуру так хотелось, ведь Сашка же в любом случае простит. Когда замелькали титры, Артур щелкнул пультом. Экран екнул на полуслове и погас. Артур бесшумно поднялся с кровати, на которой они в обнимку смотрели сериал, и кинул быстрый взгляд на Сашу. Тот лежал на боку, подложив ладони под щеку, и его лицо излучало полную безмятежность, как у человека, получившего огромное эстетическое удовольствие. — Ну что, Санек, — нарушил тишину Артур, — ночевать остаешься у меня. Родители все равно приедут только завтра вечером. — Да, хорошо, — коротко ответил Саша, повернувшись на спину и блаженно прикрыв глаза, — иди в ванную, а потом я. Подобная немногословность и холодность задели Артура. Он ожидал, что Саша будет говорить с ним, поделится впечатлениями от просмотренного, и теперь чувствовал досаду от его безразличного, короткого ответа. Артур уязвленно поджал губы и пошел в ванную. Только он запер дверь на щеколду, выражение его лица вмиг поменялось. Недобрая улыбка тронула лицо Артура, а в глазах плясали искорки предвкушения. То, что он задумал, казалось ему с одной стороны забавным и смешным, а с другой — должно послужить Тищенко уроком. Так Сашу он еще никогда не разыгрывал. Порывшись на верхней полке, в самом углу Артур наконец-то нашел, что искал — забытую с прошлого Хэлоуина капсулу с искусственной кровью. Юноша любил пугать своих друзей в День всех святых, поэтому подобные товары были в его доме не редкость. Аккуратными, но уверенными движениями Артур закрепил капсулу на своем запястье, прикрыв сверху синтетической кожей, что шла с ней в комплекте. Улыбка стала еще более зловещей, когда по дороге в спальню Артур заскочил на кухню и прихватил там нож. Юноша чувствовал такое удовлетворение, словно планировал нечто феерическое. — Ну что, Сашенька, понравилось тебе смотреть на всякие извращения? А как насчет попробовать? — накопленный сарказм Артура выплеснулся наружу, застыл в глазах цвета льда и обрушился на Сашу, как снежная лавина. Изумленный Тищенко вскочил на ноги и попятился в угол комнаты. Все пути к выходу были отрезаны, так как Артур стоял на пороге, скалясь в хищной ухмылке и занося нож над своей рукой. Чтобы у Саши не возникло ни малейшего сомнения в серьезности его намерений, Артур сделал надрез на своем запястье, как раз в том месте, где располагалась искусственная кожа. Из замаскированной капсулы потекла кровь. С невозмутимым выражением лица Артур еще раз полоснул себя по руке, и поврежденная кожа повисла кровавыми лохмотьями. — Я хочу быть съеденным тобой, любовь моя. Ну же подойди ко мне. Прислонившись к стене, Саша медленно пробирался к выходу из спальни. От страха ноги стали ватными и почти не повиновались. Он не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Слишком ужасно, чтобы быть правдой. — Да ты спятил… — прошептал Саша, про себя отметив, что Артур неумолимо приближался и ни один мускул на его лице не дрожал, что могло бы выдать шутку. Нет, он серьезен, и поэтому опасен. Артур сокращал расстояние между ними с бесшумной грацией маньяка, и нож поблескивал в его руках: — Сашка, мы с тобой много чего перепробовали, ну а это для нас в новинку. Неужели тебе не интересно? Сначала ты попробуешь, каков я на вкус, а потом я тебя. — Нет, пожалуйста… — тихо взмолился Саша безжизненным голосом, — тебе же больно… Тищенко хотел быстро прошмыгнуть к выходу, но Артур успел схватить его за плечо и прижать к дверному косяку, от чего Сашина душа улетела в пятки. «Что же ты за монстр такой?» — подумал Саша, невольно зажмурившись от ужаса, и неподвижно застыл на месте, готовясь к самому худшему сценарию. Секунда, две, три… Ничего не происходило. Больно не было. «Я жив? И даже в сознании?» — спросил сам себя Тищенко, когда вместо напора сильного тела ощутил пустоту. Артур спокойно отпустил его и отошел на пару шагов, убирая нож, который еще мгновение назад был возведен для удара. Все выглядело так, словно он передумал пускать его в ход. — Беги, глупый, беги… — полушепотом произнес Артур, вытирая окровавленный нож о белую футболку, — иначе мне снесет крышу окончательно. И тогда будет больно. Очень. Он впился Саше в глаза застывшим взглядом, практически не моргая, словно пытался загипнотизировать. Теперь в его действиях было больше беспомощности, чем агрессии, и это пугало еще больше. Пользуясь моментом и не помня себя от ужаса, Тищенко выскочил в прихожую, набросил на плечи куртку, сунул ноги в кроссовки, и даже не завязывая шнурки, выбежал на лестничную площадку. Когда за Сашей закрылась дверь, Артур зашелся негромким злобным смехом: — До чего же он жалок. Ну ничего, впредь будет знать, что восхищаться нужно только мною, а не чужими американскими мужиками. И актер с меня явно получше будет. На кухне он вымыл нож, а вернувшись в комнату, снял испачканную кровью футболку, и предварительно вытерев ею алые пятна на линолеуме, выбросил в мусорное ведро. Завтра с утра нужно вынести на помойку, иначе вопросов от родителей не оберешься.***
Захлопнув за собой дверь, словно боясь, что Артур последует за ним, Саша устремился в темноту ночного подъезда. Когда юноша бежал по лестнице, ему казалось, что он падает в бездну. В одно мгновение он очутился во дворе, отдышался, приостановившись, и стремглав бросился вон, куда-нибудь, куда глаза глядят. Ему было противно и хотелось плакать. В горле камнем стоял ком обиды, а в висках билось: «Как он мог? Как он мог так поступить? Я же с детства боготворил его, любил больше жизни, делал, чтобы было хорошо ему, забывая о себе. Приносил себя в жертву его счастью. И что я заслужил от человека, ради которого готов был умереть, не раздумывая? Насмешки и угрозы нанести увечья?» Саша был почти нечувствительным к физической боли, ему нравилось, когда в постели Артур пристегивал его наручниками, хлестал плеткой. Но сегодня, кажется, был достигнут предел. Предел боли и предел дозволенного. Даже любимому Саша не мог позволить отрезать от себя куски кожи. Потому что это омерзительно и аморально. Вернувшись домой, Саша ни слова не сказал бабушке, которая в гостиной смотрела вечерние новости, и прошел мимо нее с каменным лицом. Хлопнув дверью своей комнаты, юноша подумал, что бабушка обязательно придет поинтересоваться, как у него дела, а ему не хотелось ни видеть ее, ни тем более что-то объяснять. Он медленно, почти бесшумно повернул щеколду и запер дверь изнутри. Все, теперь его никто не потревожит. Не понимая, за что Артур с ним так поступил, Саша рухнул на кровать, лицом в подушку, и по шею закутался в любимый мягкий плед. От душевной боли потекли слёзы, и до Саши начал доходить чудовищный смысл произошедшего. Если бы Артур его любил, то ни за что бы не поступил с ним так. Значит, не нужен он Артуру. И любовь его не нужна. Обида, опустошенность и никчемность проникала в мозг. Перед взором вновь и вновь представала варварски гнусная картина: Артур, с каменным выражением лица кромсающий свою руку и готовый любой момент порезать и его. «С каким же страшным человеком я встречался. Я его боготворил, а он… У него бы точно не дрогнула рука, — подумал Тищенко, и сердце больно сдавило отчаяние, его царапали и кусали обиды давно минувших дней, — он ведь никогда не любил меня, он лишь использовал меня и пренебрегал мной». Саша обнаружил, что ему стало не хватать воздуха, отдышаться получилось только тогда, когда он перестал плакать и вытер слезы. Хотелось вздохнуть полной грудью, но не получалось. Откинув плед, Саша нехотя встал с кровати и открыл окно. Внутрь комнаты хлынул поток свежего весеннего воздуха. Одно неосторожное движение локтем — и горшок с фиалкой упал на пол, разлетевшись вдребезги. «Да и пофиг. Был бы здесь Артур, он наверняка бы начал жалеть несчастное растение. Только меня ему никогда не было жаль. Интересно, если я умру, он заплачет?» Саша сел на подоконник раскрытого окна и посмотрел вниз. Восьмой этаж. Верная гибель. Никакого шанса зацепиться за дерево или упасть на траву. Только голый асфальт. Вдруг зазвонил телефон. Саша пытался сосредоточиться на своей бессмысленной жизни, на последнем шаге, на смерти, и тут его таким бессовестным образом отвлекли. А телефон все звонил и звонил, настойчиво и долго. Юноша не выдержал и слез на пол, чтобы ответить. На экране смартфона красовалась иконка с лицом Артура, и Саша с раздражением нажал кнопку отключения. Надо же, какой подлец! Наплевал в душу, а теперь звонит, как ни в чем ни бывало. Грусть и отчаяние сменились злостью, и желание умирать пропало, не хотелось повторять все сначала, вдруг опять кто-то помешает. — Сашенька, у тебя все в порядке? Что за шум? — за дверью послышался встревоженный голос бабушки, и у Саши снова сердце упало в пропасть. Бабушка у него очень хорошая и добрая. Саше стало совестно за то, сколько она натерпелась из-за него. А ведь эта бедная женщина от гибели дочери и зятя еще не отошла. Нет, она не может потерять еще и внука. — Все хорошо, бабуля, иди смотри телевизор, — Саша снова лег в постель и натянул плед до самого подбородка, — я правда устал. Не волнуйся за меня. Я хочу побыть один. И только когда за дверью стихли ее шаркающие шаги, юноша вздохнул с облегчением. Тищенко долго так лежал в темноте. Лежал безвольной уставшей тушкой, без сна, вспоминая свое прошлое. Он думал о родителях, что если были бы они живы, его проблемы не казались бы такими ужасными. Думал об отношениях с Артуром, о том, что еще вчера у него был любимый. А сегодня Артур предал его, поглумился над чувствами. Глаза снова защипало. Саша нахмурился и стиснул зубы, злясь на самого себя. Не хватало опять расклеиться. Нет, больше никто не увидит его слёз. С последней мыслью тело Саши расслабилось до самих глубинных истоков, и он сам не заметил, как забылся тревожным, поверхностным сном.