***
Он был слеп с рождения. Он не знал ни внешности своих родителей, почти ничего о собственном доме (чуть-чуть изнутри, но точно не снаружи — его просто не выпускали), ни даже своего имени. Изначально его вообще никак не звали. Родители обращались к нему «Эй, ты» или так и называли уродом, когда хотели подозвать. Он знал, что у него есть два старших брата и еще три младших сестры, поэтому мальчишка, оказавшийся слепым, был для семьи просто лишним бесполезным ртом. Разумеется, его не морили голодом, хотя редко давали наесться вдоволь. Чаще всего его просто игнорировали или шпыняли, когда он пытался вылезти из своего угла или пойти погулять. Ему было семь лет, когда кто-то схватил его за руку (кажется, это был отец), после чего отвел его в запретный мрачный лес, полный монстров, и оставил там, велев ждать. Сначала он правда думал, что его кто-то заберет, но со временем, когда он боялся все сильнее, когда ему нестерпимо хотелось есть или пить, он понял, что за ним никто не вернется. Он испугался. Он впервые оказался за пределами дома, что, учитывая его слепоту и беспомощное состояние, было равносильно верной смерти. А ведь он даже не знал, куда ему идти и что делать, ведь его просто не учили. Он помнил, как сидел и горько плакал, дрожа от холода, жажды и голода. Еще страшнее ему становилось от того, что он слышал вокруг себя громкие шорохи, вой, крики. Ему было страшно. Ему было так страшно, а потом… Его кто-то нашел. Этот «кто-то» определенно не был человеком, потому что он не слышал шагов, а странный шорох, будто ползет огромная змея. Он сжался в комок и тоненько всхлипнул, боясь боли или чего-то еще. Ожидание было таким страшным, ведь он ничего не видел, а слышать и ощущать, не видя… было еще более жутким. Разумеется, он был бы спокоен, если бы был дома, потому что уже привык к своей слепоте от рождения не видя света, но в незнакомой обстановке, окруженный неизвестной опасностью… Это было страшно. — Хей, малыш, не нужно плакать. — раздался над ним добрый голос со странными шипящими нотками, и мгновением позже его обвили теплые человеческие руки, прижимая к груди и укачивая. Он всхлипнул и вцепился этому… человеку (?) в шею, дрожа. Наплакавшись, он начал слепо ощупывать лицо этого существа, изучая его. Лицо было очень даже человеческим, но его не оставляло ощущение, что что-то здесь не так. А спустя еще несколько мгновений, он понял. Вместо ног у того, кто его нашел, был… змеиный хвост? Он всхлипнул и попытался вырваться, но его не пустили. — Ну-ну, успокойся. Я не обижу тебя. Голос у этого существа был добрым и спокойным, от чего он невольно расслабился и покрепче прижался к теплому телу. Если бы тот хотел его убить, то, наверное, уже бы убил, верно? В конце-то концов, такой монстр легко смог бы справиться с семилетним слепым беспомощным ребенком. А значит, он может… успокоиться, наверное. Мальчик и сам не заметил, как уснул, пригревшись в теплых и надежных объятиях. Это был первый раз, когда его вообще кто-то обнимал. Когда он проснулся, то первое время лежал с закрытыми глазами, тщательно прислушиваясь к окружающему пространству. Его немного успокоило то, что он лежал на мягкой кровати, закутанный в теплое одеяло, а не был привязан к деревянному столу для разделки. Значит ли это, что это существо решило его не убивать, а просто оставить себе? Он его правда спасет или будет выращивать, чтобы съесть позже? На этой мысли у мальчика на глазах навернулись слезы и он снова заплакал, прячась под одеяло с головой. Ему снова стало нестерпимо страшно. — Что ты собираешься делать с этим ребенком, Дазай?! — раздалось недовольное из соседней комнаты, и он притих, прислушиваясь. — Его нужно вернуть людям! — Но это они избавились от него! Не хочешь ли ты сказать, что этот слепой малыш пришел в середину леса сам, а, Анго?! Я в это никогда не поверю! — в знакомом голосе звучала угроза. — Ты хочешь, чтобы они его снова притащили сюда?! Ему просто повезло, что я отдыхал поблизости, ведь в ином случае его уже давно бы задрали волки! — Это жизнь, Дазай. Если ему суждено было умереть, мы не имеем права вмешиваться в волю Богов. — голос тихий и спокойный, но укоризненный. — Ты так реагируешь просто потому, что нашел себе новую интересную игрушку. — Не смей так говорить! Если бы была такая воля, меня бы поблизости не оказалось! Насчет игрушки… Ну, не могу не согласиться, но мне его просто стало жалко. Он так плакал… А ты что скажешь, Одасаку? — Дазай, ты вообще умеешь обращаться с детьми? — этот голос был очень добрым и мягким, хотя в нем и звучали стальные нотки. — Э? Нет…. Но я… постараюсь? — Тогда я объясню тебе, что нужно делать с человеческим ребенком, чтобы он не умер и рос сильным и счастливым. Но сначала, может быть, пообщаемся с мальчиком? Он уже проснулся. Ему все еще страшно, но он все-таки неуверенно садится, хмуря брови и прислушиваясь к приближающимся шорохам. В конце-то концов, судя по разговорам, есть его или убивать не будут. А значит… все будет хорошо, верно? — Эй, ты как? — мальчик вздрагивает, когда его крепко обнимают и снова прижимают к себе, что немного успокаивают, после чего спрашивают. — Х-хорошо… — он облизывает пересохшие губы и робко пожимает плечами, неуверенно касаясь пальцами теплой кожи. Руки знакомые, и это его немного успокаивает. Несмотря на то, что он встретил этого не-человека всего несколько часов назад, тот уже для него сделал больше, чем вся его семья. Может быть, он может… надеяться на что-то хорошее? — Как ты оказался в лесу? — Меня сюда привели и велели сидеть. — он чувствует, как в горле образуется горький ком. — Страшно… — Как тебя зовут? — Никак. Но меня называли «Эй, ты» или «Урод». — Тогда… Будешь Накахарой Чуей, хорошо? — спрашивает теплый и уже родной голос, а руки обнимают так тепло и прекрасно. Мальчик может сказать, что ему больше не страшно. Совсем. Может быть, это всего лишь иллюзия или обман для того, чтобы вырастить его и все-таки съесть… А может, это его сон, который он смотрит на грани жизни и смерти, и если это так… Пусть он больше никогда не проснется. — Накахара Чуя? — он склоняет голову, пробуя имя на вкус. Оно терпкое и мягкое, красивое. — Мне нравится. — Решено, тогда теперь тебя будут звать именно так, малыш. — Я не маленький! — Да ты что? — засмеялся мужчина, который благодаря своему змеиному хвосту мог достигать в росте трех с половиной метров, если бы стоял на нем. Одасаку, как оборотень, достигал почти двух метров, а Анго, который был вампиром и самым низким из них, все равно достигал почти метра восьмидесяти. Что уж говорить про маленького Чую, который был всего лишь человеческим ребенком и напоминал маленькую и хрупкую статуэтку? Дазай чувствует прилив нежности и крепче прижимает мальчика к себе, покачивая в своих объятиях. Возможно, он наконец получит то, о чем так долго мечтал. Кто же знал, что он вот так встретит свою пару?***
Чуя уже больше десяти лет жил вместе с Дазаем. Накахара почти ничего не помнит до того, как встретил этого Нага, который заменил ему семью. Он искренне благодарен мужчине за то, что он спас его и вырастил. Конечно, у них были моменты непонимания и ссор, ведь иногда Чуя хотел быть самостоятельным, а Осаму слишком сильно о нем волновался, чем очень сильно — по шутливому замечанию Анго — напоминал курицу-наседку. А еще мужчина здорово вымахал, от чего его хвост достиг в длине почти пяти метров. Наг делал все возможное, чтобы его рыжик был в безопасности и никогда и ни в чем не нуждался. Ему не нравилось, какие странные взгляды на них бросали Сакагучи и Одасаку, ведь он вел себя уже не как любящий и чересчур обеспокоенный безопасностью чада папаша, а мужчина, который обхаживает свою пару. Сам Чуя едва ли что-то замечал, потому что уже за годы, проведенные вместе, привык к тому, что Дазай постоянно лип к нему, обнимал и любил держать его на руках, когда он безмятежно спал, обняв Осаму за шею. Он ничего не замечал, так как мужчина действовал только невинно. Чуя даже радовался этому, ведь привык к постоянному тесному контакту. Но вот Анго и Сакуноске, которые прекрасно знали своего товарища, насторожились. Но они не могли вмешиваться в это дело, только пытаться отговорить шатена, который уже окончательно решил, что сделает чиби своей парой. Он слишком сильно любил своего мальчика, чтобы отпустить его куда-то. А уж одна мысль о том, что его стоит вернуть людям или дать ему самостоятельно выбрать любимого…. Ни за что! Чуя ведь такой милый, красивый и беспомощный… Чтобы кто-то смел претендовать на его прелесть… Дазай про себя напрягается, разглядывая безмятежно спящего Накахару в кольце своих рук. Он обвивает их своим хвостом, чтобы рыжик оказался в безопасности. Он никогда не позволит его мальчику уйти. Ведь если Чуя находится рядом с ним, то он всегда будет в безопасности. А значит, Осаму не будет волноваться, поэтому он никогда не отпустит его. Шатен сияет от того, насколько легкое решение у этой на первый взгляд очень сложной задачи. Он замирает и представляет, как живот его мальчика будет округлен, когда он будет полон его яиц и… Он стонет и прикусывает губу, отчаянно мотая головой, чтобы вытряхнуть эти мысли из головы и не потревожить свое прекрасное чудо. Это слишком сильно возбуждает. Когда Чуя просыпается, он почти не чувствует ничего странного. Дазай, как обычно, сжимает его в крепких нежных объятиях, но при этом его руки ощущаются слишком твердыми, да и пальцы будто закаменели. Это немного странно, ведь обычно Осаму полностью расслаблен. Накахара потягивается и обнимает мужчину за шею, прижимаясь к нему. — Осаму? — спрашивает он, прижимаясь щекой к гладкой щеке Нага. — Что-то случилось? — Чуя… Я хочу… хочу… — Хм? — парень нахмурился, вопросительно приоткрывая губы. Он давно любил его, потому что был безмерно благодарен за свое спасение. Он действительно любил Дазая и готов был на многое, чтобы тот был счастлив. — Я хочу, чтобы ты был полон моих яиц. — Яиц? — Да. — жарко выдохнул Дазай на ухо Чуе. — Ты против? — На самом деле… Думаю, что… нет? — неуверенно пожал плечами Накахара хмурясь. — Ну… Думаю, я не против попробовать. — Обещаю, что тебе понравится, малыш. — облегченно вздохнул Осаму, тут же впиваясь жадным поцелуем в губы своего рыжика. Он чуть не застонал от их великолепного вкуса, сильно сдерживаясь, чтобы не сорваться. Чуя на секунду замер, а потом покорно приоткрыл рот, позволяя шатену делать все, что тот хочет. Он остро чувствовал каждое прикосновение и какое-то странное томление в своем теле, от чего ему с каждым мгновением становилось все жарче. Он выгнулся и мыкнул в поцелуй, чувствуя, как его член становится таким каменным, что к нему даже прикоснуться страшно, чтобы не кончить мгновенно. Чуя не замечает того момента, когда он оказался уже без одежды. Он извивается и постанывает, когда руки Дазая исследуют его кожу, пока тот кусает и пятнает его засосами, полностью присваивая себе. Он пропадает в удовольствии и податливо раздвигает ноги, хотя ему немного странно, как именно у него произойдет секс с Осаму. Все-таки, тот — Наг, а он — человек… Однако, это не умаляет его желание, а скорее делает его только сильнее, а воздух вокруг них — горячее. Его аккуратно придерживают за талию одной рукой, на всякий случай поддерживая хвостом, пока второй рукой шатен что-то делает. Накахара слышит, как рядом с ним раздается звук открытой баночки. Он чуть вздрагивает, когда он чувствует, как палец, смазанный чем-то, прикасается к сжатому колечку его мышц, а потом толкается внутрь. Его рот приоткрывается, и он ахает, выгибаясь. Он тихо охает сквозь сжатые зубы, цепляясь за плечи Дазая и чувствуя, как палец внутри него медленно двигается. Он чувствовал, как его тело горит. Хотя это все еще чувствовалось довольно странно, но это было… приятно. Он расслабился, тихо застонав. Как только Наг услышал, что его мальчик чувствует себя хорошо, он сразу же аккуратно толкнул второй палец внутрь. Это продолжалось, до тех пор, пока Чуя не был полностью подготовлен и частично перемазан в смазке. Осаму довольно улыбнулся, обнимая его за талию и прижимая к себе. Он легко укусил рыжика за шею, заставив того снова застонать. После чего Осаму ухмыльнулся, прижав два своих довольно крупных члена к растянутому входу. Когда Накахара почувствовал это, он захныкал, чуть извиваясь и облизывая пересохшие губы. Несмотря на то, что ему было немного страшно и волнительно, куда больше он ощущал предвкушение и тянущую нужду, невероятно сильно желая, чтобы Дазай наконец заполнил его пустоту. Наг прекрасно понял своего партнера и начал медленно и нежно толкать один член внутрь него. Он действовал довольно аккуратно, все время прижимая Чую к своему телу и прислушиваясь к каждому стону и скулению, которое вырывалось из пухлых губ его чиби. Он не хотел порвать партнера, так как хотел, чтобы тот получил как можно больше удовольствия. Он остановился на некоторое время, давая рыжику привыкнуть к нему, целуя бледную кожу его шеи во время ожидания, что помогло отвлечь Чую от боли. Он провел одной рукой по тонкому и хрупкому телу Накахары, с удовольствием ощущая, насколько гладкой и тонкой была кожа его очаровательного чиби, после чего удовлетворённо вздохнул. Он медленно пошевелил бедрами после того, как почувствовал, что подросток положил руку себе на живот и охнул, почувствовав на нем очертания члена, который находился внутри него, прежде чем аккуратно толкнул в него второй член, погружая только головку и действуя еще более осторожно, ведь его рыжик был таким хрупким и ранимым. Он медленно и тягуче двигался в нем, пока тот не выгнулся и не застонал, дрожа от оргазма. — Как ты себя чувствуешь, малыш? — мягко спросил Дазай, видя, что Чуя тихо дышал и постанывал, все еще тихонько содрогался, отходя от волны удовольствия. Больше всего он боялся, что причинит своей паре какой-либо вред. Но, судя по всему, тот чувствовал лишь удовольствие. — …Это… очень много… а еще странно, но довольно приятно… — бормочет Накахара, но это было прекрасно, потому что Дазай слышал его и чувствовал, как близко они были друг к другу, прижимаясь. Он протолкнулся еще немного и остановился, давая рыжику время привыкнуть. Он услышал довольный стон своего прекрасного мальчика, поэтому медленно продолжил проталкивать в него свой второй член. Осаму тихо охает, медленно погружая его внутрь Чуи с мягким хлюпающим звуком, слабо покусывая нежную кожу плеча, покрытого веснушками. Они оба буквально вспыхнули от возбуждения, чувствуя, как их кости плавятся в огне похоти и страсти. Осаму держал его неподвижно, чтобы не доставлять дискомфорта. Чуя услышал тихое успокаивающее бормотание, исходившее от Нага, который явно старался его успокоить. Он уже чувствовал себя слишком сильно набитым, поэтому громко простонал от этого чувства, чуть двигаясь, несмотря на то, что все еще было немного больно от того, что он был так сильно растянут, от чего ему казалось, что его сейчас просто разорвет на части. Он выгнулся и снова кончил от этого чувства невероятной заполненности, когда Дазай медленно положил свою руку ему на талию, чтобы удержать его на месте, и одновременно чуть нажал на живот Накахары, заставляя заплакать от удовольствия. Рыжик облизнул пересохшие губы и нерешительно взял партнера за руку и держал ее нежно и крепко. Он все еще дрожал от оргазма, ахая и вздыхая. Чуя довольно громко застонал, содрогаясь от удовольствия, когда шатен начал двигаться в нем. Он был слишком чувствителен после происходящего, и ему хотелось плакать. Он двигался все быстрее, чем раньше, его терпение совершенно очевидно истощилось, ведь его чиби был в полном порядке и поощрял его довольными стонами. Накахара выгнулся и застонал, поднимая одну ногу, затем сам попытался двинуться на членах, от чего Дазай на мгновение остановится, и положил его себе на свой хвост, чуть приобнимая его. Он чувствовал настоящее утешение, когда держал своего милого рыжика в объятиях. Вскоре, убедившись, что его пара чувствует себя более чем комфортно и безболезненно, Дазай грубо начал двигаться в Чуе, вырывая из того вздохи удивления, а затем громкие стоны и нежные мяуканья настоящего удовольствия. Они оба крепко держались друг за друга, с удовольствием целуясь, даже когда толчки Осаму становились все грубее и быстрее, а Накахара стонал все громче и громче. Их вздохи, крики, и стоны становились все более громкими и бесстыдными от экстаза и удовольствия, захватившего их жаждущие умы. Через некоторое время, когда Чуя кончил несколько раз и был настолько чувствителен после всего этого, крепко прижимаясь грудью к Дазаю, наконец кончил сам Наг, шипя и крепко держа человека, словно не собирался давать ему уйти и встать. Даже его хвост присоединился к удержанию, что немного напугало Накахару, ведь, казалось, все это обернулось слишком серьезным происшествием, но все мысли оборвались в его голове, когда рыжик почувствовал, как что-то толкают внутрь него. Он слегка заплакал, быстро схватив Осаму за руку, уже догадываясь, что происходит. В него медленно проталкивали яйца, ведь шатен сказал, что хотел видеть его, полным своих яиц. Чуя выгнулся и закричал, кончая, когда почувствовал, что еще два яйца присоединились к первому почти одновременно. Так как это было немного больно, он начал плакать и хныкать, заставляя своего партнера пытаться успокоить его, целуя его шею, щеки, нос, куда угодно, куда он мог дотянуться. Накахара жалобно скулит, не в состоянии что-либо сделать, кроме как принять все эти яйца в свое тело, которые складировались в месте, где член Нага уже подготовил тело рыжика к этому, немного изменив его так, чтобы он мог взять все яйца и вместить их внутрь. Это было место, похожее на матку, но не способное вынашивать настоящих детей, только носить яйца от Нага. В конце-то концов, Чуя был мужчиной, а значит, он не смог бы забеременеть, как обычная женщина. Дазай замедлил свои движения, и увидел, что живот его очаровательного чиби прекрасно сильно вздулся, даже несмотря на то, что Осаму еще не закончил. Чуя чувствовал себя невероятно раздутым и буквально трещащим по швам. У него было шесть яиц внутри него сейчас? Восемь? Он не знал, но он был невероятно благодарен за то, что яйцо младенца Нага было куда меньше человеческого младенца, иначе у него уже наверняка был бы слишком большой живот. Накахара тихо застонал, снова кончая, после чего шатен медленно поцеловал его, стараясь успокоить. Рыжик сейчас был для Дазая самым прекрасным человеком на все этой бренной земле. Эти прекрасные красные щеки, на которых все еще были след хрустальных слез. Приоткрытые пухлые губы, налившиеся вишневым цветом. Прикрытые бледно-голубые глаза, кажущиеся почти прозрачными, которые смотрели куда-то в пустоту. Растрепанные рыжие волосы, прилипшие к вискам, щекам и шее. В конце-то концов, как он мог не любить того, кто согласился выносить его детей? Это был невероятно прекрасный опыт для таких, как он — Нагов. Когда в теле Чуи было уже больше десяти яиц, он чувствовал себя слишком полным и растянутым, даже когда другой уже вытащил свои члены из него и просто держал его на руках, укачивая. Он почувствовал, как Дазай обтирает его тряпкой, так как он не хотел, чтобы его малыш чувствовал хоть малейший дискомфорт. Рыжик слабо застонал, ворочаясь, хныкая и кусая губы. И плач, и такое большое количество оргазмов так сильно утомили его, что он с трудом даже мог пошевелиться. А уж набитый яйцами живот…. Поэтому Чуя расслабился, позволяя убирать себя, и довольно вздохнул, тихо мяукая, когда его обвили теплые сильные руки, затягивая в крепкие объятия. Он закрыл глаза, полностью расслабляясь. Он почувствовал руку на своем животе, и слабо застонал, уже засыпая, когда она помассировала его. Он неосознанно прижимается к своему возлюбленному, дыша мягко и ровно. Пожалуй, он полностью счастлив.