Вагаса

      Зеницу понимал, что везение не резиновое и растягивать его до бесконечности — верх наивности. Зеницу также прекрасно понимал, что метро токийской агломерации огромно, и встреча с прекрасной незнакомкой может повториться с вероятностью выигрыша в еженедельную лотерею. Тем не менее Зеницу искал её каждый божий день, но всякий раз удостаивался громкого «ничего».       Его новая привычка рисковала стать притчей во языцех. По крайней мере Иноске со смаком подстёбывал друга всякий раз, как тому мерещилась в толпе очередная «та самая». Если честно, раздражало порядком, но Агацума терпел, понимая, что и прямь выглядит одержимым чудаком, но сердцу не прикажешь, посему приходилось мириться с шутками окружающих. Хотя вот Танджиро, кажется, ему на полном серьёзе сочувствовал.       Сегодня у них собиралась весёлая компания для вечера в караоке: троица квартирантов и их друзья, знакомством с которыми все были премного обязаны старшему Камадо. С Кёджуро тот дружил ещё со школьной скамьи, а он в свою очередь втянул их в собственный кружок. Так и собралась настоящая банда, которой и море подчас казалось по колено.       Станция была какая-то уж очень людная: вроде бы не час-пик, но яблоку негде было упасть. Да что там, спичечный коробок и тот бы растоптали в пыль, выскочи он у кого из кармана.       Танджиро, пыхтя, лавировал между спешившими пассажирами, на лицах которых в прекрасный февральский вечерок варьировалось всего три настроения «Ненавижу людей», «Жизнь — боль» и «Бытие тленно, отрешусь от бытия». Изредка лучиками, конечно, скользили радостные взгляды, да ещё Зеницу источал азартное напряжение, точно искавшая след овчарка. Вот для кого толпа была поистине приятной неожиданностью, ибо он упрямо ждал и надеялся. Иноске впереди пробивал дорогу, не брезгуя иногда пользоваться локтями. Извинялся, разумеется, но так громко и хрипло, что бедные пассажиры только поспешно пытались от него отделаться. Словом, в бешеной круговерти голосов, плащей, курток и шапок, из-под которых то и дело вились провода наушников, было решительно легко немного сойти с ума, особенно когда ты сам был экипирован по неприятной погоде.       — Танджиро, мы вообще туда идём-то? — в Зеницу на полном скаку с писком врезалась маленькая девчурка в кричаще-розовой курточке, и он машинально врос в каменный пол, подхватывая её рукой за плечо. Бабушка, с которой они едва не задели друг друга, со скомканными, смеющимися извинениями подхватила внучку на руки. — Да ничего, бабушка, всё в порядке! Эй, погоди, не бросай меня в этом аду!       Где-то впереди Иноске заорал: «Пацаны! Там выход!» Агацума, успевший поймать Танджиро за рукав куртки, с облегчением поволок за собой последнего, минуя по левому краю стайку младшеклассников в ярких жилеточках со светоотражающими полосками. У лестницы поток наконец немного утих, и им удалось беспроблемно выбраться на улицу, где в лицо пахнуло влажной прохладой.       Спиной к ним, подпирая столб, стоял Кёджуро Ренгоку. Из-под плотно обтягивавшей голову шапки желтели густые волосы, а ярко-красная куртка с принтом из всполохов пламени живописно выделялась на фоне общей серости пейзажа.       — Кёджуро! — Танджиро, сияя улыбкой так, словно это не его две минуты назад месили в толкучке, подхватил разматывавшего шарф Иноске под локоть, и закадычная троица двинулась прямиком в сторону чем-то страшно занятого Ренгоку. Тот, правда, обернулся после второго оклика, сияя чрезмерно бодрой улыбкой. Помахал им рукой, засовывая в карман телефон и вытаскивая из ушей беспроводные наушники. — Мы не опоздали? А где Узуй?       — Девчонки из дома не пускают! — хохотнул тот, засовывая руки в карманы. — Шучу! Сказал, что задержится чутка, но мы его можем и в караоке подождать. А Обанай… — он обвёл глазами улицу и пожал плечами, свистяще процедив воздух сквозь зубы. — Вот где он, я бы тоже очень хотел знать.       Зеницу, пока происходил этот информационый обмен, скучающе наблюдал, как из метро продолжало выплёвывать людей: вот опять те самые младшеклассники в жилеточках, вон парочка, держащаяся за руки, вон девушка с тёмными волосами, апельсиновые кончики которых…       Минуту.       Он среагировал быстрее, чем подумал: подорвался с места с поспешным «я сейчас!» и на пятой скорости припустил в направлении незнакомки, которая — был уверен — как две капли воды походила на его достопамятную попутчицу. Фигура, более-менее различимые черты лица, волосы из-под шапки — всё сходилось! И Зеницу, как бы глупо ни выглядел, должен был проверить, иначе потом корил бы себя до посинения.       — Извините, подождите! Можно спросить, как вас зо-?..       Танджиро что-то крикнул ему, но Зеницу не услышал ровным счётом ничего. Иноске же, только-только распутавшийся из шарфа, с ошарашенным видом таращился на мелькавшую вдали жёлтую куртку.       А потом все наблюдали давно отработанный сценарий. Вот Зеницу подскакивает к абсолютно незнакомой девице, явно спрашивая её имя и заглядывая в лицо. Вот та с логичным испугом шарахается… А, нет. От души замахивается рюкзачком, потому что их незадачливый друг обо что-то спотыкается и едва не наскакивает на неё. Вот происходит короткий диалог, и по лицу девушки ясно, что она вновь не «та самая».       Занавес.       — Его ещё не отпустило? — задумчиво протянул Кёджуро, потирая в затылке и нахлобучивая шапку до самых бровей.       — Нет, — утомлённо выдохнул Танджиро, качая головой и надевая на зябнувшие руки тонкие перчатки. — И мы ему устали объяснять, что это пустая трата времени!       — Пха, зато весёлая! — гоготнул Иноске, сложив руки на груди — счастливый избавиться от «удавки» и расстегнуться по грудь. — Ещё его кто-нибудь реально бы по тыкве стукнул! Вот умора-то будет. Э, Моницу! Чё, опять не твоя?!       — Упёртый. Обычно таким в итоге везёт, — Кёджуро улыбнулся почти сочувственно, щуря глаза и возвращая шапку на положенное место.       А Зеницу плёлся обратно, сконфуженно краснея и теребя ворот куртки. Кажется, очередная жительница Токио теперь думает, что по городу бегает полоумный. И то верно, ибо молния не бьёт дважды в одно место, а он по-прежнему ожидал чуда.

***

      Во всём доме отключили горячую воду по причине замены труб. И ладно, один день можно пережить, но два с половиной — это как-то перебор. Незуко, решив, что она не в силах долее ждать конца ремонта, пошла на крайние меры: наведаться в гости к старшему брату, а заодно проверить, жив ли он там. Благо жила она у тёти, и ехать два с лишним часа из Киметсу ей было не надо.       Танджиро, на её счастье, оказался дома, буквально недавно вернувшись с пар. Незуко, радостно поблагодарив его в трубку, про себя ругала на чём свет стоит коммунальщиков и спешно паковала в рюкзак полотенце, шампунь, крема и остальную тяжёлую артиллерию: как говорится, уж если мыться, так капитально.       На улице стояла промозглая холодрыга, но, забегая в вагон ровно в четыре сорок пополудни, нагруженная до кучи зонтом и пакетом Незуко пребывала в абсолютной радости, ибо ей светила цивилизация.       Танджиро оказался более чем жив, хотя мешки у него под глазами намекали на почти полное отсутствие сна. Похоже, она разбудила его, и теперь Камадо широко зевал, ероша густые, оттенка красного дерева волосы. Девушка, обнимая страдальца и звонко чмокая того в обе щёки, напоследок вручила ему полный пакет домашних вкусностей и упорхнула в сторону ванной, получив короткую инструкцию «прямо и налево через дверь».       К слову, жил Танджиро не один. Делил квартиру с двумя друзьями — Зеницу и Иноске, о которых Незуко ничего не знала и не то чтобы очень стремилась. Тем не менее, если он решил сбежать от доброй тётушки на второй год обучения в поисках взрослой жизни, значит, они были хотя бы надёжными.       В ванной царил настоящий аскетизм: стакан с зубными щётками — один на троих, щётки в количестве трёх штук соответственно, три бритвенных станка, но одна банка пены, баночка жидкого мыла, ушные палочки в стекляной посудине с крышкой и стакан с тремя расчёсками. На тумбочке лежали три разноцветных полотенца, и ещё три висели на раковине.       Единственное разнообразие во всё это уныние вносили только круглое зеркальце на подвижной стойке да клетчатые семейные трусы, игриво торчавшие из переполненной бельевой корзины. Впрочем, Незуко не стала долго изучать детали местной ванной: быстро разделась, аккуратно сложила вещи на тумбочку возле полотенец и, вооружившись до зубов, полезла в небольшую душевую кабинку с матовыми дверьми.       Горячая вода в неограниченном количестве — это ли не вершина блаженства?       Незуко, самозабвенно напевая себе под нос, от души намылила голову, выключила воду и принялась растирать тело пенящимся гелем для душа. Как следует натёрла пятки, чтобы были, как кожа младенца, и уже собралась было ополаскиваться, когда кто-то оглушительно грохнул дверью ванной. А потом душевая распахнулась, пуская прохладный воздух, и прямо в лицо Незуко уставилась здоровенная кабанья голова, оглушительно хрипя:       — Э-э-э-э, слышь, Нанджиро, харэ яйца мыть! Мы хавчик принесли!       Завизжала она так, что стёкла вокруг едва не рассыпались в крошку. И, схватив первое, что попалось под руку, шарахнула бутылкой кондиционера вопящей непристойности голове аккурат промеж глаз. Пихнула руками, выталкивая прочь, и стремительно захлопнула дверь кабинки, едва не срывая ту с петель. Раздался очередной вопль: она прищемила чужой палец, и тот теперь торчал из щёлки, пока с другой стороны орали слово через мат.       — Это чё за хрень?! — палец таки выскользнул, сопровождаемый новым потоком ругательств, а шокированная Незуко, машинально прикрываясь руками, без сил рухнула на сиденье кабинки, как в тумане сквозь звуки колотящегося сердца разбирая хрипло-негодующее: «Моницу, у нас тут девка какая-то воду льёт!».       — Иноске, дурак, а ну выметайся оттуда! — кто-то, ворвавшись в ванную (нет, ну просто проходной двор! Здесь вообще уважают чужие границы?!), кажется, схватил вопящего кабана. И на повышенных, почти визжащих, тонах перекрыл сыпавшуюся ругань: — Извините ради бога! Мойтесь дальше, пожалуйста!       — Идиотина, она мне палец сломала! Ты чё перед ней извиняешься?!       — Да тебе шею надо свернуть, болван! Как мы Танджиро в глаза посмотрим?!       — А зачем сразу мне-то?.. Это не я...       Хлопок. Но за пределами ванной по-прежнему гремело побоище, отзвуки которого сливались в гул и долетали до часто хватавшей губами воздух Незуко. В груди жгло, сердце билось в рёбра, в горле стояла жуткая сухость. Ей казалось, что она сейчас бухнется обморок от головокружения.       Да уж, встречу с лучшими друзьями брата она представляла себе несколько по-другому. Как минимум, одетая и не по уши в мыле!       Пена от шампуня стекала по лицу, попала в глаз, и тот неприятно защипало. Незуко, дёргаясь и шипя, подскочила и принялась на ощупь включать воду. По спине полоснуло ледяной струёй — пришлось, взвизгнув и клацая зубами, по памяти выкручивать смеситель на горячую.       Надо было срочно убираться из этого дурдома — хватая душевую насадку, Незуко принялась судорожно смывать шампуть, то и дело отплёвываясь от попадавшего в рот мыла. Даже не стала концы обрабатывать кондиционером — выпрыгнула из душевой на пушистый коврик и стала докрасна растираться полотенцем, испытывая адскую смесь из ужаса, возмущения и, как ни странно, нервического хохота, хотя ничего весёлого в ситуации вообще не находила.       До неё отчетливо донеслось испуганное: «Да это же моя сестра!» — и Незуко замерла, узнав голос Танджиро. Повисла гробовая тишина, только вода капала в кабинке.       Что ж, более провальным это знакомство уже не станет.       Стоя на подрагивавших ногах, она, предвкушавшая, как сейчас посмотрит в глаза всем троим, обмотала волосы полотенцем, машинально натянула липнувшее к коже бельё, а потом и захваченный с собой домашний костюм. Какой там фен, ей лишь безумно хотелось разобраться, с какого перепугу в этой квартире люди врываются в ванную, неважно, есть там кто или нет.       И почему, ради всего, никого не смутили женские вещи в коридоре?       — Незуко! Незуко, ты как? Прости, всё так неловко вышло!       В гостиной её ожидаемо встретила вся честная компания. Танджиро в мешковатой футболке и домашних шортах, снова выдранный из постели, хотя сна теперь у него не было ни в одном глазу, парень в кофейном свитере и с золотистой шевелюрой, торчавшей во все стороны, и ещё один: мускулистый, надутый и со льдом, прижатым к пальцу правой руки. А, так это, значит, и был местный клоун.       Незуко молча вздохнула, хмуря брови и поворачиваясь к подскочившему к ней брату. Тот взволнованно обнял её за плечи.       — Я забыл сказать им, что у нас гости! Не волнуйся, в той голове глаза были стеклянные, Иноске тебя не видел!       Слабое утешение, учитывая, что она едва не поседела и не осталась заикой на всю оставшуюся жизнь. Хотя, конечно, было приятно, что импровизированное шоу «Голые и смешные» не получило сенсационного материала.       А то она бы этому Иноске и второй раз кондиционером наподдала.       — Всё в порядке, не извиняйся, ни-сан. Ты ни в чём не виноват, — на секунду мягко улыбнулась лихорадочно красному Танджиро, она вновь посерьёзнела, осуждающе прищурившись на зачинщика конфуза. — А вот вам бы перестать пугать людей, если не хотите без пальцев остаться!       — Да я ж говорю: думал, там этот плещется, — буркнул тот, избегая смотреть ей в глаза. Если это следовало принять за покаяние, то выглядело оно на троечку. Впрочем, оно было, уже спасибо, ибо второй сосед Танджиро по голосу и повадкам выглядел, как сущий дикарь. — Мне... Прости, в общем. Ступил.       — А ведь я кричал тебе, Иноске, сними ты эту дурацкую бошку… — кисло протянул второй парень, принимаясь снова разматывать тонкий эластичный бинт. И вдруг вспыхнул, давая другу смачную затрещину: — Посмотри вокруг, дурень ты эдакий! Из-за тебя теперь всем неловко!       И кабан (головы на нём уже не было, но Незуко вряд ли смогла бы называть его как-то по-иному, даже если под личиной зверя оказался вполне себе симпатичный человек) снова взъелся, бася на всю комнату:       — Да хорош меня пилить: я её даже не видел!       Но Незуко сейчас занимало совсем другое. Парень с пшеничной шевелюрой был ей явно не знаком, и тем не менее в сознании зашевелилось нечто вроде дежавю. Она, напустив на себя грозно-смущённый вид, хотя успела выпустить пар, пока вытиралась, вновь посмотрела на него — уже пристальнее — однако ни одной детали в голове так и не всплыло.       Что за чудеса?..       — Ладно, ребята, давайте просто сделаем вид, что ничего не было и никто никуда не вламывался, — со вздохом отозвался Танджиро, снова взъерошивая волосы и вздыхая. — Иноске, сам до больницы доедешь, или кому-то из нас с тобой?       — Да сам я, сам. Маленький что ли, — проворчал тот, глядя, как его товарищ намертво приматывает ему бинтом три пальца. Зашипел, но стерпел, злющий и пристыженный. — Слышь, Моницу, ты не манекен перевязываешь! Нежнее нельзя?       — Не командуй тут мне! — вздыбился на него Зеницу, и Незуко, медленно опустившаяся в кресло мешок, невольно дёрнула уголком губ. Интересно, у них тут каждый день так весело? — Это по твоей вине мы опозорились!       И всё-таки где она его видела?       Тем временем Иноске наконец избавился от забот неквалифицированного медика и, пыхтя, поплёлся в коридор, даже не прощаясь. Незуко, правда, не испытала от этого особого разочарования, ибо куда больше её занимал тот факт, что Зеницу резко ретировался из гостиной под сбивчивым предлогом: «Пойду чай заварю». И она, движимая любопытством, последовала за ним, мягко улыбаясь брату.       — Мне всё равно нечем заняться, хоть помогу, пока волосы сохнут, — желание использовать фен да бежать вон из этого дурдома временно отпало.       Юноша стоял у раковины, заливая воду в чайник.       — Мы так и не познакомились как следует. Я Незуко, — она остановилась в паре шагов от него, заложив руки за спину и стараясь звучать как можно радушнее. Хотя в груди отчего-то слегка трепетало, словно она волновалась. Впервые такое: наверное, испуг так и не прошёл до конца.       Золотистая копна вздрогнула, и парень резво обернулся к ней, продолжая набирать воду из крана. Хлопнул глазами, сглотнув.       — Д-да, точно! — и натянуто засмеялся, краснея. — Я Зеницу. Будем знакомы.       — Можно тебя Зеницу-кун называть? — разница у них вряд ли была больше года, поэтому к чему условности? Незуко, во всяком случае, именно сейчас хотелось сразу стереть границы, ибо чем больше она смотрела на беспокойного, высокого парня с золотистыми глазами, тем больше её не покидало чувство: они точно пересекались.       — Конечно! — он проворно закивал, убирая чайник из раковины. Деловито протёр дно тряпкой, поставил на плитку и нажал кнопку. Незуко, подойдя к холодильнику, открыла тот и нашла на полке коробочки с принесёнными ею лакомствами.       — Вот и отлично! Где у вас тарелки и чашки?       Чайник скрипел, прямо как её собеседник, забравшийся на узкую столешницу и достававший с верхней полки сервиз на троих да пару плоских тарелок. Его свитер немного задрался, открывая белёсую ткань майки, заправленной в тёмные джинсы.       Незуко благодарно кивнула, принимая от него посуду, и принялась раскладывать десерты. Момент начать самую важную часть беседы был поистине идеален.       — Вопрос, конечно, странный, но... Зеницу-кун, мы с тобой нигде не встречались? — укладывая очередную пастилку, заметила Незуко и с дружелюбной улыбкой покосилась на парня, который как раз поправлял пакетик в стакане. — Мне кажется, я тебя где-то видела.       — Ну… — замялся тот, поджав губы, и бросил на неё внезапно смущённый взгляд. — Было разок. Вряд ли ты помнишь...       — Правда? Где? — значит, таки всё хорошо у неё с памятью! Незуко просияла, с жадным любопытством вглядываясь в лицо нового знакомого и не без изумления замечая, как стремительно тот алеет. — Я себе всю голову сломала!       — Ну... Я… — снова промямлил Зеницу, вздыхая и багровея теперь до самых ушей. Со вздохом засмеялся, взлохмачивая и без того встрёпанную шевелюру. — В общем, я как-то у тебя на плече в метро заснул. В декабре.       — В метро?.. — метро. Декабрь. Незуко нахмурилась, пытаясь вызвать в памяти что-то знаменательное, прикусила губу, лихорадочно вороша полустёртые образы первой ссоры в универе, первого неудачного теста, странной вечеринки подружек, и вдруг её озарило. — Стоп... Метро... Ну точно! Ты же тот студент с пальцами в чернилах! Да, теперь вспомнила! Мы сидели рядом, и ты упал на меня и засопел!       Она торжествующе щёлкнула пальцами, радуясь внезапной догадке. И как сразу не узнала: успела же неплохо рассмотреть в вагоне. А ведь спутать с кем-то ещё его было сложно: олений взгляд, пушистые, оттенка чистого золота волосы! Только вот, кажется, её ассоциация вогнала Зеницу в ступор. Он неловко потупился, оттягивая ворот свитера.       — Нда, умею я, конечно, впечатление произвести…       — Нет, ты был очень милый, честно! — Незуко замахала руками, торопясь выправить недопонимание. — Я подумала, может, ты ещё и художник.       — Я-то?! — Зеницу вытаращился на неё сильнее прежнего и вдруг рассмеялся в голос, для равновесия опираясь поясницей о столешницу. — Не-ет, у меня для этого руки кривоваты!       Чайник пискнул, оповещая, что вода вскипятилась. Зеницу, бодро обрачиваясь к нему, ловко схватил тяжёлую посудину за ручку, и кипяток с плеском полился в кружку. Повисла короткая пауза.       — Знаешь, я и не надеялся уже тебя ещё раз встретить, — он стоял спиной к ней, но Незуко отчётливо уловила улыбку в тихом голосе. А Зеницу продолжал, берясь за вторую кружку. — Так жалел, что тогда не выскочил и хотя бы имя не спросил. А оказывается, мир такой тесный. И… ты уж прости, что я навалился тогда. Вообще не помню, как заснул.       В груди слабо ёкнуло: Незуко почувствовала в тоне Зеницу тонкий намёк на симпатию. Тот, однако, лишь сконфуженно засмеялся, пряча неловкость от воспоминаний, в которых сама она ничего вопиющего не находила.       Приятно, очень звонко и чисто.       — Ручаюсь, после сегодняшнего я переживу всё, — фыркнула в ответ, обнимая себя за плечи и наблюдая, как Зеницу аккуратно давит ложкой пакетики с чаем. Секундно поколебалась, но добавила, накручивая на палец прядь волос: — Но, знаешь, вряд ли бы потом меня нашёл по одному имени. Тут бы, наверное, номер не помешал.       Медленно обернувшийся к ней Зеницу покраснел сильнее прежнего, изумлённо приоткрыв рот. Незуко добродушно пожала плечами, пряча смешок в кулак.       — Правда? Ты...       — Эй, ребят, вы тут как? Справляетесь?       Спасибо, Танджиро, очень вовремя.       Зеницу, кажется, и впрямь собравшийся воспользоваться шуточным советом, замолк, спешно отворачиваясь и оглушительно стуча ложкой по бортику кружки. Уши у него продолжали гореть, как и у неё, наверное, скулы.       — Да-да! Мы тут уже и на стол почти накрыли, верно, Н-незуко-чан?       — Ага, — она быстро кивнула, хватая с тарелки крохотную конфетку и, пытаясь не смеяться от нелепости ситуации, беззаботно запустила ту в рот. — Чай, наверно, тоже уже заварился...       Всё-таки стоит сказать спасибо коммунальщикам за этот дурацкий ремонт.