***
Когда Чуя оказался полным яиц Дазая, он знал, что тот станет волноваться. В конце-то концов, когда на твоем попечение полностью слепой хрупкий человек, он и так сам по себе является довольно беззащитным и уязвимым, ведь его в принципе легко может убить кто угодно. Все-таки, хоть Накахара и научился со временем прекрасно ориентироваться на свой слух, но тот был не настолько острый, как у животного. А, следовательно, рыжик все равно оставался очень уязвимым. А уж после того, как он Чуя оказался полным яиц, которые в него отложил Осаму… Не удивительно, что шатен стал волноваться о своем мальчике еще больше, ведь несмотря на то, что он был довольно самостоятельным и прекрасно изучил гнездо Нага, ориентируясь на слух и на все остальные чувства, кроме зрения, он все еще был слишком хрупким и уязвимым. Неудивительно, что Дазай постоянно находился рядом с ним, оберегая своего рыжика и помогая ему. Разумеется, иногда Осаму все-таки приходилось отлучаться, когда он хотел принести еды, воды или какое-то украшение, которое прекрасно подойдет его паре, но мужчина все равно старался далеко не уходить. Чуя же такой нежный, хрупкий, слабый и уязвимый… Что будет, если его кто-то найдет в таком беспомощном состоянии, когда он только и сможет, что свернуться в клубок и защищать живот руками? Разве он может позволить, чтобы его прелесть кто-то обидел? Он уничтожит каждого, если кто-то попробует сделать это. Дазай каждый раз слишком сильно переживал, когда ему приходилось оставлять своего мальчика в гнезде и уползать за добычей, ведь Одасаку и Анго, которые раньше сидели с его мальчиком, отправились в путешествие в другую страну несколько недель назад. Акутагава, которого он мог бы попросить посидеть с Чуей, был занят разборками с оборотнем-тигренком Ацуши, и никого кроме него не замечал. Зато на помощь приходила молчаливая нимфа Гин, но даже она не всегда могла сидеть с Накахарой, ведь у нее были свои разборки с наглыми захватчиками ее территории, которые пытались вырубить деревья, которые принадлежали ей. Люди были слишком наглыми, шумными, а еще ужасно и резко пахли. Ни один человек не нравился им. Ну, разумеется, кроме молчаливого, тихого и жизнерадостного Чуи, который стал всеобщим любимцем. Наверное, Осаму не стоило вспоминать, сколько именно его друзей мифических существ грозились убить его с той или иной степенью кровожадности, когда они узнали, что он опорочил невинного и чистого рыжика и наполнил своими яйцами. Шатен даже слишком сильно ревновал свою пару к ним, хотя и понимал, что это глупо. Практически для всех его мальчик — это все еще невинный и чистый ребенок, ведь ему всего семнадцать лет. Каждое мифическое существо живет куда дольше двухсот лет. Даже сам Наг на тот момент, когда встретил, Чую, прожил почти семьдесят лет. И он совсем не знает, что будет делать, когда его очаровательный малыш умрет и оставит его одного. Он понимает, что это глупо, ведь Накахаре все еще всего семнадцать лет, а значит, у него вся долгая жизнь впереди, но он все равно не может избавиться от ощущения надвигающегося неминуемого рока. Что он будет делать, когда его Чуя просто покинет его и уйдет? Что он будет делать, когда у него останутся только воспоминания? Что он будет делать, если это самое очаровательное существо на свете просто… исчезнет, ничего не оставив после себя? Он безумно боится того, что его мальчик однажды оставит его в одиночестве. Что он будет делать без него? Но, несмотря на все свои мрачные мысли, Дазай старался смотреть на дальнейшую жизнь оптимистично, ведь у них еще так много времени будет вместе… Осаму довольно жмурится и утыкается Чуе в изгиб шеи, с жадностью втягивая его аромат и поглаживая рукой большой округлый живот. Накахара во сне довольно выдыхает и ерзает, машинально переплетая их пальцы. Каждый раз шатен чувствует невероятный прилив нежности, когда смотрит на своего хрупкого и чудесного рыжика. Разве он мог знать, что однажды получит в свое распоряжение такое сокровище? Чем он вообще заслужил такую прекрасную пару? Он никогда и никому своего мальчика не отдаст. Чуя носил эти яйца в себе уже почти месяц. Для того, чтобы эти яйца полностью созрели, должно было пройти как минимум четыре-пять месяцев. А значит, рожать (откладывать?) их Накахара должен был примерно на свое день рождение, когда ему исполнилось бы восемнадцать лет. Рыжик с нетерпением ждал этого момента, поглаживая свой большой и раздутый живот, прислушиваясь к ощущениям внутри. Вообще, сами по себе яйца были небольшими, но при этом они были достаточно тяжелыми (на самом деле очень тяжелыми), поэтому он почти не мог ходить самостоятельно, предпочитая, чтобы его на руках таскал Дазай. Разумеется, если бы в Чуе было около пяти яиц, он бы, может быть, и смог довольно бодро бродить по своему дому. Вот только дело было в том, что в нем было двенадцать яиц — вес почти в шестьдесят килограмм, что, разумеется, не добавляло ему легкости. Чуя старался не капризничать, но ему было жутко неудобно. Он не мог спать самостоятельно, потому что ему было чертовски неудобно. Теперь чаще всего он засыпал на руках Дазая, которые тот еще оборачивал своим хвостом, делая своеобразную удобную люльку. Если Накахара старался ходить самостоятельно, то его шатало из стороны в сторону, а на низ живота будто давил тяжелый камень, от чего становилось очень больно. Именно поэтому почти все время рыжик проводил на руках Осаму, который умудрился сделать так, чтобы ему было полностью удобно. Правда, в таком неудобном и болезненном положении были и свои плюсы. Во-первых, он сделал шатена счастливым. Во-вторых, скоро он родит своих собственных детей (интересно, они будут хоть немного похожи на него?). А в-третьих, количество еды, которую он поглощал, не увеличилось — а это значило, что если он раньше ел, как птичка, то и продолжает есть, как птичка. Однако, пожалуй, самым странным моментом в этой беременности яйцами было то, что для того, чтобы они полностью созрели, их на протяжении нескольких месяцев — весь срок беременности — периодически нужно было напитывать спермой. Чуя очень волновался, ведь он переживал и за себя, и за яйца (как ни странно, он их уже полюбил даже несмотря на то, что эта мысль была довольно-таки дикой), но он бесконечно доверял Дазаю. Именно поэтому он не сопротивлялся в первый раз, когда тот медленно и аккуратно растягивал его, после чего также медленно и аккуратно вводил свои члены по очереди, чтобы не навредить ему. К счастью, Осаму не собирался его трахать на них, ведь это могло повредить яйцам, но Накахара тогда несколько часов просидел на членах, придерживаемый надежными и теплыми руками, пока в него кончали, пропитывая изнутри спермой, чтобы полностью покрыть яйца. Он сам кончил несколько раз, под конец просто вырубившись от сильного, почти что нестерпимого блаженства. После этого он не сопротивлялся, когда тот примерно четыре раза в неделю вставлял в него свои члены. Со временем рыжик научился даже есть, спать или читать в таком положении, чувствуя, как ненадолго его живот раздувается еще сильнее, а снизу капает густая сперма. А потом этому наглому шатену в голову пришла великолепная идея, что члены из своей пары он вообще может не вынимать. Так было только один раз, но тогда он просидел на них почти двое суток, не в силах слезть, потому что Дазай отказывался его снимать, после чего устроил тому истерику, и Наг перестал экспериментировать. Чуя иногда ругался на Осаму, но он всерьез не мог сердиться на этого шатена. В конце-то концов, тот был настолько в восторге от мысли о том, что Накахара, его пара, полон его яиц и носит его детей… Ну разве может рыжик серьезно сердиться на него? Ради того, что они создадут свою собственную крепкую семью, Чуя думает, что можно потерпеть гораздо большие неудобства. В конце-то концов, возможно, когда-нибудь он согласится еще раз понести яйца от Дазая. Возможно, но это не точно. Чуя готов признаться в том, что абсолютно счастлив.***
Когда Одасаку и Анго возвращаются с другой страны, где были по делам, Сакагучи Оде все мозги промыл на тему того, что нельзя было бросать ситуацию Чуи и Дазая на самотек. В конце-то концов, Накахара такой невинный и обворожительный, и даже слепому (только не рыжику) станет заметно, что Осаму безумно влюблен в него. От того, что они с детства видят этого хрупкого и слабого человека, они чувствуют ответственность за него. В конце-то концов, если бы не их мудрые советы, мальчик точно бы погиб от холода или голода. Все-таки, шатен абсолютно не приспособлен к тому, что называется воспитанием детей. — Надо было их как-то изолировать друг от друга! — возмущенно выговаривает вампир бредущему рядом огромному волку, который смотрит на него с изрядным скептицизмом в голубом взоре. — Что? Говоришь, не получилось бы? Я и сам знаю, что Дазай одержим Чуей, но если бы мы сказали, что это для блага мальчика, то… — Пф. — волк фыркает и закатывает глаза, словно хочет показать всю степень своего неверия. — Согласен, это было бы сложно. Но мы могли бы хотя бы попытаться! — недовольно фыркает шатен, качая головой, а потом замирает, недоверчиво глядя на друга. — Думаешь, это было бы совсем бесполезно? Ну… А если мы прийдем, и Чуя полон его яиц? А если он после этого Дазая возненавидит? А если… — Стоп. — Ода все-таки стал человеком и жестом руки остановил словоизлияния Сакагучи, устало вздыхая и качая головой. — Я понимаю твое недовольство, так как я сам испытываю нечто подобное. Чуя действительно слишком хрупкий и слабый, но… Дазай, конечно, себе на уме, но я не думаю, что он пошел бы против воли своего сокровища. Если Чуя и полон яиц, то только потому, что сам этого захотел. — Он же благодарен Дазаю по гроб жизни, а тот этим пользуется! — Не скажи. Если бы Чуе это было действительно противно, тот бы не посмел пойти против воли своего мальчика. Ты же помнишь, как он его любит, верно? — Эм… Ну, я согласен. — вздыхает Анго, немного успокаиваясь. — Но тебе-то самому не страшно увидеть то, что произошло? — Ну… Да нет. Думаю, все хорошо. — смеется Сакуноске, качая головой. — Даже если Дазай отложил в Чую свои яйца, разве это плохо? Или ты считаешь, что тебе еще слишком рано становиться дядей? — Да! Потому что мне всего пятьсот! — Хм… А мне вообще всего сто пятьдесят, но я же молчу. Друзья еще поспорили несколько мгновений, а потом, не сговариваясь, ускорили бег. В конце-то концов, им слишком интересно, что за месяц их отсутствия случилось дома. Да и за Чую, каким бы Дазай не был благоразумным, они все-таки волнуются. Вот уж точно, пленил прекрасного ангела хитрый и изворотливый дьявол, который готов ради своей пары на все. Интересно, сам Накахара вообще знает, каким жестоким и хладнокровным Осаму на самом деле может быть? Едва ли, в конце-то концов шатен очень тщательно скрывал от своего рыжика свои не самые хорошие черты характера, превращаясь из жестокого, смертоносного и хладнокровного мудака в мягкого, пушистого, заботливого, пусть и немного легкомысленного, мужчину. Оба друга Нага, которые знали его на протяжении многих лет еще с тех пор, как тот только появился на свет, просто удивлялись тому, что с ним творила любовь. Едва ли сам Чуя даже догадывался о том, что та поляна, где они его впервые нашли, была полна человеческих костей, потому что использовалась, как место жертвоприношения им, монстрам, чтобы они не выходили из леса и не нападали на простых жителей. Оба, не сговариваясь, вспоминают радостно улыбающегося рыжика, который удобно восседает на руках у Дазая и обнимает его за шею, и считают, что его слепота это величайшее благо. Когда тот был малышом и оказался на той поляне, он не мог ничего страшного увидеть, и испугался только потому, что остался в одиночестве. Да, слепота Чуи, как бы это цинично не звучало, это действительно величайшее благо для них всех. Особенно для Осаму, который за прошедшие годы одиночества чуть не сошел с ума без своей пары даже несмотря на то, что Ода и Анго старались навещать его как можно чаще. И Сакуноске, и Сакагучи сильно волновались, когда подходили к гнезду Дазая. Они искренне надеялись на то, что для обоих все разрешилось как можно лучше, ведь за проведенные вместе годы, когда они смотрели за тем, как Чуя постепенно подрастает, постоянно сидя на руках у Осаму или цепляясь за них, когда шел, они привязались и полюбили этого веселого и жизнерадостного мальчика. Да и как его было не полюбить, когда он делал их друга абсолютно счастливым? Именно поэтому они волновались и беспокоились, потому что им не хотелось, чтобы ни один из их друзей чувствовал печаль или грусть. И даже несмотря на их мысли, что шатен не стал бы принуждать Накахару ни к чему, они не могли полностью убедить себя в этом. Наверняка они успокоятся после того, как своими глазами увидят, что оба их друга абсолютно счастливы и довольны. — Хей, ребята, вы вернулись! — радостно закричал Дазай, который удерживал на руках немного недовольного Чую, который дулся. Накахара скрестил руки на груди, хотя уже спустя мгновение улыбнулся и кивнул, хотя и не мог их видеть. — Здравствуйте. Надеюсь, ваше путешествие прошло хорошо. — улыбнулся он, машинально поглаживая свой большой живот, от которого ни Ода, ни Анго не смогли отвести взгляд. На рыжике была просторная белая юката, которая подчеркивала его внешнюю хрупкость и яркость, а также округлившийся живот, при этом не мешая его комфорту и свободному движению. Осаму тут же недовольно зашипел, усиливая хватку на Чуе. Несмотря на то, что он понимал, что его друзья ничего делать не будут, чтобы навредить его мальчику, его инстинкты буквально кричали уберечь свою пару любой ценой. — Осаму, осторожнее! — Прости-прости, малыш. — немного расслабился шатен, хотя машинально и продолжал сверлить немного удивленных друзей внимательным и напряженным взглядом. — Успокойся, Дазай. Ты же знаешь, что мы не будем вредить. — успокаивающе вскинул в сдающемся жесте руки Сакуноске. — Да, вы тоже простите. Ничего не могу с собой поделать. — вздохнул Осаму, качая головой. — Он уже месяц параноит. Как я… ну… — Чуя неловко пожал плечами, оборачивая руками живот и ерзая, чтобы поудобнее устроиться на руках мужчины. — Так он и… волнуется. Он теперь, даже когда на охоту уходит на полчаса, не оставляет меня одного. Со мной либо Гин, либо Акутагава, либо Ацуши. Кстати, чудесный мальчик. — никто из них не стал уточнять, что «чудесный мальчик» старше самого Накахары как минимум лет на сорок, если не на все пятьдесят. — В общем, можете поздравить нас, мы скоро станем… ммм… папами, да? — Конечно, малыш. — мгновенно соглашается Дазай, целуя свою прелесть в шею, от чего тот захихикал и поежился. А потом мгновенно переключился на немного все еще шокированных всеми изменениями друзей. Конечно, они в шутку предполагали подобное, но, если честно, думали, что Осаму подождет еще годика три-четыре, а тут… — А у вас как дела? — О! Великолепно. — медленно начал говорить Одасаку, все еще переваривавший произошедшее, пока Анго согласно кивал. — Мы побывали в Айдении и…***
К тому моменту, когда его срок беременности приближался к своему логическому завершению, Чуя все больше времени проводил сидящим на членах Дазая, читая или спя. Разумеется, Осаму уже не нужно было так сильно пропитывать своего мальчика изнутри, ведь яйца уже почти созрели, но он старательно растягивал Накахару, не давая его мышцам вернутся к изначальному состоянию, так как он не хотел, чтобы рыжик чувствовал боль, когда будет рожать. И, несмотря на то, что тот был этому не особенно доволен, он слушался шатена, потому что довольно сильно волновался насчет своих родов. А значит, готов был выполнять рекомендации Нага, если тот гарантировал, что те пройдут проще и быстрее. Это был день, когда Чуе должно было исполниться восемнадцать лет. Однако, также это было тот день, когда он должен был предположительно родить. Именно поэтому к нему с самого утра то и дело прибегали друзья и знакомые, дарили подарки, целовали в щеку или просто желали удачи (самые трусливые, когда Дазай прожигал их ревнующим взглядом), после чего убегали, оставляя их в одиночестве. К счастью, подобное длилось всего пару часов, после чего с десяти утра их все оставили в покое. Даже Ода и Анго, которые хотели поддержать друзей, были настойчиво выдворены погулять волнующимся Осаму, который не хотел подпускать к своему рыжику, когда тот будет рожать и полностью уязвим, совершенно никого. И несмотря на то, что его мальчик ворчал на него за то, что шатен довольно грубо обошелся со своими друзьями, которые так много сделали для них, он все-таки согласился со своей парой. Какое-то время Чуя просто расслаблялся в руках Дазая, аккуратно ворочаясь с бока на бок, потому что ему все никак не удавалось принять удобную позу даже несмотря на то, что Осаму ему помогал. Накахара ерзал и хныкал, чувствуя в теле что-то странное. Он прислушался к себе, но внутри ничего не происходило, поэтому он позволил себе расслабиться и задремать, приняв более-менее удобную позу в теплых надежных руках. Рыжик чувствовал сквозь дрему, как Осаму раздевает его и массирует рукой его живот, аккуратно прощупывая его внутренности. Потом эта рука с живота исчезла, раздался щелчок, который он уже слышал, когда открывалась баночка со смазкой, после чего к его сжатому колечку мышц приставили смазанный палец, медленно толкая его внутрь. — Осаму, что ты?.. — испуганно спросил он, мгновенно проснувшись. — Чш-ш-ш… Не волнуйся, еще ничего не началось. Просто тебя нужно растянуть перед этим, чтобы тебе не было больно, хорошо? — Д-да… — робко кивнул Накахара, кусая губы. Несмотря на то, что он очень волновался, он расслабился, так как полностью доверял шатену. Растяжка была медленной и осторожной. Дазай аккуратно двигал пальцами внутри него и дразнил простату Чуи изнутри, надавливая на нее до тех пор, пока тот не кончил, простонав. Однако, Осаму не остановился, продолжая толкать пальцы внутрь рыжика, пока тот не кончил второй раз, выгнувшись. — А теперь будь послушным мальчиком, хорошо? Как всегда посидишь на моих членах, ладно? — мурлыкает ему на ухо шатен, отчего Чуя бездумно кивает, ощущая в себе невероятную потребность ощутить в себе то, что прогонит его пустоту. Он стонет и мяукает, подрагивая, когда Дазай, аккуратно соединяя две головки своих членов, разом медленно и аккуратно входит в него. Накахара вскрикивает и кончает, ощущая долгожданную заполненность, после чего цепляется за плечи Осаму. Он чувствует, как члены внутри него пульсируют, и ничего не может с собой поделать, когда снова кончает, захлебываясь в слезах. — Ну-ну, малыш, успокойся. Просто расслабься и сиди. Рыжик бездумно кивает, стараясь как можно удобнее умаститься на сильное и горячее тело под ним, даже несмотря на то, что его живот ему немного мешает. Он чувствует, как его подхватывают сильные руки, и это последнее, что он чувствует, прежде чем проваливается в сон. Чуя просыпается, когда внезапно чувствует сильную боль в животе и сразу же распахивает глаза, беспокоясь. Одно из яиц сломалось? Что случилось? В то время как Накахара паникует в своих мыслях, Дазай кладет руку ему на живот, аккуратно ощупывая его. Он радостно напевает приятным голосом, когда аккуратно снимает своего мальчика со своих членов, после чего сильнее переворачивает его и прижимает к своей груди спиной, широко расставляя тонкие ноги рыжика. — Осаму? — Все хорошо, Чуя. — выдохнул шатен, медленно прижимаясь губами к шее своего мальчика, чтобы укусить его за нее. — Что ты?!.. — Это афродизиак. Когда ты будешь рожать и выталкивать яйца из себя, тебе совсем не будет больно, обещаю. Он с удовольствием смотрит на то, как его Чуя дергается и стонет, когда из него медленно выходит первое яйцо, а потом он начинает тужиться, чтобы вытолкнуть второе. Лицо Накахары потное и покрасневшее, по щекам текут слезы удовольствия, а губы сухие и искусанные, налившиеся ярко-красным, к вискам и шее прилипли мокрые рыжие прядки. Дазаю кажется, что перед ним сам бог. Возможно, так и есть, ведь его мальчик такой красивый и чистый… Чуя уже не сдерживается и громко стонет от удовольствия и блаженства каждый раз, когда из него выходит очередное яйцо. Когда последнее яйцо покидает его, он чувствует себя таким легким и воздушным, что, ему кажется, он сейчас улетит. Осаму крепко обнимает его и прижимает к себе, укачивая до тех пор, пока тот не заснул, полностью вымотанный произошедшим. Шатен довольно выдыхает и оборачивает хвост вокруг своего мальчика и яиц, чтобы защитить их всех. Он смотрит на живот пары и чувствует разочарование, потому что он такой… плоский и пустой. Не порядок. Интересно, что скажет Чуя на идею о том, чтобы он снова заполнил его яйцами под завязку?