Пересекая

— «С пупырышками для дополнительной стимуляции», «ультратонкие для максимальной чувствительности»… Бэкхёну скучно просто стоять в очереди на кассе, поэтому он изучает ассортимент презервативов, громко зачитывая надписи на упаковках. — «Увеличенный размер для большего комфорта»… Чанёли, тебе комфортно? — Мне просто охуенно, — Чанёль даже не собирается стыдливо шикать на него, прося быть потише. Он познал этот грёбаный мир, пока снимал Бэкхёна с окна. Ему всё здесь уже абсолютно понятно. — «Интенсивный оргазм: рельефные со стимулирующим гелем-смазкой». Ого, мы такие не пробовали, — и тянется за упаковкой, чтобы рассмотреть получше. — Куда тебе ещё интенсивнее? Ты и так сознание периодически теряешь. — Это было всего один раз. — Ага, и голова у тебя кружилась тоже всего один раз. — Простите, я вам не мешаю? — многозначительно влезает между ними Чондэ, ставя на ленту ящик пива. — Эта марка воняет резиной, я куплю тебе потом нормальные, тоже рельефные… — но Бэкхён уже не слышит. — «Настоящие ощущения кожа-к-коже». «С анестетиком: замедляют его, ускоряют её». Кого её? Мою шизофрению что ли? Такая ожидаемая шутка, но Чанёль всё равно хехает. — Ого, есть набор из семи штук — и все разные. Можно? — Ну возьми, — разрешает Чанёль. Правда, вряд ли они смогут действительно применить их по назначению — Чанёль слишком привередлив в этом вопросе. Уже набаловался, перепробовав всё, что хотел, и покупал теперь только одни — самые тонкие и удобные по его мнению. Лихорадочный интерес к этой теме он удовлетворил ещё в средней школе, когда одноклассники приносили стыренные у родителей презервативы, которые они потом всей гурьбой натягивали на бананы в туалете на перемене. Хорошие были времена. Так мало было нужно, чтобы остались неизгладимые впечатления на всю жизнь. Вряд ли Бэкхён занимался в школе чем-то подобным, так что они закроют ему этот гештальт. А если Чанёль покажет, какие из презервативов водяные бомбочки получаются — Бэкхёна, наверное, вообще разорвёт от восторга. — Какой у тебя размер, напомни? — перебирает он упаковки. — Зависит от бренда. На ширину смотри. Бэкхён оборачивается с осуждением во взгляде — «ты не понял правил моей игры». — Ты должен был сказать «икс икс эль». И чтобы все в очереди услышали. — «Икс икс эль» у меня бывал разве что в мечтах. — Ничего не знаю, во всех моих влажных мечтах был как у тебя. — Может, хватит уже? — встревает в разговор и Минсок. От звука его голоса Бусик, до этого спокойно сидящий у Чанёля на руках, начинает крутиться и вилять хвостом — уже выбрал себе нового лучшего друга. Бусик похож на тощего, не очень складного щенка чёрного лабрадора, но с милыми кудрявыми ушами, как у спаниеля. Он не такой уж большой для собаки, но уже слишком тяжёлый, чтобы легко и пафосно рассекать по миру на ручках как шпиц или чихуа-хуа. Но пока всё равно приходится в основном носить его на руках — рано ему бегать самому в многолюдных незнакомых местах. Бусик всю свою короткую жизнь провёл в стенах приюта и для него теперь любые новые локации — просто снос башки. Чанёль как-то разу решил, что купленный у заводчика щенок со здоровой кукухой не впишется в их семью, поэтому было принято решение забрать собаку из приюта. Бусик в очередной раз дёргает головой в сторону Минсока, и Чанёль перехватывает щенка поудобнее, отчего его огромные уши вздрагивают, как парашюты. — Да отпусти ты его, — не выдерживает этого мельтешения Минсок. — Что он у вас как инвалид детства? Пусть побегает, как нормальная собака. — Я руки качаю, не видно? — Тридцать тысяч вон? — громко возмущается Бэкхён, увидев цену. — Сраный капитализм, мы платим даже за секс, какой ужас… — Ну кто-то не платит, — ехидничает Чанёль, потому что буквально в прошлом месяце отгуляли новость, что у Чондэ будет дочь. — Не будем показывать пальцем. — Ага, сэкономить на презервативах, чтобы потом пять лет работать на одни памперсы — отличный план просто, а, главное, надёжный, как швейцарские часы, — делится болью Чондэ. — А потом вообще в школу собирать — это ж совсем без штанов остаться. — Ну школьную форму мы вам отдадим доносить, — предлагает Чанёль. — У нас есть одна, которая уже поднадоела. — А откуда у вас вообще девчачья школьная форма? — без задней мысли интересуется Минсок, но осознание приходит быстро. — Фу, я не хотел этого знать! — Коллекция колготок ещё есть. — Только они шлюшные, — уточняет Бэкхён. — Нормально, как раз на вырост. — Всё, заткнитесь, — прерывает Чондэ этот поток пошлятины. — Вы мерзкие. — Это тебе месть за все года, что мы ходили гулять после школы, а вы с Сохён лизались всю дорогу, — вспоминает Чанёль. — Насмотрелся на вашу гетеросню, аж геем стал. Фу на вас. — А знаешь, из-за кого я стал геем? — приваливается к боку Бэкхён. — Хм, дай подумать… — У нас рождаемость и так отрицательная по стране, — причитает Минсок, — скоро вымрем нафиг, а ещё ты статистику ухудшаешь. — Ну вообще-то в этой ситуации я — главная пострадавшая сторона, — заявляет Чанёль. — Вы представляли себе, какие красивые у нас могли бы быть дети? А я представлял. И даже плакал из-за этого пару раз. С появлением Бэкхёна он вообще очень хорошо стал понимать чувства женщин, которые абсолютно внезапно и неконтролируемо начинают хотеть кормить какого-то мужика, стирать ему носки и рожать людей, похожих на него. — И ты правда думаешь, что мы не заботимся о статистике? — возмущается Чанёль. — Вообще-то мы стараемся над рождаемостью чуть ли не каждый день! — Вот именно. Делаем всё от нас зависящее. Со всей гражданской ответственностью. — Ага, а презервативы вам тогда зачем? — Ну… главное же не победа, главное — участие, верно? — выдает Бэкхён. — Зная Чанёля, главное — это как раз победа, а вот участие — уже вторично… — вздыхает Минсок. — У нас всё в порядке и с тем, и с другим, не переживай, — заверяет Бэкхён, не запариваясь о том, как двусмысленно это звучит. У него вообще до сих пор колени дрожат после спонтанного секса в прихожей. Даже джинсы ещё не успели до конца просохнуть после того, как Бэкхён судорожно оттирал с них сперму ещё час назад. В итоге они опоздали на десять минут, но Чанёль взял всю вину на себя, сказав, что он всё это время шнуровал свои берцы. — Так жарко сегодня, — теребит Чанёль ворот своей чёрной растянутой майки, которая и так ничерта не прикрывает. Вот о чём и речь. А потом он удивляется, почему у Бэкхёна постоянно ебливое настроение. — Угомони свой секс, Пак Чанёль, — не выдерживает уже Бэкхён. — Ты бы футболку ещё пооткровеннее надел. Считаешь нормально, что все теперь пялятся на твои вены на руках? — Заранее извиняюсь перед всеми, кто меня захотел, — Чанёль перехватывает Бусика одной рукой и поправляет волосы. Они оба ловят какой-то особенный кайф от подобных шутливых разборок. Как будто они самая обычная парочка и проблемы у них тоже до смешного обычные. Им обоим нравится это чувство обычности. — У тебя один глаз размазался, дай поправлю. Где влажные салфетки?.. — Поплюй на пальцы просто, да и всё. — Поздно, я уже достал, — шуршит Бэкхён открытой пачкой, найденной под чипсами. — Мы же оба не хотим, чтобы редкий детёныш влажной салфетки умер просто так? — Долго придумывал? — Ровно две секунды. Совесть и правда не позволит Чанёлю просто так выкинуть неиспользованную салфетку, поэтому он склоняет голову и послушно ждёт, пока Бэкхён всё поправит. В голове ещё свежи воспоминания, как он собирался сегодня утром в ванной: чистил зубы, умывался и наносил санскрин, а вот дальше — темнота. Очнулся Чанёль уже с одним накрашенным глазом. Пришлось звать Бэкхёна, чтобы помог со вторым, потому что второй у него самого никогда не получался. Бэкхёна увлекает сам процесс рисования на лице и его абсолютно ничего не смущает — просто потому что ему не мерещится ничего отвратительного или неприличного от страха перед чужой свободой. И потому что Чанёль даже с накрашенными глазами, в шмотках будто из подросткового отдела выглядит гораздо более мужественно, чем все эти парни, судорожно цепляющиеся за свою маскулинность, вместе взятые. Плевал Чанёль на чужое мнение и живёт так, как хочет. Для Бэкхёна, наверное, это самая сексуальная его черта характера. — По-моему, я только сильнее размазал, — докладывает он. — Ладно, сейчас просто второй так же размажу… Сам он одет как обычно довольно блёкло — в простую белую футболку и классические светлые джинсы. Пустовато, но удивительном образом ему идёт. Издалека из них двоих Бэкхён выглядит, конечно, более адекватно. Как раз подходит их очередь. Чанёль расплачивается, и они в восемь рук раскладывают еду по пакетам. Упаковав всё, Бэкхён собирается взять свою часть, чтобы нести до машины, но Чанёль не даёт, впихивая щенка ему в руки: — Оставь. Возьми лучше Бусика. Бэкхён не спорит. Поправляет очки — всё те же самые, подаренные Чанёлем, которые он не захотел менять — и забирает на руки пятого члена команды, направляясь к лифту первым, раз уж он теперь ответственный за нажатие кнопок. На минус второй этаж они едут в неловкой тишине с бабушкой и внуком. Неловкой — потому что хочется говорить и шутить, но из-за вынужденной цензуры тема для обсуждения ни у кого не находится. — Давайте, кто первый до машины — тот едет на переднем, — озвучивает Чондэ свою навязчивую мысль, когда они выходят из лифта. — Нам что, по пять лет? — фыркает Чанёль и первым срывается с места. Короткий забег выигрывает Минсок и с комфортом располагается на переднем сидении. Бэкхён за рулём — вне конкурса, а Чанёль с обиженным видом тусит сзади вместе с Чондэ. И ничего не понимающий, а от того счастливый Бусик между ними. На его маленькой мордочке читалось радостное: я пёс; вокруг меня очень хорошие люди; мы все вместе сидим в какой-то железной коробке; как же здорово. Чондэ, как и Бусик, кажется, вообще не расстроен, хотя проиграл в игре, которую сам же и предложил. Чанёль на его месте не смог бы перенести такое унижение. Сегодня он хотя бы мог успокоить себя тем, что для него условия изначально были не равны — он всегда считал за свою обязанность таскать пакеты с продуктами, потому что они весили больше, чем сам Бэкхён. На роль водителя Чанёль даже не претендовал. Не тогда, когда в машине есть ещё кто-то, кроме них с Бэкхёном. Ему совершенно не улыбается перспектива подколок от друзей по поводу того, как он вообще простату находит, если даже не может встать ровно на парковочное место, не раскорячившись на два ряда. — Кто будет со мной мороженое? — громко спрашивает Чондэ, полный всё того же подбешивающего щенячьего энтузиазма. — Какое мороженое? — не понимает Чанёль. — Которое мы купили. — Ты реально думаешь, я разрешу тебе есть мороженое в нашей машине? — А зачем мы тогда вообще его покупали? — Чтобы съесть, когда приедем, — объясняет Чанёль элементарные вещи. — Я же специально положил его в термопакет. — Не слушайте его, я разрешаю, — доносится с водительского. — Бэкхён, а детей ты мне так же будешь мешать воспитывать? — Это же просто машина, что такого? Ну да, любые доводы Чанёля разбиваются о тот факт, что это машина Бэкхёна. — Айщ, хрен с вами, — приходится сдаться. — Но не дай бог кто-нибудь что-нибудь испачкает — будете языком оттирать. Чондэ первым хватает своё и разворачивает. — Смотри, оно с шоколадной крошкой, — прозрачно намекает он на то, что теперь она будет по всему салону. Чанёль подписывался отмывать салон только после Бэкхёна, но раз он разрешил — значит, Чанёль не может уже ничего предъявить и демонстративно отворачивается к окну, сложив руки на груди и недовольно смотря в даль. Пейзаж как раз стал живописнее — они выехали из города. — Чанёли, открой мне тоже, пожалуйста. На Бэкхёна злиться не получается, поэтому Чанёль молча лезет в термопакет под ногами. Достаёт фруктовый лёд и аккуратно разрывает упаковку. — Держи, — влезает между передними сидениями и передаёт в руки, убеждаясь, что Бэкхён держит. — Только не подавись, я прошу тебя, дорога неровная. — Ты же знаешь, что я не давлюсь. Чондэ от смеха сплёвывает в ладонь то, что в этот момент жевал, а Минсок изображает лицом глубокое отвращение. — Дайте салфетки, срочно! — орёт Чондэ. — Хён, салфетки в бардачке. — Господь, и тут презервативы… — ужасается Минсок, открывая бардачок. — Возьми, если надо, — не смущается Чанёль. — Мне давно уже не надо… Лучше вон Чондэ предложи. Ему точно надо. — Да хватит уже! — сразу раздаются возмущения сзади. — Это был запланированный ребенок, я же говорил! — Вот объясните мне кто-нибудь, как вообще можно вообще «запланировать» ребенка? Ты его рожаешь — и твоя жизнь навсегда превращается в хаос. Вот салфетки влажные вроде. На, держи, — закидывает Монсок руку назад. — Зачем ты дал мне салфетки для членов? — Для интимной гигиены, — поправляет Чанёль, всё ещё продолжая дуться. — Где ты там на упаковке увидел слово член? — Боюсь спросить, у кого из вас вагина, если это салфетки не для членов… ну да ладно, не моё дело. Я не осуждаю, ты же знаешь, главное, чтобы тебе нравилось, — не затыкается Чондэ, протирая руки. — И это… — разглядывает он свою кисть, — если я вдруг стану геем после этих салфеток, передайте Сохён, что я любил её. И чтобы дочь поступала в медицинский. — Чондэ, заткнись, ради бога, — не выдерживает уже Чанёль. Они с Бэкхёном тоже любят попиздеть, но не настолько же. — Не поминай всуе, — просит Минсок напутственным тоном. — А курить можно? — считает своим долгом добить Чондэ. — Нет! — Я могу остановиться, — спокойно предлагает Бэкхён. — Да нет, не надо. Я же не курю. Включи лучше музыку нормальную. Зачем нам дорожное радио? Бэкхён листает на сенсорной панели скачанный плейлист, но по ведьминским названиям групп Минсок сразу догадывается, к чему идёт дело. — Нет, только не ряженых японцев Чанёля, — умоляет он. — Всё, что угодно, только не это. — Давай-давай включай. Послушаете хоть нормальную музыку. — Ты попадешь из-за неё в ад, Чанёль. Ты никогда об этом не задумывался? — Всё, поедем в тишине, значит, — обрывает перепалку Бэкхён, выключая магнитолу совсем. — Доволен? — паясничает Чанёль. — Это всё ещё лучше, чем ехать отдыхать на природу под звуки рыгающего краба. — Хён, а зачем ты до сих пор носишь кольцо? — вдруг обращает внимание Чанёль, пока Минсок возмущённо жестикулирует. — Так это не обручальное, а «спаси и сохрани». — А, от следующего брака типа? Минсок не успевает ответить, потому что от какого-то хлопка машину резко дёргает вправо. Но Бэкхён справляется с управлением, прокрутив руль, и возвращается на полосу. Включает аварийку и аккуратно снижает скорость, плавно скатываясь на обочину. Поднимает стояночный тормоз. Видимо, надолго застряли. — Посидите, — отстёгивает ремень безопасности и выходит из машины. Обходит её по по кругу, что-то высматривая, и опускается перед правым передним колесом. — С колесом что-то? — всё равно выбирается из машины Минсок. — Ага. — А что? — Да что угодно может быть. Надо снимать смотреть. Могло и просто от жары лопнуть. — А запаска хоть есть? — переживает тоже вылезший Чондэ. — Есть. У них есть запасное колесо? Чанёль вообще первый раз об этом слышит. Машиной всегда занимался Бэкхён, все страховки, плановое обслуживание, заправка, даже штрафы он оплачивал. Один раз только показал, что где находится в документах, чтобы Чанёль перед гаишниками не позорился. Углубляться во всё это у него, если честно, не было ни интереса, ни желания. Чанёль даже не знал, как масло менять, только видел пару раз, как это делал Бэкхён. — Хорошо, что правое, — комментирует он, пытаясь что-то рассмотреть в глубине. — С левым могло вынести на встречку — и пизда. — Как знал, нужно было с Кёнсу ехать, — вздыхает Чондэ. — Тебя никто не держит, — заступается Чанёль, вылезая вместе с Бусиком на руках. — Тебе через поле примерно по прямой. — И что делать теперь? — переживает Минсок. — Менять, что делать. — И так опаздываем, теперь вообще только к вечеру приедем… — Чондэ, хватит ныть, — упрекает Бэкхён. — В формуле-один четыре колеса меняют за две секунды. Ну я поменяю одно минут за пять. — Я могу чем-то помочь? — подходит ближе Чанёль, закрывая разом весь свет. — Если хочешь. — Хочу. «Ну тогда минут за двадцать». Но вслух ничего не говорит. — Ладно, с божьей помощью, — Бэкхён упирает ладони в колени, поднимаясь на ноги. — Да что ж вы за богохульники… — устало вздыхает Минсок. — Пошли разгружать багажник. Чанёль без понятия, зачем нужно разгружать багажник, но вопросов не задаёт, чтобы никто не догадался, что он не знает. Минсок получает привилегию вместе с Бусиком на руки, а остальные втроём вытаскивают вещи и складывают рядом в кучу. Бэкхён подцепляет ковролин, который не выстилает дно багажника, как Чанёль думал, а обшивает пластиковую крышку, закрывающую отсек для запасного колеса, где оно всегда и было. Остаётся только отвинтить затягивающее крепление в центре — прикручено плотно, чтобы ничего не болталось и не издавало лишних звуков. Бэкхён убирает пластиковые болты в карман, чтобы никуда не укатились, и примеривается, как бы достать из углубления колесо. — Давай я. Бэкхён уступает место, придерживая коврик повыше. Чанёль не особо представляет, как надо правильно его держать, а весит оно прилично, поэтому просто сразу тащит к месту импровизированного шиномонтажа, пока не устали пальцы. — Фух, — и кидает колесо под ноги. — Будем считать, я отработал пропущенную вчера тренировку. — Колесо лучше так не кидай, — поправляет Бэкхён. — Оно в лицо, конечно, не отскочит, но лучше не надо. Можно просто докатить. Ну да, логично в общем-то. — Ребят, найдите мне пока кирпичей. — Где я тебе тут кирпичи найду? — Чондэ вообще бесит вся эта ситуация. — Значит, ищи просто булыжник, что ты как маленький. Хоть что-то полезное сделай. Время уже близится к полудню, солнце поднимается до пика. Воздух нагревается от раскалённого асфальта, а от колёс проезжающих на скорости машин поднимается ужасная пылища. — Мы нашли. — Подтыкайте ими задние колёса. — Очень жарко, — ноет Чондэ. — Давайте хоть без мастер-класса, просто поменяешь и спокойно поедем дальше. — У тебя есть уникальная возможность тоже посмотреть, — только и говорит Бэкхён. — Может, пригодится: спасешь однажды какую-нибудь девушку на дороге. — Нафига мне? У меня уже есть одна дома. — Помогать людям на дороге — это признак хорошего тона. Тем более если это девушка. Бэкхён поддевает пальцами диск и дёргает его пару раз на себя, снимая колпак. — Пока колесо стоит под весом машины, надо немного ослабить болты, — даёт он краткую теоретическую информацию. — На пол-оборота достаточно, — и вручает какую-то железную палку. — Э-э, а в какую сторону? Бэкхён на секунду теряется — он давно уже делает это не задумываясь, полностью полагаясь на мышечную память. — В эту, — вспоминает, представляя, как бы это делал. Чанёль обхватывает ключом болты, но даже не представляет, насколько сильно они затянуты. Немного давит, ещё немного, но ничего не происходит. Поэтому пытается дёрнуть с размаха. — Так можно сорвать резьбу. Лучше не надо. Попробуй ещё раз рукой, если не получится — то можно ногой аккуратно. Найдя получше точку опоры и приложив побольше сил, у Чанёля всё-таки получается. — Прекрасно. Держи, — Бэкхён вручает ему в руки какую-то херню. — Расправь немного и ставь широкой частью на землю. Заметив замешательство, поясняет: — Вот рычаг, за него крутишь. Чанёль решает, что оптимально будет поставить эту штуку примерно по центру машины. — Так ты днище сорвёшь, давай сюда куда-нибудь, — терпеливо наставляет Бэкхён. — Усиленная часть порога всегда возле от колёс. Вот тут упирай. Чанёль делает всё по указаниям, и Бэкхён после проверяет, насколько устойчиво стоит домкрат. — Теперь крути, пока не поднимется колесо. Чанёль крутит слишком старательно, и возможно, днище он ему сегодня всё-таки сорвёт. Бэкхён на него ругаться, конечно, не будет, но им всё же надо доехать сегодня до места назначения, раз уж пообещали. Поэтому подпихивает на всякий случай запаску под машину, чтобы машине не так травматично было падать с растяжки. — Надо, чтобы в итоге колесо не касалось земли. Проверь. Не рукой! — Бэкхён не даёт засунуть ладонь под колесо. — Возьми ключ. Так. Нормально. Теперь снимай его. И ставь запасное. Это оказывается легче, чем Чанёль думал. Запаска с щелчком встаёт, как родная. — Всё, закручивай теперь болты обратно. Лучше с верхнего, чтоб у тебя колесо не болталось. Нет, просто закрути пока руками. Потом, когда опустишь колесо, затянешь ключом до конца. Чанёль продолжает всё делать, как ему говорят, и закрутить болты у него уже получается намного лучше, чем когда откручивал их в первый раз. — Отлично, — хвалит Бэкхён, — теперь будем проверять давление в шине. Обречённый стон Чондэ можно было расслышать даже сквозь рваный дорожный шум. — Видишь, износ края по всему периметру? — показывает Бэкхён стертость на шине после того, как Чанёль научился самостоятельно пользоваться манометром. — Похоже, что раскалибровался развал колёс. Сам ты это никак не заметишь, а пары градусов достаточно, чтобы шина так стёрлась. Надо везти в автосервис калибровать. Но до понедельника потерпит. Чанёль утирает вспотевший лоб и поднимает лопнувшее колесо, чтобы оттащить его в багажник. Вещи тоже возвращаются на места, и путь продолжается. — Кто ответственный за навигатор? — спрашивает Бэкхён как будто бы у всех, но на самом деле тактично намекая Минсоку, что пора бы и ему выполнить свою часть обязанностей — раз уж Чанёль и Чондэ всю дорогу ему то мороженое открывали, то искали бутылку с водой. Кемпинг они проезжают, потому что их шумную компанию всё равно попросят удалиться оттуда через полчаса. Едут по карте дальше — навстречу настоящему дикарскому отдыху. — Здесь направо, — инструктирует Минсок. — Смотрите все по сторонам, ищите наших. — Да что там смотреть, вряд ли ещё у кого-то на пляже будет машина ярко-красного цвета, как у нашего Сэхуни. — А вон она, кажется. — Вижу, — подтверждает Бэкхён. Он паркует машину поближе и глушит мотор. Все вылезают наружу под общие вздохи облегчения, потягиваясь и разминая мышцы. Сегодня они выжили. — Не хочу звучать как дед, но воздух здесь шикарный, — говорит Минсок, растирая затёкшую поясницу. Ребята машут им, подзывая к себе, но сами подходить не спешат, чем-то сильно занятые. Чунмён, судя по всему, успел организовать постановку палатки. — Ого, вы уже ставить начали? — удивляется Чанёль. — Да не, просто решили разложить тент и полюбоваться на него, — не удерживается от сарказма Чонин. — А почему здесь? — вдруг уточняет Бэкхён. — Мы завтра утром тут сваримся под солнцем. Надо ехать дальше. И ставить под деревьями в тени. — Логично, кстати… — задумывается Чунмён. — Тент же тёмный, реально, — соглашается Кёнсу. — Он нагреется за пару часов, и всё, мы задохнёмся. — Значит, сворачиваемся, — сминает инструкцию Чунмён. — И едем дальше. — Я только сел! — возмущается Сэхун, усевшись на землю, но не чтобы помогать, а чтобы съесть свой кимбап. — Дома надо было есть, — отвечает ему Чонин, подхватывая мешок с запчастями. — А здесь мы пытаемся выжить, если ты не заметил. — Какая ты важная пися, Чонин, — кривляется Сэхун. — Я с тебя валяюсь просто. С детского обзывательства усмехается рядом стоящий парень Сэхуна. Ах да, у них в компании пополнение ещё одним смазливым красавчиком. Они вообще, судя по всему, идут к тому, что скоро их станет шестнадцать — если каждый в итоге приведёт себе по парню. Лухань теперь вроде как тусил с ними и его тоже пришлось взять с собой, потому что раз уж Чанёль берёт своего Бэкхёна, то почему Сехуну нельзя брать своего Луханя. Хотя это Чанёль всех собрал, так что имел полное право половину присутствующих вообще с собой не звать. Идея однодневного палаточного похода пришла ему в голову, когда Бэкхён в каком-то из разговоров поделился с ним этой мечтой. Наверное, каждый из присутствующих, кроме него одного, хотя бы раз ходил в поход или спал в палатке — кто-то с родителями, кто-то в школьном кружке состоял, кто-то с коллегами тимбилдинг проводил. А Бэкхён такое видел только в кино. Ребята по-шустрому начинают складывать обратно то, что уже успели разложить, и Чанёль присоединяется к ним, сбагрив Минсоку щенка. Ему просто очень надо кому-нибудь помогать или выпендриваться. Без этого никак. — Что за имя вы ему дали дурацкое? — спрашивает Сэхун, подходя ближе, чтобы познакомиться. — Это Чанёль дал, — скидывает с себя все обвинения Бэкхён. — Бусик — это автобус. Я знаю английский, — со знанием дела говорит Минсок. — А придумать что-то нормальное вы не пробовали? — Слушай, ну как ещё, по-твоему, могли назвать свою маленькую собачку два холёных гея? — резонно замечает Чондэ. — Блэйд? Гектор? Альтаир? — Ну я не знаю, есть же всякие нейтральные имена, типа Шелдон или Оззи. Это же мальчик? — Да, — отвечает Чанёль, закидывая кое-как сложенную палатку на заднее сидение машины Кёнсу. — Так ты же вроде девочку хотел, разве нет? — Ну, знаешь… не всегда в этой жизни всё складывается так, как мы хотим. — А он ещё вырастет? — интересуется Чунмён. — Да фиг знает. Ветеринар сказал, ему семь месяцев. Может, ещё вымахает в овчарку, а, может, так и останется. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. — Это овчарка? — Без понятия. Я с его родителями не знакомился, когда усыновление оформлял. Вокруг Минсока образовывается столпотворение — всем интересно посмотреть на нового члена семьи. Бусик с интересом обнюхивает всех присутствующих, стеснительно прижимая уши, но всё равно дружелюбно виляет хвостом. Убегать с рук не пытается — страшновато пока. Загрузив вещи, все разбредаются по машинам, как приехали. Было немного жаль уезжать — место очень удачное, на возвышении. Отсюда открывался панорамный вид на извилистое русло реки, и главное, что пляж был буквально в нескольких минутах ходьбы. Но без тени они действительно очень быстро устанут от солнца и им вся эта красота уже будет по боку. Так что никто не спорит с тем, что им лучше бы найти что-то другое. Выше по склону как раз виднеется сосновый лес — туда и решили ехать. Машины получилось удобно расставить меж деревьев, и тут же было решено разбить лагерь — земля ровная, тень имеется, что ещё нужно? Пожитки постепенно перекочёвывают из багажников на траву — собрали, у кого что нашлось. Никому в итоге даже не пришлось ничего покупать — всё необходимое наскребли. Каждый просто порылся на балконе или на даче, а скинуться пришлось только на две бутылки соджу, чтобы Минсок одолжил у каких-то дальних родственников-рыбаков большой раскладной стол. — Итого у нас три палатки на четверых, — оглядывает все имеющиеся у них ресурсы Чунмён. — Нас девять. Можно расположится по три человека в каждой, чтобы сильно не ютиться. Кто с кем будет спать? — Я с Минсоком, — сразу выкрикивает Чондэ, не дожидаясь никого. — Кто бы сомневался… — У меня предложение. Давайте сделаем не три по три, а четыре, три и два, — говорит Чонин. — Зачем? — не улавливает Чунмён. — Чанёль-хён, Бэкхён-хён, Лухань-хён и Сэхун — пусть спят отдельно. В своей пидорской палатке. — М-м… Ребят, вы не против? — уточняет Чунмён. — Мне будет, конечно, очень тяжело, но ради вас я готов поспать с Ханем одну ночь, — как обычно валяет дурака Сэхун. — Мне без разницы, — отвечает на вопрос Чанёль. — А тебе? — Тоже, — соглашается Бэкхён. Ему вообще пофиг, где, с кем и когда, главное, чтобы рядом был Чанёль. — Хорошо, забирайте тогда палатку Сэхуна и ставьте её, — отдаёт команду Чунмён. — Остальные куда? — Я точно не с Чондэ, — высказывается Кёнсу. — Какие-то проблемы? — обижается тот. — Ты слишком шумный. Я не хочу засыпать под твои истерики от твоих же шуток. — Если ты хотел романтично спать вдвоём в одной палатке с Чонином, то мог бы так и сказать, — не удерживается подкола Чондэ. — У нас тут сейф-спейс, гейство никто не осуждает. — Не вопрос. Забирайте тогда Чунмён-хёна себе, и по рукам. Я хоть высплюсь. — Отлично, не прошло и года… Значит, ставим палатки, по-быстрому обживаемся и начинаем готовить обед, — распоряжается Чунмён. — Так точно, сэр, — отзывается один Минсок. Бусика отпускают побегать, пока хозяева ищут местечко поровнее, и тот с щенячьим восторгом носится вокруг, что-то вынюхивая в траве и гоняя кузнечиков. Расчистив выбранное место и убрав все камни, Бэкхён сразу приступает к самому сложному — вываливает из мешка причиндалы для палатки. Ночевать им сегодня предстоит в палатке Сэхуна, но сам мелкий куда-то смотался, так что поставят без него, не велика потеря. Иначе готовить они начнут только после захода солнца, а поедят и вовсе к ночи. Бэкхён в компании людей больше не напоминает бледную тень самого себя. Он не прячется за Чанёля, безмолвно прося защиты, как это было раньше, и не ищет в его глазах одобрения или поддержки на каждое своё действие — они с Луханем уже вполне дружно разглядывают инструкцию, разложив её на земле. — Надо собрать сначала дуги, да? — уточняет старший, пытаясь разобрать, что написано в комментариях к картинкам. — Да, начинаем с дуг, — подтверждает Бэкхён. — Похоже, твой корейский стал намного лучше с нашей последней встречи. — Да если бы… Ещё через две секунды Бэкхён выдаёт «так, ну всё понятно» и начинает сборку, попутно объясняя, как ему помогать. — Хён, в эти дырки вставляй, ага. И чтобы дуги крест-накрест оказались в итоге. Благодаря Луханю Бэкхён не чувствует себя больше новеньким. Очень приятно спихнуть это бремя на кого-то другого. Из солидарности хочется помочь ему освоиться, чтобы он побыстрее влился в коллектив. Бэкхён сам через это прошёл совсем недавно, поэтому хорошо понимает его чувства. Чанёль, честно, не обижается, что его не позвали ставить палатку. У него и правда хреновое абстрактное мышление. Он не может, как Бэкхён, просто бросить взгляд на рисунок — и сразу понять, как это всё должно располагаться в пространстве. Чанёль больше переживает, что Бэкхён не надел панаму, когда они выходили из машины. Солнце сегодня очень активное — напечёт за две минуты, тем более на тёмные волосы. И ничего страшного, что почти весь лагерь у них в тени. На всякий случай, лишним не будет. Когда они перед поездкой составляли список вещей, который им может понадобиться, выяснилось, что у Бэкхёна нет ни одного головного убора на лето. Собственно, зачем? На улицу он особо не выходил, а если и нужно было куда-то поехать, то брал машину. Поэтому Чанёль великодушного отдал ему одну из своих панамок. Хотя отдал — это, конечно, громко сказано. Вещи они между собой не делили: если нашёл первым и смог влезть — значит, твоё. Чанёль, когда после стирки разбирал и гладил одежду, в половине случаев уже даже не помнил, что из этих вещей его, а что — Бэкхёна, и на чью полку это лучше определить. Спасибо на том, что хоть трусы с носками у них разного размера, иначе разные полки в шкафу им бы не понадобились как концепт. — Солнце опасное сегодня, не снимай её, пожалуйста, — возвращает Чанёль ему на голову панаму, не поленившись сходить за ней до машины. — Иначе поругаешь меня, как за бордюр? — Я ведь уже извинился… — несчастно выдыхает Чанёль. — Я и не обижаюсь уже. — Но будешь мне теперь до конца жизни это припоминать? — Да нет, зачем? Просто пока не надоест, — невинно улыбается ему Бэкхён. — Слушай, вроде так? — советуется он насчёт собранного каркаса. — Похож, как думаешь? — Вроде похож, — подтверждает Чанёль, заглядывая в инструкцию. Конструкция по смыслу выглядит верно, но как-то… — Но как-то кривоёбо?.. — Ну чёт как-то да, — признаёт Бэкхён. — А, слушай, палки, кажется, разной длины, — понимает Чанёль ошибку. — Сверял длину? Вот тут должны быть одинаковые. А сейчас похоже, что разные. Поэтому на бок и заваливается всё. — Они вроде и так все одинаковые… Кроме одной маленькой. — Разные палки, мне кажется. Давай проверим. — Давай. Они втроём быстро разбирают ещё незакреплённую конструкцию и раскладывают под ногами дуги. Их всего пять: короткая — в единственном экземпляре и две пары. Действительно, одна пара оказывается на десять сантиметров длиннее второй. Этого практически незаметно, учитывая, что сами дуги примерно по четыре метра. — Реально разные, — убеждается Бэкхён. — Значит, большие — для внешнего каркаса, а меленькие — для внутреннего. Палатка собирается заново с теперь уже правильным расположением дуг — и очень быстро это начинает напоминать то, что было изображено на картинке. Их команда завершает квест первой, поставив палатку всего на минуту позже того времени, что указано в инструкции. Чанёль уходит к другим командам то ли помогать, то ли выпендриваться, а Бэкхён и Лухань остаются раскладывать внутри спальные места. — Ну что, скауты, теперь нам нужно добыть огонь, — отряхивает ладони Чонин, когда последняя палатка оказывается готова, — и приготовить мамонта. — Минсоки-хёна что ли? — шутит Сэхун, внезапно появившийся из ниоткуда, как только дело оказалось сделано. Даже Чунмён пропускает смешок, но тут же делает серьёзное лицо обратно. Он, как старший, должен проявлять солидарность. — Знаете куда идите? За дровами, — посылает их Минсок. — А что мы-то сразу? — тут же начинает ныть Сэхун. — А потому что старость нужно уважать. Давайте бегом. Пофыркав и пострадав, младшенькие делают вид, что уходят, а остальные разбирают продукты и раскладывают всякую мелочёвку. Еда вскоре оказывается разложена на большом столе, и можно начинать готовить. — Держи. Спрячь её куда-нибудь, — протягивает Чанёль Бэкхёну бутылку с его водой. — А то кто-нибудь сейчас начнет ей зубы полоскать или ноги мыть. Бэкхён не может пить никакую воду, кроме этой марки, поэтому нужно было обязательно её купить и теперь куда-то спрятать, чтобы никто до неё не добрался. — Мы маркер купили, чтоб подписывать. Где-то он был… — Чонин как обычно больше всех переживает, что кто-то сожрёт его еду. — Так и написать «вода Бэкхёна»? — зависает Бэкхён. — Пиши «уксус сто процентов», — советует Чанёль. — Иначе, боюсь, не поможет. — Ну да, в большой семье, как говорится, клювом не щёлкай, — подтверждает Минсок, готовя себе рабочее место для готовки. — Чанёли, а можно сок открыть? — находит Бэкхён на дне последнего пакета свой томатный сок, про который он уже успел забыть. — С каких пор ты пьёшь томатный? — ужасается Минсок, подумав, что это Чанёль себе его купил, раз Бэкхён спрашивает разрешения попить. — Я не пью. Бэкхён пьёт. Минсок теряет логическую нить того, что происходит у них в отношениях, поэтому больше ничего не говорит. — Можно-можно, отрывай. Бэкхён дома у него тоже всегда спрашивает, можно ли ему открыть джем или консервированные ананасы, Чанёль как-то привык и уже не обращал внимания. Кухня просто сразу стала его территорией, и казалось, нет ничего такого в том, что Бэкхён тактично не хотел нарушать его фэншуй и всегда лишний раз уточнял. Но теперь Чанёль об этом задумался — наверное, со стороны это и правда выглядело странно. Но ведь в этом не было ничего плохого? Походное меню они утвердили ещё на прошлой неделе путём общего голосования в чате. Теперь дело оставалось за малым — приготовить всё запланированное на реальном огне в полевых условиях. Бэкхён по привычке берётся резать ингредиенты, как всегда делает это, когда они готовят вдвоём. Народ тоже постепенно разбредается кто куда, чтобы найти себе какое-нибудь занятие. Кёнсу забирает на себя всю готовку, взяв в помощники самых ответственных — Минсока и Чунмёна. Чондэ, громко возмущаясь, собирает мангал, а Лухань пытается добыть огонь. Чанёль не находит себе никакого применения в лагере, но он не гордый, так что сходит за водой. Хочет предложить Бэкхёну составить ему компанию, но тот уже какого-то хрена треплется с Сэхуном. — Смотри, какой уродливый банан, — показывает Бэкхён. Настроение резко портится. — Реально уродец, — соглашается Сэхун, очень незаметно присосавшись к хёну резать лук и морковь вместо того, чтобы уйти за дровами. — Прям как член моего бывшего. Такое на ярмарках за деньги можно показывать. Это что ещё за новости? Чанёль вообще-то тоже хочет посмотреть на уродливый банан. Почему Бэкхён ему не предложил? Он что, человек второго сорта? Резко начинает хотеться курить. Но Чанёль снова в завязке, да и сигареты только в ближайшем магазине, до которого ехать двадцать километров. Поэтому он не находит ничего лучше, чем влезть между воркующими голубками, растолкав эти милые посиделки. — Что делаете? — спрашивает, будто действительно только что подошёл и не подслушивал, как крыска, последние несколько минут. — Да так, сосёмся, — отвечает Сэхун. — А Лухань-хён в курсе? — Зая мне разрешает. Будешь? — предлагает Сэхун укусить банан, который до этого жевал. — Нет, спасибо. — А ты, хён? — Я брезгую тобой, — даже не смотрит в его сторону Бэкхён. — Ну вот… а пока ты не пришёл, у нас все было хорошо. — Сэхун, хватит есть! — подлетает к ним Чунмён, которому нужно проконтролировать, чтобы поели все, а не только наглый мелкий. — Ты как будто с гор спустился и тебя не кормили год. Дуй давай за Чонином бегом! Огонь уже готов, а у нас ни хвороста, ни дров. — Простите, ребят, с вами очень вефело, но мне пора, — засовывает Сэхун в рот оставшуюся половину банана, вытирает руки об скатерть и убегает. — Помогите мне кто-нибудь! — сдаётся Чондэ, который всё это время безуспешно пытался собрать мангал. Чанёль сразу забывает о всех своих проблемах, потому что находится, наконец, человек, которому нужна его помощь. — Нет, только не ты, — сразу отвергают его. — Почему? Я один свободен, все остальные заняты. — Потому что для этого дела мне нужен кто-то умный. Бэкхён, иди лучше ты сюда, ты же инженер, — зовёт Чондэ, повысив голос. — И не трогай там на столе ничего! Хрен его знает, чем ты болеешь! — Я всё равно уже облизал этот нож, — отмахивается Бэкхён. — Уйди от еды, я тебе говорю! Не удивлюсь вообще, если у тебя глисты. И иди сюда, я без понятия, как этот мангал собирать. — Иду-иду, — вытирает он на ходу руки бумажными полотенцами. — Где инструкция? — Нет её. Этот мангал ещё моим родителям подарили на свадьбу. Инструкцию потеряли уже как лет десять, и с продажи их сняли. Так что как соберём — так соберём. Бэкхён со вздохом присаживается, начиная раскладывать перед собой запчасти. Для него это будет не сложнее пазлов. Чанёлю здесь явно делать нечего. Поэтому он возвращается к столу, где снова суетятся ребята. — Вам надо чем-то помочь? — Да нет, мы уже всё подготовили, — отвечает Минсок, собирая грязную посуду за Бэкхёном, чтобы пойти её мыть, — ждём когда вода закипит. И можно будет начать готовить. — Чанёль, как хорошо, что ты свободен, — появляется вдруг Чунмён, только чтобы отвесить ему задание, — будь добр, сбегай к роднику, помой посуду. — Да я помою, — возражает Минсок, собираясь честно доделать то, что начал. — Для тебя есть задача поважнее. С посудой и Чанёль справится, а ты мне здесь нужен. Всё вот это забирай… и вот это ещё. Губку с моющим средствам не забудь! Чанёль получает на руки разделочные доски с ножами, и вместе с этим — проверку на реальность. Неужели один Бэкхён с ним так возится? Всем остальным его существование будто только мешает. Благо, идти оказывается недалеко, и Чанёль быстро возвращается обратно, погрузившись в свои мысли и особо не разглядывая пейзажи по дороге. Мангал к тому времени уже стоит на земле всеми четырьмя ножками. — А это куда? — спрашивает Чондэ. — Не знаю. Лишнее, наверное, — отвечает Бэкхён, закручивая такой же болтик сбоку. — Как тут может быть что-то лишнее? — Слушай, мангал стоит? Стоит. Крышка открывается? Открывается. Ко мне какие вопросы в данном случае? — Вообще никаких вопросов. — Ну и всё. Закидывайте угли и делайте свои рёбрышки. — О, мангал готов, — замечает Чунмён. — Шикарно, спасибо. Лухань-хён, что с углями? Чанёль аккуратно складывает на место честно вымытую посуду и неожиданно не находит себе места на этом празднике жизни. Пропадает всякое желание здесь находится, поэтому он просто уходит в палатку. Со стойким чувством, что он оттуда сегодня больше не вылезет. Внутри всё уже приготовлено для сна, и Чанёль просто грустно плюхается на неразложенный спальник. Думает, что ещё вчера он больше всего на свете мечтал о том, чтобы Бэкхён выздоровел и перестал шугаться людей, но теперь чувствует себя так, будто у него отняли смысл жизни. Хотя бы лежать мягко — ложе вышло вполне себе королевским. Бэкхён предложил использовать в качестве нижнего слоя обрезки бальзатовых матов, что у них остались после обивки стен для звукоизоляции. Этот материал можно использовать и как утеплитель, так что они теперь точно не замёрзнут на голой земле. А ещё он просто ужасно мягкий. Чанёль бы наверное даже всплакнул от обиды, но вспоминает, что у него накрашены глаза. Приходится отложить истерику, и найти в сумке мицелярку с ватными дисками. Он сам не знает, в какой момент решил, что будет отличной идеей накрасить глаза. Просто утром у него было хорошее настроение, а теперь его нет. Теперь Чанёль чувствует себя ужасно глупо и неуместно. Он и не думал, что его может настолько сильно пошатнуть тот факт, что Бэкхён вполне сможет прожить без его заботы и поддержки. Чанёль внезапно осознаёт, что больше не нужен ему так же сильно, как Бэкхён ему. И проблема здесь даже не в Бэкхёне. У Чанёля вообще все парни были проблемные. И ему это нравилось. Нравилось жить как на минном поле, чувствуя себя особенным и незаменимым. Он, наверное, и не умеет вовсе выстраивать отношения со здоровыми людьми. И потому тянет к себе всяких проблемных, чтобы в полном экстазе сплетаться с ними щупальцами детских травм. — Чанёли, ты тут? — слышится взволнованный голос Бэкхёна на входе и следом наглый вжик молнии. — У тебя всё в порядке? — засовывается он внутрь, бесцеремонно нарушая страдания Чанёля. — Ты как-то резко ушёл… — Просто в глаз что-то попало, — врёт Чанёль и сам удивляется, насколько легко и непринуждённо прозвучала ложь. — Дашь посмотреть? — опускается Бэкхён рядом на колени. И вроде бы он лишь спрашивает, но уже так далеко перелезает за личное пространство, что моментально становится неловко за свою неискренность. Глупо было бы думать, что Бэкхён ничего не заметит. Прожив семнадцать лет в ебанутой семье, он научился чувствовать ложь, как породистая ищейка. Чанёль думает, что год назад у них было серьёзное основание, чтобы сойтись. Но теперь его больше нет. Потому что Бэкхён в Чанёле больше не нуждается. И это лишь вопрос времени — сколько ещё протянут их отношения. Бэкхён мягко касается пальцами лица, приподнимая на свет. Пытается присмотреться, бегая взглядом туда-сюда. — Ну-ка посмотри наверх. А теперь влево. Вправо. Вниз, — и хмурится. — Ничего не вижу… — Ладно тогда… забей. — Если ты чувствуешь — значит, правда что-то попало. Надо достать. — Может, просто глаза уже устали от макияжа, — Чанёль протягивает ему смоченный диск. — Давай, — соглашается Бэкхён ему помочь. — Куда ты ходил, кстати? — Меня Чунмён отправил к роднику посуду мыть. — Я не знал, что тут есть родник… Лучше бы с тобой сходил, чем как дебил собирал этот мангал. — Ну, у тебя была важная миссия. Не хотел тебя отвлекать, — Чанёль отвечает короткими простыми предложениями, чтобы было меньше шансов что-то заподозрить. — У тебя точно всё в порядке? — А что? — Мне кажется, ты грустишь. Чанёль при всём желании не знает, что ответить. Потому что ничего не произошло, а он едва не скрипит зубами от беспричинной ревности и злости на самого себя. Бэкхён ничего ужасного не сделал. Он вообще ничего не делал. Просто разговаривал не только с Чанёлем, шутил не только с ним и помогал не только ему одному. Чанёль не понимает какого черта загоняется. Бэкхён не переходил границ, даже ни к кому не проявлял какого-то особого интереса, просто его внимание естественным образом распылялось на других. И даже сейчас он пришёл за ним, давая понять, что Чанёль для него на первом месте. Бэкхёна совершенно не в чем было обвинить. Это просто Чанёль ебанулся на своём контроле. — Жарко очень. Чувствую себя сонной мухой. Бэкхён отчётливо видит, что что-то не так. Что Чанёль что-то ему не рассказывает. Но ведь у них был уговор — они обещали говорить друг другу, если вдруг что-то будет не так. — Правда ничего не случилось? — Правда. Всё в порядке. Бэкхён заставляет себя верить, затыкая собственный голос. Потому что его восприятие врёт ему постоянно. И Чанёль — единственная его надёжная связь с реальностью. Ему Бэкхён верит больше, чем себе. Потому что Чанёль всё ещё здесь. После всего, что произошло. Потому что они зашли так далеко. Они вместе целый год. На пограничном это — вечность. Для Бэкхёна, живущего в бесконечном хаосе — это стабильность, о которой он раньше не мог даже мечтать. Чанёль никогда его не обманывал, и у Бэкхёна нет причин не верить его словам. Если Чанёль говорит, что всё в порядке — значит, так и есть. А у Бэкхёна просто разыгралось воображение. Опять он что-то напутал и чувствует то, чего на самом деле не существует. С ним ведь такое постоянно случается. — Может быть, домой хочешь? — предполагает Бэкхён. Чанёль просто не такой авантюрист. Наверное, вся эта дикая романтика и правда не для его — он бы предпочёл валяться дома под кондиционером и ничего не делать. — Я могу изобразить приступ эпилепсии, мы скажем, что нам надо в больницу, а сами поедем домой. Я смогу прям натурально, вообще не отличишь. — Надо дождаться хотя бы рёбрышек от Кёнсу, — промаргивается Чанёль. — Хочу всё же получить этот опыт в свою гастрономическую коллекцию. — То есть ты наврал, что поехал только ради меня? Бэкхён подозрительно сощуривается, придвигаясь ближе. Но уголки его губ несдержанно вздрагивают. У него просто хорошее настроение. — Ну зачем ты так категорично? Не наврал, а просто приукрасил. — У тебя найдётся минутка? — На что? — не понимает Чанёль. Бэкхён не отвечает — подается вперед и мягко целует. — Так соскучился по тебе, — шепчет он, отстраняясь на секунду, и заваливает их обоих на неразобранный спальник. Чанёль опускается на лопатки и тянет Бэкхёна на себя, чтобы тот мог мягко приземлился сверху. — Ты хоть чуть-чуть скучал по мне? Только честно. — Очень сильно скучал, — признаётся Чанёль, улыбаясь. Но глаза всё равно грустные и влажные. Они у Чанёля вообще очень часто такие. — Хочешь лечь ко мне? — Хочу. Бэкхён быстро скатывается на спину, и Чанёль укладывает голову ему на плечо, устраиваясь под рукой. От кожи на шее уютно пахнет знойным солнцем и детским кремом от загара. — Бэкхён! — кричит где-то на улице Лухань. — Бэкхён, ты где? Но Бэкхён даже не дёргается. Делает вид, что не слышит. — Тебя там Лухань-хён зовёт. — Пусть Сэхуна попросит… что ему там понадобилось. Что я-то сразу, мы с ним даже не друзья. — А кто вы? — Никто. Лухань-хён просто встречается с лучшим другом моего парня. Я тут каким боком вообще? — Я думал, Сэхун — твой друг. — А я думал — твой. — Такая ты крыска, — умилённо усмехается Чанёль. Он уже привык к этому цинизму Бэкхёна в отношении людей. — Ну что сразу «крыска»? Я вообще не понимаю, какого фига он прилип ко мне. — Может, потому что ты единственный сказал, что его корейский стал лучше? — И что? — Единственный заговорил с ним… и всё такое. — Просто Сэхун куда-то свалил и бросил его. Некрасиво было как-то его одного оставлять. Кто-то должен был подойти. — Ну вот его это и расположило. Ты вообще очень добрый. Можешь сколько угодно это отрицать, но это факт. — Не знаю, — честно отвечает Бэкхён. — Мне кажется, мне просто похуй. — Встречаясь с тобой, я понял, что «похуй» — это, наверное, лучшее отношение, которое может быть к людям, — вздыхает Чанёль. — Тебя всё-таки кто-то обидел? — Нет, с чего бы? — Мне всё ещё кажется, что ты грустный. — Просто сонный. Правда жарко сегодня. — Всем ноги переломаю, если узнаю, — обещает Бэкхён, с нежностью отводя разлохматившуюся чёлку со лба. — Я в тебе даже не сомневаюсь, — нервно усмехается Чанёль. — Но ты обещал мне больше не бить людей. — Да, точно… — Я имел в виду, что просто перестал считать, что философия «похуй на людей» — плохая. Тебе похуй на всех и всем похуй на тебя. Каждый спокойно живёт, занимаясь своими делами. — Ну да, так бы выглядел мой идеальный мир… Я реально никогда не понимал людей, которые считают, что имеют право получать что-то за счёт других. Но, если честно, ещё больше я не понимаю тех, кто пытается помогать. Тех, кто может всю жизнь положить на спасение другого человека. Нахуя? Мне вообще никогда не понять. Всё верно. Чанёль просто выбрал себе роль, а его об этом и не просили особо. — Знаешь, что самое забавное? — продолжает Бэкхён, не давая совсем уж свалиться в самоуничижающие мысли. — М? — Иногда мне попадаются люди, которые как-то странно меня считывают. Как будто чувствуют, что я не отреагирую агрессивно, даже если мне что-то очень сильно не понравится. Потому что… ну мне реально похуй в целом. Я себя иногда таксистом чувствую, которому все рассказывают про свои проблемы. Или священником, к которому все грехи свои несут. Это прикольно, конечно, но странно. Бэкхён всего за пару предложений описал сейчас то, как Чанёль всегда чувствовал себя рядом с ним. Хоть и не мог нормально этого сформулировать. Он действительно без страха делился с Бэкхёном тем, что не мог рассказать никому другому. Даже маме или сестре. — Я, если честно, даже не удивился, когда ты завязал со мной разговор в клинике. Ко мне и до этого подкатывали парни со всякими предложениями. Я раньше думал, что их триггерит что-то в моей внешности, но, похоже, дело просто в ощущении безопасности, которую они чувствовали от меня… Мне Лухань-хён знаешь, что рассказал? — Что? — Сказал, он в Китае семь лет встречался с какой-то знаменитостью, но потом решил от него уйти. И после расставания этот парень его преследовал, угрожал, даже охрану нанял. Поэтому Лухань-хён сбежал в Корею, чтобы начать здесь новую жизнь. — Пиздец. Вот это люди живут. — Сам поражаюсь. — Сэхун вообще знает об этом? — Нет, это секрет. Так что ты ему тоже не говори. — Я рыба, — обещает Чанёль. — Да, лучше ему узнать это от самого Лухань-хёна. Если он вообще захочет рассказать. — Мне интересно теперь, что ты ему рассказал в обмен? — Ничего. Я бы не смог, даже если бы очень захотел. Людям неинтересно слушать, им нравится трепаться про себя. Ты же знаешь. — Я правда ни с кем не мог поговорить так, как с тобой… — признаётся Чанёль. Потому что Бэкхён, в отличие от него, никогда не боялся проявлять свою уязвимость. Он легко признавал, что что-то не получается, и просил помощи. Запросто мог при Чанёле расплакаться и потом ещё вытереть сопли его футболкой. Бэкхён всегда давал понять, что доверяет ему и полагается на него. Это сближало очень сильно. И слишком легко было довериться в ответ. Рядом с ним Чанёль переставал чувствовать себя единственным, кому может быть тревожно и страшно. Единственным, кого мучают воспоминания прошлого, что до сих пор отбрасывают длинные тени на их настоящее. Рядом с Бэкхёном он вообще не чувствовал себя слабым и потерянным. Только теперь, оглядываясь назад, Чанёль понимает: это не он, а его чувство неполноценности выбрало Бэкхёна. Чтобы хотя бы на его фоне выглядеть нормальным и благополучным. Забота о Бэкхёне занимала все мысли и отнимала всё время, а Чанёля очень даже устраивал такой расклад — это отвлекало от собственных проблем и заглушало страх оказаться никому не нужным. Бэкхён просто ещё не понял, что Чанёль на самом деле за человек. А, может быть, давно понял, но не ушёл, потому что он слишком хороший. Бэкхён вполне мог решить остаться с ним из чувства долга и благодарности, даже вполне осознавая, что Чанёль не особо-то достойная ему пара. — Так бы и лежал с тобой весь день, — вздыхает Бэкхён и обнимает крепче, прижимаясь щекой. — Да нам вроде никто и не мешает это делать. — Стыдно просто, что я ничего не делаю, а ребята там батрачат. — Это Сэхун ничего не делает, а ты мангал собрал. Считай, самое важное сделал. Без тебя мы бы жарили мясо просто на камнях под солнцем. И вообще я им предлагал помочь с готовкой, но меня отшили, — жалуется Чанёль. — Вот бессовестные. Тогда мы полежим, а они пусть сами там корячатся. Чанёль усмехается от смешно прозвучавшего слова, но смешного тут на самом деле мало. Какое-то время они не говорят, слушая убаюкивающий шорох листьев в высоких кронах деревьев. На потолке от порывов ветра раскачивается пятнистая тень, и клонит в сон. Бэкхён дышит в волосы, а его теплая ладонь на спине то замирает, то снова принимается легко поглаживать. — Бэкхёни, — негромко зовёт Чанёль. Он не придумывает, что хочет сказать. Хочется просто слушать голос Бэкхёна и не чувствовать разрастающуюся внутри тревогу. Но ответа не следует. Сердце под ухом бьётся ровно и спокойно, замедляется — Бэкхён, кажется, и правда успевает задремать. Он приобрёл суперспособность от новых таблеток — засыпать, едва прикрыв глаза. Будить его совсем не хочется — пусть спит. Чанёль чувствует в себе силы любить Бэкхёна, даже если ему это больше нужно. От шелеста травы его тоже обнимает сонливостью, и мысли наконец перестают ворочаться в голове. Чанёль уже где-то на грани сознания снимает лежащую у него на плече руку, целует ладонь и укладывает её себе на щёку. Так теплее. Бэкхён спит без сновидений — они перестают сниться ему вообще, даже ночью. И тем сильнее вздрагивает от звука приближающихся тяжёлых шагов, резко очнувшись от тихого забытья. — Даже не хочу знать, чем вы там заняты, — раздаётся совсем близко голос Чонина, — но поляна накрыта, давайте вылезайте. — Идём-идём, — сипло отзывается Бэкхён, морщась от боли в груди. Ну заснули и заснули, зачем так пугать? Чанёль не просыпается, только обнимает сильнее, недовольно хмурясь. Он вообще очаровательно крепко спит и принципиально не слышит ни надрывающийся на телефоне будильник, ни падающие на кухне кастрюли, пока Бэкхён пытается сварганить завтрак. — Чанёли, просыпайся, — Бэкхён осторожно гладит его по щеке. Но так было не всегда. В первый раз, когда ему нужно было Чанёля разбудить, Бэкхён просто растолкал его за плечо — тот за секунду подскочил на ноги, перепугавшись, что заснул на карауле, мотая срок в армии, а вся эта свободная гражданская жизнь ему лишь приснилась. Чанёль незнакомых людей наутро после вписки будил ласковее, чем Бэкхён своего парня, с которым встречался уже несколько месяцев. Кто его вообще такому научил? — Ну ещё пять минуточек… — Хавчик готов, пойдём… Пока всё без нас не сожрали. — Уже готов? Тогда быстрее давай, — сразу просыпается Чанёль. Бэкхён поднимается за ним и сонно-растерянно зевает: — Я бы, если честно, лучше доспал. — Поешь — и делай, что хочешь. Так, я резко открываю, и ты вылезаешь. Чтобы ни один жук не успел проникнуть. Готов? — берётся Чанёль за язычок молнии на входе. — Да. — Ну всё. Пошёл! Они по очереди выскакивают из палатки, будто за ними гонится стая зомби, и Чанёль замуровывают вход на липучки, проверяя, чтобы не осталось ни одной щели. В лагере тем временем Кёнсу перепарковал машину поближе к машине Сэхуна, а между ними натянули большой плед, чтобы сделать дополнительную тень. И теперь все располагаются под ней, чтобы, наконец, пообедать. Или позавтракать, у кого как пойдёт. Чанёль находит место на расстеленном ковре, где они могли бы уместиться вдвоём, и садится, утягивая Бэкхёна за собой. — Положить тебе салат? — Не знаю, — Бэкхёну как обычно ничего не надо. — Я тебя и без салата люблю. — Лесть тебя не спасёт. Держи. Покажешь мне потом пустую тарелку. Минсок смотрит на эту сцену со съехавшими на лоб бровями. Но ничего не говорит. — А можно мне колу? Чанёль передаёт Бэкхёну бутылку, и тот, открутив крышку, делает глоток, собирая осуждающие взгляды всех присутствующих. — Что? — не понимает он. — Налей в стакан, пожалуйста, — просит Чанёль. — Мы же не дома. Все успели уже порядком устать и проголодаться, поэтому за импровизированным столом сразу воцаряется тишина. Никто не спорит, не ржёт и не бесится. Только обсуждают, что получилось хорошо, а что — очень хорошо. — Я же говорил, сейчас все поедят и подобреют сразу, — говорит Минсок, когда все потихоньку наедаются и негромко переговариваютс о всякой ерунде. — Ага, можно начинать рубиться в Монополию. — Я сжёг эту игрушку дьявола — сообщает Чондэ. — После того, как ещё три дня с Минсоки-хёном не разговаривал из-за последней игры. — Ну и правильно. — Сэхун, а ты покер взял? — спрашивает Чонин. — Взял. Вы же попросили. Собственно, они же ему и подарили этот набор на юбилей — двадцать пять лет. Чтобы самим потом резаться. — На раздевание? — шутит Чанёль, когда тарелки сменяются фишками и картами. — Ты как маленький, хён, — щурится Сэхун, перемешивая карты. — Играем на деньги. По-взрослому. В техасский с раздачей по пять карт. Все знают правила? — Нет, — звучит хором от Чунмёна и Бэкхёна. Чунмён никогда не принимал участия в их азартных развлечениях, настаивая всегда на какой-нибудь обычной настолке, но сегодня он сдался. А Бэкхён просто никогда раньше не играл, потому что было не с кем. — Тогда объясняю один раз. Значит, так: каждому раздаётся по две карты, вы смотрите их и никому не показываете. Дальше утверждается ставка и выкладываются первые три карты лицом вверх. Потом снова ставка — открываю четвёртую карту, ещё ставка — пятую карту. Можете сейчас голову себе этим не забивать, за этим следит дилер, то есть я. Ваша задача — собрать хорошую комбинацию из пяти карт, используя те, что у вас в руках и те, что лежат на столе. Одновременно. Комбинации просто смотрите в правилах, пока не запомните, но по большому счёту достаточно знать то, что две пары карт круче, чем одна пара, а сет из трёх круче двух пар. Всё остальное бывает только в кино. Мне за всю жизнь только один раз попался стрит-флеш. А так обычно с двумя парами ты уже звезда вечеринки. — Короче, нужно аккуратно играть и ставить деньги, когда будет крутая комбинация, — делает вывод Чунмён. — Не совсем, хён… Ладно, в процессе станет понятнее. Я буду тебе подсказывать. — Фишки раздаём? — не терпится уже Чонину. — Да, отсчитывай. Каждому по пять тысяч. — А чего? Тут не не написано. — Ну вообще-то долларов, но у нас будут воны. Потому что мы нищие. — У меня только безнал, ты карты принимаешь? — уточняет Бэкхён. — Я всё принимаю. Карты, украшения, ценные бумаги, недвижимость. Не принимаю только натурой. — Даже моей? — готов уже возмущаться Лухань. — Даже твоей. Прости, зай, ничего личного, просто бизнес. Сэхун профессионально сдает карты и убедившись, что все посмотрели, что им попалось, объявляет: — Минимальная ставка будет одна вона. Делаем ставки по кругу, начиная с левого человека от меня. Кёнсу выставляет фишку с номиналом единицы, и все остальные делают то же самое, пока очередь не доходит до Бэкхёна, который кидает пятьдесят. — Что? — возмущается Чондэ. — Первый кон! — И что делать теперь? — уточняет Чунмён. — Утверждаем ставку, чтобы увидеть первые три карты, поясняет Сэхун. — Каждый участник должен поставить одинако. — С миллионерами играю… — вздыхает Минсок, начиная дружно со всеми отсчитывать фишками сорок девять вон. Ставка проходит — и Сэхун выкладывает первую карту. Шепчет что-то на ухо Чунмёну. Снова по кругу проходит ставка — на этот раз уже без истерик. — У меня полный дом, — вкидывает какой-то рандомный комментарий Бэкхён. Никто даже не обращает внимания, кроме Чанёля: — Кто у тебя? — Фул хаус, — Бэкхён с гордостью демонстрирует ему свои карты. — Нельзя показывать! — тут же реагирует Сэхун, пытаясь закрыть ладонью, но уже слишком поздно. — Да я никому не скажу, — ржёт Чанёль. — Играем-играем. — Это какая-то вакханалия, а не покер. Давайте серьёзно. — Всё, собрались. И игра продолжается. Чанёль почему-то ожидал, что Бэкхён будет строить свою стратегию, исходя из анализа реакций игроков и скрупулёзно составленных психологических портретов, но в итоге он просто делает какую-то нелогичную херню и это работает. Опять вкидывает посреди кона самую крупную фишку — с номиналом сто, хотя ставка была всего сорок шесть вон. Так сразу и не скажешь: это такая стратегия с непредсказуемым стилем игры или он просто действует всем на нервы? — Ясно, у Бэкхёна там два туза, — вздыхает Минсок. — Не факт. В его действиях вообще нет логики, — тоже вздыхает Лухань, пытаясь напрягать мозг. — Я пас, — Чунмён скидывает карты, не видя смысла поддерживать ставку с такими картами. Демотивированные, все один за другим постепенно сливаются. Остаются только Бэкхён и Лухань. Ставки равны, Бэкхён снова подкидывает в два раза больше, ясно давая понять, что он без сомнений будет повышать столько, сколько будет нужно. Но Лухань не сдаётся и уравнивает. — Ладно, всё, я сдаюсь… — в итоге всё равно через пару ставок не выдерживает и он. — Ого, сет. Неплохо, зай, — хвалит Сэхун. — Покажи, что у тебя, — сразу заглядывает через плечо Минсок. — Двойка алмазик и девятка клевер, — показывает Бэкхён. То есть ничего. — В смысле? — не верит Лухань, отбирая карты, чтобы убедиться, что это не прикол. Смотрит на двойку бубен с девяткой крестей и не верит своим глазам. — Я в шоке… Как ты вообще живёшь с этим психопатом? — спрашивает вдруг, обращаясь к Чанёлю. — Тебе с ним в одной квартире оставаться не страшно? — Мне отлично просто. Следующая игра проходит спокойно. Сэхун постоянно что-то нашёптывает Чунмёну, но толку от этого пока мало. Бэкхён вместе с ним пасует одним из первых, а вот Чанёль играет до конца и проигрывает кучу денег. — Хён, можно скидывать и не поддерживать ставку, если у тебя плохие карты, — советует ему Сэхун. Как будто Чанёль и сам не знает. Вся проблема в том, что они играют уже шестой кон, а он ни разу не был даже близок к победе. Это начинает действовать на нервы. Успокаивает лишь то, что из шести три раза выиграл Бэкхён. Ему проигрывать хотя бы не так обидно. — Я не понимаю, разве от меня вообще что-то зависит? — тоже расстраивается Чунмён, у которого точно так же ничего не получается. Вот только Чунмён играет первый раз в жизни, а Чанёль тренируется уже несколько лет, а результат всё такой же. — Не везёт в картах — значит, повезёт в любви, хён. Не расстраивайся, — успокаивает Чунмёна Сэхун. Седьмой кон затягивается — никто не провоцирует и не делает резких движений. В центре постепенно скапливается такая гора фишек, что и пасовать уже никому не хочется. Но Бэкхён опять повышает ставку до абсурда, и постепенно все раздражённо бросают карты, с завистью поглядывая на банк. Один Чанёль не сдаётся и поддерживает ставку раз за разом, потому что он уже отчаялся. — Я пас, — неожиданно сбрасывает карты Бэкхён. — Что? — Забирай, сводишь меня в KFC, — и двигает к Чанёлю всю гору фишек. — Ты поддался? — сразу догадывается Минсок. — Это нечестно! — И что? — не видит никакой проблемы Бэкхён. — У нас общий бюджет. Какая разница? — На картошку фри хватит, — Чанёль жадно считает фишки. — Что у тебя хоть было? — Лухань тянется посмотреть. — Не-а, я не обязан показывать, — не даёт Бэкхён и специально впихивает свои карты к остальным, чтобы никто не увидел. Сэхун перемешивает колоду под тяжёлые вздохи — ребята давно уже зарекались играть с этой парочкой жуликов. Во-первых, потому что Чанёль не умел проигрывать и никто не мог уйти домой, пока он не отыграется. Во-вторых, потому что последний раз, когда они играли в Монополию, Бэкхён чуть не снял с Чанёля штаны, чтобы расплатиться с ним за аренду, потому что денег у него уже не было. — Считаю, что на этом трогательном моменте можно и закончить. Погнали купаться, — поднимается с места Чондэ. — Но я выиграл всего один раз! — протестует Чанёль. — А Бэкхён выиграл три, так что у вас по два на двоих — значит, вы выиграли. Больше никто ведь не успел выиграть два раза? — Нет. — Ну и всё. — Валим-валим-валим, — поддерживает Минсок, вставая на ноги. Все быстренько разбегаются в разные стороны, чтобы переодеться, и только Бэкхён с Чунмёном помогают Сэхуну сложить всё обратно. Чанёль как раз успевает сменить футболку и натянуть плавательные шорты в палатке, пока Лухань копается в багажнике. В какой-то момент по лагерю начинает расхаживать полуголый Чонин, а через несколько минут к нему присоединяется и Сэхун. Вот же позеры — Чанёль закатывает глаза. У него, между прочим, в их возрасте пресс был даже круче. Просто потом он его прожрал. — Чанёли, — подходит к нему со спины Бэкхён, встряхивая на ходу баллончик с кремом от загара, — сними футболку, пожалуйста, я тебя намажу. — Я уже намазался. — А спину? — Нет. Зачем? — Мокрый хлопок хорошо пропускает ультрафиолет, так что раздевайся. И садись, — кивает на раскладной походный стульчик, оказавшийся неподалёку. — Народ, а кто меня намажет? — полуголого Чонина на горизонте становится уж как-то слишком много. — Не я! — кричит Чондэ. — Я в своей жизни готов трогать только одного голого мужика. — А чем пресс Минсоки-хёна лучше моего?! Чанёль отключается от дальнейшей перепалки, прикрывая глаза и наслаждаясь нежными массажными прикосновениями. Когда Бэкхён перебирается на шею — немного склоняет голову на бок, чтобы ему было удобнее. — Не крутись, — просит Бэкхён. — А то у меня сейчас встанет. — Совсем уже… — фыркает Минсок, снова по-случайности оказавшись слишком близко. — Все в сборе? — Кёнсу появляется последним — тоже в футболке. — Да, две секунды. Мы домажемся, — просит Сэхун, томно растирая плечи, будто он снимается в рекламе геля для душа. Было бы ещё на что смотреть — кожа да кости. Чанёль отворачивается, чтобы не смотреть и не расстраиваться. — Зато сразу видно, кто весь год в зале потел, а кто на диване лежал, — выпендривается Чонин. — Постарайся не завидовать слишком сильно, — даже не реагирует Кёнсу, — что кто-то может позволить себе лежать на диване и при этом выглядеть роскошнее вас всех. — Вот именно, — поддакивает Чондэ. — А ещё у нас в команде есть Бэкхён, съел? — А с чего это он у вас? — С того, что он в рашгарде, а не светит голыми сосками, как некоторые. — А мы определяем принадлежность к команде наличием шести кубиков, а не наличием одежды. Хён! Покажи пресс. — У меня нет пресса. — У тебя не может его не быть. — У меня нет пресса, — повторяет Бэкхён. — У меня просто нет жира. — Самокритично, — комментирует Чондэ. — Просто факт. — Вы закончили свои альфачьи разборки? — вежливо, но не без иронии интересуется Чунмён. — Мы можем идти? — Да, погнали. — Я слышал, тут есть утёс, с которого красивый вид открывается, типа местная достопримечательность, — вдруг говорит Лухань. — С него ещё вроде прыгать можно. — Я хочу просто спокойно поплавать, — отказывается Кёнсу. — Я тоже. — Сходим посмотреть? — сразу спрашивает Бэкхён у Чанёля. — Хочешь прыгнуть? — Да, я бы хотел. Чанёль искренне каждый раз удивляется, как Бэкхён дожил до своих лет с такой-то тягой к экстриму. Ему везде надо залезть и отовсюду прыгнуть — без этого никак. Бэкхён даже из парка развлечений не может спокойно уйти, пока не прокатится на самом всратом аттракционе. Чета Хун-Ханов всех задерживает, споря, куда им лучше пойти, но в итоге к утёсу Лухань идёт без Сэхуна. Чанёль тоже бы не пошёл, но кто-то ведь должен будет вызвать скорую, если вдруг что-то случится. Взяв с собой на прицеп ещё Чондэ и Бусика на поводок, чтобы не уплыл, они своим маленьким отрядом отправляются на поиски приключений. Большую часть пути рельеф остаётся ровным, лишь трава под ногами постепенно сменяется окаменелой землёй. На тропинке где-то в середине пути они встречают идущую им навстречу такую же шумную компанию молодых людей. Добравшись до подъёма, приходится немного попотеть, чтобы забраться на утёс. Издалека он не казался таким уж высоким, но достигнув вершины, Чанёль понимает, что у него совершенно точно есть боязнь высоты. Он останавливается недалеко от края, но ближе подойти не решается. Страшно смотреть вниз. Вода такая тёмная, непроницаемая. Там действительно глубоко. — Ну что, кто первый? — нарушает молчание Лухань. — Чанёль, давай ты, — подталкивает в спину Чондэ. — Эй! — шарахается тот от края. — Так и заикаться начать можно! — Всегда было интересно, как это ощущается, когда прыгаешь с крыши, — негромко произносит Бэкхён, стоя чуть поодаль и задумчиво глядя вниз. — Теперь у тебя есть отличная возможность узнать, — подначивает Чондэ. — Подержи, пожалуйста, — снимает Бэкхён очки. — Ты прыгаешь? — Чанёль не был готов к тому, что тот решится так быстро. — Ну да. — Подожди! Ты точно умеешь плавать? — Да, я хорошо плаваю. — Я не знаю… ты уверен? Тут же метров пятнадцать! — Я бы сказал, максимум восемь, — прикидывает Бэкхён. — Третий этаж. — Ты хоть кричи, если вдруг что… — сдаётся Чанёль, уже через секунду наблюдая за тем, как Бэкхён берёт разбег в пару шагов и сигает с обрыва. Три долгие секунды падения — и он успешно сваливается в воду, рассыпав брызги вокруг. Какое-то время не видно ничего, кроме мелких пузырьков, медленно всплывающих к поверхности пеной. А потом Бэкхён выныривает уже в другом месте, отбрасывая рукой мокрые волосы назад. Чанёль выдыхает. — У тебя вообще что ли инстинкта самосохранения нет? — ужасается Чондэ, когда Бэкхён снова забирается к ним по камням. Вопрос, похоже, риторический. После того, как внизу кто-то побывал и выжил, идея прыгнуть не кажется такой уж устрашающей. Но всё равно, как только Чанёль подходит ближе к краю и смотрит вниз, все крупицы смелости моментально улетучиваются. — Давай-давай. С разбега, чтоб проще решиться было, — советует Бэкхён мнущемуся рядом Чондэ. — Думаешь? — Только если споткнёшься на последнем шаге — скорее всего свернёшь шею. — Ты же шутишь? — Нет. — Лухань-хён, давай ты? — Я хотел просто на утёс посмотреть, я не собирался прыгать, — спокойно отказывается он. — Чанёль? — Я просто за компанию пошёл, — тоже отказывается он, обняв Бэкхёна со спины и сложив руки на его плечах, охлаждаясь об мокрый лонгслив. — Лес такой красивый на том берегу, да? — негромко говорит он, приникнув затылком к плечу Чанёля. — Тут вообще красивое место. Лухань в какой-то момент тоже решается и прыгает — раз уж всё равно пришёл. Обратно на берег вылезает под громкие аплодисменты. И они потихоньку собираются двигать обратно, раз уж все сделали, что хотели. — Просто я не хочу, чтобы моя дочь росла без отца, — оправдывается Чондэ на обратном пути. — Конечно-конечно, мы всё понимаем, — стебётся Чанёль. — Ты вообще даже не попытался, что ты выпендриваешься теперь на меня! — Так я и не говорил, что собираюсь прыгать. Я пошёл, чтобы было кому на помощь позвать. Время уже близится к вечеру, но жара словно и не собирается спадать. А топать им теперь неизвестно сколько, потому что парни предупредили, что постараются уйти подальше, где поменьше людей, чтобы не действовать никому на нервы. Солнце ощутимо печёт в затылок даже через кепку. Чанёль согласен уже даже на ледяную воду, он всё равно в неё залезет. Не хочется даже представлять, что сейчас творится в городе, где застойный воздух нагревается ещё на несколько градусов от бетона и асфальта. Здесь хотя бы чувствуется прохлада от зелени и лёгкого бриза, который отдаёт приятную свежесть с воды на берег. Впереди сначала слышатся знакомые дикие вопли, а подойдя ближе, уже становится видно, чем развлекаются ребята. Чунмён и Кёнсу держат огромный матрас недалеко от берега и зачерпывают на него ладонями воду, стоя по пояс в воде. А Минсок с мощного разбега плюхается на него, проезжается на животе как пингвин и сваливается в воду с другой стороны. Выглядит, если честно, офигеть, как весело. — Я в воду, — сразу скидывает сланцы и панамку Чондэ. — Беги, там только тебя не хватает. — А ты чего тут? — интересуется Лухань у Чонина, одиноко, но гордо сидящего на берегу. — Приманиваю девочек. — Ясно… Кстати, я один не вижу Сэхуни? — Вон он, — кивает Чонин в сторону, где младшенький строит из песка замок, выглядя при этом невероятно печально. — Всё, я ушёл, мужики. — Так ты чего не купаешься? — докапывается Чанёль. — Приманиваю девочек, я же сказал. Не загораживай обзор. — Ловишь на пресс? — Тип того. — Нас теперь достаточно, чтобы играть в царя горы! — вопит Чондэ. — Вы идёте? — Во что играть? — уточняет Бэкхён. — В царя горы, — повторяет Чанёль. — Кто-то один, в общем, забирается на матрас, и все остальные пытаются забраться тоже, но задача первого — всех скинуть в воду и не дать скинуть себя. Если царя скидывают — царём становится тот, кто скинул, и так бесконечно. — Очень увлекательно. — На самом деле, это веселее, чем может показаться на первый взгляд. — Ну пошли тогда, — соглашается Бэкхён. Бусик остаётся на попечительстве Чонина, а Сэхун уже тащит за собой Луханя в воду. — Давайте на цу-е-фа, — предлагает Чондэ. Минсок выигрывает все партии и первым забирается на матрас, пока младшие толкают его от берега, находя комфортную глубину — чтобы не доставать до дна, но чтобы оно было в относительной близости. На всякий случай. — Все готовы? — оглядывает всех Чунмён. — Тогда начали! Лухань, Бэкхён и Чондэ одновременно за секунду влезают на матрас. От Минсока они быстро избавляются и затевают натуральную драку друг с другом. Раньше они играли максимум в восьмером и этого уже было многовато, а с Бэкхёном и Луханем уровень игры становится почти непроходимым для царя, поэтому приходится ввести коррективы для для сбалансированности сил. Конкретно — перевернуть матрас более скользкой стороной вверх. Теперь для пытающихся забраться задача усложнялась многократно — ухватиться было не за что, руки просто проскальзывали по влажной резине, как и колени. Так темп игры становится оптимальным, несмотря на большое количество игроков. Царь с трудом, но успевал разделаться с каждым, и приходилось теперь очень постараться, чтобы оказаться на его месте. Бэкхён забирается легко — одним рывком вытягивает свой вес на руках и сразу закидывает колено. Хоть ему и даётся это без особых усилий, он не делает бездумных попыток — подбирает правильное время, чтобы не тратить впустую силы на борьбу. Так что царём горы он становится завидной частотой — буквально через раз. Спихивают его с поста тоже очень быстро — потому что ему больше нравится дразнить и щекотать Чанёля, а не защищать свой титул. Чанёлю, в отличие от него, приходится несладко — сложновато затащить всю свою тушу, ростом под сто девяносто, за какие-то жалкие полторы секунды суматохи, что Чонин душит Чондэ. Поверхность матраса стеклянно гладкая и скользкая — пальцами не схватить, а сам матрас просто продавливается под его весом, что и упереться тоже не выходит. Сил уже потрачено много, а результата практически ноль, и каким бы ни был Чанёль настойчивым, тут любой бы начал терять боевой дух. Обидно сорвавшись в очередной раз и наглотавшись воды, он выныривает и замечает боковым зрением подгребающего к нему Бэкхёна, который, видимо, решил его утопить, чтоб не мучился. Чанёль ловит ногами дно, инстинктивно приготовившись отбиваться, хотя внутренний голос шепчет: «давай, добей меня, всё равно у меня ничего не получается». Но Бэкхён, оказавшись рядом, только виснет на плече и прикладывает ладонь к уху. — Попробуй забираться в то же самое время, что и Сэхун, — предлагает он. — Только с противоположной стороны. Воздуху некуда будет уплывать, на твёрдом быстро заберёшься, главное, ноги сразу подключай. Теперь дело идёт намного легче, Чанёль буквально с ноги врывается в их устоявшуюся расстановку сил. Чондэ вообще просто сразу с воплем спрыгивает с матраса, как только становится понятно, что Чанёль слишком устойчиво встал на колени, и просто скинуть его обратно в воду уже не получится. Потому что сталкиваться с Чанёлем в игре — нахрен надо. Он же не остановится ни перед чем. Он либо сам убьётся, либо противника зашибёт. Путь оказывается открыт, и Чанёль последним усилием встаёт во весь рост, готовясь топить всех, кто только попробует высунуть голову. По левую руку дохленько барахтается Чунмён, но его даже трогать не нужно — тот сам соскальзывает обратно в воду. Неспортивному хёну давно бы плюнуть на это дело, но тот упрямо не сдаётся и продолжает с ними играть. Нельзя, правда, сказать что все остальные играют с ним, ну да ладно. В их компании вообще всего два правила для активных игр. Правило первое: не снимать с противника трусы. Правило второе: к Чунмёну много силы не применять. По сравнению с ним даже Бэкхён выглядел скорее поджарым, нежели щуплым — недобор массы лишь сильнее вычерчивал его мощный скелет и широкие, сильно выдающиеся кости. Даже под слоем ткани можно было увидеть, как остро прорезаются мышцы у него на руках с плеча до запястья, когда он выталкивал себя из воды. Чанёль до реального ощущения в ладонях помнит, какая мягкая у Бэкхёна кожа, и как жёстко чувствуется его тело, сведённое от удовольствия. Очень не вовремя он всё это вспоминает, потому что Бэкхён, хоть и не успевает забраться полностью, представляет уже слишком большую опасность. Просто спихнуть, толкнув в плечи, не выходит — тот клещом вцепляется в матрас и отпускать не планирует. Чанёль прикладывает все силы, чтобы разжать мёртвую хватку побледневших от напряжения пальцев, но Бэкхён целеустремлённее. Он изматывает его и, словив момент, хватает за руки. Теперь у Чанёля выбор — сбросить Бэкхёна в воду и оказаться за бортом вместе с ним, либо спастись, но вытащить за собой и его. Чанёль выбирает второе, но не успевает даже ничего сделать, потому что сзади начинается какое-то бесилово, отчего матрас просто уплывает из-под коленей — и Чанёль всем своим весом грохается прямо на Бэкхёна. От испуга тот не успевает даже вскрикнуть. Он пугается очень сильно, но не захлебнуться, а врезаться в Чанёля и сделать ему больно. Поэтому Бэкхён усилием воли глушит инстинкт самосохранения и не пытается сразу барахтаться. Долго ждать не приходится — Чанёль быстро его вылавливает и вытаскивает на поверхность. — Вы живые? — спрашивает встревоженный Чунмён, протягивая руку. — Нормально… я тут стою, — отзывается Чанёль. Бэкхён хватается за держащие его руки и с хрипами выкашливает воду из лёгких. — Бэкхён, ты как? — Н-рмально… — сдавленно хрипит, смахивая воду с ресниц. — Просто в-ды хлебнул. — А я говорил, что не надо Чанёля брать, — вдруг говорит Кёнсу, — он однажды точно покалечит кого-нибудь. От его серьёзного тона становится очень обидно. Чанёль ведь не специально. — Мы вообще тут все из другой весовой категории, надо же хоть как-то силы свои рассчитывать, — отчитывает его и Чунмён. — Да вы сами выбрали такую игру, — неожиданно встаёт на защиту Чанёля Бэкхён. — Было очень странно надеяться, что никто не упадёт, не ударится и не наглотается воды. Рано или поздно это в любом случае бы произошло. Чанёль тут вообще ни при чём. Неожиданно, но возражений ни у кого не находится. А что тут возразишь? — Если Бэкхён в порядке, то инцидент исчерпан? — пытается примирить всех Минсок. — Наверное, да, — отвечает Чунмён, вновь оглядев всех. — Давайте только хватит инцидентов на сегодня. Просто покидаем друг другу мяч. — Я замёрз уже, пойду греться, — грациозно спрыгивает в воду Сэхун. — Я, пожалуй, тоже, — уходит за ним и Лухань. — Пойду тоже посижу, — предупреждает Бэкхён. Всё-таки это река, а не озеро. Движущаяся вода никогда не прогревается достаточно. — Идём, я с тобой, — увязывается за ним Чанёль. — Сильно ударился? — До свадьбы заживёт. — Прости… — Ты же не специально. И вообще, это я тебя за руки схватил. Так что это ты прости. У Бэкхёна есть какая-то своя философия, что если Чанёль что-то испортил случайно — то это не считается. Он ведь не хотел — в чём тогда смысл на него злиться? В этом есть своя логика, но до сих пор неловко, что Бэкхён многое ему прощает, хотя и не стоило бы. Бэкхён устраивается на пледе, выбрав тот, что в тени, и Чанёль, покопавшись вещах, предлагает ему колу. — Головой не ударился? — Да вроде нет. У Бэкхёна и так уже два сотрясения в анамнезе, не хватало ещё, чтобы он сегодня добавил. — Бледный ты какой-то, — переживает Чанёль. — Подмёрз просто. — Снимай мокрый верх тогда. Бэкхён стягивает с себя прилипший лонгслив, и Чанёль сразу накидывает ему на плечи полотенце, нагревшееся на солнце. — Спасибо. — Так теплее? — Да. — Ну всё, сиди. — Я в туалет хочу, — внезапно объявляется рядом Чондэ. — Так и сходил бы в воде, — не понимает проблемы Чонин, развалившийся на солнышке чуть поодаль ото всех. — Лучше бы ты этого не говорил… — Мы же на природе — тут туалет везде, где хочешь, — предлагает своё решение проблемы Чанёль. — У вас, ребята, советы, конечно… — остаётся в шоке Чунмён. — Я думал, мы цивилизованные люди. — Сходите кто-нибудь со мной, а. Нам всё равно надо узнать, где туалет. Если он тут вообще есть. — Собирайтесь кому надо и идите, не портите мне пейзаж, — просит Чунмён. — И у Кёнсу тоже спросите, может, он пойдёт. — Кёнсу! Ссать с нами пойдёшь? — Нет! — Зачем так кричать? — шикает Чунмён на Чондэ. — Я же специально попросил, чтобы вы подошли к нему! — А, прости, хён. — Ты пойдешь? — спрашивает у Бэкхёна Чанёль. — Я пока посижу, ладно? — Окей. Тебя точно не тошнит? — Нет. — Голова не кружится? — Нет, всё нормально. — Я телефон взял, если что. — Хорошо, — улыбается Бэкхён. Чанёль в сотый раз за день ловит себя на мысли, что очень хочет его поцеловать. Дома он всегда чмокает хотя бы в щёку, когда уходит в другую комнату. — Чанёль, тебя одного ждём, — подгоняет Чондэ. — Ну вы как на сто лет прощаетесь, ну ей богу. Пописаешь и вернёшься, давай быстрее. — Чего ты бухтишь? — неожиданно вступается за них Минсок. — Ребята первый год встречаются. Такое потом больше никогда не повторяется, знаешь же. Чанёль на прощание касается ладонью спины и встаёт. Делает знак Сэхуну: следи за ним в оба, потому что я слежу за тобой. Мелкий, конечно, не лучший кандидат на эту роль, но Кёнсу остался в воде, да и в прошлый раз, когда Сэхун в баре утащил Бэкхёна танцевать, ничего ужасного не случилось. Так что Чанёль со спокойной совестью уходит на разведку в компании Минсока и Чондэ. Когда они возвращаются обратно с успешно выполненной миссии, на берегу всё так же греются Сэхун и Лухань, а вот Чонин куда-то делся. Большой матрас посреди реки было тяжело не заметить, хоть его и отнесло течением уже достаточно далеко. Кёнсу и Чунмён там, похоже, заснули и теперь медленно, но верно дрейфовали в сторону границы с Северной Кореей. Впрочем, сейчас были вопросы и поважнее. — А Бэкхён где? — интересуется Чанёль, плюхаясь рядом на плед. — Пошёл играть в волейбол с какими-то красотками, — отвечает Сэхун. — Не смешно. — Так я серьёзно. Ходили тут две иностранки какие-то, он с ними и ушёл буквально пять минут назад. И Чонин ещё с ними. — И куда? — Без понятия, они нас не звали. — Мы сидели плотину строили для нашего замка, — объясняет Лухань, — они подумали, наверное, что мы додики какие-то, и не позвали с собой. — Что за бред? Сэхун тяжело вздыхает, будто уже устал объяснять. — Бэкхён-хён просил передать, что сыграет с ними две партии в волейбол и вернётся. Что ты так напрягся? — Какой ещё волейбол? Он реально просто взял и ушёл? — Не просто, я же сказал. Хён передал, что сыграет пару сетов и вернётся. — И вы их просто отпустили? — А что, нам надо было сломать им ноги и привязать к столбу? Действительно. А чего Чанёль вообще хотел? Что Бэкхён на предложение попинать мяч скажет «извините, не могу, потому что мой парень ревнует меня к каждому столбу»? — Поиграет и вернётся твой Бэкхён-хён, не переживай. Если он пьяный даже перед Ханем устоял, то ни одна девушка его уже не соблазнит. — Чего? — Ты не знаешь этой истории? — удивляется Сэхун. — Зай, расскажи. Это теперь моя любимая байка. — Это когда было вообще? — не понимает Чанёль. — Когда мы в баре тусили под новый год, — отвечает Лухань. — Я вообще просто с коллегой пил после работы и ничего такого не искал. Но тут вижу эти двое спускаться со второго этажа. Хорошенькие такие. Чанёль даже округляет глаза от наглости. — Хорошенькие — в смысле пьяные, — поясняет Сэхун. — Что я опять не так сказал? — Я потом тебе объясню. Давай дальше. — Ты же говорил, что так можно сказать! — Я не так говорил. — Ладно, короче, — вздыхает Лухань. — Поднимаю голову, вижу, эти двое спускаются со второго этажа. И ощущение такое странное, что ничем натуральным и не пахнет, но при этом явно не пара. Значит, скорее всего два пассива ищут себе приключения на задницу. И пришли в бар за ручку, чтобы не так страшно было, ну классика. И в какой-то момент Сэхун куда-то пропал, дав мне идеальный момент, чтобы подойти к Бэкхёну. — Да, я знаю, что обещал тебе следить, чтобы к нему никто не подходил, — сразу оправдывается мелкий, не дожидаясь пока Чанёль ему всё выскажет, — но я реально отошёл на две секунды буквально. Не смотри так на меня. Клянусь, реально на две. Я оборачиваюсь такой — а Бэкхён-хён стоит уже с каким-то пидором говорит. Подхожу, а у Ханя глаза на мокром месте. Я спрашиваю: что случилось? Он говорит: собачку жалко. Я спрашиваю: какую собачку? Бэкхён-хён смывается, и зая говорит мне, что он рассказал ему про свою больную диабетом собаку, которую ему подарила умершая от рака бабушка, и ему уже пора бежать колоть ей инсулин. — Я там реально чуть не плакал, — подтверждает Лухань. — А потом Сэхуни сказал, что нет у него никакой собаки. Только кошка и парень. Чанёль совсем ничего не понимает. К Бэкхёну, получается, нет никаких претензий, но зачем нужно было придумывать целую историю про больную собаку и бабушку? Настолько не хотел говорить, что у него есть парень? — Да, такие дела. В итоге мне пришлось везти Ханя к себе домой успокаивать. А вот и Бэкхён-хён, кстати. Чанёль резко оборачивается и видит подошедшего Бэкхёна с каким-то стаканчиком в руках. — Держи, — вручает он ему лимонад и спокойно садится рядом, будто действительно только за ним и ходил. — Я тебя потерял. — А ребята не сказали, куда я пошёл? — Сказали, но просто я переживал. — Я подумал, ничего страшного, если я схожу и вернусь. Прости… — извиняется Бэкхён. И сразу грустнеет на глазах, искренне чувствуя свою вину. Чанёль давит на него? Очевидно, давит. — Руки не помазал ведь? Бэкхён накинул его сухую футболку, но вряд ли он вспомнил, что нужно в таком случае нанести солнцезащитный крем на локти. Лонгслив, что он снял, был с SPF-защитой, поэтому утром ему не нужно мазаться полностью, как Чанёлю. — Сейчас помажу. Но вообще я не сгораю быстро на солнце, да и солнце вечернее уже… Чанёль ещё и душит его своей заботой. Просто Бэкхён ему об этом не скажет. В отличие от других. Между лопаток выступает противный холодный пот от его поникшего, виноватого вида. Бэкхён не должен за такое извиняться. Никто не должен извиняться за то, что отошёл на несколько минут, предупредив, что скоро вернётся. И за тем, чтобы не сгореть на солнце, Бэкхён вполне может проследить сам. Он живёт в своём теле уже двадцать восемь лет, наверное, ему лучше знать, что и когда ему делать. Чанёль понимает, что это просто тупая ревность, которую у него не получается контролировать. Раньше он просто её не испытывал, потому что Бэкхён безвылазно сидел дома, и справляться с ней не нужно было. И вот результат. Теперь глупо даже пытаться отрицать: социофобия Бэкхёна добавляла ему изрядную долю привлекательности в глазах Чанёля. Потому что можно сильно не переживать, что он куда-то от него денется. Чанёль переиграл жизнь, когда начал встречаться с красивым парнем, который боится людей, вместо того, чтобы решить свои проблемы с самооценкой. И пусть кто-нибудь после этого скажет, что Чанёль плох в стратегии. — Зай, я тоже хочу лимонад. — Сходи купи, — флегматично отвечает Лухань, не шелохнувшись. — И мне возьмёшь заодно. Я буду айс латте с карамельным сиропом. — А это у тебя что? — беспардонно отбирает Сэхун стаканчик, чтобы попробовать. — Базилик с клубникой? — кривится он, не сделав ни глотка. — Да вы извращенцы, ребята. — Мне нравится, отдай, — забирает своё Чанёль. — Спасибо, — вспоминает, что до сих пор не поблагодарил. Бэкхён едва заметно улыбается. Хочется надеяться, что он не принял те слова Чанёля близко к сердцу. — А Чонин, кстати, где? — интересуется Сэхун. — Занят, — отвечает Бэкхён. — Чем? — У него сегодня будет секс. — Так и чё, расскажи хоть, как сходил на блядки. Нам всем очень интересно. — Да никак. Они соврали, что умеют играть. — Думаешь, они вообще собирались это делать? — Ну а зачем врать тогда? — А ты зачем соврал про собаку? — Про какую собаку? — Которая больна диабетом. — У Бусика нет никакого диабета. — Я про ту, которую тебе подарила умершая от рака бабушка, — напоминает Сэхун. — Бабушка не дарила мне никакой собаки, — уверенно отвечает Бэкхён. — Я про историю, которую ты рассказывал Ханю в клубе. Бэкхён зависает, пытаясь понять, о чём речь. — Думаешь, я реально помню, что я там кому говорил? — лишь морщится в итоге он. — И вообще предлог с волейболом не выглядел как подкат. Может, им реально двух человек не хватало, чтобы команды укомплектовать, откуда я знаю? — Ну играли бы, значит, пять на пять, в чём проблема? Вообще ничем не отличается от игры шесть на шесть. — Ну так они вдвоём хотели поиграть в пляжный и им нужна была команда ещё из двух человек. У меня даже мысли не мелькнуло, что нас просто пытаются снять, как девочек. — Это ещё ничего, я к Ханю вообще ездил смотреть, как его кошка делает сальто назад. Это было настолько очевидно, что даже не очевидно. — Я как-то ездил к Чанёлю смотреть, какую кружку он купил. — И как? — В тот день мы реально смотрели на кружку. — Весь вечер? — Ну нет, ещё фотки смотрели. И мультики. — Мультики? — Ну да. — Извращенцы, — заключает Сэхун и хмурится, вновь задумавшись о чём-то. — Слушайте, я правильно помню, наш Чонин ведь не знает английский? — Неа, — отзывается Чанёль, хлюпая трубочкой. — Прикол. И что он теперь будет с ними делать? — Ну не мне, наверное, тебе рассказывать, что взрослые мальчики делают со взрослыми девочками. — Что за консилиум у вас тут? — подходит к ним только-только вылезший из воды Минсок, издалека почуявший запах новой сплетни. — Про кого секретничаете? — Делаем ставки, будет ли у Чонина сегодня секс, — сразу сдаёт Сэхун друга с потрохами. — А разве тут есть где? — Было бы желание, хён. — Вместо кровати можно использовать всё, что угодно, если ты достаточно храбрый для этого, — выдаёт очередную жизненную мудрость Бэкхён. — Твои слова да богу в уши, — соглашается Сэхун. — Как же вы меня задолбали… — Это что же получается… — всё никак не успокоится Сэхун, — Чонин сегодня снял сразу двоих? — Получается. — Завидно… — Да ты тоже влёгкую снял бы кого-нибудь, если бы не сидел жопой в песке, — замечает Минсок, вытирая волосы полотенцем. — Боюсь, тут проблема в другом, — загадочно говорит Сэхун, смотря на линию горизонта. — И в чём? — В том, что я иногда сижу жопой у Ханя на… — Хватит! — затыкает Минсок ладонями уши. — Моя психика уже не выдерживает слушать эту пошлятину с самого утра! — А во что ребята играют? — спрашивает Бэкхён, резко разрядив атмосферу. — В Сифу. — Во что? — Это от слова сифилис, — поясняет Чанёль. — Ну типа мокрая тряпка заражена сифилисом, кто коснулся — тот… спидозный. И чтобы перестать быть спидозным, нужно заставить коснуться тряпки кого-то другого. — Почему это выглядит так весело? — Это реально весело, — усмехается Сэхун. — Иди поиграй тоже, если хочешь, — предлагает Чанёль. — Можно? — переспрашивает Бэкхён, будто даже не думал, что ему разрешат. — Конечно. Иди.