Мы с Бэкхёном собираемся к маме на неделю, а у моей сестры аллергия на шерсть(
Кай У меня два пуделя, я точно не могуТак, короче Решайте давайте быстрее, потому что если вы вынудите меня потратится на кошачий отель, у меня больше не будет друзей Кроме Исина
Исин <3 А?Просто ты лапочка, забей Чондэ тоже прощу так и быть В честь новости о беременности Сохён
Олень Сэхуна Я могу^^ У меня дома остаться с родителями три мои кошка Скучать по их Поэтому рад взять вашу^^ Сэхун Блять Хань ты ахуел О, а вот и Сэхун подкатился. Сэхун То есть по мне ты значит скучаешь недостаточно чтобы оставить меня у себя? А кошки так это пожалуйста Пошли давай в лс***
Чанёль медленно просыпается в ворохе одеял и яркого дневного света. Зевнув, он перекатывается на другой бок, замечая ещё дрыхнувшего лицом в подушку Бэкхёна. Значит, тоже уже просыпался и снова заснул. Бэкхён всегда ночью спит на боку, слегка поджав под себя ноги — в точно такой же позе, как и Чанёль. Только просыпаясь под утро, в которое никуда не надо идти, он переворачивается на живот, вытягиваясь под одеялом, чтобы ещё немного понежиться, и в итоге засыпает. Чанёль сонной гусеницей подбирается поближе, тут же оказываясь окутанным родным запахом. — Ты проснулся?.. — М, — Чанёлю хочется сказать «угум», но ему так ленно, что он не справляется. — Который час? — А как же «доброе утро»? — Доброе утро, — послушно выдыхает Бэкхён со счастливой улыбкой. — Просто переживаю, что очень поздно приедем к твоим. Дел ещё куча. На сегодня запланировано много хлопот, но это приятные хлопоты. Будильник они заводить специально не стали, чтобы выспаться в первый день своего отпуска. Чанёль подбирается к Бэкхёну под бок и выдыхает, расслабляясь в тепле любимого человека. Он больше не боится, что однажды эти минуты счастья могут закончиться. Потому что они сами их создали. И им никуда не деться и не пропасть просто так. Бэкхён вытягивает вверх руки, сладко потягиваясь, из-за чего на животе задирается футболка, и Чанёль заботливо её поправляет. — Ты полежи, наверное, ещё пока, а я приготовлю завтрак и начну собирать вещи, — вызывается он, потому что так вышло, что в будние дни завтраки готовит всегда Бэкхён. Чанёль только в качестве извинения, поэтому очень редко. — Давай лучше полежим, а потом вместе всё быстренько сделаем. Хочу подарить тебе подарок прямо сейчас, — тихо, почти сокровенно шепчет Бэкхён, поднимая губы к уху. Начинать утро с секса — одно из излюбленных занятий Бэкхёна. И кажется, Чанёль начинает понимать, что его так сильно заводит. В обычное время секс нужно планировать и продумывать. Нужно соблазнять и заботиться, чтобы всем было комфортно, приятно и нескучно. Взрослый осознанный секс — это вам не плюнул, сунул и пошёл. А сейчас они уже в постели, тёпленькие и расслабленные. Бэкхён рядом взъерошенный, разнеженный, с мягкой улыбкой на губах и сонным взглядом. Только руку протяни. — И что ты мне такое подаришь? — конечно, Чанёль не против. Там, наверное, просто что-то большое, что будет неудобно тащить с собой. — Секс, — выдыхает Бэкхён, прижимаясь ближе и глядя потемневшим взглядом. Чанёль хихикает над шуткой. — А что ещё? — Всё. Просто праздничный секс, — довольно лыбится Бэкхён. — Ну я серьёзно. — Так и я серьёзно. Лучший твой подарочек — это я. Надену только трусы Кельвин Кляйн, которые ты мне подарил, и будем ебаться. — Если мы будем ебаться, тебе не нужны вообще никакие трусы, — тёплый смешок касается кожи, а ладони пробираются под одеяло. — Хочешь прямо сейчас? — затевают они шутливую возню. Чанёль не выдерживает того, насколько Бэкхён любимый и желанный. Они валяются в кровати ещё какое-то время, а потом всё-таки начинают собираться. С собой им нужно совсем немного вещей, но они слишком сонные и довольные, чтобы делать всё быстро. На погрузку машины у них уходят следующие пара часов. Чанёль уже успевает отъехать от дома на несколько километров, когда Бэкхён вдруг резко вздёргивается на сидении. — Я закрыл входную дверь? — Да, ты же дёрнул её раз пять, — успокаивает его Чанёль. Но Бэкхён лишь беспомощно смотрит на него с паникой в глазах. Когда его расстройство начинает влиять на то, опоздают они или нет, это начинает серьёзно бесить. Времени на сборы и так ушло больше запланированного. Но Чанёль ничего не может поделать. Если они сейчас не вернутся и Бэкхён не проверит дверь, он будет думать и переживать об этом до конца недели. Чанёль делает пару глубоких вдохов. Это сломает Бэкхёна, если он скажет ему «просто успокоиться». Это жестоко. — Хорошо, — как можно спокойнее произносит Чанёль. — Сейчас я развернусь и высажу тебя за домом, ладно? Ты поднимешься и проверишь. — Прости, — слёзно шепчет Бэкхён. Никакие пять, десять, сорок минут не стоят того, чтобы они сейчас поссорились. И тем более никакие жалкие пятнадцать минут не стоят того, чтобы Бэкхён чувствовал себя плохо. В голове моментально проясняется. Чанёль понимает, что всё делает правильно. — Все хорошо, Бэкхёни. Когда машина тормозит у бордюра, Бэкхён спешно выскакивает из неё. Чанёль начинает переживать и, возможно, ему стоило пойти вместе с ним, но здесь нельзя бросить машину. Нужно проехать чуть дальше и только там он сможет её припарковать. Бэкхён почти бегом добирается до двери и успокаивается только когда дёргает злополучную ручку. Та оказывается закрыта. Что и требовалось доказать. Сердце заходится где-то в горле. До тошноты и головокружения. Он просто перенервничал. Сегодня Чанёль должен познакомить его со своей семьёй. И Бэкхён просто трусит. Чанёль хочет провести новый год и рождество со всей семьёй. С мамой, сестрой и Бэкхёном. Поэтому Бэкхён должен поехать вместе с ним, чтобы у Чанёля был настоящий праздник в кругу семьи. Потому что он этого заслуживает. И Бэкхён не имеет права забирать у него это, просто потому что ему страшно. Они могут, конечно, договориться разбить время — несколько дней они проведут вместе, а на оставшиеся Чанёль уедет к семье. Но почему он должен проводить с мамой и сестрой каких-то жалких три дня, если он может провести с ними целую неделю? Бэкхён думает, что они постоянно обсуждают друг с другом, чего хотят и ждут от отношений, шутят про детей, но о совместной жизни в будущем… никогда не заикались. Оба понимают: хорошо проводить время в отношениях и рассчитывать на совместное будущее — немного разные вещи. Они не встречаются ещё и года — всего каких-то семь месяцев. Наверное, рано ещё об этом думать. Но Бэкхён ведь человек, а переживать об отношениях — это же нормально? Он совсем не хочет на Чанёля вешаться, не хочет торопить его или как-то давить, чтобы Чанёль чувствовал себя чем-то обязанным ему. Хочется, чтобы всё просто шло своим чередом. Так, как это должно быть. Но Бэкхён ведь привыкает к нему. Он боится, что может быть слишком доверчивым и принимать любой знак внимания и доброты Чанёля за предложение прожить вместе всю жизнь. И вот теперь он едет знакомиться с его родителями. Это что-то значит? Или нет? Они же и встречаться начали совсем не по-человечески. Нужно ведь время, чтобы узнать человека, понять его намерения и чувства. Но у них этого времени не было. Ходить месяц на свидания, держась за руки — у них бы не вышло. Потому что, не зная о проблемах Бэкхёна, Чанёль бы за несколько встреч убедил его в том, что им не стоит даже пытаться. Бэкхён понимает, что по-другому быть не могло. Чанёль поймал его в очень уязвимом состоянии. В другой ситуации он бы ни за что не согласился на свидание. Этих отношений не должно было быть. Перед глазами вырастают воспоминания, как в первый день Бэкхён накричал на Чанёля, чуть не выставил его за дверь. Это было отвратительно. Бэкхёну стыдно. Он раз за разом проворачивает эту сцену у себя в голове, и по щекам начинают течь слёзы. Бэкхён должен спускаться вниз, его ждёт Чанёль, но он может лишь дрожать, скатившись спиной по стене и подтянув колени к груди. Самое страшное было даже не в том, что они спали вместе в одной постели в первую же ночь, а в том, что Бэкхён вывалил на Чанёля всё и сразу. Вывалил то, что люди обычно рассказывают о себе лишь спустя месяцы отношений. А им пришлось выяснить всё буквально за один вечер, и на следующий день уже начать встречаться. И Чанёлю хочешь не хочешь пришлось под это подстроиться. Бэкхён понимает, что это было некрасиво. Что это было неправильно по отношению к нему. Почему Чанёль вообще стал это терпеть? А теперь всё зашло так далеко. Бэкхён… не хотел. Чтобы все получилось так. Чанёль поднимается следом за Бэкхёном сам, уже научившись чувствовать, когда он нужен, чтобы поддержать. Ничего не говоря, он поднимает Бэкхёна на ноги, тихо плачущего. Чанёль видел, как сильно то, что внутри, и уже не удивляется таким приступам. Его беспокоит только одно: почему Бэкхён опять промолчал? Почему ничего не сказал? Почему не дал знать, что ему хуже? — Бэкхёни, всё хорошо, — прижимает Чанёль его сведённое тело к своему. — Ничего не случилось. Не происходит ничего страшного. Верь мне. Бэкхён не может верить. Чанёль ненавидит его, потому что Бэкхён, наверное, абсолютная тварь. Потому что не может быть по-другому. Не может быть такого, чтобы это было не так. Бэкхён не хотел. Ему жаль. Чанёль ведь говорил ему, что он никчёмный. Что он бесполезный ребёнок. И только подтвердил этим его мысли. — Я тебя люблю, Бэкхён. И никогда не переставал любить. Чанёль держит Бэкхёна в своих руках, но сознание того будто просыпается сквозь пальцы. — Бэкхён, слушай меня, слышишь? У нас всё хорошо. Ничего страшного не случилось. Я люблю тебя. У Чанёля каждый раз что-то сжимается внутри, когда он видит, как взрослый успешный мужчина скуляще плачет из-за проблем, которых даже не существует. Монстру в голове Бэкхёна всё мало боли. Чанёль не знает, за что он снова мучает его, знает лишь, что Бэкхён сейчас борется с собой, чтобы снова позволить себе доверять Чанёлю. И он просто продолжает говорить, крепко прижимая Бэкхёна к себе, чтобы тот всем существом ощущал его присутствие. Чанёль всегда чувствует этот переломный момент — когда Бэкхён беспомощно хватается за его одежду. — У нас правда всё нормально? — наконец, немного успокаивается он, чтобы быть в состоянии произнести несколько слов. — Конечно, солнышко. Конечно. Чанёль называет его так невинно и по-детски. Но Бэкхён и есть сейчас маленький ребёнок. — Что случилось? Ты можешь поделиться со мной? Бэкхёну понимание причин его поведения ничем не поможет, оно нужно скорее для Чанёля, чтобы выстраивать в голове правильные логические цепочки. Чтобы приблизиться к тому, что происходит в голове у Бэкхёна. — Просто… ты собираешься познакомить меня со своей мамой. С семьёй. Это что-то значит для тебя? — Конечно, — тепло улыбается Чанёль. — Для меня это много значит. И я очень рад, что ты согласился поехать со мной. Правда. — Я ещё думал… — вздыхает Бэкхён. — Что? — Просто всё так по-дурацки получилось… — Что именно? — Мне… хотелось бы, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. Чтобы не было всего этого. В начале. — А что было? — Ну, я много раз повёл себя неправильно… — Ты меня недооцениваешь. Я же взрослый человек. И могу отстоять свои интересы. Если мне что-то не понравится, ты узнаешь об этом первый, я обещаю. Так что не переживай. Если ты скажешь, что мы никуда не поедем — значит, придумаем что-нибудь другое. Я могу поехать один. Мало ли вариантов. — Если ты поедешь один, мне будет ещё хуже. — Нам совсем не нужно делать всё вместе только ради того, чтобы поддержать иллюзию идиллии в отношениях. Особенно если это идёт нам в ущерб. Но Бэкхён убеждает Чанёля в том, что хочет поехать. Первая остановка — большой продуктовый. Бэкхён обычно совсем нечувствителен к этой рождественской суетливо-оживлённой атмосфере. Но сейчас всё немного по-другому. Смута в его душе немного рассеивается рядом с Чанёлем, и Бэкхён может видеть, что происходит вокруг. Не снова, а впервые. Он больше не заперт внутри своего уродливого мира. Они идут по торговому центру не держась за руки, но игнорируя напрочь личное пространство. Теперь оно не только отдельное у Бэкхёна и Чанёля, теперь есть их общее, «наше». И Бэкхён почти жмётся к телу Чанёля, позволяя людям свободно проходить мимо. Кажется, что только слепой бы не заметил, что между ними что-то есть. Но никто не замечает. Иногда человеческая тупость бывает на руку. По бокам мелькают витрины разномастных магазинов с кричащими вывесками «sale», и Чанёль едва голову не сворачивает каждый раз, когда они проходят мимо магазинов одежды. — Давай зайдём, если хочешь, — предлагает Бэкхён. Он не любит шоппинг, потому что слишком быстро утомляется, а вот Чанёль это дело обожает. Убегает куда-то вперёд, а Бэкхён остаётся разглядывать приодетые манекены у входа. — Бэкхён! Иди сюда, — сразу зовёт Чанёль. — Смотри, какие штаны! — Секси, — подтверждает Бэкхён, подходя ближе и глядя на чёрные, узкие брюки. Ещё и кожаные — абсолютно в стиле Чанёля. Бэкхён такое не носит, ему обычно нравится что-то максимально простое, с прямым свободным кроем. Чанёль же в одежде чаще отдаёт предпочтение тёмной гамме и многослойности, что вместе напоминает стиль близкий к гранжу, но чуть более строгий, с элементами классики. На Чанёле сейчас чёрные джинсы с декоративными потёртостями и чёрная футболка с сатанинской надписью, что сейчас скрыта милым серым свитером крупной вязки, который Чанёль стащил с полки Бэкхёна. Он любит одалживать его, потому что он такой мягкий и приятный на ощупь, словно пузико британского котёнка. В довершение образа на поясе повязана клетчатая рубашка, а сверху надета грубая кожанка с подкладкой из меха. Как вообще мир выдерживает брутальность Чанёля Бэкхён не знал. Потому что он лично уже не выдерживал. — Чёрт, моего размера нет, — расстраивается Чанёль, перебирая товары на вешалке. — Ну на распродажах всегда мало размеров, — приходится констатировать факт Бэкхёну. Вот только ему совсем не хочется, чтобы Чанёль расстраивался. Магазин, в который они зашли — обычный массмаркет, значит рядом можно найти что-то похожее. — Если хочешь, давай поищем… — О, смотри, зато твой есть! Померяешь? — Я? — Ну да. Бэкхён переводит недоверчивый взгляд с кожаных штанов на Чанёля и обратно. — Ну дава-а-ай, ну ради меня. Я хочу посмотреть. — Ну ладно… давай, — немного нерешительно соглашается Бэкхён. — Если только ради тебя… В женскую раздевалку стоит огромная очередь, зато в мужскую нет вообще никого. Этим они и пользуются, получая номерок и спокойно проходя к кабинкам. Бэкхён дёргает занавеску прямо перед самым носом Чанёля, намекая, что ему лучше остаться снаружи. Быстро скидывает с плеч пальто, повесив его на крючок, и стаскивает с ног светло-голубые прямые джинсы. Немного повертев в руках глянцевые штаны, со вздохом начинает пытаться в них всунуться. — Ну как там? — Не налезает, кажется, — слышится пыхтение Бэкхёна. — Иди сюда что ли, хоть посмеёшься. Чанёль отодвигает плотную штору, быстро проскальзывая внутрь. — Чего смеяться, не твой фасон просто, — критически оглядывает он, как сели джинсы. — Я могу попробовать принести размер побольше… хотя, — поднимает взгляд, — может и не могу, — толкает к стене, сжимая ладонями твердую кожу, плотно обтянувшую бёдра. — Если ты их купишь, так и знай, я тебя в этих штанах из дома не выпущу… — Вообще-то это ограничение моей свободы… — Ничего не знаю, я буду каждый раз заводиться и тащить тебя обратно в спальню. — А, ты в этом смысле, — хихикает Бэкхён. — Тогда ладно, я не против, — и целует. Вроде бы давно уже взрослые люди, а тискаются и зажимаются по углам как школьники. Чанёль так сильно прижимает Бэкхёна к себе, что тот едва касается носками пола. В верхней одежде моментально становится слишком жарко. Запах теплого меха, одеколона и Чанёля сводят Бэкхёна с ума. В теле волнующе и приятно оседает напряжение, и Бэкхён не понимает, почему так быстро заводится. Обычно на это уходит какое-то время. — Помнится, мы говорили о сексе в примерочной… — Запалят... — Боишься? — Немного, — признаётся Бэкхён. — А ты? — В пределах допустимого. Давай до дома тогда? — До дома, — повторяет Бэкхён. А после Чанёль живёт свою лучшую жизнь, рассекая между рядами на заполненной доверху тележке, пока Бэкхён скрупулёзно проверяет составы всего, что должно в неё попасть. Покупателей в магазине совсем немного, и они, совершенно не боясь быть пойманными, переплетают кончики пальцев и легкомысленно целуются за стеллажами, смазывая увлажняющий бальзам, мягко и невесомо тающий на губах, как пушистые снежинки на ресницах. А потом вместе украдкой намазывают его обратно, воровато улыбаясь и блестя друг на друга шальными глазами, когда из-за поворота появляется очередная шумная семья с выводком маленький детей и крикливой мамашей. На улицу они выходят с шестью огромными пакетами — семья всё-таки большая. Очень непривычно даже видеть столько еды, когда живёте только вдвоём. Бэкхён собирается сесть за руль, но Чанёль настойчиво отсаживает его на пассажирское сидение и садится за водительское сам. Ехать всего каких-то полтора часа, но они оба знают, что забота — в мелочах. Чанёль пристёгивается и заводит машину, выезжая с парковки. Фонари следом за гирляндами мелькают за окном всё реже, и в какой-то момент поток машин окончательно встаёт при выезде из города. Этого следовало ожидать, но Бэкхён, скинувший с себя обувь и куртку, кажется, сегодня совсем не в настроении терпеливо стоять в пробке. Он достаёт из бардачка антисептик и влажные салфетки, чтобы протереть руки, но Чанёль не обращает на него внимания — тот дезинфицирует руки почти в любой непонятной ситуации. У них даже мыло в ванной теперь раздельное, потому что из-за Бэкхёна, слишком часто моющего руки, их общее раньше вечно было мокрое и совсем не мылилось из-за этого. А ещё заканчивалось за три дня. Чанёль многозначительно вздыхает, глядя на бесконечную разноцветную вереницу машин перед собой и уже собирается открыть карту на телефоне, чтобы проверить загруженность на дороге дальше, но отвлекается на звук щёлкнувшего ремня, когда Бэкхён, нарушая все правила безопасности, бесцеремонно лезет к нему на сиденье. — Ты что делаешь? — ладони настороженно касаются плеч. — А на что похоже? — бесстыже интересуется Бэкхён, шевеля дыханием чёлку. В его чёрных волосах дьявольски вспыхивают красные отсветы фар впереди стоящих машин, а неровное освещение фонарей на трассе делает почти хищными тонкие черты лица. — Мы же не можем прям тут, Бэкхён, потерпи буквально чуть-чуть, — Чанёль останавливает его, не давая шустрым рукам раздевать его, но и не отталкивает от себя, задыхаясь преступной близостью. — Здесь даже нигде не съехать… Бэкхён всё равно задирает на нём свитер, лихорадочно горя глазами. — Да всё равно пока стоим, — горячённо шепчет он. — И у меня, если хочешь знать, тоже… — голос звучит вкрадчиво, но обрывается на конце, распавшись до стиснутого выдоха. Ладонь оголяет поясницу, и даже под этим невинным движением Чанёль прогибается, подставляясь. — Хочу тебя прямо здесь. Бэкхён устраивается на коленях, поджимая ноги и стараясь ничего не задеть, так привычно идеально ложась в каждый изгиб тела Чанёля. Легко умещающийся на нём Бэкхён — маленькая стыдная слабость Чанёля. А когда он влезает в его объятия такой горячий и нетерпеливый — слабость вдвойне. Бэкхёну совсем несвойственно быть таким несдержанным и обжигающе возбуждённым. Приставать грязно к Чанёлю прямо в машине, где их в любой момент мог засечь любой водитель или случайный прохожий. Бэкхён в постели такой же, как в жизни — вдумчивый до бешенства, чуткий и беспомощно чувствительный. И это почти дико — видеть вожделение в его глазах, которые обычно расслабленно прикрыты, поддёрнуты тонкой плёнкой удовольствия, пока они бесконечно ласкают друг друга, трогая до умопомрачения. Они любят медленно, чтобы заниматься сексом, а не слепо отдаваться страсти, чтобы самим делать его таким, каким хочется. И каждый раз забывают про время, неспешно разогревая тела друг друга, подготавливая, позволяя чувствовать всё от начала до самого конца. И то, что происходит сейчас для Чанёля слишком внезапно и всё ещё непривычно. Но, ему приходится признаться, иногда чуть более грубый секс — именно то, что хочется. И в последнее время он случается у них всё чаще. — И когда я только успел тебя так испортить? — тихо задаётся вопросом Чанёль, капитулируя под настойчивостью Бэкхёна, на что тонкие губы самодовольно расползаются в ухмылке. Бэкхён цапает зубами чувствительное, хорошо заученное местечко под кадыком, сжимает сквозь джинсы слишком сильно и резко. Чанёлю приходится зажмуриться, чтобы не застонать от слишком сильных ощущений. Возбуждение накатывает так быстро, что это почти больно. Бэкхён сползает вниз, вставая на колени. — Осторожно, — нежно просит Чанёль, прикрывая рукой голову, чтобы он не ударился об руль. Боковые стёкла затонированы, и теперь никто не может его видеть. Теперь без свидетелей Бэкхён волен делать всё, что ему вздумается абсолютно безнаказанно. У Чанёля мурашки бегут по спине. Бэкхён сильнее разводит длинные ноги, чтобы было удобнее, и расстёгивает ширинку. Чанёль кладет руку ему на затылок, пропуская пряди волос между пальцами. Руль скрипит под пальцами, Чанёль откидывается спиной на сидение почти сломленный ощущениями. Поток машин движется ужасно медленно, так же медленно, как и шёлковые губы на члене. С Чанёлем долго возиться не приходится. Бэкхён облизывает стёртые, воспалённые губы скорее по привычке, нежели специально. Чанёль берёт его за воротник и притягивает ближе, глубоко и мокро целует, вылизывая горький привкус с изнанки его горячего рта. И, чёрт, они действительно забываются. Сзади недовольно сигналят. Чанёль вздрагивает. Приходится оторваться, чтобы немного проехать вперёд. — Сука, — с чувством выдыхает он, пытаясь унять бешено стучащее сердце. — Чуть душу богу не отдал. Бэкхён хоть и хихикает, но его так и подмывает извиниться. — Надеюсь, это хотя бы стоило того, — надсажено произносит он. — Ты же знаешь, мне умереть не жалко после секса с тобой, — треплет его волосы Чанёль. — Ну ты мне льстишь. — Совсем нет. Бэкхён отдыхает ещё несколько минут, обняв Чанёля за пояс и прижившись лицом к животу, пока сам приходит в себя после того, что только что произошло. Потом Чанёль помогает Бэкхёну так же осторожно выбраться из-под руля и снова целует, стоит его лицу оказываться напротив. Но больше они не испытывают судьбу и быстро отстраняются. Бэкхён пытается усесться на сидении, но он слишком возбуждён. У Чанёля как-то само вырывается: — Кажется, я ещё ни разу не видел, как ты доводишь себя сам. — Намекаешь, чтобы я подрочил себе сейчас? — Если хочешь. Могу я. Но это всё, что я могу пока предложить. Остальное дома. Бэкхён достаёт из бардачка смазку, которую сам туда и положил. И периодически докладывал. Потому что исторически так сложилось, что секс в машине им зашёл. — Можешь закинуть ноги на приборную панель, если хочешь. И Бэкхён слушается. И чёрт, это тоже заводит. Бэкхён внутренне умирает от колющегося предвкушения. Он не уверен, как много можно увидеть в лобовое стекло, но надеется, что его колени скроют творившийся в салоне разврат. Ужасно стыдно. Бэкхён закрывает глаза, чтобы хотя бы не видеть этого, и аккуратно скользит раскрытой ладонью под резинку белья. Уже очень чувствительно. Он жмуриться, стесняясь, откидывает назад голову, и думает, что действительно никогда ещё не делал этого так. Сам. Под взглядом Чанёля. Бэкхён ни за что не сможет сейчас открыть глаза, но он знает, что Чанёль смотрит. Он не решается обхватить полностью и лишь легко гладит кончиками пальцев, чувствительно вздрагивая. Чанёль не вмешивается, сейчас Бэкхён вряд ли сможет кончить только от этого. Всё усугубляют таблетки, которые он принимает после госпитализации. Чанёль обычно успевает кончить два раза, в то время как Бэкхён ни одного. И это их обычный расклад в последнее время. Бэкхёну всё так же приятно, но достичь оргазма бывает сложно. В принципе, могло быть и хуже. Когда ощущения нарастают, Бэкхён по привычке ускоряется. Тело зажимается от прошибающих ощущений и надламывающих спазмов. Он до синяков сжимает бёдра. Но в конце концов Бэкхён просто устаёт. — Ты в порядке? — проверяет Чанёль, давая отдышаться. — Да, — дрожаще выдыхает Бэкхён на грани слышимости. — Что-нибудь хочешь? Попить? Сил говорить нет, и Бэкхён просто кивает. Чанёль открывает для него бутылку воды, что всегда предусмотрительно берёт в дорогу, и отдаёт. Оба молча восстанавливают дыхание. Чанёль наслаждается расслабленностью, приятной усталостью и пустотой в мыслях. Но где-то глубоко он все ещё ощущает вину, хоть и пытается убедить себя, что эту ситуацию он никак не может изменить. — Хочешь, поспи? — Хочу, — соглашается Бэкхён. — Спасибо. — Мне кажется, я один здесь, кто должен благодарить. — Разве за секс благодарят? — По идее нет, но с тобой сдержаться трудно. — Мне тоже, — нежно хихикает Бэкхён. — Люблю тебя. — И я очень сильно тебя люблю. Отдыхай, — гладит Чанёль по коленке. — Только сними ноги, так всё-таки небезопасно. Бэкхён усаживается нормально на сидении, умостившись виском к окну, и Чанёль заботливо пристегивает его обратно.