***
После нескольких совместно проведённых недель Чанёль уже не ожидает, что у Бэкхёна окажутся ещё стороны, которых он до сих пор не видел. Дома Чанёль привыкает к ведомому и покладистому Бэкхёну, на которого даже голос повысить страшно. Его же только защищай да оберегай, помогай во всём, выпутывай из сетей, в которые он сам себя запутываеет и, отчаянно барахтаясь, вредит себе, делая только хуже. Но когда Чанёль получает возможность видеть его не только рядом с собой, но и в других социальных ролях, то узнаёт, что Бэкхён такой только с ним, и только когда они остаются дома наедине. Жизнь в одиночку сделала Бэкхёна уверенным и компетентным буквально во всём. И только Чанёлю он доверяет настолько, чтобы позволять направлять себя и их отношения. Чанёль никогда не забудет, как он растерялся, когда умудрился разбить машину, а Бэкхён разрулил всё за них обоих, параллельно ещё и успокоив его. Это был ленивый вечер пятницы, в который ничего особо не хотелось выдумывать, и они просто возвращались домой после кино. Уже во дворах на подъезде к дому, когда Чанёль пытался аккуратно проехать между стоящими по бокам от дороги машинами, неожиданно что-то громко ударило в его дверь сбоку. Бэкхён почти никак не среагировал. А вот второй виновник ДТП буквально изошёлся на говно, сразу перейдя на крик и обвинения. Но Чанёль даже не смог второй раз испугаться, потому что ещё не успел отойти от первого шока, а Бэкхён уже успел выйти из машины и наорать на этого мужика в ответ. Чанёль даже и не знал, что Бэкхён так хорош в том, чтобы переходить на личности и рявкать какие-то нелогичные обвинения. Чанёль тогда выскакивает из машины следом за ним, едва не столкнувшись с подвернувшейся под ноги спутницей водителя, и подбегает к Бэкхёну, прикрывая собой, потому что мало ли что. Этот мужик хоть и был примерно такого же роста, как Бэкхён, но злее, неадекватнее и больше раза в два. — Слушайте, идиоты, у меня нет совершенно никакого желания с вами тут ебаться. Пятьсот тысяч вон — и я вас не видел. Или я вызываю дэпээсников — и вы остаётесь без прав. — Да вызывай ты, блять, кого хочешь, — грубо бросает Бэкхён, не собираясь дальше разводить этот балаган, и утягивает за собой Чанёля, демонстративно сделав фото номера его машины. — Бэкхён… — Чанёля уже всего перетрясло так, что он едва может стоять на ногах. Он не знает, что ему делать, он боится за Бэкхёна, боится, что из-за него у них теперь будут проблемы, боится что… — Он просто хочет денег, Чанёли, — успокаивает его Бэкхён, когда они отходят на достаточное расстояние. — Это его косяк, точнее его курицы, а не наш, — он исправляется, когда говорит о его девушке, но продолжает упрямо говорить «мы», и Чанёль не знает, он делает это для того, чтобы не расстроить его или он действительно считает, что просто нет уже никаких «ты» и «я», есть только «мы». — Надо вызывать ДПС, пусть приезжают и сами с ним разбираются. Мне не платят за то, что я объясняю каким-то идиотам на улице, что нужно смотреть по сторонам, когда открываешь дверь. — Ты уверен? — после такого количества стресса Чанёль уже ни за что не поверит, что всё может обойтись так просто. — Абсолютно. — Хорошо, ладно. Прости. — Всё нормально, — Бэкхён лишь ободряюще ему улыбается, поднося телефон к уху и продолжая держать Чанёля за локоть, — я им скажу, что у нас труп, и они примчаться за две минуты, как миленькие. В соседней машине какое-то время слышна ругань, а потом девушка, взвинченная и злая, как собака, выходит из машины, хлопнув дверью так, что в многоэтажках разом вздрогнули окна, и, помёрзнув немного в капроновых колготках на тротуаре, уезжает на такси. — Жалко её, — вздыхает Бэкхён. Чанёль лишь усмехается, сначала не поверив ему. — Ты же сам ещё пять минут назад её курицей назвал. — Ну сглупила, с кем не бывает. А мужик её мудак. Только орать и может. Она же больше всех из нас испугалась, — ну насчёт этого Чанёль бы поспорил, у него до сих пор колени трясутся. Он достаёт зажигалку и сигареты, чтобы хоть немного перебить этот внутренний тремор, и долго курит, оперевшись поясницей о тёплый капот. Если бы Чанёль знал, что с машиной будет столько нервотрёпки — никогда бы не сел за руль. Такие разборки просто не для его тонкой натуры. А мужик, о котором они уже позабыли, вдруг выползает из машины и, видимо решив, что он самый умный, фотографирует номер их машины тоже. — Не только рыбы бывают клоунами, — едко замечает Бэкхён, — вот же дебила кусок. Чанёль усмехается скорее от нервов, чем от комментария, но близость Бэкхёна, его спокойная твёрдость и выдержанность заставляют чувствовать себя лучше. Он не знает, как у Бэкхёна хватает мужества быть таким слабым рядом с ним, когда на самом деле он может быть и таким тоже. Физически он собран и напружинен, но это скорее от того, что он всё ещё начеку, будто в любой момент готов броситься коброй на этого мужика, если он только попробует совершить поползновение в их сторону. Чанёль чувствует вину за то, что он такой слабый сейчас. Он думает о том, что Бэкхён ведь тоже не привык, чтобы о нём кто-то заботился, но прекрасно понимает, что иногда нуждается в помощи других людей и с благодарностью принимает её. — Чанёли, тебе незачем тут торчать, — всё так же тихо и спокойно говорит Бэкхён, забирая у него из рук третью сигарету и засовывая её в пачку обратно. — Машина оформлена на меня, мне в любом случае придётся ждать дэпээсников, чтобы всё оформить. Ты можешь пойти домой. — Я же не могу тебя тут бросить. — Это не бросить, а рационально использовать время. Зачем нам торчать здесь вдвоем, если могу торчать только я один? Чанёль колеблется. Но знает, что Бэкхён действительно так считает. В его словах нет подвоха, он просто руководствуется логикой. Бэкхён в принципе склонен больше опираться на факты, чем на чувства, и это различие между ними тоже очень нравится Чанёлю. Ему нравится, как рассуждает Бэкхён. И уже не хочется злиться, что иногда он ведёт себя слишком уж сдержанно и рассудительно для влюбленного человека, не хочется закатывать скандалы и обвинять в чём-то, когда можно просто дать ему напитываться его эмоциями, позволяя видеть мир так, как видит его Чанёль. А взамен получать такую же поддержку, когда Чанёль стрессует, и эмоции начинают перехлестывать разум. Очень сильно хочется сейчас обнять Бэкхёна за то, что он именно такой, но они на улице да ещё и в такой привлекающей внимание ситуации. — Давай я принесу тебе тогда куртку потеплее. А сам потом зайду в магазин, приготовлю что-нибудь вкусненькое на ужин. — Можешь вообще просто заказать что-нибудь, — Бэкхён всё прекрасно видит, и от его ласкового тона Чанёль чувствует себя ещё более паршиво. В горле начинает саднить, но уже совсем не от дыма. А от того, что Бэкхён ещё успевает заботиться и думать о нём. — Прости, что так получилось, мне очень жаль, — он ощущает себя так подавленно из-за этого, что даже не уверен, имеет ли он право спать сегодня с Бэхёном на кровати, а не на коврике в прихожей. — Ты не виноват ни в чём, это просто случайность. Херня иногда случается. — Но я мог бы предвидеть это. — Не мог бы. Если не предвидел — значит не мог. — А если бы ты пострадал из-за меня? — Жить вообще опасно. У Чанёля заканчиваются аргументы. — Ты ведь не специально, — продолжает Бэкхён, — я тоже постоянно что-нибудь случайно роняю или ломаю. Даже не переживай из-за этого, ничего страшного не произошло. Я отвезу на выходных машину в автосервис, страховка всё покроет. Пожалуйста, не вини себя, — он дёргает за ткань его куртки почти умоляюще. — Ну пожалуйста, ради меня. О, ну это запрещённый приём. — Только если ради тебя, — улыбается ему Чанёль немного вымученно, но искренне. Небо только начинает темнеть, но на улице уже пустовато. Бэкхён позволяет себе придвинуться к нему поближе. — Сильно испугался? — Я пиздец как испугался, когда ты наехал на этого мужика, — со смешком выдыхает Чанёль. — Если бы ты так со мной дома разговаривал, я бы уже тусовался в заведении с мягкими стенами. — Я сочту это за комплимент, — Бэкхён растягивает губы, но они уже становятся непослушными от вечернего холода, забирающегося под подолы его лёгкой куртки. — Ты уже замёрз, — Чанёль говорит это больше для себя, потому что не доглядел, забывшись, и берёт обе его руки в свои, согревая. — Давай залезай в машину, я за курткой, — и открывает ему дверь. — Хорошо. Подожди, я тебе только карту дам, — Бэкхён лезет в салон и достаёт из сумки свою банковскую карточку. — Вот, выбери, что хочешь. Хочется отказаться, но Бэкхён целует его в щёку, и уже невозможно ему сопротивляться. Чанёль закрывает его собой, прижав к машине, чтобы никто ничего не увидел, и целует холодные губы, конечно же просто чтобы согреть.***
Из совместных развлечений у них с некоторых пор появляются походы за ручку в тренажёрный зал. Один раз в неделю, без фанатизма, даже больше для того, чтобы немного взбодриться и встряхнуться после рабочего дня. А ещё, как и советовала Бэкхёну врач, один раз стабильно йога в воскресенье. — Интересно, если есть «собака мордой вниз», значит должна быть и «собака мордой вверх»? — привычно разговаривает сам с собой Бэкхён, когда инструктор отдаёт команду выполнять. — Догги-стайл, — шепчет в ответ Чанёль, достаточно тихо, чтобы нельзя было докопаться, но достаточно громко, чтобы слышали все. И будь на его месте кто-то другой, Бэкхён бы даже не улыбнулся, но он роняет смешок, едва не свалившись со стойки на руках. Чанёль сейчас почти физически чувствует, как повышается уровень его дзена, когда он сам, обливаясь потом и весь трясясь от напряжения, изображает сутулую псину, пока Бэкхён точно так же пыхтит на мате рядом и материт всё на чем свет стоит, а вся группа по очереди бросает на них неодобрительные взгляды. Бэкхён совсем не гибкий в отличие от Чанёля, который в скором времени становится фанатом йоги, но у него вроде получается уговорить его не забрасывать, объясняя, что всё в этом мире требует времени и терпения. Бэкхён в итоге смиряется с условием, что Чанёль будет ходить на тренировки в коротких шортах, чтобы для него было хоть что-то приятное в этих занятиях. И Чанёль даже соглашается. Нужно было поддержать Бэкхёна, потому что свободная длинная одежда запрещена по технике безопасности, можно либо короткое, либо обтягивающее. У Бэкхёна короткие шорты отпали автоматически из-за порезанных ног, поэтому пришлось мириться с обтягивающими штанцами. В итоге половина группы вздыхает по высокому росту и пластичности Чанёля, а тот не может перестать облизывать взглядом разгорячённого Бэкхёна, на которого пялится другая половина группы, опасно сворачивая шеи. Бэкхён ещё всегда собирает волосы в куцый хвостик, чтобы те не лезли в глаза, и у Чанёля рот наполняется слюной, когда он думает о том, как бы ему хотелось лизнуть взмокшую кожу у самого стриженного затылка. И всё-таки в итоге Бэкхёна не удаётся удержать даже Чанёлю. Он честно пытался работать на тренировках всё это время, но ни о каком расслаблении и правильном дыхании задумываться даже не приходилось. Через месяц он сбегает и начинает ходить на какое-то непроизносимое боевое искусство, которое идёт в то же время в соседнем зале. Родная группа по йоге облегчённо выдыхает, а Чанёль, наконец-то, может сосредоточиться на своих ощущениях, а не на том, как бы не ржать с очередного дебильного комментария Бэкхёна. Что ж, возможно йога и правда не для него? Чанёль шумно вдыхает, вытягиваясь и распрямляя позвоночник, и так же шумно выдыхает, наклоняясь вперёд, без какого-либо напряжения касаясь ладонями пола, чувствуя как приятно растягиваются мышцы. Ну и правильно, пусть попиздит там грушу пару часиков, думает Чанёль, стоя уже на одной ноге, сложив руки в молитвенном жесте и легко удерживая идеальный баланс. Нужно же ему куда-то выплескивать свою агрессию, которую он обычно направляет на себя. Может, спать лучше будет. Первое время без Бэкхёна непривычно, но в конечном итоге иметь разные увлечения — тоже весело.***
Чанёлю незнакомо то, о чём рассказывает Бэкхён, когда вспоминает что-то из своего прошлого, но он может видеть, как это влияет на его жизнь до сих пор. Бэкхён никогда сам не поднимает тему родителей и своего детства банально потому, что он ничего особо не помнит, все те ужасы просто стали для него чем-то рутинным. Но иногда приходится вспоминать, чтобы пережить те моменты, а не продолжать открещиваться от них. Не отрицать ту травмированную часть себя, силком заставляя её молчать. Это всё равно не помогает, и Бэкхён может лишь безвольно ощущать, как он не может взять под контроль даже самого себя. Он не сразу может вспомнить, как именно над ним издевались, потому что он всё ещё не до конца осознаёт, что это было неправильно. Но ему необходимо понять, что это не было нормой, что то, что делали его родители — преступление. И он никогда больше не должен переживать что-то подобное снова. Бэкхён рассказывает об этом так, словно не понимает, какое отношение он имеет ко всему этому. Эти воспоминания такие выцветшие, будто это было не с ним. Но Бэкхён помнит, что они всегда такими были. Он будто не чувствовал ничего уже тогда, словно лишь наблюдал издалека, не находясь в том моменте. Но сейчас, когда он думает об этом, о том, что тем ребёнком из воспоминаний был он, то даже представить не может, как тяжело было всё это пережить. И это, кажется, должно соединить его с прошлым собой, но лишь делает ещё больнее. Он ведь ничего не сделал. Он ничем это не заслужил. Он был хорошим. Даже не поднимал головы, боясь навлечь на себя гнев родителей. Им просто не нравилось всё, что он делал. Как бы он ни старался заполучить их признание, всё заканчивалось одинаково. Они любили его лишь тогда, когда он оправдывал их ожидания. Бэкхён хорошо выучил, что он не нужен как существо, у которого есть собственные чувства, желания и мысли. Он мог существовать только когда хорошо исполнял свою роль идеального сына, пока мать позволяла быть только тем частям его личности, которые нравились ей, а другие жестоко отвергала. Бэкхёну приходилось поддерживать иллюзию успешного родительства мамы и папы за свой счёт. Отец его был полнейшим неудачником, а мать — антисоциальной параноичкой, которая панически боялась мира вокруг и никогда не была довольна ни собой, ни своей жизнью, ни собственными детьми. Она не имела никакого образования, кроме кое-как оконченной школы, из-за чего не могла получить хорошую работу, и пыталась отыграться на сыне, вложить в него то, чего не было у нее самой. Ей сказочно повезло: Бэкхён почти оправдывал в этом её ожидания, он рос любопытным ребёнком, его влёк мир вокруг, ему нравились естественные науки. Маленького Бэкхёна нужно было лишь поощрять и подпитывать его интересы, а не игнорировать и принижать, но родителей интересовали лишь оценки в табеле, а не их собственный сын. Мать раз за разом выкидывала его игры и диски, наказывала за малейшие неудачи. Отец, наверное, даже не подозревал о том, что детей нужно воспитывать немного не так. Но Бэкхён всегда любил его больше чем мать, потому что тот хотя бы не бил его. Но почему-то и не защищал. И даже между ними Бэкхён видел лишь скандалы, крики и насилие, он просто не имел шанса вырасти нормальным. Он вспоминает, что больше всего в детстве боялся заболеть. Но не потому, что не хотел лежать с температурой и головной болью вместо того, чтобы ходить со всеми в садик, а потому что мать избивала его за то, что ей приходится тратить своё время на его лечение. И каждый раз она повторяла, что это всё для его же блага, что она желает ему только добра. Что всё, чего она хочет — чтобы он был здоровым и счастливым. Это то, ради чего она живёт. «Мама так тебя любит» «Без тебя моя жизнь не имеет смысла» «Это нормально» «Но ты не должен никому об этом говорить, хорошо?» Чанёль прижимает Бэкхёна к себе сильнее. Как он мог пережить это, когда был совсем крохой? Противоречивость не озлобила его, просто сломала. Его детской психике пришлось деформироваться, отрастить альтернативные способы существования в реальности, чтобы просто иметь возможность выжить. Бэкхён никогда не был ребёнком. Поэтому так и не смог стать взрослым. Ему никогда не было позволено быть беспечным, радостным, играющим. Ему не дарили безусловной любви, не защищали, не успокаивали. А когда он плакал, его отвергали и наказывали за то, что он ребёнок. Одно из немногих хороших воспоминаний было как Бэкхён ездил к бабушке на выходные. Но потом дед запил сильнее и ездить туда стало небезопасно, а бабушка почему-то не спешила от него уходить. Мать тогда сказала, что Бэкхён наказан за то, что не смог самостоятельно решить задачку по математике, и больше он бабушку не увидит. Они постоянно поступали так, будто ничего не может причинить Бэкхёну боль. — Я бы очень хотел быть рядом тогда, — Чанёль едва может сделать вдох сквозь сдавленность в груди. — Этого больше никогда не повторится. Ты больше не там. Ты взрослый. И будут люди, которые будут любить тебя. Я буду любить тебя. Бэкхён немного лежит у него на руках, тихо и смирно, прижимая сжатые кулаки к груди, пытаясь обнять то ли себя, то ли того маленького, несчастного, отвергнутого всеми ребёнка. Всхлипы, застрявшие в горле, неприятно колят, раздирая горло, и он весь содрогается от мучительных сухих спазмов. Чанёлю тяжело дается его спокойствие. Нестерпимо больно жжёт где-то в грудине. — Мне так жаль его, — слезы невменяемо текут по щекам, но Бэкхён находится полностью в себе. — Я бы так хотел хоть чем-то ему помочь. Хотя бы просто обнять его. Чтобы хотя бы на секунду он не чувствовал себя ненужным и чужим в собственном доме. — Обнимай его, Бэкхён. А я буду обнимать тебя, — Чанёль убаюкивает его мягкими прикосновениями. Бэкхён снова выплакивает у него на плече всё до дна. Ему почти спокойно от такой сдержанной ласки, хочется немного забыться и хотя бы на минутку почувствовать себя любимым ребёнком в тёплых объятьях мамы. Чанёль гладит его волосы, просто позволяя. — Прости, что мы опять возвращаемся к этому. Я и сам очень устал. Чанёлю хочется сказать, что ему не нужно извиняться, но он такой обессиленный и разбитый, что не хочется говорить ему вообще ничего. Хочется только утешать. — Всё в порядке. Это неизбежно. Потом Чанёль понемногу утирает его мокрые щёки подолом своей большой футболки, целует гладкий лоб, а Бэкхён на это смущённо отфыркивается. И Чанёль не может мечтать о большем подарке, чем его открытый взгляд и доверяющий, тянущийся к нему Бэкхён. — Ты всегда вытираешь меня своей футболкой. — Просто ты тоже мой.***
Чанёль невольно вспоминает что-то из рассказов Бэкхёна о детстве, глядя на него, лежащего поперек кровати в ворохе конспектов и распечаток с сеансов психотерапии. Он вертит в пальцах ручку, сосредоточенно пытаясь осознать только что прочитанное и уложить в голове, понемногу заполняя тетрадь для упражнений цветными ручками. Чанёль целый месяц думал, что набор радужных ручек с блёстками — очередная личная причуда Бэкхёна, но потом ему сказали, что так вообще-то надо, так врач сказала. Чанёль подходит ближе, трогая щиколотку, свисающую с края кровати. Бэкхён дёргается, но уже не от страха, а потому что щекотно. — Как дела? — интересуется Чанёль, забираясь на кровать и устраиваясь под боком. Подобные вопросы Бэкхён слышит наверное раз по двадцать за день, но ему никогда не надоедает, потому это их личный способ сказать: «всё в порядке?», «я рядом», «ты можешь всё рассказать мне». Чанёль опускает взгляд на записи, и Бэкхён тут же прикрывает их рукой. — Ну не смотри, — смущается он. — Не смотрю, — Чанёль послушно закрывает глаза. — Когда будем спать? — А который час? — Уже половина одиннадцатого. А я хочу ещё успеть пообниматься. — Время ещё детское. — Так ты и не ребёнок. А вот взрослым давно уже пора на боковую, — вкрадчивый шёпот раздаётся где-то над ухом, и Чанёль слепо утыкается носом куда-то в сгиб шеи, оставляя на нежной коже горячее дыхание и мягкие поцелуи. — А вот моя книга утверждает совершенно обратное, — не сдаётся Бэкхён, но привычно откидывает голову, зажимая плечи от приятной ласки. — Знаешь, — смотрит уже в глаза Чанёль, — иногда я все ещё не понимаю: ты так флиртуешь со мной или всё-таки споришь? — Всё-таки флиртую, — очаровательно признается Бэкхён, расплываясь в улыбке. И кто Чанёль такой, чтобы не целовать её. После всех своих вечерних ритуалов он возвращается в их почти общую кровать — ту самую, на которой они спали в самый первый раз. Бэкхён уже в пижаме у стеночки снова что-то читает на телефоне. — Как душ? Всё в порядке? — как обычно спрашивает он, отрываясь от экрана. — Да, всё отлично, — Чанёль проходит вглубь комнаты закрыть окно, которое они обычно открывают, чтобы проветрить перед сном. А на обратном пути Бэкхён ловит его, закинув руки на плечи, встав в полный рост на кровати. От ледяных кончиков пальцев по затылку вниз тут же сбегает колючий холодок. — Ты замёрз? — Немного. — А окно чего не закрыл? — Тебе же нравится, чтобы было прохладно. — Но ты замёрз, — Чанёль ловит его ладони в свои, согревая продрогшие кончики пальцев. — Закрывай в следующий раз, ладно? Или уходи в другую комнату. — Хорошо, — Бэкхён уже целует его, и Чанёль не уверен, что тот вообще его слушал. Ему нравится, что в таком положении не приходится запрокидывать голову, чтобы делать это. Бэкхён взъерошивает его влажные волосы, чтобы быстрее сохли, и жмётся ближе, обвиваясь за шею. — Я смотрю, спать ты сегодня ну никак не настроен. — Тебя хочу больше, чем спать, — негромко признаётся Бэкхён, блестя глазами, и от таких его слов теплеет где-то в внизу живота. — Если ты не против. — Только за, — с придыханием отвечает Чанёль, аккуратно стаскивая его с кровати, чтобы упасть на неё уже вместе. Чанёль успевает втайне порадоваться тому, что спустя три месяца держать Бэкхёна на руках становится совсем немного, но тяжелее. Кажется, настало время увеличить количество весов на тренажёрах, чтобы быть готовым к тому моменту, когда он вернётся в свой нормальный вес. Потому что Чанёлю совершенно не хочется лишаться такого приятного бонуса. — Что? — подсохшие волосы Бэкхёна красиво рассыпаются, открывая лоб. — Ничего. Просто подумал о том, что хотел бы носить тебя на руках вечно. Бэкхён на это лишь смеётся, снова прижимаясь в поцелуе. Его рука опускается на плечо, прося перевернуться, и он уже привычно усаживается сверху, когда Чанёль оказывается на лопатках. Им обоим так нравится больше. Бэкхён выносливее и легче, ему не сложно удерживать свой вес на одной руке, и даже если он устанет, можно просто улечься, не боясь причинить дискомфорт. Бэкхён всегда очень нежный, словно до сих пор нерешительный, не чувствует своих прикосновений и боится сделать что-то не так. Но каждый раз доверяется, шагает в неизвестность с закрытыми глазами, где есть только Чанёль и его руки, поддерживающие и направляющие его. Чанёль ловит, перехватывает движения каждый раз, когда Бэкхён делает даже самый крохотный шаг ему навстречу, и тот не чувствует себя больше новорождённым котёнком, которого кидают в воду и говорят «плыви». У Чанёля свободны все конечности, и он без зазрения совести этим пользуется, тиская сидящего на нём Бэкхёна, который довольно улыбается, целуясь и ласкаясь, нагло залезает руками под футболку, натирая соски. И с каждым разом у них получается всё лучше и приятнее: пальцы и губы запоминают, выучивают, делают именно так, как нравится, и теперь остаётся всё больше времени, чтобы просто наслаждаться друг другом. Лишнее понемногу просто растворяется между ними. Чанёль целует Бэкхёна так, как ему кажется нужно его целовать — мягко, неглубоко, наблюдая потом, как он облизывает губы, чувствуя тёплое ощущение его губ на своих. Им нравится делать это до тех пор, пока Бэкхён не начинает ёрзать на нём, часто дыша от возбуждения, и Чанёль меняет их местами, перекатившись по простыням. Бэкхён податливый и уступчивый, Чанёль не может не переживать за него, потому что он такой слабый и беспомощный против него. Ладони Чанёля обхватывают почти половину его бедра, и Бэкхёну приходится сильно разводить колени, чтобы Чанёль мог поместиться между ними. — Что ты всё кутаешься в свои пижамы, — урчит он, пока приходится расстёгивать дурацкие мелкие пуговицы на рубашке, — когда я приучу тебя уже спать без них. — Я же тебе не собачка, чтобы приучать. — Нет, конечно, не собачка. Просто так комфортнее и приятнее, надо только привыкнуть. — Значит, когда привыкну, тогда и перестану. А теперь меньше слов, больше дела, — командует Бэкхён, темпераментно стаскивая с Чанёля футболку. — Ты сегодня сверху? — Нет, я и так всю посуду сегодня помыл. Мне полагается отдых. Чанёль низко смеётся, отчего вибрация его голоса мурашками пронизывает позвоночник, и Бэкхён выгибается, поддаваясь накатывающим ощущениям. — Очень устал, Бэкхёни? — дразняще тянет он, придавливая его к кровати. Чанёль ещё днём сказал ему спасибо за помощь, но, кажется, сейчас собирается сделать это ещё раз, но теперь чуть более основательно. — Просто ужас, — стонет Бэкхён, так же бессовестно подыгрывая. — Всё тело ноет. — Тогда расслабься, — тихо обещает Чанёль, пробегаясь пальцами по рёбрам, распаляя ощущения лёгкими касаниями. — Могу даже руки тебе связать. — М, — колеблется Бэкхён, чувствуя нежные поцелуи на плечах, от которых спирает дыхание и так сладко подводит низ живота, — давай в другой раз. — Хорошо, — Чанёль улыбается ему в шею, ластясь щекой к обнажённой груди, оставляя там короткий поцелуй. — Как тогда хочешь? В глазах Бэкхёна мелькает какая-то тень, но тот сразу отводит взгляд, засмущавшись. — М? — мягко ведёт по бедру Чанёль, надеясь всё-таки узнать ответ, потому что иногда Бэкхёну бывает сложно попросить о чём-то для себя. — Не бойся, — ласково уговаривает, утыкаясь носом в щёку, поглаживая ладонью поджавшийся живот, — скажи, чего тебе хочется. Я очень хочу сделать тебе приятно. — Можно мы попробуем… пальцами? Бэкхён готов поспорить, что слышал, как сбилось ровное дыхание Чанёля. Тот сам никогда не развивает эту тему, позволяя Бэкхёну двигаться в его собственном темпе, и просто подстраивается под него, ничего не указывая и только благодаря за любую инициативу. — Да, — Чанёль едва не задыхается от скрутившего тело возбуждения. — Ты когда-нибудь вообще делал это? — Н-нет, мне вроде хватало и так. Только сейчас немного попробовал в душе, — хватка на бедре усиливается, Чанёль едва слышно чертыхается, утыкаясь лбом в плечо. Одни лишь разговоры об этом уже слишком заводят. — Я тоже хочу, — хрипло говорит он, — но я должен предупредить, что может не получиться с первого раза. Обещай, что не будешь расстраиваться, ладно? Мы просто попробуем. Бэкхён, не задумываясь, кивает. — Это правда так сложно? — Нет, — честно отвечает Чанёль, — только первые разы. Смазка у тебя под подушкой? — Вроде да, — Бэкхён вытягивает руку вверх, и его худой торс тонко натягивается, пока он нашаривает её. — Брось пока рядом, — Чанёль берёт всё в свои руки, снова нависая сверху. — Сначала нужно довести тебя до кондиции. — Мне кажется, я уже, — смущённо хихикает Бэкхён, чувствуя горячее дыхание у шеи и как ладонь пробирается под резинку штанов. — Обожаю, как ты всё быстрее начинаешь возбуждаться со мной, — слышится глухой шёпот, дышащий где-то за ухом. — Я даже не знал, что так бывает, — доверчиво делится Бэкхён, срываясь с размеренного дыхания. Он тихо вздыхает от удовольствия, пока Чанёль водит рукой по члену, вылизывая вены на шее и изредка прикусывая за подбородок. Тело учится отзываться на Чанёля, быстро привыкая. — Носки, — очень вовремя вспоминает он. — Забей, Чанёли, — выдыхает Бэкхён, уже собираясь притянуть его обратно. — Нет, это же важно, — упрямо не соглашается Чанёль. Потому что у Бэкхёна кровь плохо циркулирует и конечности постоянно ледяные, а для оргазмов это совершенно не то, что нужно. Под нагрузкой может и совсем плохо стать, Бэкхён говорил как-то, что у него в процессе иногда руки немеют, так сильно и больно, что до темноты перед глазами. Чанёль вытряхивает из одеяла его пушистые носки для сна, садится в ногах и аккуратно натягивает их на него, заворачивая в тепло холодные ступни и укрывая худые щиколотки. Бэкхёну нужен комфорт и тепло, о Бэкхёне нужно заботиться, чтобы ему было хорошо, и Чанёль не видит ни одной причины не делать этого. Ему обычно нужно немного больше времени, чем Чанёлю, но тот любит сначала доводить Бэкхёна, едва не кончая только от одних лишь его стонов и яркой предоргазменной чувствительности. Смазка течёт по пальцам, и Бэкхён не очень уверенно слегка разводит колени. — Хочешь так? — Чанёль понимает, что ему может быть не очень комфортно сразу позволить ему устроиться между своих ног. — Я могу лечь с тобой рядом, хочешь? Так тоже будет удобно, — негромко говорит он, чувствуя неровное дыхание на своих влажных губах. — Нет-нет, давай, как ты хотел. Только целуй меня, — просит Бэкхён, — пожалуйста. Чанёль позволяет ему преданно уложить руки себе на плечи, и устраивается сверху. Он разминает мышцы буквально самыми кончиками пальцев, чувствуя как Бэкхён выдыхает и напрягается. Смазки много, у него получится вставить и так, но страшно сделать больно. И кажется, что вот-вот всё случится, но продолжает ничего не происходить. Бэкхён дёргается, не выдержав напряжения, смазка размазывается по коже. — Прости… — Нет, всё в порядке, — быстро шепчет Чанёль. — Это я торможу. Просто ты такой маленький, — и кажется, что он говорит это с каким-то болезненным восхищением, — я боюсь, что тебе будет больно даже от моих пальцев. — Я… я могу попробовать сам, — неуверенно предлагает Бэкхён. Чанёль резко втягивает в лёгкие воздух. — Давай, — шатко соглашается он, размазывая ему по пальцам излишки геля, и это выглядит так пошло, что даже забавно. Он снова коротко целует его и садится между разведенных, слегка напряжённых из-за позы ног. Бэкхён чуть размазывает по пальцам прозрачную смазку и, нерешительно опустив руку, робко касается себя. От непривычного ощущения холодка на коже он резко выдыхает, несдержанно прогибаясь в пояснице и запрокидывая голову. Его гибкие, почти утончённые пальцы между обезоруживающе разведённых худых ног едва не лишают Чанёля способности дышать. Кажется, что они узкие и тонкие настолько, что легко вошли бы сразу два. Бэкхён весь немного зажимается, щурясь с непривычки, трёт напряжённые края, словно всё никак не решаясь, каким пальцем было бы удобнее. Он чуть приподнимает поясницу, привстав на носочки, и мышцы на животе резко проступают, когда он толкается внутрь. — Расслабься, — просит Чанёль, — расслабься, пожалуйста. Дыши, — он гладит ладонями зажатые бёдра, упрашивая их опуститься, раскрывая, и Бэкхён чувствует себя чуть более уверенно, вновь чувствуя стопами кровать. Чанёль представляет, как было бы охуенно уложить его ноги себе на талию и медленно двигаться в нём. Бэкхён почти сразу вставляет второй, не зная, что ещё ему делать, и дышит, задыхаясь, пока длинные пальцы не оказываются глубоко внутри него полностью, легко проскальзывая по смазке. Он задерживает дыхание, отчаянно пытаясь не сжиматься, и жмурится, выгибаясь. — Не поранься только, не торопись, — нежно шепчет Чанёль, возвращая ладони на своё любимое место у изгиба талии, улавливая, как Бэкхён невнятно вздрагивает от ещё непонятных ему ощущений. — Постарайся чувствовать, что ты делаешь. Не задерживай дыхание. Выдыхай медленно и просто двигайся. Вот так. Молодец. И медленнее, — голос Чанёля тихо крошится, надсаженный от возбуждения. От мысли о том, что Бэкхёну приходится растягивать себя даже для его пальцев. Жадно горящий взгляд скользит по открытому телу. Чанёль склоняется над ним, чтобы беспорядочно целовать глубоко вздымающуюся грудь, ловя в зубы ноющие соски, и улыбается маленьким трогательным родинкам, рассыпающимся под губами. От лёгких чувствительных укусов под рёбрами, где у Бэкхёна очень нежное место, тишину жаркого дыхания перебивают стоны и всхлипы. Губы Бэкхёна ярко краснеют, как и всегда, и Чанёль не может отказать себе в удовольствии целовать его, несдержанно и неаккуратно, пока тот гладит и растягивает себя. Бэкхён находит его ладонь, которой тот опирается на кровать, и порывисто обнимает за запястье. Спускаясь ниже, Чанёль вылизывает косые мышцы живота, что не скрыты рукой, и пьяно прижимается губами к открытым бёдрам, намеренно щекоча кончиком носа и слегка всасывая кожу, чтобы Бэкхён чувствовал, но не оставалось никаких следов. Обнажённая красота кожи и власть над ней, наверное, могли бы просто убить его, но Бэкхён неожиданно замедляется. Затекает кисть и уже начинает ломить плечо. — Устал? — Немного, — хрипит Бэкхён севшим от частого дыхания голосом. — Давай я, — просит Чанёль, предвкушающе ласково улыбаясь. Бэкхён чувствительно вздрагивает ещё несколько раз, пока вытаскивает пальцы, и вытирает ладонь о бедро, откидывая руку. Чанёль притягивается к нему, обнимая за спину, чтобы быть максимально близко и чтобы придержать его, если он вдруг решит неаккуратно дёрнуться. Бэкхён снова весь дрожит, будто от холода, так сильно, что зубы стучат друг об друга, отбивая дробь. У него так всегда, а потом это просто проходит так же незаметно, как и начинается, и Бэкхён тоже не знает, что это. Чанёль не уверен, что так вообще может трясти от возбуждения, а Бэкхён уверяет, что ему с ним не страшно, так что он всё-таки предполагает, что это барахлит его подёрганная нервная система. Липкая ладонь соскальзывает вниз, и Бэкхён дёргает ногами, когда Чанёль легко прикасается к нему, больше лаская, чем подготавливая. Их лица совсем рядом, теплое дыхание согревает щёки. Бэкхён мягко стонет на первый палец, запрокидывая голову и трепетно дрожа, пока его ощупывают изнутри, и Чанёль вновь целует его сквозь оборванные жаркие вздохи, неторопливо и глубоко. Движения осторожные, но уверенные, плавные. Бэкхён тяжело и шумно дышит, прерывисто выдыхая после каждого чувствительного прикосновения. Чанёль смотрит в его глаза, пристально, цепко, будто пытаясь разглядеть, что там на их чёрном, мутном дне, чтобы не пропустить, если сделает что-то не так. Бэкхён смущается и краснеет, но взгляда не отводит, а Чанёль лишь понимает, что тонет в них окончательно, слепо втягиваясь в неторопливые поцелуи. Смазка стекает вниз, и Чанёль собирает её, чтобы добавить второй палец, двигаясь осторожно, практически по миллиметру, каждый раз немного возвращаясь назад и снова входя чуть глубже. Кончиками нащупывает простату, и тело под ним бьёт болезненным удовольствием. Мышцы непроизвольно зажимаются, от этого неприятно. — Чанёли, пожалуйста, вытащи… — сдавленно просит Бэкхён. Возбуждение не спадает, но моментально накрывает удушающей волной страха. — Прости, — едва выговаривает Чанёль, горло сводит. — Нет, всё нормально, — выпаливает Бэкхён с лихорадочно горящими щеками. — Всё хорошо, просто этого… пока слишком, — говорит он заплетающимися сухими губами. — Хочешь, вернёмся к одному? — спрашивает Чанёль, выцеловывая его плечи, извиняясь. — Или закончим? — Да… пожалуйста, — дрожаще выдыхает Бэкхён. — Хочу ещё, — и Чанёль снова заполняет его собой, ловя ртом короткий стонущий выдох. Он больше не двигается, лишь давит внутри плавными короткими толчками, заставляя ощущать тепло накатывающие волны удовольствия и рвано дёргать бедрами, сжимаясь вокруг. — С тобой так хорошо, — отчаянно скулит Бэкхён, хватаясь за плечи. — Я… — Не сбивайся, Бэкхёни. Хочу, чтобы ты чувствовал, как кончаешь. — Но я правда… — по ногам пробегается дрожь. — Ш-ш, всё хорошо, — ласково шепчет Чанёль, успокаивая, — так должно быть. Это всё для тебя. Бэкхён глотает всхлип, а жгучие вспышки внутри становятся уже нестерпимыми, особенно когда он понимает, что не сможет кончить только от этого, хоть и приятно так, что до зажимающих всё тело спазмов. Он опускает руку и касается члена, потирая головку. Несколько минут кажется, что вот-вот, получится прямо сейчас, но Бэкхён может лишь жалобно вздыхать, больше ничем не в силах себе помочь. — Поменять что-нибудь? — склоняется к самому уху Чанёль, чтобы тот точно его услышал. — Нет, не останавливайся, — скулит Бэкхён невозможно высоко, и почти хнычет, когда кусают его излишне чувствительные сейчас соски, — пожалуйста… т-так очень приятно… Оргазм, кажется, не слишком сильный, но очень долгий, Бэкхёна будто накрывает несколько раз, и Чанёль помогает ему продлить этот момент до конца, массируя внутри. Он так душераздирающе дрожит, напрягаясь всем телом, и Чанёль гладит его всего и шепчет нежности, пока Бэкхён долго приходит в себя у него на груди. Чанёль чувствует себя так, будто сам только что кончил, и едва не стонет от благодарных поцелуев в шею, потому что взвинчен и раздраконен ужасно. Но как только выдыхает и укладывается рядом, от усталости начинает кружить и качать. — Чанёли? — он едва не засыпает, сморившись в любимых объятиях, когда Бэкхён осипше подаёт голос через пару минут. — М? — Продолжим? — Давай в другой раз, — мягко отказывает Чанёль. — Устал за сегодня. — Хорошо, — тихо соглашается Бэкхён, убирая руку, которой до этого обнимал. Кто-то словно перещёлкивает рубильником, выключив свет. И Бэкхён теряется чёрной кошкой в тёмной комнате. — Я в душ и вернусь, ладно? — Ладно, — без всякого выражения. Бэкхён резко отворачивается и натягивает на себя одеяло, пытаясь укрыть уязвимое тёпло от очередного предательства. Его эмоциональное состояние опять закладывает виражи. Чанёля всегда пугала его скрытая холодность и способность в любой момент отстраниться. Это самое страшное, когда Бэкхён выглядит таким пугающе спокойным, сдержанным, почти отсутствующим. В такие моменты его кроет так сильно, и внутри него бушуют такие дикие штормы, что он старается замереть, не двигаться, не говорить, чтобы не расплескать всю эту муть и грязь на других. Они снова наворачивают круги идеализации и обесценивания, но Чанёль считает себя тем, кто ведёт эту машину, и если они разобьются — это будет только его вина. Потому что если они начнут сейчас выяснять отношения, Бэкхён в любом случае проиграет, свалившись в психоз. Но на самом деле проиграет один лишь Чанёль, потому что позволит этому случиться. Главное сейчас оставаться спокойным, по пустому взгляду он видел, что Бэкхён сам не понимает, что происходит. — Бэкхён? — аккуратно начинает Чанёль. — Что? — Бэкхён меньше всего хочет сейчас говорить, но всё же отвечает, справившись с собой. — Что случилось? — Всё в порядке, — скомочивается он под одеялом, выглядя при этом так, будто готов сорваться и убежать, если Чанёль посмеет к нему прикоснуться. — Иди в душ. Чанёль придвигается к нему, но Бэкхёну внезапно ужасно противно. — Не трогай меня! — он почти повышает голос, но, сообразив, что только что сказал, добавляет чуть тише: — Пожалуйста. — Давай поговорим, — настойчивость Чанёля сейчас только раздражает. Тишина затягивается, Бэкхён лишь сильнее кутается в одеяло. — Почему? — Что почему? — Почему ты не хочешь? — Бэкхён оборачивается будто с вызовом, но Чанёль готов поклясться, что видит слёзы в его глазах. — Всё же было нормально, что не так? — его претензии всегда такие отчётливо беспомощные. — Всё так, Бэкхён, всё хорошо, — Чанёль ластится к нему. — Я просто устал. Это ничего не значит, кроме этого. Просто устал. Что ты подумал? Можешь сказать? Снова повисает долгое молчание. По Бэкхёну невозможно понять, думает он или просто молчит, не собираясь вести диалог. Но когда Чанёль уже не ожидает ничего от него услышать, отвечает: — Не знаю, я просто… принял на свой счёт то, что ты мне отказал? — это даже звучит жалко. — В моей голове опять какая-то фигня, — Бэкхён пристыженно закрывает руками лицо. — Опять всё скатывается куда-то не туда. Прости, — скулит он, — я опять срываюсь. Я уже не могу выносить себя, — он снова валится в пропасть. — Нет, Бэкхён, ш-ш, — Чанёль обнимает его, завёрнутого в одеяло, но это не помогает, Бэкхён вот-вот расплачется, он уже набирает в грудь побольше воздуха, чтобы… — Так, цыц, я сказал, — от неожиданно сильной хватки и резкого толчка Бэкхён моментально успокаивается, растерянно моргая на Чанёля. — Мы же разобрались. Всё хорошо, — ласково втолковывает ему Чанёль, — всё в порядке. Я знаю, тебе морально тяжело преодолевать это внутри себя, но я тебя ни в чём не виню, — Бэкхён, кажется, и правда забывает над чем собирался плакать ещё несколько секунд назад, внимательно следя за эмоциями на чужом лице. Он хлюпает носом, соглашаясь. Чанёль путается пальцами в его волосах, гладя по голове, и Бэкхён, ровно выдохнув, жмётся ближе, оставив где-то под горлом мокрые росчерки от ресниц. — Прости, я вроде бы всё понимаю, но не могу отделаться от мыслей, что я… ну в общем, что ты оттолкнул меня. Потому что со мной что-то не так. — Ты же знаешь, что тебе и не нужно быть «так». — Знаю, — пристыженно выдыхает. — Я не пытаюсь тебя винить, Бэкхён. Просто напоминаю, чтобы ты не принимал на свой счёт вещи, которые происходят только из-за меня и моего состояния. Ты совершенно ни при чём. Ты самый лучший и замечательный. Я люблю тебя. Для Бэкхёна раньше ничего не значили эти слова. Ему их говорили и родители, и бывшая, и много кто ещё. Но только Чанёль смог показать ему истинный смысл этих слов. Сейчас всё по-другому, и Бэкхён впервые чувствует, что ему не всё равно на эти слова. — Ты правда только что признался мне в любви? — Я знаю, прошло ещё совсем мало времени, — Чанёль прячет в складке одеяла смущённый смешок — и, наверное, делать это стоит в более подходящем месте, но это всё на самом деле абсолютно не важно. Тебя же просто невозможно не любить. — Получается, просто так? — Ну да. — Но почему ты не можешь любить меня за то хорошее, что есть во мне? — Но я и люблю. Бля, Бэкхён, я не уверен, что могу объяснять такие вещи правильно. — Я, кажется, только что запорол твоё признание. — Как признание вообще можно запороть? — расслабленно улыбается ему Чанёль, пытаясь приободрить, чтобы он перестал смотреть на него так серьёзно, что почти затравленно. — Главное, что ты теперь знаешь. И теперь я могу говорить тебе это постоянно. — Я… — собирается с мыслями Бэкхён, чтобы что-то ответить. — Тебе не обязательно отвечать мне. — Я просто… — Бэкхён даже не уверен, что хочет сказать, просто хочет быть искренним и донести то, что чувствует, — любовь это ведь выбор, верно? И я больше всего на свете хочу, чтобы именно ты чувствовал себя любимым мной, чтобы ты чувствовал себя особенным, самым лучшим и нужным, желанным и вообще… — дыхания на большее просто не хватает. — Если это и есть любовь, то да, я очень сильно тебя люблю. — Это самое оригинальное признание в моей жизни, Бэкхён, — Чанёль уютно прижимается щекой к щеке. — Вот поэтому я люблю тебя. — Мы задержались, — неловко напоминает Бэкхён после того, как они оба удовлетворяются порцией тёплых объятий. — Давай ложиться, ты же хотел спать. — Укладывайся. Я на две минуты и вернусь. Принесу полотенце, а то ты весь в смазке. — Только давай в этот раз не то, которым я лицо вытираю, — расслабленно смеётся Бэкхён. — Хорошо, — Чанёль вспоминает, как перепутал, но Бэкхён тогда только посмеялся. — Люблю тебя, не скучай. Когда за Чанёлем закрывается дверь, Бэкхён садится на кровати, чтобы надеть хотя бы верх, но ему откровенно лень застёгивать десяток пуговиц в темноте и он плюет на эту затею. Отыскивает только пижамные штаны, забив на потерянные где-то трусы. Не он же их с себя снимал, вот пусть Чанёль теперь и ищет. Бэкхён успевает только немного поправить развороченную постель к моменту, когда Чанёль возвращается и они снова укладываются в объятия друг друга. — Чанёли? — М? — дикий внутренний крик, потому что неужели он действительно так плохо трахается, что Бэкхён всё никак не вырубится. — Может, перевози ко мне оставшиеся вещи? — максимально неожиданно предлагает он. Ещё и таким жутко будничным тоном. Похоже, давно уже всё обдумал. — Давай жить вместе. — Я уже думал, ты никогда не предложишь. — Предложил бы сам? — Давай спи, Бэкхён. Меньше знаешь, крепче спишь. Это, кстати, для тебя. — И чего же я не знаю? — Да мне аренду будет нечем платить уже в следующем месяце. Бэкхён лишь хихикает. — Смешно тебе? — Да нет, про это я знал. Просто думал, может, что-то ещё. Что-то вроде: ты хочешь детей от меня. — Бэкхён. — Всё-всё, я сплю. Кстати, забыл сказать, что мне всё понравилось, — шепчет он, понизив голос, и Чанёль вздрагивает от мурашек. — Я на тебя сейчас залезу, если ты продолжишь так баловаться. — Да всё-всё, теперь точно сплю. Бэкхён, выдохнув, легко целует его в щёку, приподнявшись, и аккуратно укладывается рядом, с наслаждением быстро засыпая под его размеренное дыхание.***
Несмотря на то, что всё барахло Чанёля уже переехало к Бэкхёну и он сам живёт у него уже несколько недель, переезд официально ещё не завершился, потому что музыкальное оборудование перевозить было пока некуда. Аренда за жильё всё равно уплачена до конца месяца, так что у них ещё было время не спеша всё подготовить. Бэкхён внезапно заявил, что всегда мечтал о собственной «красной комнате», и предложил сначала сделать в одной из спален звукоизоляцию. Чанёль так и не понял, шутка это была или нет, но догадывался, что Бэкхён скорее всего просто сказал это ради него. Потому что звукоизоляция действительно была нужна. Они вместе заказывают материалы с доставкой на дом, параллельно пытаясь разобраться, как это все работает, и опустошают выбранную комнату на ближайших выходных. Чанёль с энтузиазмом распаковывает коробки, как если бы это были новогодние подарки, и проводит ревизию с инструкцией в руках. Он безумно рад, что теперь у него снова будет удобное рабочее место со всем необходимым и личное пространство, которое он сможет организовать так, как захочет. Но даже больше этого он рад тому, что Бэкхён поддерживает его. А теперь ещё и всегда будет под боком. Он сам сейчас ползает на коленях в растянутых трениках, разбирая розетку. Кажется, жизнь понемногу начинает налаживаться. Самым сложным оказывается создать каркас, в который потом будут заложены звукопоглощающие панели. Бэкхён ловко орудует шуруповертом, пока Чанёль помогает держать конструкцию, потому что необходимо сохранить воздушную прослойку между ней и стеной хотя бы в несколько сантиметров. Строить что-то вместе в их теперь общем доме — это так логично и с другой стороны просто не верится. — Вот весело-то будет, если мы с тобой расстанемся через неделю, — замечает Чанёль, скрупулёзно проклеивая специальным герметиком остающиеся зазоры. — Слушай, мы столько денег в этот гипсокартон всрали, что нам теперь расставаться вообще не вариант. — Я с первой же зарплатой всё верну, обещаю. — Натурой отдашь. — Натурой вообще без проблем. Даже как-то слишком легко. Может что посущественнее? — Например? — Кольцо? — Не знаю, не ношу кольца. Но если подаришь, то обещаю подумать, — Чанёль снова получает в свое нераздельное пользование его фирменный нечитаемый взгляд. Кольцо он всё-таки покупает, но так и не решается спросить размер, чтобы не спалиться, кое-как выбрав в магазине на глаз. Планировалось, естественно, на безымянный, но Чанёль никак не ожидал, что в реальности пальцы его парня окажутся даже тоньше, чем ему казалось. По итогу всей этой истории Бэкхён торжественно носит широкое серебряное кольцо на среднем вместо безымянного и шутит, что это очень символично в контексте осуждения однополых отношений.***
Чтобы перетащить всё накопленное за годы добро Чанёля, приходится вызвать фуру и Сэхуна. И когда Бэкхён встречает их, чтобы помочь, то выглядит так, словно уже жалеет, что позволил этому случиться. — Это Бэкхён, — сразу же представляет его Чанёль, обнимая за плечи. — Мой парень. А это Сэхун. Мы коллеги. — Просто коллеги? Я думал, я твой друг, — ехидно сощуривает глаза парень, названный Сэхуном, будто от прозвучавшей шутки, но выглядит при этом слишком уж хитро. Бэкхёну не удаётся ничего прочитать по его отрешённо насмешливому лицу, и это уже ему не очень нравится. Доверия Сэхун пока не внушает. Одет он помимо косухи в прямые классические брюки и стоптанные кеды. Даже по одежде тяжело сделать какие-то выводы, Бэкхён не понимает, это выглядит отвратительно или стильно. — Привет, — дружелюбно обращается Сэхун к нему, когда подходит ближе. Он оказывается довольно высоким, но точно ниже Чанёля. — Здравствуйте, — Бэкхён протягивает руку, но едва ли жмёт, сделав это больше от неловкости, и, окончательно смутившись, жмётся к боку Чанёля. Он всегда чувствует себя неуютно рядом с новыми людьми, но обычно не успевает серьёзно запереживать по этому поводу, потому что его обходительность и чувство юмора быстро располагают. — Я был уверен, что ты пошутил про парня, — Сэхун особенно не раздумывает над словами. — Но вообще-то правильно, тебе давно пора остепениться. — Уж кто бы говорил, — поясничает Чанёль. — И вообще-то я всё ещё твой хён, умник, если ты забыл. — Вам чем-то помочь? — переводит разговор к делу Бэкхён, решив, что с другом его парня будет проще сблизиться, если они будут все вместе заняты одним делом. — Да, нам бы двери подержать, — открывает Чанёль створки грузовика. — А можно я двери поддержу? — уже пытается сачковать Сэхуен. — Нет, мы с тобой берём стол, — Чанёль первым запрыгивает внутрь. — Бэкхён, возьми, пожалуйста, мой ноутбук и провода, а тяжёлое оставь Сэхуну. — Эй! — А что ты возмущаешься? У Бэкхёна алиби — он мой парень, и ничего тяжелее ноутбука он поднимать не будет. — Я может быть тоже чей-то парень, — бурчит Сэхун, но присоединяется к Чанёлю, чтобы помочь. — Ты сначала провстречайся с кем-нибудь больше недели, тогда и поговорим. С одного захода занеся в квартиру ноутбук и все провода с кабелями, Бэкхён всё остальное время суетится, бегая туда-сюда, открывая и придерживая двери. А когда остаётся последняя коробка, они с Сэхуном стоят у подъезда, ожидая, когда к ним подтянется Чанёль. — Хватит пялиться на моего парня. Найди себе своего, — осуждающе говорит Чанёль, с обиженным видом проходя мимо. — Бэкхён-хён первый мне улыбнулся. — У Бэкхёна врождённая вежливость, так что можешь не принимать на свой счёт. Дома Сэхуна приглашают к столу, тот не отказывается, но Бэкхён не уверен даже, что он действительно голодный, кажется, ему просто захотелось поесть чего-нибудь вкусненького нахаляву. Он усаживает Чанёля, чтобы всё сделать самому, хоть тот и говорит, что не устал, но Бэкхён усаживает во второй раз. А потом быстро всё достаёт, накладывает и разогревает, расставляя тарелки и усаживаясь тоже. — А чё мяса-то нет? — Жри чё дают, — оскорбляется Чанёль. За столом Бэкхён почти ничего не говорит, но и особо не ест, поэтому Чанёль незаметно подкармливает его со своих палочек. — Фу, вы такие сладкие, — отворачивается от них Сэхун. Незаметно только для Бэкхёна, но, к сожалению, слишком заметно для всех остальных. Чанёль ни о чём не жалеет. — Спасибо за обед, было не очень вкусно, — отчитывается Сэхун, когда уже обувается в прихожей. Чанёль думает, какое счастье, что в этот раз готовил он, а то Бэкхён бы такой шутки мог не пережить. Новоиспеченный друг семьи персонально прощается с Бэкхён-хёном, обещая добавить его в Инстаграме, и довольный уходит. — И все твои друзья геи? — интересуется Бэкхён, когда за ним закрывается дверь. — Нет, не все, — смеётся Чанёль, щёлкая замком. — Только Сэхун. Да и он не то чтобы гей, скорее… короче, просто трахает всё, что движется. Ну как бы знаешь, с такой внешностью я бы тоже ни в чём себе не отказывал. — С какой «такой»? Мне, например, нравишься ты, а не Сэхун, — Бэкхён думает, что они поговорят об этом, но телефон в кармане Чанёля вдруг начинает неистово вибрировать от посыпавшихся на него оповещений. Это могло значить только одно — ожил его чат с друзьями. Сплетница Сэхун никогда не заставляет себя долго ждать. «ЧАНЁЁЁЁЁЁЛЬ МДВЬВДСДА» «я просто надеюсь это не очередная маленькая эгоистичная сучка» «и не новый папик» «Почему я узнаю, что у Чанёля есть парень от Сэхуна, и это не Сэхун?» «я не понял, что произошло, объясните» — Кто пишет? — Бэкхён никогда не лез в его телефон и тем более переписки, но его только что отвлекли от важного разговора и он без зазрения совести встревает между Чанёлем и экраном. — Это мои друзья. Возмущаются, что я не хочу пока знакомить тебя с ними, — объясняет ситуацию Чанёль, отправив в чат «потому что вы не заслужили». — Это если что не потому, что мне не хотелось бы познакомить тебя с ними. У них вообще у всех челюсть отвиснет. Просто они дикие животные, а врач пока рекомендовал тебе покой. И если у Сэхуна был хотя бы один плюс — он был довольно неохотливым на подробности, то вот Чондэ, с которым Чанёль был неразлучен в школе, мог растрепать такое, что никому бы лучше не знать никогда. — А ты бы хотел познакомиться с моими друзьями? — Да, я хочу, но может только… — Не сейчас? — Да. Я должен извиниться? — Нет, всё нормально. Я тоже думаю, сейчас не самое лучшее время. Мне вообще кажется, что как только они станут и твоими друзьями тоже, они все тебе скажут, что я тебя недостоин. И, может быть, я даже немного с этим соглашусь. — Чанёли, ты ведь это не серьёзно? — Что? Встретившись с непонимающе мигающим взглядом, Бэкхён вдруг осознаёт, что он один видит это. Чанёль даже не задумывается о том, что что-то не так. Что в его отношении к себе что-то не так. Что он себя не ценит, как объективно следовало бы. — Почему ты говоришь так? Ты правда так считаешь? Бэкхёна не первый раз уже передёргивает от его слов о себе. Но он просто не может поверить в то, что уже понимает. Каждый раз подозрения перекрывает ощущение нереальности, потому что ему показалось, потому что это всего лишь шутка. Это же чёртов Пак Чанёль. Идеальный Пак Чанёль, у которого не может быть никаких проблем с самооценкой. Чанёль явно сбит с толку таким вопросом, и наверное уже просчитывает план, как от него уйти. Но Бэкхён видит его метания насквозь. — Я знаю, что тебя мучает, Чанёли. Я всё вижу. — Видишь? — Да. — Это так очевидно? — Немного. Чанёль всегда отшучивается на тему своих способностей, и лишь иногда среди тонны слов проскальзывает его собственная неуверенность в себе. Он будто пытается выиграть гонку против целого мира, но в ней всегда оказывается кто-то лучше него, и он просто не может с этим смириться, загоняя себя и выворачивая наизнанку, чтобы никто никогда не увидел его слабые стороны. Он даже не замечает сам, как говорит что-то подобное. Оно просто срывается, как мольба о помощи, которую он не может вложить в слова. Бэкхён давно заметил его привычку закрывать лицо пальцами, сложенными в какой-то милый знак, когда они вместе фотографируются. Ещё его всегда подсознательно смутно нервировало то, как Чанёль снимает с себя одежду, резко и с претензией, будто пытаясь что-то доказать самому себе. И то, что Чанёль никогда ни о чём не говорил ему, держа все эти сомнения в себе, делает ещё больнее. Бэкхён видел всё это с самого начала, но просто предпочитал не замечать. Он знает, что уже преступно много упустил. Знает, что Чанёль заслуживает самого лучшего к себе отношения. Чувствует вину за то, что у него не было сил поднять эту тему раньше, что у него не выходило быть более внимательным и чутким, потому что едва держался сам. Бэкхён сдерживает приступ самоненависти, борясь с собой, чтобы не отбирать время Чанёля. Потому что сейчас он нужен ему, чтобы поддержать. Он здесь, чтобы стать лучше для себя и для него. — Прости, что я был так беспечен к тебе, — Бэкхён льнёт к Чанёлю, утыкаясь носом в сгиб шеи, чувствуя как любимые руки не совсем уверенно, но тепло обнимают за спину. — Это было не очень красиво с моей стороны. Но я буду исправляться, честно. Я всё сделаю, что будет нужно, чтобы ты почувствовал себя лучше. — Ты ведь не обязан, это только мои проблемы, — возвращает Чанёль ему его же фразу. — Я знаю, Чанёли. Я знаю, что ты со всем можешь справиться сам. Но это и моя ответственность тоже, если мой парень думает так плохо о себе. Мне просто… немного тяжело было это осознать. Но теперь я всё исправлю, — обещает Бэкхён. — И, если хочешь знать, существует только один вариант, при котором я согласен на Сэхуна. — Какой? — Если мы позовём его третьим, но он будет только смотреть.