Пересекая

Организм, кажется, снова за что-то его ненавидит, и Бэкхён просыпается на полтора часа раньше будильника. После выпитых таблеток вставать тяжело и мучительно, с трудом получается разогнать вязкие образы недавних снов. Бэкхён чувствует себя уставшим и выжатым, едва открыв глаза, но если позволить себе заснуть сейчас обратно — будет только хуже, и он решает вставать. Сонно трётся онемевшей щекой о подушку, и скатывается затылком на плечо, резко осознавая, что спал он до этого вовсе не на подушке, а у Чанёля на груди. Бэкхён пугается, сам не понимая чего, и подпрыгивает на кровати, но Чанёль до умиления крепко и сладко спит, дышит всё так же глубоко и размеренно, не собираясь просыпаться. Тепло его тела мягко возвращает в реальность тихого воскресного утра. Бэкхён аккуратно отнимает руку от чужой груди, отстраняясь. На животе у Чанёля беззащитно задирается ткань, и он бережно её поправляет, усмехаясь тому, что сам обычно спит в этой футболке летом, когда жарко и лениво надевать штаны. Длина доходит ему где-то до середины бедра, скрывая всё, что нужно: Бэкхён не слишком любит оголять своё тело. Зато в плечах сидит идеально, и это очень удобно — можно таскать вещи друг друга и даже просто сразу покупать на двоих. Бэкхён неожиданно замечает, что у Чанёля на самом деле очень выделяющиеся, по-детски пухлые губы. Вчера они казались скорее изменчивыми и живыми, потому что тот много говорил и смеялся. Даже когда молчал на губах его всегда лежала тень игриво изогнутой улыбки. Мнимая вседозволенность увлекает, но так откровенно пялиться, пока человек спит, по крайней мере нечестно. Бэкхён трёт лицо, пытаясь сбросить наваждение, и встаёт. Чанёль вроде бы ставил будильник, потому он забирает с собой его телефон, чтобы тот мог поспать подольше. Сам его разбудит, когда подойдёт время. Сегодня Бэкхёну нужно улетать на неделю в Японию на научную конференцию, но самолёт только во второй половине дня, поэтому он как обычно откладывает сборы на утро. На кухне без Чанёля уже ощущается пусто. Вздохнув, Бэкхён приступает к приготовлению завтрака. Знал бы, зашёл заранее в магазин, а так у него остаётся единственный вариант — сварить к вчерашним овощам рис, который неизвестно сколько уже живёт в его квартире. Где-то на половине его готовности слышится, как в другой части квартиры хлопает дверь в ванную, а потом несколько минут различим звук льющейся воды. — Доброе утро, — Чанёль заходит на кухню уже достаточно бодрым, но голос всё равно звучит заспанно и ласково. — Доброе, — расцветает улыбка на лице Бэкхёна. В его взгляде столько нежности, и волосы такие растрёпанные ото сна, что Чанёль понимает — да, утро действительно доброе. Приходится сразу вернуть всё внимание готовке, потому что Бэкхён с ней исключительно на «вы», и изо всех сил старается ничего не сжечь. Чанёль подходит сзади, собираясь обнять, но Бэкхён резко оборачивается от неожиданного прикосновения, и его губы легко мажут по чужим. Это, наверное, должно быть неловко и ужасно нелепо, но никто не чувствует ничего подобного. Каким-то образом всё между ними становится правильным, трогательным, настоящим. Бэкхён не дёргается, даже не вздрагивает, замирает в ощущении случайной близости, пока они оба смущённо улыбаются друг другу в губы. Чанёль заботится о Бэкхёне бережно, но настойчиво и спокойно. Относится к нему так, будто заранее знает, что они будут вместе и что всё у них будет хорошо. Это стабилизирует, успокаивает и расслабляет лабильную нервную систему Бэкхёна. Он разворачивается к Чанёлю полностью. Его улыбка немного нервная, но взгляд смотрит прямо, доверительно. Чанёль притискивает его ласково к себе за спину, и Бэкхён обнимает за шею, едва слышно, сорвано дыша. Приходится немного привстать на носочки, чтобы им обоим было удобнее, и доверить опору Чанёлю, который тоже слегка подаётся навстречу. От осознания того, что они собираются сделать, бросает в жар. Чанёль уже представлял, как будет целовать эти красивые губы, как Бэкхён ответит ему в своей привычной манере — немного застенчиво, но так обострённо отзывчиво и чутко. Это ощущение горит на губах стыдливым желанием, но Чанёль вдруг чувствует мягкое и осторожное прикосновение к шее — Бэкхён кладет руку ему на затылок, притягиваясь ближе. Выдыхает сбито, его судорожное дыхание немного дрожит, как и сам Бэкхён. Губы его безвкусные и гладкие. И это так приятно, и так по-человечески просто. Бэкхён целуется аккуратно, тихо и сладко. Чанёль изнывает от переполняющих чувств и не помнит, чтобы целовать кого-то могло быть так невероятно и потрясающе. Ладонь невесомо скользит по щеке, зачёсывая назад спадающие на виски пряди, и соскальзывает на затылок, сжимая чуть явнее. Бэкхён льнёт порывисто ближе, склоняет голову на бок, первым вкладывая в поцелуй чуть больше эмоций и глубины. Чанёль прижимает его крепче к своему телу, так сильно, что тот, кажется уже не стоит на ногах. Бэкхён вдруг вдыхает слишком резко, сбиваясь, останавливается. Начинает ощущаться головокружение, но отстраняться совсем не хочется — Чанёль прислоняется своим лбом к его, полностью разделяя состояние Бэкхёна. Ещё бы чуть-чуть и внизу живота обязательно бы нестерпимо заныло. Чанёль целует крохотную родинку в самом уголке его губ, которую заметил в первую же секунду, и не может сдержать счастливой улыбки, обнимая Бэкхёна, впитывая в себя всё еще исходящее от него чувство домашности и уюта. — Как спалось на новом месте? — Даже не знаю. Так у меня, знаешь ли, ещё не было. — Как? — начинает смеяться Бэкхён, уже зная, что сейчас услышит очередной подкол. — Ты первый такой на моей памяти, кто додумался выселить меня спать в отдельную комнату. Слава богу, хотя бы твоя бессонница надо мной сжалилась. Завтрак проходит лениво и тихо, а после Бэкхён не откладывает со сборами и начинает собирать вещи, упихивая их в чемодан, а Чанёль выступает в качестве команды поддержки. — Ты ведь меня дождешься? — разыгрывает драму Бэкхён, тоскливо заглядывая в глаза. — Обязательно, — с чувством отвечает Чанёль. — Да и завтра уже понедельник, — без энтузиазма продолжает он, — надо работать. Времени особо кутить без тебя не будет. — У тебя разве нормированный график? — Нет, живу от проекта к проекту. Но стараюсь не отклоняться от плана. Всё-таки творческая работа требует системы. — Зрелый подход, — замечает Бэкхён, приятно удивлённый такому основательному отношению к работе. Он сам уже по горло сыт упрёками о том, что ему слишком много времени нужно на себя: любимую работу и меняющиеся каждый месяц хобби. И это ещё даже не включая отдых наедине с самим собой. — Ты сказал, это конференция по теме твоей разработки? Будешь выступать? — Если бы, — трагично вздыхает Бэкхён, — везу своих оболтусов. Выступать будут они, а краснеть мне. — Ты преподаёшь? — Нет, я же сам ещё учусь. Просто помимо основной работы нужно возиться с младшими сотрудниками, если хочешь иметь крутое СиВи и бла-бла-бла. — Кого?.. — Академическое резюме. Бэкхён, как оказывается, совершенно не умеет упаковывать вещи. Вроде старается, а всё равно ничего не влезает. Чанёль проводит ему мастер-класс по тетрису и учит складывать рубашки с брюками так, чтобы они не мялись. — Я вызову пока такси? — предлагакт, когда подходил время. — Давай, — Бэкхён немного нервничает и суетится, перебирая судорожно в голове, что он должен был сделать и что взять. Забавно, что всё это время мешал ему и помогал один и тот же человек. Задумавшись на долгую минуту, Бэкхён приходит к выводу, что ничего не забыл и проверяет по карманам паспорт, ключи и телефон с наушниками. Чанёль выкатывает на лестничную клетку его небольшой чемодан, и Бэкхён закрывает за ними дверь на два замка. — Через две минуты подъедет. — Отлично, сколько там? — они идут к лифту, и Бэкхён достаёт телефон. — Чего? — Ну, денег. — Я заплачу, ничего не нужно, — Чанёль почему-то говорит это так, словно ничего не произошло. — Нет, давай я… — Бэкхён, ну ты что, издеваешься? — Чанёль смотрит на него взглядом, будто тот действительно предложил какую-то несусветную глупость. — Я не возьму. Из-за его возмущённого тона, Бэкхён вдруг чувствует себя отверженным. Тем, чьими чувствами можно пренебрегать, и кого можно не замечать за своими желаниями причинить какое-то добро. Самое ужасное, что он не чувствует в себе сил отстоять свои права и сказать что-то поперёк. Каскад эмоций из обиды, раздражения и стыда наваливается на него, мешая дышать — сил хватает только на то, чтобы опустить голову и смириться. Давно пора понять, что люди не хотят заморачиваться и будут заботятся о нём так, как им самим удобно, а не так, как Бэкхёну это нужно. Приезжает лифт, но нет никакого желания находиться с Чанёлем вместе в замкнутом пространстве и каких-то жалких десяти секунд. Сцепив зубы, Бэкхён заходит первым и дожидается, когда к нему присоединится Чанёль, нажимая кнопку первого этажа. Всё оставшееся время до машины они больше не говорят. Бэкхён не смотрит на него, но выглядит абсолютно спокойно и даже более нормально, нежели Чанёль привык его видеть. Такой собранный, сосредоточенный, холодный. Они здороваются с водителем, и тот открывает багажник. Бэкхён ничего не говорит на то, что Чанёль грузит за него чемодан, просто равнодушно позволяя. — Ты чего? И даже на прямой вопрос лишь уводит взгляд. Не может держать зрительный контакт. — Это из-за меня? Из-за того, что я заплатил? Бэкхён не знает, почему ему так сложно сказать «да». Будто он не имеет не это права. Но убеждает себя, что должен это сделать. Если не сделает этого сейчас, всё может здесь же и закончится. Бэкхён знает себя. — Да… — Я не знал, что тебя это так заденет, прости, — но Бэкхён лишь сильнее ёжится под его словами, обнимая себя за локти в защитном жесте. — Я не хотел давить. Чанёль корит себя за то, что потерял бдительность, но впадать в самоненависть времени нет. Взгляд Бэкхёна меняется. Он уже ушёл в себя, сопротивляясь неприятной реальности, и теперь ему будет сложно вернуться в свое нормальное состояние. — Мы можем поговорить в машине? Пожалуйста. Бэкхён долго молчит и щурит глаза, будто пытаясь скрыть стоящие в них слёзы. — Я не хочу, — голос его звучит несчастно. — Бэкхён, — Чанёль пытается его обнять. — Почему ты делаешь такие противоречивые вещи? — истерично дёргается назад, но интонацию не повышает. — Почему противоречивые? Я ведь не знал, что тебя это обидит. Теперь знаю и больше не буду так делать, — пытается объясниться Чанёль, но, судя по всему, пытаться защитить себя или оправдать уже не поможет, Бэкхён закрылся. — Что с тобой? — Не знаю. — Ты обижаешься? Злишься? — Ну, всё вместе, это как будто… тебе плевать, я чувствую.. — Мне не плевать, Бэкхён. Ты всегда можешь сказать, если тебе что-то не нравится, и я исправлюсь. Правда. Я просто не знал, что это как-то принципиально… если бы ты сказал, что не хочешь, чтобы я за тебя платил, я бы не настаивал. — Ладно… — Поехали вместе, я провожу тебя, — Чанёль пытается улыбнуться. Бэкхён малодушно соглашается, потому что не выдержит сейчас остаться наедине с самим собой. — Аэропорт Инчхон, второй терминал, всё верно? — уточняет таксист, когда они всё-таки садятся в машину. — Да, всё верно, — отзывается Чанёль. Бэкхён жмётся к его боку, едва не всхлипывая. Плечи подрагивают, но он справляется. Чанёль обнимает его и целует в макушку, поглядывая на водителя. А потом достает телефон, не выпуская Бэкхёна из рук, и открывает заметки, набирая: меня стремает этот водила пздц так что буду печатать Бэкхён усмехается сквозь слёзы. прости это вообще всё я начал поставил тебя в неловкое положение и правда надавил мы ещё мало знакомы я не должен был хотел как лучше получилось как всегда прости пожалуйста Бэкхён берёт телефон в руки, чтобы ответить. Ты злишься на меня? нет не злюсь за что я должен злиться? Мне очень стыдно, что так вышло сейчас Я постараюсь быть адекватнее всё хорошо, Бэкхёни, ничего страшного же не произошло я знаю ты очень переживаешь из-за таких вещей, но всё правда нормально тебе кажется что мы поссорились? Да нет это же даже не ссора хочешь секрет? Хочу ни с кем из своих бывших я бы не смог так легко выйти из недопонимания в частности потому что у них совершенно не было барьеров что можно говорить а что нет некоторым было нормально даже ударить Ужасно… ага однажды мне пришлось бить в полную силу чтобы защитить себя можешь себе представить? Бэкхён вздрагивает. Ты сильно пострадал? отделался парой синяков и выдранным клоком волос Бэкхён сжимает его руку. на самом деле я рад что провожаю тебя давай как-нибудь съездим в Японию вместе на выходные захочешь? Конечно ещё теперь ты можешь вернуть мне деньги на мое обратное такси когда я поеду обратно — Хорошо, — едва слышно выдыхает Бэкхён. Чанёль гладит его ладонь, пока он сам тепло прижимается к его боку. — Ты разрешишь мне тебя встретить на следующей неделе? Бэкхён не отвечает. Чанёль думает, что тот, возможно, заснул, и пытается заглянуть ему в лицо. — Затрудняюсь ответить. — Почему? — Я не против, переживаю только, что ты впустую потратишь много времени и денег. — Это же не впустую. А ради тебя, — добавляет Чанёль чуть тише, чтобы только Бэкхён мог услышать. — Я буду очень рад, если ты приедешь, — бесшумно целует он в уголок губ. В аэропорту Чанёль уговаривает Бэкхёна дать ему дотащить его чемодан до ленты сдачи багажа, аргументируя это тем, что сам он ещё успеет натаскаться по прилёте в Токио. В очередь они нигде не попадают, и расставаться приходится неожиданно быстро. — Будь, пожалуйста, очень аккуратен… — наставляет Чанёль, поправляя ворот ветровки, что уже перекочевала к Бэкхёну с его плеч. Чанёль сам предложил ему забрать её с собой — она лёгкая и тёплая, идеальная для долгих поездок, и главное, может согревать Бэкхёна, пока самого Чанёля не будет рядом. С воротом всё в порядке, хоть сама куртка и заметно ему великовата, но Чанёлю просто необходимо касаться его сейчас. — Обязательно напиши или позвони, когда приземлишься… Бэкхён ловит дежавю — те же самые слова говорила ему мать, когда он девять лет назад улетал учиться в Мюнхен. В тот день он надеялся, что больше никогда её не увидит, но никакой радости по этому поводу не испытывал. Они созванивались по телефону ещё какое-то время, но в итоге Бэкхён прекратил и это общение. Он так и не смог простить родителей, отчего чувство вины перманентно сжирало его живьём на протяжении всех этих лет, но и оставаться с ними в контактах был не в состоянии. — Всё, береги себя, главное, — заканчивает Чанёль, слегка сжимая его руку. — Хорошо, — Бэкхён отвечает скорее на автомате, окончательно заплутав в мрачных воспоминаниях, что нахлынули так сильно и некстати. — Я уже пойду, наверное… Чанёль едва получает возможность быть с Бэкхёном рядом, разговаривать, шутить, обнимать, и вот уже нужно было его от себя отпустить. Сегодня утром у них было так мало времени, что Чанёлю ужасно не хватает его уже прямо сейчас. Он обещает себе наверстать, как только тот вернётся через шесть дней. — Пока, — Чанёль говорит растерянно, но Бэкхён уже ничем не может помочь ни себе, ни ему. — Я буду скучать. — Я тоже, — механически отвечает Бэкхён, неловко поправляя лямку рюкзака. Бестелесные объятия, как повинность, и он уходит, даже ни разу не обернувшись. Чанёль только и может, что смотреть ему в спину, пытаясь понять, что и в какой момент он снова сделал не так. Бэкхён понимает, что из-за него всё в очередной раз идёт наперекосяк. Но как у него что-то может быть нормально, если внутри у него все совершенно ненормально? Чанёль будет чувствовать себя плохо, их отношения испортятся, вернётся ненужная дистанция из-за непониманий и раздражения друг на друга. На глаза наворачиваются слёзы. Как же он устал быть таким. Нужно было взять себя в руки и всё исправить. Сделать над собой усилие. Как-то переломить. Сделать то, что было нужно. Сказать, что он действительно должен был сейчас сказать. Бэкхён останавливается резко. Не сразу решается повернуться, но через две секунды уже врезается в грудь ничего не понимающего Чанёля, обдавая ключицы чуть сбитым дыханием: — Я знаю, это ужасно старомодно, — выпаливает он, облизывая губы, — и прости, что я так часто бываю проблемным, но я… пожалуйста… будь моим парнем? Чанёлю требуется какое-то время, чтобы осознать вопрос, глядя в распахнутые от волнения глаза напротив. Он вдруг понимает, что ещё никто и никогда не предлагал ему встречаться. Третий десяток маячит на горизонте, и это первый раз, когда кто-то спрашивает его об этом. Почему-то всегда автоматически считалось, что это должен делать Чанёль. «Просто из-за внешности?» — всегда недоумевал он. И делал же, но быстро разочаровался и перестал считать это хоть сколько-нибудь нужным. — Я уже твой, Бэкхён, — шепчет на грани. Хотелось плакать и смеяться от чувств этому маленькому храброму существу. Бэкхён чувствует себя немного неловко за то, что вывел на эмоции. На них уже начинают оборачиваться и пялиться люди, и он хочет начать извиняться, но Чанёль продолжает: — Не прошло ещё даже двух дней, Бэкхён, а я уже так безумно в тебя влюблен. Конечно же, я буду. Чанёль хочет знать, каково это — жить с Бэкхёном, ездить вместе в отпуск, готовить ему завтраки и ужины, засыпать каждую ночь в обнимку, как щенки в корзинке. Хотелось бы посмотреть на того идиота, который мог бы от этого отказаться. — Прости за такую внезапность, но я люблю, когда все официально, — Бэкхён всё-таки извиняется, пытаясь разрядить атмосферу, но Чанёль решает, что с этим они будут разбираться потом. — Официально, так официально. Я вышлю тебе почтой документ. Подпишешь? — Мне нужно будет время, чтобы всё обдумать. Возможно, даже придётся собрать своих коллег, чтобы посоветоваться. — Каких ещё коллег? — Мои сорок личностей, — сияет Бэкхён, довольный собственной шуткой. — Давай беги на самолёт, — улыбается ему Чанёль, — а то опоздаешь. Но Бэкхён снова лезет целоваться, будто их никто не видит, и Чанёлю приходится остановить его. — Прости, — пришибленно шепчет Бэкхён, опуская глаза. Ему стоило и самому догадаться. — Ничего. К этому просто придётся привыкнуть. Бэкхён вздыхает. — Тебе правда пора, — Чанёль не скрывает расстройства в голосе. — Я буду очень ждать тебя обратно. Они сжимают на прощание ладони друг друга — всё, что они могут сейчас сделать. — До встречи. — До встречи, — вторит Чанёль. Бэкхён проходит первый паспортный контроль и, прежде чем скрыться за поворотом, машет рукой в сторону толпы, что стоит за высоким ограждением с окошками, разделяющим провожающих и улетающих. Он уже потерял Чанёля среди такого количества людей, но почему-то был уверен, что тот ждал до последнего момента, пока Бэкхён не скрылся из виду окончательно.

***

Всю неделю они переписываются с нездоровой интенсивностью. Поначалу Чанёль был даже рад, что период их знакомства растянется как минимум на неделю, потому что как-то так совпало, что личные границы для обоих — всего лишь пустой звук. Получилось только всё с точностью наоборот: в переписке их отношения развивались пугающе быстро. Живыми встречами они бы дошли до такого уровня общения только через несколько месяцев. В реальности же не пошло и недели — а они уже как будто знали друг друга всю жизнь. Но большую часть времени, конечно, флиртовали и обменивались неоднозначными шутками. В переписке Бэкхён был безбашенным и откровенным, заставлял своими намёками краснеть даже Чанёля. Эти постоянные противоречия ужасно сбивали с толку, но и притягивали ужасно.

Бэкхёни!

я тут прошёл тест

кто ты из Girls Generation

ща кину ссылку

пройди тоже мне интересно

Уже ржу с вопроса, где надо выбрать мужчину, достойного тебя

ты кого выбрал?

я вот этого:

шило в жопе, безутешный романтик, на снегу выссыт твое имя курсивом, хорош в сексе

ㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋㅋ Я тоже выбирал между этим И вот этим: умеет готовить, очень игривый, всегда полон энергии, обожает обниматься, закомфортит как в самой сопливой дораме Выбрал второй вариант в итоге Хотя я бы сказал, что не такая уж большая разница

ну в общем-то да

Просто безутешный романтик и клёвый в сексе это я, поэтому… Нужен кто-то другой А то, знаешь, нарциссизмом каким-то отдает, встречаться с человеком слишком похожим на себя

справедливо…

кстати!

я ещё не показывал тебе свою ночную иллюминацию в спальне

смотри!!!

*фотография*

°˖✧◝(⁰▿⁰)◜✧˖° Ваааау Как красиво Под такой штукой я ещё не ебался _(:3 」∠)_

я хотел добиться атмосферного вайба китайской или японской улочки

но таки да

фонарь ровно над кроватью

чтобы видеть чего и куда ( ͡° ͜ʖ ͡°)

Я хочу орать, но не могу Сосед в комнате

а ещё я тут шторы постирал

хотел предложить тебе потрахаться на подоконнике у распахнутого окна вдыхая сырость и прохладу ночи

(´｡• ω •｡`)

плед постелю конечно чтобы помягче было

поесть рядом поставлю

пицца я думаю идеально подойдёт

ты к ананасам в пицце как относишься???

Бэкхён не знал, как можно не растаять от такого Чанёля — решительного, но при этом очень внимательного, обходительного и заботливого. А Чанёлю было приятно видеть «доброе утро», едва открыв глаза. Знать, что его ждут, что по нему скучали целую ночь. Бэкхён просыпался на работу раньше, отвечал из кровати на всю сотню сообщений, которые ему насочиняли за ночь, и, уже опаздывая, записывал голосовые, пока чистил зубы. У Чанёля никогда в жизни не было столько романтики. Бэкхён всегда оставался очень милым и внимательным: спрашивал о его любимой еде, любимом фильме, исполнителе, спорте, родителях, друзьях, мечтах. Он делал это всё так ненавязчиво, будто между прочим, всегда начиная со своего извечного «кстати». Его ассоциативное мышление не поддавалось никакой логике, он мог через своё «кстати» с абсолютно любой темы выйти на совершенно противоположную. И казалось, что уже к концу командировки он знал о Чанёле больше, чем все его бывшие вместе взятые. Чанёль был только рад рассказывать и посылать десятки фотографий из стен агенства. Потому что Бэкхёну всё было интересно. Поэтому он персонально для него снял видос про каждую вещь в звукозаписывающей студии, а потом вместо работы записал кавер на любимый трек Бэкхёна. Очень радовало, что тот каждый день кидал фото своих обедов. Безумно жалкое зрелище, но хоть что-то. Спасибо вечно голодным студентам, которые дружной толпой, неслись в столовую, едва начинался перерыв и тащили своего любимого препода с собой. Иногда Бэкхён подолгу был оффлайн, и рабочий день у него получался совсем не восемь часов. Приходилось мириться. Чанёль пытался сконцентрироваться на своих задачах, но выходило так себе. Но вот когда Бэкхён возвращался вечером в отель, они сплетались всеми щупальцами в чате и уже не расплетались до самой ночи. Неделя пролетела быстро. Наверное, потому что общения они почти не прерывали. Больше всего Чанёлю нравилось звонить Бэкхёну перед сном, чтобы расспросить о том, как прошёл его день, и пожелать спокойной ночи. Подолгу говорить не получалось, потому что ответственному работнику необходимо было высыпаться, да и сосед в это время торчал в комнате и мешался. А Чанёлю не хотелось, чтобы Бэкхён выходил поздно вечером на продуваемый балкон или ещё хуже — в общий коридор. — Как ты там? Сильно устал? — интересуется Чанёль вечером пятницы. Бэкхён ночует не дома последний день, и сосед его уже свалил, поэтому они могут позволить себе повисеть на проводе подольше. Почему-то Бэкхён внутренне от этого дрожит. Он всегда немного волнуется, когда слышит на том конце провода приятный голос Чанёля. — Да нет, я привык. И мне нравится моя работа. — Это здорово, я рад, — в голосе слышится непроизвольная ласковая улыбка каждый раз, когда разговор касается Бэкхёна. — Готов ложиться спать? — Да. Давай только ещё немного поговорим. — Соскучился по мне? — дразнится Чанёль, но от него это никогда не звучит обидно. — Очень. — Я тоже. Слышал прогноз погоды, у вас там холодно будет ночью, так что лучше не открывай окно. — У меня закрыто, — слышен шорох одеяла, Бэкхён, по всей видимости, привстаёт, чтобы проверить. — Но это очень мило с твоей стороны, что ты думаешь об этом. — Конечно, я думаю. Я постоянно думаю о тебе. — Правда? — Да, — голос Чанёля согревает даже лучше одеяла, под которым сворачивается Бэкхён. — А вот ты мне за всё время не скинул ни одной своей фотки, я уже, наверное, забыл, как ты выглядишь. — Это намёк такой? — Я не намекаю, я всегда прямо говорю, — Чанёль пытается звучать серьёзно, но его хорошее настроение просачивается даже так, вызывая у Бэкхёна улыбку. — Ты улетел и за всё время даже ни одного нюдса не скинул. Как я, по-твоему, должен был выживать эту неделю? Бэкхён усмехается в трубку то ли смущённо, то ли даже чуть самодовольно. — Прости, я как-то не подумал. Могу скинуть завтра утром, чтобы ты был готов к моему приезду. Чанёль издаёт смешок. — Обожаю, когда ты так делаешь. — Что именно? — Ну, знаешь, строишь из себя недотрогу, а потом говоришь что-то такое. — Я не строю, — из голоса моментально пропадает улыбка. — Я… прости, я… не хотел обидеть или упрекнуть. — Да всё в порядке, — обрывают его, пытаясь придать голосу как можно более безразличный тон. Повисает молчание. — Бэкхён? — М? — Мы можем поговорить про это? — Не хочу, — честно признаётся он. — Не знаю… Я просто странный, — и судя по разочарованной интонации, ему хотелось сказать что похуже. — Ты не странный, Бэкхён. Просто впечатлительный. — А это тут причём? — слышится его более расслабленный выдох. — Я правда так думаю, — согревающе говорит Чанёль, и Бэкхён не может поверить, что кто-то может относиться к нему и его загонам так. — Если ты стесняешься, то это не странно и совсем не проблема. Мне даже нравится. — Я не стесняюсь, — слабым голосом оправдывается Бэкхён, — просто… — ему заметно тяжело говорить. — Мне страшно, — выдыхает он на грани слышимости, словно неуверенный, можно ли ему в таком признаваться. — Страшно? — Чанёлю не верится в то, что он слышит. — Ты боишься? Чего? Меня? — Н-нет, просто… — Бэкхён теряется сильнее от того, что, кажется, он единственный, кто чувствует это. — Ну, разве тебе совсем не страшно? — Да вроде нет, — Чанёль о таком даже не задумывался никогда. — Почему мне должно быть страшно? — Я не знаю, — Бэкхён правда не знает. — Чего ты боишься? — Боюсь… сделать что-то не так? Наверное. — В каком смысле не так, Бэкхён? Что ты можешь сделать не так? — Чанёль звучит почти отчаянно, потому что он отчаянно не понимает. — Разве что уронить меня с кровати, ну так это не смертельно… Бэкхён вцепляется в одеяло, кутаясь в него сильнее. Он плохо понимает, почему реагирует так, но пытается достать этот страх из глубин и разглядеть его. Ему стыдно до ужаса, но он заставляет себя говорить искренне. Потому что без этого ничего не получится. — Знаешь, — начинает Бэкхён, собираясь с силами, — моя бывшая постоянно закатывала мне истерики по поводу того, что я её совсем не хочу. — А ты хотел? — Не знаю, — неуверенный ответ, — я плохо помню то время, —всё ещё зачем-то пытается оправдываться. — Ну, а тебе хотя бы было с ней хорошо? — Наверное. — То есть, нет? Наступает молчание, и Чанёль понимает всё правильно. — Почему ты тогда спал с ней? — задаёт он самый закономерный вопрос. — Мы были в отношениях. И она хотела этого. Ей всё нравилось. — То есть ей всё нравилось, кроме того, что ты не набрасывался на неё, как зверь? — Да? — Ничего не понимаю, — подытоживает Чанёль, — мне кажется, это была не твоя проблема, вы просто темпераментами не сошлись, вот и всё. — Она сильно комплексовала из-за внешности, — снова начинает говорить Бэкхён, будто только сейчас об этом вспоминая. — Она изначально не верила, что кто-то может её хотеть. Я лишь попался под горячую руку. — Ну вот видишь, ты всё понимаешь. — Но я всё равно не могу избавиться от страха, что я делаю что-то не так. Что со мной что-то не так, — у Чанёля ноюще колет внутри от этих слов. Он очень хочет сказать, что с Бэкхёном как раз всё так, но не успевает, тот снова начинает говорить: — Она была недовольна каждый раз всё сильнее, — Бэкхён слегка тараторит, словно пытаясь быстрее отделаться от мучающих его воспоминаний. Чанёль ненавидит сейчас это расстояние между ними. — И чем больше она мне об этом говорила, тем сильнее я переживал, и тем хуже всё становилось. Последний наш раз так и не случился, потому что я разрыдался, — дрожаще признаётся он. Чанёль вдыхает слишком резко, пытаясь сдержать клокочущую внутри ярость. Он представляет эту ужасную картину: плачущего, беспомощного Бэкхёна, который не умеет себя защитить, которому совершенно нечего противопоставить взрослому человеку. Прикрывает глаза, пытаясь совладать с эмоциями, потому что знает, как иногда тяжело Бэкхёну даются самые простые вещи, как ему постоянно приходится переступать через себя ради людей вокруг. И ему было намного хуже тогда, но он продолжал раз за разом ломать себя для неё. Какой же неполноценной надо быть, чтобы вымещать свои проблемы на Бэкхёне? Как, чёрт возьми, его бывшая могла так обходиться с ним? Насколько же она была слепа? — Прости, что рассказываю тебе всё это…. Тебе, наверное, неприятно, — по своему понимает его напряжение Бэкхён. Чанёль в очередной раз удивляется, как он может так тонко улавливать мельчайшие перемены в его настроении, но при этом совершенно не уметь этой чуткостью пользоваться. — Если мне что-то и неприятно, так это то, как эта овца с тобой поступала, — резко выговаривает Чанёль, даже не пытаясь подбирать слова, но смягчается, когда дальше обращается уже к Бэкхёну. — Я очень ценю, что ты мне это всё рассказываешь, правда. Теперь я могу понимать тебя намного лучше. Я хочу, чтобы тебе было хорошо рядом со мной, и я сделаю всё для этого, обещаю. — Спасибо, — даже как-то обескураженно шепчет Бэкхён. — Тебе не обязательно меня благодарить, это моя прямая обязанность. Мы же встречаемся. — Да, но я ведь не должен просить слишком много. — Не переживай, Бэкхён. Больше, чем есть, всё равно не получится. Я, как ты, себя об колено ломать не умею, — Бэкхён может лишь болезненно усмехнуться на это. — Если честно, — вздыхает он после небольшого молчания, — я бы многое отдал, чтобы её никогда не было в моей жизни. Мне кажется, эти отношения сломали что-то во мне окончательно, — убито шепчет он. Больше всего на свете сейчас хочется как-то успокоить его, утешить. Страшно ляпнуть что-нибудь дебильное, что-то типа «ты справишься», что заставит Бэкхёна почувствовать себя только хуже, поэтому Чанёль решает переспросить: — Тебе кажется, что из-за неё у тебя может что-то не получиться со мной? — Да. Что я разочарую тебя, — тихий голос начинает звенеть от слёз, и это больно. — Я ничего не умею, всё неправильно понимаю. Ничего не могу сделать нормально, — у Чанёля едва слёзы не выступают на глазах от того, что Бэкхён действительно так считает. Он понимает, как это выглядит для Бэкхёна. Как это, должно быть, тяжело: осознавать каждую секунду своей жизни, что ты в любом случае рано или поздно оступишься, потеряешь контроль, как бы сильно ни старался. Будешь чувствовать, что должен быть лучше, что тебе ещё многого не хватает, не достаёт. Будешь бояться и знать, что однажды всё равно допустишь ошибку, потому что твои чувства больные, неправильные, непредсказуемые. Потому что болезнь врёт тебе, подменяя реальность. — Не хотеть и не уметь — это разные вещи, Бэкхён. Я понимаю, о чём ты говоришь. Я верю тебе. Эти слова будто срывают какой-то заслон внутри, и Бэкхён плачет как никогда искренне и с чувством, позволяя застарелой боли вновь пройти через себя и вылиться вместе со слезами. В нём всегда все сомневались, считали лицемером, бездушной тварью, психом. — Я рядом, я рядом, я с тобой, Бэкхён. Пожалуйста, только не плачь, — Чанель всё ещё пугается таких сильных истерик. Ему сложно осознать, как такие неистовые, стихийные, неконтролируемые эмоции умещаются в таком маленьком, тихом и замкнутом Бэкхёне. Но Чанёль бессилен против этого, и, наверное, надо просто позволить организму брать своё. — Я знаю, что ты постоянно об этом думаешь, — Чанёль просто продолжает говорить, чтобы обозначить своё присутствие, — и вижу, как ты переживаешь обо мне и наших отношениях. С тобой всё так, Бэкхён. Даже если мне вдруг что-то не понравится, я просто попрошу тебя больше так не делать. Это совсем не будет значить, что ты плохой или с тобой что-то не так. Это, наверное, та самая черта Бэкхёна, которая заставляет сердце Чанёля таять и замирать в восхищении. То, какой он ранимый, чуткий, переживательный. Его чувства такие красивые. — Я верю тебе Бэкхён, я всегда тебе верю. И я верю в тебя, — потому что на самом деле всё, что Бэкхёну нужно — чтобы в него верили, когда он потерян и не помнит, кто он. Когда он сам в себя не верит. Иногда он не верит, что имеет внутри что-то хорошее, и для него очень важно, чтобы в это верил хотя бы Чанёль. До тех пор пока Бэкхён не научится видеть целостную картину, а не только моментальные чувства. Если в критические моменты, когда ему сложно аккумулировать свои представления о мире и перестать думать чёрно-белыми категориями, Чанёль будет подозревать его в чём-то плохом — он действительно просто поверит в это. В то, что он плохой. Поэтому Чанёль будет помнить за него. Потому что он верит ему. А без веры в друг друга не может быть никакой любви.

***

— Я вчера такую милую кружку купил, ты офигеешь, — внезапно говорит Чанёль, едва они отъезжают от аэропорта. — Кружку? — Ага. Хочешь посмотреть? — В смысле обычную кружку? — Не обычную, а очень милую. — Хочу, конечно. — Тогда ко мне? Бэкхён усмехается. — Поехали. — Нормально будет? А то у тебя вещи. — Да пофигу. Сегодня уже суббота, а послезавтра опять на работу, — и почти привычным жестом укладывает голову на плечо. — Хочу побольше провести времени с тобой. — Я тоже, — соглашается Чанёль, улыбаясь в волосы. — Перед твоим приездом даже потренировался в приготовлении еды для тебя, так что дома есть, чем тебя покормить. Квартирой Чанёля оказывается небольшая и скудно обставленная студия. Бэкхён аккуратно проходит внутрь, осматриваясь тактично и вежливо. Даже уставший и, кажется, непричёсанный, надевший, что попроще, он выглядел слишком неорганично на этом блёклом фоне. По полу стелились провода, на столе разложены два синтезатора, а вот количество гитар в комнате было сложно подсчитать сразу. Но больше ничего как будто бы не говорило о том, что хозяин этой квартиры создаёт музыку. На первый взгляд — всё очень аккуратно и даже уютно, но почему-то Бэкхён чувствовал ощущение запустения, а не свободы и творчества. Так было не всегда, но сейчас с работой дела обстояли туго, да и с деньгами тоже. Чанёль не знал, выгорание ли тому виной или неверно выбранный жизненный путь, но продуктивность за последние годы упала непозволительно сильно. Он смог зайти так далеко, но теперь не имел ни малейшего понятия, как ему нужно было двигаться дальше, а поворачивать назад уже было бессмысленно. Какой-то тупик, из которого Чанёль никак не мог найти выход. — Извини, что не пять звёзд, — неловко извиняется он. — По-твоему, я выгляжу как избалованная сучка? — слишком спокойным голосом спрашивает Бэкхён. — Что? Нет! — Давай говорить обо всём, только не о деньгах, пожалуйста, — примирительно просит он. Скидывает с плеч ветровку и наступает на задники, неряшливо скидывая с ног кроссовки, которые стоят, наверное, как половина месячного дохода Чанёля, и проходит вглубь на пару шагов, чтобы освободить место. — Хорошо, прости, — соглашается Чанёль. У него нет больного пристрастия к дорогим вещам, просто он по-другому к этому относится. Даже если Бэкхёну эти кроссовки отдал доносить старший брат, ну зачем так с вещами? Им ведь будет обидно, если ими вот так попользовались, а потом выбросили, без сожаления купив новые на замену. Поэтому он просто печально вздыхает и убирает обувь Бэкхёна на предназначенную для этого подставку. — Ты, наверное , не поверишь, но мой второй парень встречался со мной из-за денег, — делится Чанёль. — И у тебя теперь травма? — Типа того. Для любого мужчины это травма, если он нихрена не зарабатывает. — Для меня ты можешь быть кем угодно, — предлагает Бэкхён, хитрюще глядя. — Не обязательно мужчиной. — Весело тебе, — беззлобно фыркает Чанёль. — Просто пытаюсь сказать, что мне всё равно. Деньги — это последнее, о чём тебе теперь нужно думать. Потому что я превращу твою жизнь в кошмар. — Я так скучал по тебе, — и, смеясь, притягивает в объятия. — Я тоже, — ластится Бэкхён, обнимая за талию. Но потом вспоминает, что собирался сначала в душ, и Чанёль снаряжает его в ванную, вручая полотенце с одеждой для дома. У него и так всё с собой, но Чанёль настаивает, что лучше взять чистое. И вообще лучше его. — Вроде тут ничего необычного, думаю, разберёшься. Всё, что найдёшь — всё твоё, можешь пользоваться. Если что-то ещё понадобится — кричи. Я тут недалеко. — Хорошо, спасибо, — снова становится застенчивым Бэкхён. — Я пока разогрею обед, — улыбается ему напоследок Чанёль и коротко целует, прежде чем выйти из ванной. К моменту, когда Бэкхён возвращается, в квартире уже вкусно пахнет едой. — Я поел перед тем, как поехать за тобой, так что, надеюсь, ты не против, если я не составлю тебе компанию, — отчитывается Чанёль, что-то перекладфвая на плите. — Я себе чай сделаю, ты будешь? — Давай. — Всё в порядке? — Да. — Ладно. Какой тебе? Выбери, какой хочешь, — Бэкхён в первый же день переписки был предупреждён о его гурманстве по части чая и кофе. — Какой нальешь — такой и буду. Чанёль довольно усмехается. — Люблю таких, кто не выпендривается. — В плане чая или вообще? — В плане удовольствий. Я ж херню не предложу. Для гостей всё только самое лучшее, — смотрит Чанёль многозначительно, пока тянется в шкафчик за посудой. — Это та самая? — Что? — Невероятно милая кружка, которую ты хотел мне показать. Он уже забыл про неё сто раз. — Она самая. Держи. — «Кусь — это по любви», — читает Бэкхён на розовой кружке с двумя котиками. — Реально милая. Стоило того, чтоб приехать. — Оставлю её для тебя тогда. Будешь приезжать и пить из неё. Бэкхён вертит в руках кружку от каких-то спутанных чувств. Ему нет абсолютно никакого дела, из какой кружки пить, но Чанёль только что сказал, что у них обязательно будет совместное будущее. И в это настолько же сильно не верится, насколько сильно Бэкхён об этом мечтает. — Забыл совсем, у меня сок же ещё есть. Может, хочешь сок? — Томатный? — Естественно, — Чанёль открывает холодильник и достаёт упаковку из дверцы. — Другой не держим. — Тогда… не знаю. — Давай и то и то, а там решишь, — и собирается достать ещё одну кружку. — Я могу и из горла попить, чтобы тебе не мыть. Всё равно ты не пьёшь томатный. — Меня не смущает пить после тебя, мы же сосались уже. — Сегодня нет. — Ну так ещё и не вечер, — снова меняет интонацию Чанёль, но в этот раз почему-то получает лишь напряжение в ответ. Это не первый раз, он получает диаметрально разную реакцию на буквально одни и те же действия. Наверное, пора начать принимать ту реальность, в которой иногда просто не будет правильного ответа в отношении Бэкхёна. — Точно ничего не случилось? — Всё нормально, правда, — и смотрит потеряно, хотя ещё секунду назад у него было расслабленное, игривое настроение. — Ну я же вижу, — Чанёль говорит ласково, и ему не получается сопротивляться. — Просто… тревожно. Я же понимаю, что мы не в шахматы с тобой будем играть. — О чём ты? — будто действительно не понимает. Внутри начинает невольно теплиться раздражение. Бэкхён сразу усилием подавляет его в себе. Чанёль же не виноват в том, что он не может формулировать свои мысли нормально. — Ну, я про секс, — наконец, сдаётся Бэкхён. — Это про то, что ты говорил? — Да… — Но нам ведь не обязательно делать это сегодня, — справедливо замечает Чанёль, притягивая в объятия и позволяя спрятать лицо у себя на груди, — или завтра, или вообще в ближайшее время. Мы можем сделать это, когда оба захотим и будем готовы. — Думаешь, я когда-нибудь буду готов? — риторический вопрос. — Знаешь, Бэкхён, секс это, конечно, классно и приятно, но придавать какое-то значение его отсутствию довольно глупо. Если ты скажешь мне, что пока у нас будут только платонические отношения, я приму это. — Серьёзно? — Ну да. — Но это жестоко. Я не хочу, чтобы твои желания ущемлялись... — Ой, я тебя умоляю. У меня всё ещё есть руки и я умею дрочить. — Проблема ведь не в том, что я не хочу, — сознаётся Бэкхён. Чанёль реагирует на всё спокойно, и он чувствует, что может поделиться. — Я хочу, но мне очень страшно, — Бэкхён замолкает на несколько секунд. — Знаешь, было кое-что ещё и… — Что? — Чанёль смотрит невидящим взглядом перед собой и только поглаживает мягкие волосы. — Я… никогда об этом никому не говорил. Я думал, это нормально, так у всех детей. Я думал, люди вокруг знают о том, что происходит. — Помимо той девушки было что-то ещё? — Чанёль, уже знает ответ и больше всего на свете не хочет его слышать. — Да. Чанёль вдыхает так резко и сильно, что до рези в лёгких, и прижимает Бэкхёна к себе крепче. Это самое ужасное, что Чанёль вообще мог услышать в своей жизни. Что? Что было ещё? Как много раз это было? Как больно ему сделали? Кто это сделал? — Мне так жаль, Бэкхён, мне так жаль. Мне… даже представить сложно, что ты пережил. — Это не так страшно на самом деле, — будто пытается оправдаться Бэкхён. — То, что ты выдержал это, не значит, что переживать такое — не страшно или нормально. Я выслушаю тебя, если захочешь поделиться. — Я просто… не уверен, что вообще когда-либо смогу озвучить подробности, я просто не смогу, но… — Кто это был? — не то чтобы это что-то изменит, но Чанёлю нужно знать. Бэкхён вжимается в него всем телом. — Ты можешь не говорить, если… — Моя мать, — выпаливает он. — Блять. Чанёль готовился услышать всё, что угодно, но никак не это. Это за гранью его понимания. Он даже не может себе этого представить, мозг заботливо не позволяет осознать услышанное до конца. — То, что ты здесь и ты нормальный, это чудо, понимаешь? — сдавленно шепчет Чанёль, пытаясь сдержать слёзы ярости и восхищения. — Я никогда тебя от себя не отпущу, Бэкхён. Я буду защищать тебя от всего, что есть плохого в этом мире, чтобы больше никогда в жизни тебе больше не пришлось так страдать. Я обещаю. — Всё нормально, Чанёли, не переживай так. Да и я в итоге не то чтобы нормальный, — добавляет Бэкхён с горьким налётом досады. — Нет, Бэкхён, ты нормальный, — Чанёль берёт его за плечи, глядя прямо в глаза. — Ты самый нормальный человек из всех, что я встречал. Мы спокойно обсуждаем с тобой все эти вещи. Ты мне рассказываешь. Всё анализируешь, и очень много понимаешь, наверное, даже больше, чем я. Ты очень сильный, и я буду рядом с тобой, чтобы помогать. Всё будет хорошо. — Я тоже хочу тебе помогать… — Ты помогаешь мне. Бэкхён помогает, даже если не замечает этого. Он учит Чанёля быть понимающим, ответственным, милосердным. И, даже больше этого — заставляет его смеяться каждый день. Чанёль целует веки, мокрые щёки, с которых Бэкхён сам пытается утереть слёзы. Сейчас они какие-то другие. Тёплые, не обжигающе горячие. Почти не раздражающие. Как правильное завершение того, что он чувствует. — Ты сказал, что хочешь? Ты уверен? — Ну да, я правда хочу, но… у меня мало нормального опыта и… плохо получается… возбудиться, потому что я нервничаю, наверное. Какое-то время я даже думал, что мне вообще не интересен секс, но потом понял, что я просто хочу, чтобы было приятно и всё такое… Просто у меня такого не было. Это какой-то сюр, что всё, чего хотелось Бэкхёну, это чтобы просто было приятно. — Придумаем что-нибудь, — голос снова наполовину игривый, и от этого теперь только приятно. — Не переживай так сильно, больше это не твоя личная ответственность. На Чанёля озадаченно моргают. — Я выбрал тебя, значит, согласился на то, чтобы принимать все твои особенности и заморочки. Если бы я не хотел иметь с ними дело — мне стоило бы выбрать кого-то другого, ведь так? Но я захотел тебя. Поэтому в этом есть и моя ответственность тоже. И для Бэкхёна это такое новое чувство, что он даже теряется в своей благодарности. — Всё будет хорошо, — заверяет Чанёль. — Ты так сильно стараешься, и я буду стараться тоже. Они обнимаются, успокаиваясь, а потом всё-таки вспоминают про разогретую еду. — Пойдём на диван? Или за стол? — Да всё равно… — Тогда на диван. — Горячо, — пробует еду Бэкхён, отставляя тарелку на журнальный столик перед диваном, на который уже забрался Чанёль. — Хочешь, я тебе пока оставшиеся фотки покажу? — Давай. — Это я снимал котика, который там живёт, — Бэкхён достаёт телефон и пролистывает десятки одинаковых фотографий красивого рыжего кота. — Все почему-то уверены, что это кот, но я думаю, что это всё-таки кошка. А вот это мой сосед. — Слава богу, он не очень. — Не ревнуй, — фыркает Бэкхён. — Твой единственный конкурент — это моя работа. — Как скажешь, — тёплый поцелуй касается виска. — Я бы, кстати, хотел поиграть с тобой в шахматы. Только не умею. — Могу тебя научить, — предлагает Бэкхён. — Ты хорошо умеешь играть? — Ну не прям хорошо, но в начальной школе я даже на кружок ходил какое-то время. — Давай ешь и потом поиграем, — Чанёль настойчиво возвращает ему тарелку в руки. В спокойной обстановке к Бэкхёну быстро возвращается его привычное очарование: он дёргает головой в такт играющей в его голове музыке и разговаривает с набитым ртом: — Очень фкусно, я тафюсь. Чанёль никогда ещё не чувствовал себя настолько в любви. — Ну-ка, дай попробовать, — просит он, открывая рот. Бэкхён незамедлительно выполняет просьбу, и Чанёль скептично пожёвывает кусочек овощной котлетки. — По-моему так себе, и ты просто не хочешь меня расстраивать. — Нет, мне нравится. — Мне кажется, ты просто пытаешься залезть ко мне в трусы, — игриво прищуриваться Чанёль. — Так и знай, лесть тебе не поможет, я не такой. — А какой ты? Другой? — снова хихикает Бэкхён с набитым ртом. — Тебе, кстати, не скучно? Может телек включишь, пока я ем? — Нет, мне отлично. Ты интереснее. — Ну смотри, — Бэкхён запивает всё томатным соком. — Не торопись, жуй нормально, — гладит его по спине Чанёль. — Наелся? — Бэкхён ожидаемо не доедает, стесняясь сказать, что больше не хочет. — Ага. — Ну вот, молодец. Совсем другое дело, — забирает он у него тарелку с приборами, ставя на столик рядом, — а то уехал в свою командировку — голодный, холодный, неглаженный, нецелованный, — Чанёль располагается удобнее на диване, обнимая Бэкхёна всеми конечностями. — Уже хотя бы не голодный. А насчёт остального — так и быть, дам тебе возможность исправиться, — заявляет Бэкхён со своей привычной стервозной непосредственностью, пока устраивается в его объятиях, вытирая рот рукой и шмыгая носом. — Ну что, партеечку? — Бэкхён так быстро переключается с темы на тему, что Чанёль едва поспевает за ним. — Давай. — Готовься отсасывать, — самодовольно усмехается Бэкхён, — я соврал, я очень хорошо играю. — Я даже в тебе не сомневался. Может, только поэтому и согласился, — стоит Чанёлю самому начать заигрывать, как Бэкхён тут же тушуется и притихает, молча скачивая и устанавливая приложение. Садится поперёк раздвинутых коленей Чанёля, чтобы оба хорошо видели экран, и объясняет правила. Получается у него чётко и структурировано, но нужно попробовать поиграть самому, чтобы уж точно понять, что к чему. Первая партия выходит пробная, и Бэкхён предлагает не доигрывать до конца, чтобы не ранить чувства Чанёля. Вторую решают играть уже серьёзно — никакого сочувствия и никакой пощады. — Так, кстати, очень удобно сидеть, — комментирует Чанёль, целуя Бэкхёна в шею. — Пополнение в списке моих любимых поз. — Только если ты так поднимаешь руку, мне плохо видно экран, когда ты ходишь. — Это потому что я сверху, — спокойным голосом говорит Чанёль, делая ход. — А понятие рокировка тебе о чем-нибудь говорит? — в тон ему отвечает Бэкхён, пытаясь забрать телефон. Но не получается — Чанёль поднимает руку, и из такого положения не дотянуться. Только Бэкхён не собирается сдаваться и разворачивается, приподнимаясь на коленях, чтобы предпринять ещё попытку. — Мне всего три хода осталось до того, как поставлю тебе мат. — Не отдам, — продолжается шутливое сопротивление, — Пак Чанёль не может проиграть. — Даже мне? — Бэкхён внезапно переходит на флирт, бесстыдно меняя тон голоса. — Даже тебе, — хитро улыбается Чанёль, стараясь спрятать телефон за собой. Бэкхён поддаётся его настроению и беспардонно лезет руками за спину. Оказывается в один момент так близко, что хочется дышать им и задыхаться. Хочется запомнить запах Бэкхёна, как что-то очень важное и нужное, но от него не пахнет абсолютно ничем, только теплом и хлопком одежды. И немного Чанёлем. Его стиральным порошком, шампунем, квартирой. Волосы Бэкхёна согревают шею, а прохладные пальцы задирают одежду, заставляя дёрнуться от внезапного прикосновения к обнаженной пояснице и выронить телефон. Только теперь Бэкхёну интереснее щекотать Чанёля, который извивается под его пальцами, хихикая и пытаясь оттолкнуть от себя наглые руки. Не собираясь оставаться в долгу, он в первую же передышку ловит рёбра Бэкхёна в ладони и чуть надавливает, пытаясь проскользнуть сквозь кости пальцами. Бэкхён истерично дёргается и падает на Чанёля, уронив голову ему на плечо. Его мягкий смех щекочет приятными пузырьками где-то в груди. — Ты возбуждён, — довольно сообщает в самые губы, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Чанёль роняет смешок. — Ты сидишь у меня на коленях. Естественно, я возбуждён, — тихий шёпот опускается ещё на несколько тонов ниже. Чанёль даже не собирается ничего отрицать, уже прокрадываясь пальцами под футболку Бэкхёна. Они скатываются по спинке, тискаясь и лениво копошась в клубке переплетённых конечностей, пока Бэкхён не закидывает ноги на согнутые колени Чанёля, у которого не получается вытянуться на диване в полный рост. И так внезапно очень удобно — Бэкхён весь помещается в его объятиях, обернутый всего одной его рукой, и ему комфортно быть в своей закрытой позе, касаясь при этом всего тела Чанёля. Он больше не сбегает от прикосновений, когда Чанёль ведёт ладонью по линии его бедра. Бэкхён поддаётся рукам, гладит подушечками пальцев по кромке кремового драного свитера, задевая ключицы. Тянется ближе, укладываясь на бок, и сплетается ногами. Руки на спине сжимаются крепче, когда раздразнённый Чанёль целует интенсивно и напористо, подтаскивая под себя. Бэкхён реагирует как-то слишком нервно или чувствительно. Делает приятно до онемения в коленях, не не горит так, как Чанёль. Тело его не выражает увлечённости, потребности в нём, желания. Будто какая-то часть его не хочет быть здесь. И это сильно контрастирует с тем, как он безропотно позволяет глубже, вплотную и так пронизывающе мучительно. Чанёль чувствует себя обманутым. Он весь раскрытый и уязвимый перед ним. Сам выкладывает свои чувства. Его реакции искренние и понятные от первого до последнего вздоха. Бэкхён не может не видеть и не понимать. Почему Чанёль вдруг боится? Потому что теперь у Бэкхёна есть власть делать ему больно? Или Чанёль лишь нечаянно чувствует резонанс его тревоги? От непонимания между ними неумолимо стынет воздух. Чанёль не хочет, чтобы так было, но он запутывается в набежавших мыслях, сбивается, Бэкхён судорожно дрожит тоже, не понимает. Он чувствует, что что-то не так, но не понимает, что именно. — Прости, — извинения срываются бессознательно. Одно единственное слово режет по живому, а Бэкхёну страшно. Ему, блять, просто страшно. Чанёль берёт себя в руки, чтобы успокоить его. — Тебе не за что извиняться, — кончики пальцев ласково гладят по лицу. — Нам просто нужно больше времени, чтобы привыкнуть друг к другу. — Правда? — в чужих глазах мелькает искорка оживления и надежды. Бэкхён же верит каждому его слову. — Конечно, когда я тебе врал? — нежности в голосе становится словно больше с каждой проведённой вместе секундой. — Хочешь, можем просто полежать? — Хочу. Теперь Чанёль понимает, что не устраивало его бывшую. Бэкхён зажимается и запирает чувства внутри, когда сильно переживает. Это легко может сойти за неискренность с его стороны, но Чанёль знает настоящую причину. Это всё ещё его Бэкхён. Его солнышко, которое тянется к нему. Бэкхён, который уже столько преодолел ради него. — Хочешь чем-нибудь заняться? — Чанёль перебирает его волосы. — Не знаю. Неохота ничего делать, — сонно ластится к нему Бэкхён. — Типичный телец. Можно что-нибудь посмотреть или просто поставить на фон. — Я бы не отказался от диснеевского марафона. — Составим список? — Чанёль загорается этой идеей. — Давай. Чанёль находит какой-то листочек с карандашом, и они усаживаются обратно на диван. — Кто выбирает первым? — Давай ты, — уступает Бэкхён. — Ну нет, ты мой гость, так что ты. — Хорошо, — долго уговаривать не приходится, — тогда я выбираю Спирита. — Но это не Дисней. — И что? Спирит не Дисней, а я не девушка. Когда тебя что-то смущало? — Справедливо, — Чанёль не в состоянии спорить с таким сильным аргументом и записывает Спирита под первым пунктом. — Тогда я выбираю Зверополис. — Нравится йифф? — едко замечают над ухом. — А что это? — Порно с фуррями. — Фу, Бэкхён, не будь таким пошлым, — морщится Чанёль, — это мультик про равноправие и любовь без предрассудков. — Хорошо, как скажешь, — Бэкхён пихает лбом его плечо, скрывая умильную улыбку. Он забирает у него ручку, чтобы коснуться руками рук. Корявенько выводит «Король лев». Ему не очень удобно в таком положении, но почерк у него в принципе не очень читаемый, Чанёль видел. Это мило. — Первую или вторую часть? Бэкхён задумывается. — Даже не знаю. — Тебе вообще какая больше нравится? — Обе люблю, но, наверное, всё-таки больше первую. Мне нравится тема поиска себя. Симба узнаёт свои истоки, чтобы узнать, кто он такой, чтобы найти своё место в жизни. Красивая история. Жаль, в реальной жизни не всегда можно найти в прошлом ответы на свои вопросы. Чанёль задумывается. — Думаю, это метафора, — рассуждает Бэкхён, — на идею о том, что нужно вернуться к истинному себе, чтобы быть счастливым. В мультике истина оказалась в истоках. Печально, что мой отец не лев, тогда я бы не парился и точно знал, кто я. — А ты не знаешь, кто ты? — Не имею ни малейшего понятия, — уверенно говорит Бэкхён, но замечает удивление Чанёля. — А ты что, знаешь? — Да я, если честно, не очень понимаю, что за вопрос. — Ну вот Симба — сын своего отца. Значит, он лев и истинный король. А ты кто? — Мы вроде ещё не пили, а уже такие разговоры пошли... — Ну так кто? — веселится Бэкхён. — Я не понимаю, о чём вопрос. — Ну смотри. Допустим, мой тезис верен: нужно вернуться к истинному себе, чтобы быть счастливым. В случае Симбы истина — это его истоки. Но это частный случай. Тезис шире. Истиной может быть всё, что угодно. То есть вопрос в том, насколько ты ощущаешь свою истинность. Подлинность. То есть, проще говоря, насколько ты чувствуешь, что живёшь свою жизнь? — Насколько я чувствую, что живу свою жизнь... — эхом повторяет Чанёль. — Не знаю, никогда об этом не думал. Мне кажется, я ничего такого не ощущаю. — Вообще? — Бэкхён немного удивлён. — Ну да. Бывают только очень редкие моменты, когда вдруг чувствую, что что-то не то. — И как часто это бывает? — Только когда я задумываюсь о том, туда ли свернула моя жизнь. Довольно редко. — А всё остальное время? — Ничего. Но это именно ощущение, — продолжает мысль Чанёль, чтобы ответить на вопрос. — То есть оно всё-таки есть. Ощущение ничего. Когда тебя ничто не тревожит. Когда, получается, всё в порядке, и ты в ладах с собой и своей жизнью. — Так вот, как это работает, — усмехается Бэкхён, будто ему открылась истина, но она не оправдала его ожиданий. — Получается, люди, которые советовали мне просто меньше загоняться, были правы. — Они ведь не знают, просто ты загоняешься или не просто. — А разница? Я загоняюсь и порчу себе жизнь, — Бэкхён упирает локти в колени и закрывает ладонями лицо. Чанёль тянется обнять, прижавшись щекой к плечу. Он не знает, что сказать. Все варианты, что приходят в голову, соревнуются друг с другом в номинации «самый идиотский комментарий года». Чанёлю всегда казалось, что он хорошо умеет поддерживать людей, но Бэкхён его быстро разуверил в этом. — Но со мной ведь тебе легче? Бэкхён почему-то сдавленно смеётся. — Это так не работает. Мне плохо. С тобой или без. Неважно, — безжалостно говорит он. Это ощущается так, будто старания Чанёля бесполезны. Бесполезен он. Бесполезно вообще всё: никому эти отношения не принесут ничего, кроме боли и разочарования. — Ты говорил, что тебе хотя бы немного легче, — в голосе можно услышать оттенок обиды. — Не льсти себе, Чанёль, — почти зло выговаривает Бэкхён. Чанёль ничем это не заслужил. Но он и не привык нападать, не разобравшись. — Я не хочу на тебя как-то наехать сейчас, — спокойно произносит он, — просто скажи, почему ты так говоришь? Я что-то делаю не так? Ему не отвечают сразу. Затягивается тревожное молчание, но Бэкхён хотя бы не отталкивает. Чанёль пытается как-то поддержать, тихо гладя по волосам. — Ты просто так говоришь, — начинает Бэкхён, — что мне должно стать легче от того, что ты рядом. Но мне не легче. И я как будто не оправдываю твоих стараний. Я не могу сказать тебе, что мне всё так же плохо, потому что это расстроит тебя. Но если я буду говорить, что мне лучше, я должен предоставить этому подтверждения. У меня их нет. И я, получается, должен их изобразить. Опять. Как я это всегда и делал, чтобы от меня не отказывались. И мне больше всего жаль, что когда остальные люди имели со мной дело, я очень сильно старался быть хорошим и скрывал всё, что со мной на самом деле происходило. А с тобой я веду себя так, как будто мне всё можно и стараться совершенно не обязательно. Они ещё не разобрались с первой проблемой, а Бэкхён уже умудрился всё свести к своей любимой теме. — Это неправда. Ты стараешься. — Этого недостаточно, — тихо всхлипывает Бэкхён. Это нечестно, что хуже всего он относится к человеку, который больше всех пытается ему помочь. С Чанёлем он позволяет себе намного больше, чем с кем бы то ни было. И кто он после этого? — Так, всё, тихо, — Чанёль толкает его обратно спиной на диван, нависая сверху, чтобы смотреть в глаза. Какое-то резкое действие спасает почти всегда. Бэкхён бесконечно себя накручивает, и в какой-то момент логическая цепочка приводит его к мысли о том, что он самый мерзкий человек на этой планете. Это просто нужно остановить. — Ты не должен ничего изображать. Никогда. Я хочу, чтобы всё было настоящим. Всё, что между нами происходит. И твои чувства особенно, — Чанёль касается мокрой щеки, где они всё-таки пролились. — Они очень красивые. Бэкхён чувствует, как перестаёт дышать. В груди появляется давящее ощущение, но не получается даже понять, приятное оно или удушающее. Всё, что Бэкхён так яростно ненавидел в себе всю жизнь. Всё, что в нём так презирали люди. Чанёль говорит, что это что-то хорошее. Что это может нравиться. Значит, Бэкхён тоже может быть хорошим? И может Чанёлю нравиться? Наверное, в этот самый момент Бэкхён ощущает свою подлинность. Когда хотя бы одна живая душа признаёт истинного тебя. И не просто душа, а человек, который что-то о тебе знает. Глаза щиплет, но плакать не получается. Становится холодно от озноба мурашек. — Ты дрожишь, — замечает Чанель, растерявшись на секунду. Он ложится рядом и укладывает к себе в объятия Бэкхёна, чтобы согреть. — Прости. Я по-идиотски реагирую… и на что-то хорошее тоже. Чанёль верит. Тело Бэкхёна само реагирует. Такое не сыграешь. Нет смысла сомневаться в его словах. Бэкхён всё делает искренне. Злится, обижается, доверяет, проявляет нежность. Он чувствует всё это на полную катушку и сам в это верит. Когда это так сильно́ — невозможно не поверить. Чанёль прекрасно всё видит своими глазами. — Меня это не смущает. — Почему? Я правда не понимаю. И опять они заходят на этот круг. — А почему должно? Ты мне нравишься. Очень сильно, если ты не заметил. Бэкхён молчит, по всей видимости, не удовлетворённый ответом. — Ты особенный, — просто говорит Чанёль. — Все, кого я встречал раньше, были плюс-минус похожи. Это даже не надоедало, а уже полноценно раздражало. Я знал все реакции, чувства, мысли и остальное. Всё было одно и то же, менялась только внешность. Но твоё восприятие… особенное. Я не знаю, какое ещё слово подобрать. Это безумно притягивает. Хочется хотя бы на словах услышать о том, как ты чувствуешь и думаешь. Если бы ты был книгой, я бы читал её взахлёб. Потому что я не могу даже примерно представить, что будет на следующей странице. — Это называется романтизация психических расстройств. — Причём тут это? Я говорю о тебе. — И ты правда так считаешь? — Правда, — тепло выдыхает Чанёль. — Я всё ещё здесь, видишь? И никуда не ухожу. — Я... правда не плохой? Перестань, — хочется взвыть Чанёлю. — Конечно, нет, — шепчет он. — Ты самый хороший. — Ты тоже, — тихо говорит Бэкхён, обнимая крепче. Они лежат так ещё какое-то время, вжимаясь друг в друга и чувствуя, что дальше их отношения уже не будут такими, как раньше. Бэкхён первый приподнимается на локте, чтобы аккуратно, с немного стыдливой благодарностью поцеловать в висок. Ему очень неловко за устроенный им концерт. Они снова располагаются на диване. Чанёль старается больше касаться Бэкхёна, чтобы тот чувствовал, что всё в порядке. Что их связь не прервалась, даже наоборот — стала только крепче. — Я пишу тогда вторую часть львов, — снова берёт листок в руки. — Кстати, тоже про любовь, побеждающую ненависть и вражду. — О, боже, Чанёль, ты такой романтик. — Да, я такой. Что дальше? — Может, хватит пока? Я уже не уверен, что смогу осилить всё. После принимается общее решение отправить Бэкхёна на кровать с ноутбуком, а Чанёль пока переодевается в домашнее. — Если я зарыдаю, пожалуйста, не пугайся, — подползает он к Бэкхёну в более расслабленной одежде и устраивается у стены в одеялах и подушках. — Ты тоже. Они переглядываются, едва сдерживая смех. Где-то на середине фильма Чанёль просит Бэкхёна сесть между его ног, чтобы он мог обнимать его как подушечку и прятать лицо в волосах на самых душераздирающих моментах. Бэкхён укрывает его руки своими, и так очень тепло. Он трогает суховатые костяшки и тонкую кожу между пальцами, задумчиво гладя суставы, щекотливо и приятно. — У тебя очень красивые руки, — делает комплимент Бэкхён, перебирая идеально прямые пальцы. — Чем ровнее у мужчины пальцы, тем более спокойный и покладистый у него характер. — Ну спасибо. А я, значит… — Это была просто рекламная кампания, — сразу говорит Чанёль. — Твои мне нравятся больше. Бэкхён смущённо даёт распрямить свою ладонь, чтобы разглядеть. Он никому раньше не позволял, потому что пальцы у него не идеально ровные. Но Чанёлю от этого они кажутся только красивее, живее и изящнее. — Будешь высчитывать, сколько у меня сантиметров? — Я бы сказал, что это уже не важно, раз уж у тебя длинные пальцы. Бэкхён смеётся, откидывая голову на плечо, и, кажется, уже не смущается. — Твой характер хорошо читается по рукам. — Ты ведьма? Или как это называется… хиромант? — Да. Просто боялся сказать сразу. — Почему? — Парни плохо реагируют. — Ну, может, тогда я девушка. — А у тебя есть подозрения? — в шутку спрашивает Чанёль. — Доказательств того, что я парень, у меня в любом случае тоже нет. — Ну... — хмурится Чанёль, не понимая, — если до этого ты жил, как парень, и тебе было нормально, значит, ты парень. Разве нет? — А что, если я осознаю себя женщиной когда-нибудь потом? Получится, что всё время до этого я жил не свою жизнь… Теперь ещё мы с тобой, — Бэкхён вздыхает. — Я реально не понимаю: мне было плохо с бывшей, потому что мне не нравятся девушки в принципе или потому что конкретно она была неподходящим для меня человеком? В итоге-то гей я или нет? Бэкхён спрашивает абсолютно серьёзно. По-настоящему доверяется. Его психика — маленький ребёнок, которого по ошибке выпустили в огромный реальный мир со всем его безумным многообразием. И приходится этот мир упрощать, чтобы не сойти с ума. Приходится расклеивать ярлыки, чтобы хоть немного упорядочить происходящее в своей голове. Бэкхён не ощущает свою цельность из-за бессвязности внутренних переживаний. И он цепляет все эти идентичности на себя, пытаясь собрать из них мозаику своей личности. А теперь получается, что он думал одно, а всё может быть совсем по-другому. Что он оказался совсем не таким, каким он думал. Это рушит внутри всё. Наложенные им самим рамки делают безумно больно, когда ломаются на осколки. Это лишь звучит глупо. Для Бэкхёна это всё ужасно реально. — Ты тот, кто ты есть, — Чанёль прижимается щекой к виску, обнимая нежнее. — Подлинный и настоящий. Независимо от того, что и как ты назовёшь. Ты в любом случае больше всего этого. Просто слова Бэкхёну не помогут. Но он пытается хоть как-то утешить. — И ты будешь любить меня, если я поменяю пол? — Да. — А любил бы, если бы я родился девушкой? — Это вопросы из серии: любил бы я тебя, если бы ты был лампой? — Я серьёзно. — Любил. — А если… — Тоже любил. — Ладно, — унимается Бэкхён, удовлетворённый ответами. — Думай обо мне, — тише говорит Чанёль. — Я сделаю всё, чтобы тебе не пришлось думать об этом снова. Кто там тебе нравится и кто тебе подходит. — Спасибо, — с благодарностью выдыхает Бэкхён, ткнувшись носом под горло, греясь в общем тепле. — Что ты там ещё говорил про мой характер? — Ты дотошный. — Я смотрю, тебе сегодня так и хочется уничтожить мою самооценку. — Это же не что-то плохое. — А какое? Хорошее? Чанёлю хочется спросить, почему у Бэкхёна всё всегда либо очень хорошее, либо очень плохое. Но это глупый вопрос. Чанёль прекрасно знает ответ. — Характер сам по себе не хороший и не плохой. Мы же не в Симс. И то в последних релизах, вроде, уже убрали это деление. На заре времён и агрессивность была хорошим качеством, чтобы выжить и защитить соплеменников. Всё от обстоятельств зависит. Очень грустно, что все эти элементарные вещи объясняет ему Чанёль. А не родители Бэкхёна в своё время. — Твоя дотошность мне нравится. — Чем она может нравиться? — Меня, может, возбуждает. Фетиш такой знаешь? Бэкхёна это признание очень веселит: — Ты смешной. — Рад, что тебе нравится. — Расскажи мне про свои, — просит Бэкхён. — Длинные и тонкие, как у тебя, это про дотошность. Длинные и толстые значат, что я яркая творческая личность. И многого добьюсь в жизни. — У тебя не толстые, — возмущается Бэкхён. — Просто кости такие. А остальное — да, правда. — Давай ладони ещё посмотрю, — предлагает Чанёль, беря его руки в свои. Он ловит кураж, потому что Бэкхён первый человек в его жизни, который с интересом слушает про его звёзды, травы и арканы. — Линий очень много, — замечает Чанёль, разглядывая лёгкую ладонь. Кожа у Бэкхёна мягкая, но совсем сухая. — Тебе не понравится трактовка. Бэкхён в любом случае не сможет разочароваться в себе ещё сильнее. Это невозможно. — Я готов. — Много мелких линий у неуравновешенных и чувствительных людей, — рассказывает Чанёль, гладя пальцами. — Вот здесь должна быть линия жизни, вокруг большого пальца. У тебя её практически нет. — Я умру в двадцать семь? — Это линия про здоровье, а не про продолжительность жизни, — обманывает его надежды Чанёль. — Так что живи и не выпендривайся. Бэкхён весело хихикает. Чанёлю уже можно про это шутить. — Ещё нет линии судьбы, она должна проходить по центру. Это значит, что ты чувствуешь себя потерянным. Зато тебе суждено пережить чистую и сильную любовь. — Ты это только что придумал? — Нет. Вот линия любви, она у тебя на обеих руках заканчивается развилкой между указательным и средним пальцем. Такое очень редко бывает. — А у тебя есть? — Нет. — Значит, у тебя любовь будет грязная и слабая? — Хватит задавать мне дотошные вопросы, — теряется Чанёль. — Я просто пытаюсь понять, — абсолютно искренне говорит Бэкхён. Разглядывать руки друг друга оказывается слишком увлекательно, но они пытаются смотреть дальше. Хотя всё равно больше обнимаются, потому что погружение в историю уже потеряли. Чанёль думает о Бэкхёне, потому что мультфильм сам по себе интересует его меньше, чем то, почему выбор пал именно на наго. Смысл довольно прост и в Спирите, и в первой части Короля Льва, разница лишь в том, что Симба мечется и ищет себя, а Спирит борется, чтобы себя не потерять. И Бэкхён, должно быть, понимает их переживания на совершенно другом уровне глубины. Чанёль касается лбом плеча, и Бэкхён поворачивает к нему голову, чтобы потонуть в его запахе. — Я понял, наконец, чем ты пахнешь, — говорит Чанёль, дыша в сгиб шеи. — Чем? — Постиранной и только что поглаженной тканью. Такой запах чистоты, смешанный с теплом от утюга. — Очень романтично. — Мне нравится. Он простой и очень уютный. — Могу сказать, чем ты пахнешь. — Чем? — Сексом. Это было слишком внезапно — Чанёля немного выносит от смеха. — Дико извиняюсь, конечно, — лыбится Бэкхён, довольный произведённым эффектом. — И как для тебя пахнет секс? — Не знаю. Не агрессивно, чем-то сладким. — Сладким? Как я могу пахнуть чем-то сладким? — Не могу объяснить, мне нужно будет больше статистики. Чанёлю уже хочется покусать Бэкхёна за этот бессовестный флирт. Он почти дотягивается до уха, но Бэкхён быстро реагирует и начинает уворачиваться, смеясь от щекотных выдохов в затылок. Его просто нагло тискают, обернув руками за плечи, и он даже не может ничего сделать, только крутить головой. От очередного резкого движения, с носа спадают очки, и им приходится уйти на технический перерыв. — Можно посмотреть? — заинтересовывается Чанёль. — У тебя сильно плохое зрение? — Ну в общем-то да. Если я случайно оставлю эти очки на твоём прозрачном столике, то скорее всего сам их уже не найду. — А чего они у тебя заляпанные такие? — Чанёль беспардонно задирает футболку на животе Бэкхёна, аккуратно протирая ей стёкла. — По-моему, ты просто раздеваешь меня. — Совсем нет, тебе кажется. Бэкхён делает вид, что поверил. Он тоже уже особо не смотрит в экран, ему больше нравится болтать с Чанёлем. — Эта Джуди меня раздражает, — вдруг говорит Бэкхён. — Слишком напоминает мне меня. Она прекрасно знает, как нужно поступать правильно, но страхи сильнее её. Теперь Чанёль тоже может это видеть. Бэкхён всегда смотрит в самую суть. — Но Ник всё равно её любит. Бэкхён оборачивается, улыбаясь. — Останешься на ночь? — Чанёль вдруг особенно сильно этого хочет. — Если пригласишь. — Приглашаю. Я не буду приставать, честно. — А может я хочу, чтобы ты приставал. Но Чанёль не пристаёт. Он знает, что Бэкхён только шутит. Ему нужно больше времени. Им обоим нужно больше времени. Бэкхён ему безумно нравится, а Чанёль больше не неуклюжий ребёнок, пытающийся играть с мыльными пузырями. Бэкхёна слишком легко можно ранить или расстроить. Чанёль сделает всё, чтобы этого не произошло ни по его вине, ни по чьей-либо ещё. — Помнишь, я говорил, что хотел бы поговорить с твоим врачом? Я переживаю немного и, думаю, было бы неплохо с ним поскорее увидеться. — Со мной настолько сложно? — и только озвучив это вслух, Бэкхён понимает смысл сказанного в полной мере. Для его расшатанной нервной системы этого хватает, чтобы всё рухнуло в пыль. Он резко встаёт и уходит, чтобы скрыть своё состояние. — Бэкхён, ну вот видишь… — Я всё прекрасно вижу, — Бэкхён расценивает его тон, как попытку пристыдить, и перебивает, резко развернувшись. — Я, может, и псих, но не слепой. Даже взгляд меняется — становится непроницаемым. С такими стеклянными глазами, наверное, психи расчленяют людей. — Я хочу домой, — наконец, говорит он и, развернувшись, направляется к двери. Чанёлю иногда кажется, что Бэкхён делает это специально. Пытается разнести в клочья его самообладание, чтобы он сорвался, прогнал его и перестал хорошо относиться, чтобы Бэкхён не обманывался дальше… … чтобы Чанёль снова сказал, что всё хорошо, и что он ему нужен и важен. Потому что Бэкхён не понимает, не чувствует, не может увидеть. Ему нужен кто-то, кто поможет понять, как к нему относятся. — Нет, Бэкхён, — срывается за ним следом Чанёль, — в смысле ты можешь, конечно, — тут же исправляется он, — но, пожалуйста, давай сначала поговорим, — не дожидается чужой реакции, потому что сейчас она может быть только отрицательной или никакой. — Я не хочу тебя стыдить или в чём-то обвинять, потому что не считаю, что ты в чём-то виноват. Мы просто поговорим, хорошо? Пожалуйста. Скажи мне, что случилось? — Ничего. Я хочу вернуться домой и побыть один. Стучаться в закрытые двери — больно. Возможно потом, когда Бэкхён вернётся в своё нормальное состояние и попросит прощения, они помирятся. Но какой в этом смысл, если Чанёль не может помочь в тот самый момент, когда Бэкхён действительно в нём нуждается? Если сейчас он позволит обиде взять верх, Бэкхён ещё неизвестно сколько проведёт в этом ужасном состоянии. Возможно день, может неделю, может месяц. — Ты отталкиваешь меня, — Чанёль старается говорить это просто так факт, а не для того, чтобы Бэкхён почувствовал вину. — Почему? — Потому, что ты сказал, что со мной сложно. — Но я такого не говорил. — Но ты подумал, — уверенно заявляет Бэкхён, с вызовом глядя в глаза. Он и правда верит в это. — Тебе кажется, я отношусь к тебе плохо? — Я уверен. — Почему? — Потому что я плохой, — говорит, как что-то само собой разумеющееся. — Почему ты думаешь о себе так плохо? — Потому что иначе я поверю, что всё может быть хорошо. — А что в этом плохого? — Всё очень плохо кончится. Круг замыкается. Чанёль беспомощно выдыхает, а Бэкхён так же беспомощно отворачивается. — Я не считаю, что ты плохой, Бэкхён, — снова пытается Чанёль. — Кем вообще нужно быть, чтобы человека можно было считать плохим? — Ты не понимаешь, — пугающе сверкает улыбкой Бэкхён, зло усмехнувшись. — Ты никогда не сможешь меня понять! Ты никогда не презирал себя так сильно, что всё, чего тебе хотелось — это убить себя, лишь бы больше ни секунды не иметь с этим мерзким уродом ничего общего. В голове не укладывается, что он сейчас имеет в виду себя. — Мне очень жаль, — пожалуй, это всё, что Чанёль может сказать на это. Он ненавидит говорить о таких вещах, когда они так далеко друг от друга. Он хочет обнимать Бэкхёна, прижимая к сердцу, а не смотреть, будто в поединке, в его затянутые пеленой боли глаза, схлестнувшись взглядами с двух противоположных точек. Но Чанёль боится двигаться с места, чтобы не напугать его ещё сильнее. На Бэкхёна больно смотреть, когда он такой. — О чём ты подумал, когда я это сказал? — Не знаю, я почувствовал вину, — он говорит это будто себе назло, очень решительно собравшись уйти ещё полминуты назад. — За всё происходящее. — Но ты ни в чём не виноват. И всё на самом деле хорошо, разве нет? Мне с тобой весело, приятно и очень комфортно. Правда. Мне так нравится проводить с тобой время. Я очень рад, что ты согласился приехать. Я вообще всегда тебе рад. — Виноват… — совсем не враждебно возражает Бэкхён. Будто и не услышав ничего, что было после этого. Но даже по голосу ясно — он услышал. — Я так не считаю. На мгновение становится тихо. А потом Бэкхён закрывает лицо руками, всхлипывая и в один момент теряя всю свою суровость и непоколебимость. — Я не хочу быть таким жестоким, когда мне так плохо, — скулит он. Лёд стаивает, и Бэкхён снова просто разбито плачет. — Иди ко мне, — Чанёль подходит и обнимает его, решая всё за него. И Бэкхён прижимается к нему так просяще и отчаянно. Это всё, чего он хотел. Он не хотел уходить и не хотел быть один. Он просто хотел, чтобы ему сказали: «Я не откажусь от тебя». Чанёль знает, что в эту секунду Бэкхён ненавидит себя. И ещё хуже от мыслей, что сейчас ему кажется, будто Чанёль ненавидит его тоже. — Ты очень важен для меня, — тихо шепчет, стараясь сохранять спокойствие, чтобы Бэкхёну было проще успокоиться, — я правда ничего не имел такого в виду. Я просто хочу быть ближе к тебе и понимать тебя. Чтобы помогать справляться со всем этим. А не делать больно вместо этого. — Ты не делаешь, Чанёли, — обессиленно произносит Бэкхён, — это просто… я просто не должен так реагировать. — Ты не будешь так реагировать, — монотонно говорит Чанёль. — Но сейчас пока ты только лечишься, я тоже должен сглаживать углы. Чтобы поддерживать тебя, а не топить. — Ты поддерживаешь… Я вообще не знаю, откуда ты такой взялся на мою больную голову. — Нормальная у тебя голова. Подлатаем, и будешь бегать как новенький. Бэкхён затихает, наверное, снова не поверив его словам. — Это ведь не навсегда. Плохие времена пройдут. А мы останемся. Бэкхён долго молчит, осознавая сказанное ему. — Это единственное, что даёт мне надежду, — очень тихо говорит он, — спасибо. Прости за всё. — Я не обижаюсь на тебя. Чанёль не понимает, как на Бэкхёна вообще можно обижаться. Он же совершенно беспомощный в своих эмоциях и реакциях. Он манипулятор не больше, чем трехлетний перевозбудившийся от активной игры ребёнок, которому не хочется спать и которому совсем не хочется, чтобы родители на него за это ругались. — Мне кажется, нам лучше отвлечься, ты как? — чуть более непринуждённо спрашивает Чанёль, уводя настроение в другое русло. — Может, сходим погуляем? Поучу тебя кататься на скейте. Куплю мороженое. Любишь мороженое? — Люблю, — подтверждает Бэкхён, размазывая слёзы. — Тогда давай собираться, — ласково подбадривает Чанёль. — Я обещал тебе свидание.