***
Чуя не понимал, когда именно его жизнь пошла по пизде. Он был обычным среднестатистическим студентом, хотя и закончил школу куда раньше своих сверстников. Учился на врача-ветеринара, и… был омегой. Это он тщательно скрывал, маскируясь под бету, глотал блокаторы пачками, больше всего на свете опасаясь, что кто-то узнает про его настоящий пол. Дело в том, что из-за какого-то сбоя в эволюции, мужчин-омег становилось все меньше, так как в основном те были альфами и бетами, а женщины-омеги становились все более частым явлением. Разумеется, особой роли не играло, ты мужчина-омега или женщина-омега. Все омеги, независимо от их пола, всегда должны были подчиняться альфам и бетам. Не важно, хочешь ты или нет, таков был закон этого общества. Омеги были не больше, чем разменной монетой. Их не любили, их не ценили, даже несмотря на то, что только они могли дать потомство. Их считали самой низкой ступенью эволюции, так как они были слабы, податливы и покорны. Впрочем, они были такими, потому что их воспитывали в таком ключе. Чуе же повезло, что его мать и отец, когда узнали, что он — омега, не отвернулись от него, потому что безумно любили. Они воспитывали его собранным, смелым, решительным и добрым. Они учили его давать сдачи и никогда не прогибаться под кого-либо, хотя и советовали проявлять здоровую осторожность. Он взял у своих родителей лучшее — начиная от яркой внешности и заканчивая характером. Жизнь Накахары была идеальна и спокойна, пока не произошло то, что навсегда изменило спокойное и привычное бытие. Как говорится, благими намерениями выстлана дорога в ад… Когда он поздно вечером, возвращаясь с занятий из колледжа, наткнулся на истекающего кровью взрослого мужчину лет тридцати — судя по всему, бету — он, недолго думая, кинулся ему помогать. Мужчина, который оказался просто неподъемным и был его выше на целых две головы, сначала напрягся, но увидев, что перед ним простой человек, успокоился и позволил себе помочь. Опустим тот момент, сколько именно Чуя уговаривал его прежде опустить пистолет и не стрелять, потому что он всего лишь хочет помочь. Тогда рыжик не думал ни о том, что тот его мог легко пристрелить, ни о том, что тот может сделать что-то еще более страшное. Для Накахары было главное, чтобы он мог помочь этому человеку. Пусть тот и мафиози (оружие, одежда и присущий запах), но это же не значит, что он должен вот так умереть, истекая кровью. В конце-то концов, врач он или не врач? И плевать, что ветеринар-недоучка — это не совсем тот, кто должен оказывать первую помощь. Ну честное слово, не скорую же вызывать? Та приедет, а потом позвонит в полицию. Оно Чуе надо? Вот именно, тот абсолютно точно уверен, что нет, не надо. Чуя вообще удивлялся, как он смог доволочь эту тяжесть до своей квартирки, благо что та располагалась на первом этаже. Конечно, сам мужчина активно помогал ему, самостоятельно перебирая ногами и почти не опираясь на очень хрупкого с виду Накахару, но это все равно было очень тяжело. Рыжику потребовалось около минуты, чтобы кое-как нащупать ключи в своем рюкзаке и открыть дверь. Он еще никогда так не радовался, что его квартирка настолько маленькая. В конце-то концов, любое помещение на расстоянии в несколько шагов — он на спальню и ванну. — Ну… Чувствуйте себя, как дома. — пробормотал омега, хотя и понимал, что это звучит на редкость странно. Впрочем, мужчина уже был почти в отключке из-за кровопотери и лихорадки, так что едва ли обратил внимание на это. Дальнейшая эпопея достойна отдельного упоминания. Впрочем, все было куда проще и банальнее. Чуя снял с мужчины пиджак и порванную рубашку, про себя чуть ли не пуская слюни на эту рельефную мускулатуру и пресс, после чего аккуратно промыл раны водой. А потом нежно и профессионально, насколько смог, вытащил пули и зашил самые глубокие ранения (мужчина оказался на редкость стойким и молчаливым, или уже был в обмороке от болевого шока). А потом обработал раны, после аккуратно перевязав их бинтами. Потом он медленно с трудом перетащил эту шпалу на кровать, надсадно покряхтывая, после чего уложил его на нее. Штаны он не трогал, зато ботинки с ног стащил, после чего частично накрыл найденыша (смешно звучит) одеялом и ушел закидывать вещи в стиральную машинку. Конечно, разодранную рубашку всю в крови это едва ли спасет, но он должен хотя бы попытаться. В конце-то концов, ни одна его вещь на этого мужчину не налезет! Быстро прибрав следы крови в ванне, Чуя сбегал вниз, чтобы проверить, оставил ли его незваный гость после себя какую-то зацепку, и притащил изгвазданный черный плащ, который, явно, все-таки можно было попробовать спасти. В конце-то концов, красное на черном не видно, а значит, что-то да можно придумать. Накахара все еще думал, зачем он это сделал, ведь не хотел встревать в мафиозные разборки даже несмотря на то, что жил в опасном и криминальном районе. В итоге, так и не понял, зачем влез. Ну не выгонять же уже отрубившегося гостя теперь на улицу, верно? Омега тоскливо вздыхает и решает, что хуже уже быть не может. Знал бы он, как ошибался…***
За последние пару суток, Чуя умудрился проклясть мужчину уже не один десяток раз. Если поначалу у того все было более-менее нормально, то к утру у него поднялась температура, и началась лихорадка. Он метался по пропитанным от пота простыням и тяжело дышал. Отказывался есть и пить. Успокаивался только тогда, когда Накахара выпускал своей омега-аромат. Выяснилось это совершенно случайно. Когда рыжика окончательно достало все происходящее, он просто психанул, про себя матерясь. Вот не зря его называли матерью Терезой… Ну нахрена он припер этого к себе, а?! Уже бы давно истек кровью и был бы хладным трупом, так нет же! Чуе больше всех надо! Чуя уже встрял! Омега уже слышал шепотки по районам, что пропала Правая рука нынешнего Босса Портовой мафии, которая недавно участвовал в перестрелке. Причем, его тела не нашли, а значит, возможно, тот жив и просто где-нибудь отлеживается. Получив примерную картину произошедшего и внешность Правой руки, Чуя легко сложил два и два. Ему ведь жилось так мирно и спокойно… Так нахрена он к себе эту головную боль притащил?! Впрочем, несмотря на то, что Накахара материл этого человека всеми возможными словами, его действия шли в абсолютный разрез с его размышлениями. Рыжик действовал так нежно и осторожно, с такой лаской протирал потное тело, так аккуратно клал тряпку на горячий лоб, так мило улыбался, не в силах сдержать. Омега не знал, что с ним творилось. Возможно, это просто инстинкты взыграли, которые наконец-то нашли нуждающегося, которому необходимы были любовь и забота. И плевать, что этот мужчина скорее всего старше самого Чуи на добрых лет двенадцать, если не на все пятнадцать. Потребовалось еще пара дней, прежде чем мужчина медленно, но верно пошел на поправку. Накахара не забудет его недоуменно округлившихся глаз, когда он увидел невысокого рыжего подростка в розовом фартуке, который, весело насвистывая, готовил ему рисовую кашу на молоке. Дазай уже было потянулся за пистолетом, но тут же обнаружил, что предусмотрительный малец его куда-то спрятал. — О! Вы наконец-то очнулись! — радостно тем временем как ни в чем не бывало заявил тот, радостно улыбаясь и грозя ложкой, когда шатен, подорвавшись с места, тут же охнул и зашипел, снова откидываясь на подушку. Хоть Осаму и мог терпеть боль, но он ее не любил, и предпочел бы обходиться без нее. — Кто ты? — напряженно спросил мужчина, сверля Чую настороженным взглядом. Тот закатил глаза и упер руки в бока, встряхивая длинными рыжими прядями, чем мужчина невольно залюбовался, тут же рассердившись на себя за это. — Неужели вы забыли своего спасителя? — вопросил Накахара, патетично складывая руки на груди. — А если еще проще, то я возвращался из колледжа и нашел вас в подворотне, истекающим кровью. Почему-то не бросил и притащил сюда, после чего начал выхаживать. Кстати, вы очень упорно пытались отправиться на тот свет. Если бы не мой опыт в лечении подобных вам, у вас это бы вполне получилось. — Так ты врач? — красиво изогнул бровь шатен, ехидно обводя хрупкого и низкого Чую насмешливым взглядом. — А не маловат ли ты для этого, малыш? — Между прочим, именно благодаря этому малышу вы выжили! — фыркнул тот, скрещивая руки на груди. Он положил кашу в тарелку, сунул туда ложку и поставил все это на поднос, чтобы донести до своего пациента. — Ешьте, и проваливайте. — А повежливее, господин доктор? — ехидно произнес Дазай, невольно принюхиваясь к запаху мальчика и стараясь учуять, кто он. Его инстинкты буквально вопили, требуя присвоить наглеца себе, и тот никак не мог понять, почему те требуют себе бету. — Пожалуйста, ешьте, мистер, и проваливайте! — фыркнул Накахара, снимая с себя фартук и вылетая в ванну, чтобы принять новую таблетку и притащить гостю его уже высушенную и тщательно зашитую одежду. Для обоих будет лучше, если шатен свалит как можно раньше. — Кстати, как вас зовут, нежданный пациент? — кричит Чуя из ванной, копаясь в сушилке. — Цусима Шууджи. — раздается голос в ответ. Накахара замирает и приподнимает бровь в растерянности. Разве его не должны звать Осаму Дазай? Он ошибся, или тот просто назвал ему вымышленное имя? Вполне возможен второй вариант, потому что едва ли такой знаменитый мафиози, как Правая рука Босса Портовой мафии, станет называть свое имя первому встречному, пусть даже тот спас его. Чуя игнорирует горький укол боли где-то в сердце. — Ну, вы поели? Думаю, вы набрались достаточно сил, чтобы уй… ти. — заканчивает Накахара, растерянный из-за того, что предположительный страшный и ужасный мафиози так недальновидно заснул в его постели (снова, между прочим!), завернувшись в теплое одеяло, как в гнездышко. Рыжик тяжело вздыхает и качает головой, оставляя аккуратно сложенные вещи на тумбочке рядом с кроватью и уходя на кухню, чтобы приготовить себе ужин. Сам он терпеть не мог молочную кашу, поэтому та, как только Дазай уберется отсюда, полетит в помойку. Омега наскоро делает себе несколько бутербродов и чай, после чего ставит их на поднос и уносит к столу в своей комнате, где обычно делает уроки. Конечно, поначалу присутствие Осаму его здорово напрягало, но со временем он смог к этому более-менее привыкнуть. Он с довольным вздохом забирается с ногами в кресло и утыкается в конспекты, машинально то прихлебывая чай, то откусывая от очередного бутерброда. Чуя чувствует себя параноиком от того, что ему кажется, что Дазай за ним следит. Конечно, это не так. Тот сладко спит и сопит в обе дырочки. В конце-то концов, ни один человек, если он, конечно, не робот, не может настолько правдоподобно изобразить сон, если он при этом не спит. Накахара мотает головой и углубляется в расчеты, краем сознания ставя отметку, что после того, как Осаму от него уберется, ему нужно будет срочно поменять жилье. А значит, снова поиски и полнейшая неопределенность. Возможно, Ширасе на время приютит его у себя? Было бы неплохо. Рыжику не хотелось бы, чтобы такой опасный человек, пусть только и предположительно, знал о месте, где он живет. Через два часа бдения, когда стрелки начинают подбираться к двенадцати часам ночи, а учеба больше походит на игру «не засни или проиграй», омега все-таки откладывает конспекты в сторону и встает, с довольным стоном потягиваясь и хрустя всеми косточками. Он моет посуду, быстро принимает душ, чистит зубы, переодевается в любимую пижаму, состоящую из коротких шорт в розовое сердечко и простую белую футболку до середины бедра, после чего, позевывая, медленно шлепает в комнату, попутно выключая свет. А потом уже привычно забирается под одеяло, прижимаясь к горячему сильному телу. Поначалу это Чую дико бесило и нервировало, но он ничего не мог поделать с тем, что мужчина просто отказывался засыпать или успокаиваться, если Накахары не было рядом. И пускай последнего это здорово напрягало, но ему было проще пойти на поводу у этой шпалы, чем слушать всю ночь, как тот возится. К тому же, квартира рыжика очень маленькая, и кровать там только одна. Даже дивана нет. Серьезно, не в ванной же ему спать или на табуретке, верно? Уже в полудреме омеге показалось, что его талию обвивают сильные руки, притягивая к себе, от чего в его задницу упирается очень даже крупная (очень крупная) «заинтересованность». Впрочем, Чуя не нашел в себе силы оттолкнуть его, так как полностью был вымотан произошедшим и учебой. Ему хотелось только спать. И если тот оставит его от этого в покое, то пусть лапает. — Ты так вкусно пахнешь, сладкая омега… — раздался над его ухом томный голос, а чужая лапища по-хозяйски забралась под футболку, проводя по животу и скручивая розовый бутон соска. Чуя выгнулся и не мог не застонать, невольно подаваясь. Он с ужасом почувствовал, как между ног стремительно становится мокро, а тело опаляет нестерпимым жаром, которого он до этого ни разу не чувствовал. Странно… Почему течка началась именно сейчас? Разве до нее еще не две недели? — Такой теплый, нежный и податливый… Готов поспорить, что я буду у тебя первым и последним. Накахара охает от резкой боли в животе, но все равно старается отползти, хотя не находит в себе сил оторваться от горячего сильного члена, который наверняка так прекрасно заполнит его пустоту и… Нет, Чуя, не о том думаешь! Рыжик трясет головой, стараясь выкинуть туман из мыслей, который заставлял его действовать в угоду инстинктам, но это было сильнее него. Омега выгибается и несдержанно стонет, когда сильное тело альфы нависает над ним, довольно ведя губами по запаховым железам, чтобы уже мгновением позже впиться в нее сильным укусом, оставив метку. — Вот так, теперь ты мой, малыш… — хрипло смеется Дазай, нетерпеливо стаскивая с хрупкого тела под ним вещи, чтобы открыть себе вид на прекрасную картину под ним. Ммм… А этот рыжик еще горячее, чем он себе представлял. Маленькая сладкая и чистая омега, чье девственное тело он сейчас присвоит себе… А прекрасный персиковый аромат… ммм… Он довольно усмехается и толкает в рыжика один палец, чтобы начать растягивать. Впрочем, спустя уже несколько секунд он толкает туда сразу два пальца, нетерпеливо растягивая тугие жаркие стеночки, ведь ему так сильно хочется ощутить их давление на своем члене… Чуя краснеет и хныкает, когда его приподнимают на руки и широко разводят ему ноги, пристраивая над очень большим членом. Он неуверенно посматривает в карие глаза, придерживаясь за плечи и хныкая от нетерпения. Потребность почувствовать член в себе настолько огромна, что ему кажется, что он сам накинется на альфу, если тот наконец не окажется в нем. Дазай начинает медленно опускать Накахару на свой член, буквально натягивая того на него. Он несдержанно стонет и матерится, ведь рыжик внутри так девственно узок даже несмотря на растяжку… Осаму напоминает себе дать омеге время привыкнуть, а не сразу начать грубо вколачиваться в податливое хрупкое тело, что хочется сделать просто нестерпимо. Чуя выгибается и стонет, принимая в себя сантиметр за сантиметром орган альфы. Это не больно, а скорее неприятно, хотя с каждым мгновением он все больше ощущает так необходимую ему заполненность, без которой он, кажется, сошел бы с ума. Он думает, что его просто разорвет на пополам, хотя это совсем не так, ведь член прекрасно помещается в нем, хотя Накахаре и кажется, что он просто треснет. Рыжик тяжело и поверхностно дышит, судорожно сжимая руками плечи альфы под ним, который благородно не двигается. Омега кусает губы и охает, немного ерзая, чтобы проверить, что ему не больно. — Ха!!! — Чуя не успевает понять, комфортно ему или нет, потому что Дазай, который и так сдерживался из последних сил, окончательно слетает с катушек. Он резко толкает бедра вверх, одновременно опуская омегу до упора, отчего Накахара несдержанно кричит, выгибаясь и чувствуя вспышку невероятного удовольствия. Рыжик чувствует, как Осаму быстро и сильно двигается в нем, постоянно попадая по простате и не пытаясь подстроить темп под него. Так об этом шептались девушки-омеги, заявляя, что с альфами просто невероятно? Чуя судорожно дышит, слабо мяукает и стонет, ощущая нестерпимо сильные толчки, словно шатен собирался вытрахать из него всю душу. — Ах!.. Ах! — Ты такой узенький и маленький, малыш… — шепчет ему на пламенеющее ушко альфа, пока омега кусает губы и прижимается к нему всем своим телом, стараясь не потерять остатки разума. Если он сейчас… если он сейчас… Чуя чувствует, как член внутри него постепенно начинает расти, становясь все тверже и больше. Он понимает, что будет дальше, но почему-то не испытывает отвращение. Только невероятную необходимость почувствовать узел в себе. А еще ему хочется… Хочется… Он кусает губы, неуверенно качая головой. Он как можно ближе прижимается к теплому и сильному телу, после чего шепчет: — Сделай это, папочка. Он чувствует, как сильное тело под ним закаменело, а член стал еще тверже и больше, хотя казалось бы куда еще, и неуверенно приподнимает голубые глаза, чтобы мгновением позже захлебнуться воздухом. В карих глазах, которые теперь почти черные, столько желания, безумия и жажды… чего-то. Чуя боится понять, чего именно. — Еще… — шепчет Дазай. — А? — Назови… еще раз. — шепчет Осаму, продолжая медленные и сильные толчки, на что каждый раз Накахара стонет, кусая губы и сжимаясь. — Па… папочка… — Еще. — Папочка. — Еще! — Па… — рыжик рыдает от удовольствия, чувствуя, что в него вот-вот вгонят узел и пропитают изнутри. Его человеческая часть в ужасе, а омежья — в восторге. Он чувствует, будто за него говорит кто-то другой, хотя слова не вызывают внутреннего протеста. — Папочка! Папочка! Возьми меня, папочка! Сделай своим! Вгони в меня свой узел, папочка! Пропитай изнутри! Ты же хочешь, чтобы твоя детка принадлежала только тебе, да, папочка? Он кричит и кончает, когда Дазай, особенно сильно толкнувшись и рыкнув, вцепляется ему в бедра до синяков, вгоняя узел и пропитывая изнутри. Чуя несдержанно стонет, мяукает и плачет, потому что узел большой… такой большой… слишком большой… Он чувствует невероятную заполненность и удовлетворенность, хотя ему и больно из-за того, что в его первый раз в него сразу же вставили узел. — Вот так, детка. — довольно шепчет шатен, двигая Накахару на своем узле, пока рыжик снова не кончил, громко простонав. Омега чувствует, как у него округляется живот из-за спермы, и не может не чувствовать радость, хотя уже слишком смутную от усталости. Чуя и сам не замечает, как вырубается. На утро рядом никого не было. Если бы не терпкий одеколон, витающий в воздухе; не запах секса, пропитавший все вокруг; не болящая после всех вчерашних подвигов задница; и не смятые в порыве страсти простыни, Накахара и вовсе бы подумал, что мужчина ему привиделся. Ну и, разумеется, если бы не записка. «Жди, мой сладкий малыш. Помни, что ты мой». — гласила записка. Рыжик закатил глаза и выматерился. Если какого-нибудь омегу это бы и вдохновило, то не его точно. Не после случившегося. Наоборот, четко показало, что ему в срочном порядке нужно сматываться отсюда. Один раз покувыркались, и хватит. Про «розу, которая не для него цвела» можно посокрушаться и потом. Не то чтобы его «роза» хоть для кого-то цвела. С другой стороны, ну не будет же он вечным девственником, верно? А так хотя бы партнер опытный попался, который сделал первый раз для Чуи не таким уж и ужасным. Но и не шибко приятным. Вот это спас на свою голову, называется. — Алло, Ширасе, ты можешь меня ненадолго приютить? — спрашивает омега, на память набирая номер друга детства. Тот живет на другом конце города в довольно элитном районе. А значит, с мафией Чуя в ближайшее время не стал бы пересекаться. Было бы еще желательнее, если бы он переехал в другой город, но и так неплохо. Подальше от мафии и криминальных районов. Именно то, что ему надо.***
Сколько времени он тут уже находится? Чуя кусает губы и вскидывает голову, пялясь в серый потолок коробки, куда его запер Дазай. Поначалу он думал, что он спасет мужчину, и их пути разойдутся. Только сам спасенный, похоже, был совершенно другого мнения. Что четко обозначил в записке. Вот только Накахара сбежал сразу же, взяв только самое необходимое и бросив почти все свои вещи. Чем, собственно, безумно сильно разозлил взрослого и сильного альфу, который уже встретил свою пару и пометил ее. По какому такому пинку судьбы им оказался именно рыжик, неизвестно. Вот Осаму и бросил абсолютно все силы на то, чтобы найти мальчика и окончательно присвоить его себе. Омеге удавалось сбегать от него в самый последний момент. Он даже ради этого учебу бросил, так как ему уже успели рассказать, что им интересуется один очень красивый и представительный шатен. Кто это, Чуя понял сразу. Вот и старался поменьше выходить из дома, почти все время посвятив творчеству. Однако, есть ему все-таки было нужно, поэтому ему иногда приходилось выходить в магазин. В конце-то концов, не может же он питаться воздухом, верно? На выходе из магазина его Дазай и подловил. Окрикнул и, пока Накахара судорожно обдумывал пути отступления, сделал ему какой-то укол. Рыжик отрубился. А очнулся лежащим в подвале на удобной кровати, прикованный за щиколотку к стене цепью, чтобы он не мог сбежать. Впрочем, если бы это было только одно препятствие. Омега уже успел выяснить, что тут как минимум еще две стальные двери, которые открываются по специальной команде. У Чуи просто не было возможности сбежать. Поначалу Осаму просто к нему приходил и разговаривал, пока Накахара молчал, отвернувшись. Потом тому это надоело, и он стал его переодевать в различные наряды и медленно и планомерно доводить до сумасшествия от удовольствия, пользуясь тем, что омега не могла противостоять альфе и его приказу. Рыжик сам себе не мог признаться в том, что с каждым разом секс ему нравится все больше и больше, и он уже сам с нетерпением ждет того момента, когда шатен придет и будет его трахать. Когда он находился рядом с Дазаем, он чувствовал себя таким нежным и любимым, отчего ему совсем не хотелось ни о чем думать. И лишь когда Осаму уходил, он начинал переосмысливать все то, что с ним происходило до этого, и ненавидеть себя за то, что снова поддался этому дьяволу-искусителю. Замок щелкает. Дверь распахивается. Раздаются привычные тихие шаги. Ежедневный ритуал, как по часам. — Ты снова сопротивляешься, малыш? — голос шатена звучит недовольно, и Чуя почти жалеет о том, что расстраивает этого замечательного человека. Он же такой хороший, теплый, любящий. Он же так за него переживает… Накахара мотает головой и кусает губу, чтобы не дать своей омежьей сути расплавить его мозги. — Я не нужен тебе. Отпусти меня и найди себе кого-нибудь другого. — говорит рыжик, сжимая кулаки до побелевших костяшек, чтобы не опустить виновато взгляд, показывая, что он сдается. — Я же мафиози, детка. — медленно говорит Дазай, не отводя взгляд. — Каждый из нас соблюдают определенные законы, чтобы выжить. Один из них: мафиози должен с уважением относиться к своей второй половинке. Измена карается смертью. Но если возлюбленная или же возлюбленный добровольно не желает становиться твоей женой или девушкой можно прибегнуть к насилию. — медленно говорит Осаму, делая паузу, чтобы дать рыжику все осмыслить. Тот вздрагивает и настороженно смотрит на него. — Конечно, никто не будет причинять боль тому, кого любит… Но вот взять в плен её родственников и вынудить сказать «да» вполне можно… Но ты ведь хороший мальчик, верно?.. — Ты меня не любишь! — заявляет Чуя, чтобы не показать, как сильно его испугали слова шатена. С того станется навредить его друзьям или родителям (благо что те уже давно находятся в другой стране, и имеют другие фамилии). — Если бы я не любил тебя, думаешь, я стал бы всем этим заниматься? Накахара молчит, потому что ему совершенно нечего сказать. Он не сопротивляется, когда Дазай стягивает с него красивое кимоно, в которое до этого переодел, как какую-то красивую куклу. Мгновением позже на рыжике оказывается короткий топик и еще более короткая юбчонка, открывающая ягодицы. Омега несдержанно кричит и стонет, отчаянно сжимая руками изголовье кровати, когда Осаму так сильно и прекрасно трахает его, доводя до полубезумия. Он чувствует, как его ноги отчаянно дрожат, и если бы не то, что он держался за изголовье, и не то, что его за талию удерживают сильные руки, он бы уже давно безвольной лужицей растекся по кровати, не в силах пошевелиться. Чуя стонет и мяукает, чувствуя, как у него поджимаются пальцы на ногах, а тело сотрясается в очередном оргазме. Он не понимает, почему шатен такой неутомимый, когда дело касается секса. Разве ему не надоедает трахать его, когда реакции Накахары более чем предсказуемы? — Ты не о том думаешь, детка. — шлепает его по ягодице Дазай, заставляя рыжика поперхнуться собственным стоном и закашляться. Он дает омеге немного перевести дыхание и сильнее сжимает пальцами его бедра, натягивая на свой член сильнее и вгоняя узел, чуть не постанывая от кайфа. Ками-сама, он никогда не устанет от того, как стеночки его очаровательного малыша плотно сжимаются с такой силой, будто он девственник. А понимание того, что его мальчику еще даже шестнадцати нет, так заводит… Осаму никогда не думал, что станет почти что педофилом. Такой юный и милый… И только его. — Что ты должен сказать, детка? — шепчет он на покрасневшее ушко, немного подаваясь бедрами вперед и назад, чтобы массировать внутренности Чуи изнутри. Тот кричит и выгибается, кончая. Если бы не руки, которые его поддерживают, Накахара едва ли бы смог оставаться на четвереньках. — П-папочка! Я только твой, папочка. Только твой… Только твой… только твой… — уже в голос рыдает рыжик, когда шатен осторожно, но неумолимо трахает его узлом. Омега спазмирует вокруг него и кончает, сильно сжимаясь, и вырывая из горла альфы нетерпеливый рык, перемешанный со сдавленным стоном. Ками-сама, его малыш прекрасен. — Правильно, детка. — смеется мафиози, наклоняясь к шее Чуи, чтобы укусить за нее и обновить метку. Одна мысль о том, что кто-то другой посмеет положить взгляд на его сокровище… Он никогда не сможет выпустить свою прелесть отсюда, чтобы никто и никогда не смог посмотреть на рыжика так, как смотрит он. — Ну что, готов к еще одному раунду? Накахара бездумно кивает и выгибается, подмахивая бедрами и отдаваясь животным инстинктам. Из него густым потоком течет смазка и сперма, но ему плевать. Даже на то, что после всего произошедшего, когда Дазай уйдет, он снова будет ненавидеть себя и плакать из-за того, что снова поддался чувствам, сладким речам и нежным прикосновениям. Иногда ему казалось, что у него едет крыша. Но сейчас он абсолютно счастлив.***
— Чуя… Чуя… вставай, нам нужно убираться! — кто-то теребит его, и Чуя не может не подскочить испуганно, ожидая что это будет… Но нет, это Ширасе, который каким-то образом отыскал его и пришел спасти, как принц, из прекрасной сказки. Накахара тихо плачет и бросается на шею друга детства, прижимаясь к нему всем телом и дрожа. — Как… Как? — На самом деле, абсолютно случайно. Помнишь кулон, который я подарил тебе на двенадцать лет? — спрашивает он, и рыжик кивает, невольно вспоминая свою радость, от того подарка. — Я случайно увидел, как какой-то мужик забирает кулон из починки, а учитывая, что ты пропал, даже не прихватив свой альбом для рисования, с которым не расставался, я сразу понял, что здесь что-то не так. И начал за ним следить. Он приезжал сюда каждый день в одно и тоже время, поэтому я предположил, что ты здесь. И это действительно так. — Уходи… Уходи, а не то он тебя убьет! Уходи… — плачет Чуя, кусая губы и дрожа. — Что же он с тобой сделал, маленький… — ласково говорит Ширасе. — Не волнуйся, до его прихода еще много времени. Пойдем, я заберу тебя в безопасное место и увезу туда, где он тебя никогда не найдет. — Правда? — Накахара не может не испытывать отвращение к самому себе, когда чувствует какую-то тоску и разочарование вместо радости. — Конечно. Пойдем. — А как же… — рыжик неуверенно показывает на цепь, закрепленную у него на щиколотке. Он чувствует, как Ширасе поджимает губы и кусает их до крови, чтобы не начать материться. Единственное, что он может на это выдать, виноватую улыбку. — Не волнуйся, все будет хорошо. — снова обещает тот, начиная судорожно метаться по комнате, пока не находит в каком-то углу ящик с инструментами. А там — молоток и плоскогубцы, после чего стал быстро разламывать цепь, которая сковывала омегу. Откуда ящик здесь, непонятно. Чуя не думает, что Дазай стал бы оставлять его здесь, учитывая, как сильно он боится его побега. Может, он что-то не знает о происходящем? Накахара не успевает додумать эту мысль, как цепь наконец-то поддается, и разрушается, и он оказывается на свободе. Рыжик с недоверием рассматривает свою ногу, будто до конца не верит, что он наконец-то действительно свободен. — Пойдем. — настойчиво говорит Ширасе, потянув его за собой. И омега покорно идет, хотя ему отчаянно не хочется уходить, и так страшно сделать шаг, но… Что-то надо менять. В конце-то концов, скоро Дазай наиграется, и тогда ему будет грозить только смерть от голода и жажды. Едва ли тот разрешит кому-то завладеть тем, что принадлежало до этого ему. А значит, Чуя должен уйти. Хотя бы ради ребенка. Он не может даже самому себе признаться, зачем именно оставил Осаму записку о том, что он уходит, и о том, что тот скоро станет отцом. До этого он молчал, как партизан, опасаясь за свою жизнь и жизнь малыша. А еще о том, что, возможно, когда-нибудь, если тот захочет, сможет увидеться с ребенком. Накахара правда надеется, что шатен будет счастлив. В конце-то концов, как бы это горько не звучало, он влюбился в собственного похитителя. Стокгольмский синдром на лицо.***
Во Франции воздух морской, полезный. Чуя сидит в удобном кресле качалке, закутанный в теплый пушистый плед, и улыбается, машинально поглаживая уже заметно округлившийся живот. С того момента, как Ширасе нашел его и освободил, после чего они с помощью его родных и их связей сбежали из Японии во Францию, прошло уже почти три месяца. Он сейчас на шестом. Они поселились в небольшой провинции в маленьком, но уютном домике с высоким забором и большим садом. Здесь куча охраны, ведь Ширасе все еще слишком сильно переживает за Накахару, хотя тот и не понимает, почему. Все-таки, от Дазая уже больше трех месяцев ни слуху, ни духу. Рыжик абсолютно счастлив и умиротворен. У него есть все, что он пожелает. У него есть Ширасе, который исполняет его любой каприз. У него есть родители, которые постоянно навещают его и проводят с ним беседы. У него есть целый штат слуг, которые принадлежат только ему и которые ухаживают за его комфортом. У него есть и котенок, и щенок, о которых он так долго мечтал. У него есть безумно обожаемая девочка, которая еще не родилась, но уже весьма активно пинается, заявляя о своем недовольстве. Ну, или счастье. Чуя абсолютно счастлив. Должен быть абсолютно счастлив, но… Что делать, если ему нестерпимо сильно не хватает Осаму — его похитителя. Папочки. Человека, рядом с которым он мог ничего не бояться, потому что страшнее шатена ничего не было. Тот смог бы его защитить от абсолютно всего, а еще спрятал в безопасное место, где до него никто не смог бы добраться. Ну, учитывая, что Ширасе его все-таки нашел… Что делать, если ему нестерпимо сильно хочется ощутить на себе знакомые сильные лапища, которые бы обняли его и в которых бы он мог расслабиться, больше ничего не опасаясь. Аи снова пинается, и Чуя не может нежно не улыбнуться, снова поглаживая живот и чувствуя пинки. Нда… Похоже, его дочь вырастет очень воинственной и активной. Прямо вся в папашу-альфу. Накахара вздыхает. Самое сильное его переживание до сих пор о том, как именно все восприняли его беременность. Они кричали, просили, умоляли, угрожали, требовали, чтобы он избавился от ребенка. Их не останавливало даже то, что срок аборта давно прошел, так что его нельзя было сделать. Это было не важно. Они не понимали, как Чуя может позволить появиться на свет ребенку от похитителя и насильника? Рыжик лишь вздыхал и отворачивался, не зная, что он должен ему сказать. О том, что он любит его и их ребенка? О том, что простил и не жалеет о произошедшем? Его бы просто назвали больным на голову со Стокгольмским синдромом, и были бы абсолютно правы. Но что он может поделать с тем, что любит этого человека? Чуя вздыхает и кусает губы, чтобы не расплакаться. Ему нельзя нервничать, потому что это плохо отражается на ребенке, но как ему не нервничать, когда ему то и дело все напоминают о том, что произошло? Смотрят так, будто он самый несчастный и обделенный в мире. Аргх! Жутко бесит! Накахара вскакивает и топает ногой, решительно направляясь в спальню. Интересно, если он тайком соберет вещи и сбежит, будет ли лучше? Он нерешительно замирает и кусает губы, опуская взгляд на живот. Нет, он не может сбежать. Одному еще куда ни шло, но беременный… Он не сможет подвергнуть малышку такой опасности. Рыжик вздыхает и возвращается в кресло-качалку, собираясь досыпать. Дрема накатывает медленно, неотвратимо. Он не знает, сколько именно спит, но просыпается от звуков выстрелов. Он вздрагивает и зябко кутается в плед, потому что уже вечер и холодно, а ему простыть совершенно не хочется. Чуя замирает и внимательно прислушивается к ночной тишине, которая уже не кажется такой успокаивающей, а наливается молчаливой тревожностью. Накахара облегченно вздыхает, когда видит Ширасе: — Что там происходит? — Чуя, прости. — тихо говорит тот, пряча глаза, и бросается на него с ножом. Рыжик только и успевает, что испуганно вскрикнуть, машинально разворачиваясь к опасности спиной, чтобы не дать тому поранить его живот. Хоть он и понимает, что шестой месяц — это слишком рано, и без скорой со специальной капсулой его малышка не выживет, но он отчаянно надеется на то, что все будет хорошо. Тишину разрывает громкий выстрел, который звучал рядом, а мгновением позже звук упавшего тела. Чуя неуверенно кусает губы и робко оборачивается, чтобы уже спустя мгновение широко распахнуть голубые глаза и плаксиво скривить рот. Он неверяще шепчет: — Д… Дазай? Тот будто просыпается от кошмара и резко вскидывает голову. Накахара с щемящим сердцем замечает, насколько тот похудел и осунулся. В синяках на глазах, казалось, можно было прятать мешки с картошкой или деньгами. Мужчина дерганный, а смотрит неверяще и так отчаянно, будто это уже не первая его галлюцинация. Кажется, что тот все это время сходил с ума, когда рыжика не было рядом. — Дазай? — продолжает омега, дрогнувшим голосом. Он неуверенно кусает губы, когда замечает, как глаза шатена потухают, и тот разворачивается, напоминая зомби. — Папочка? Альфа вздрагивает и подпрыгивает резко разворачиваясь. Он еще раз внимательно пробегает глазами по всему хрупкому телу своей омеги, цепляется за уже вполне заметный округлившийся живот, и тут же бросается к Чуе, нежно и сильно сгребая его в объятия, чтобы окончательно убедится, что тот жив. Что он тут, рядом. А еще… а еще с их ребенком. — Да, малыш, это я. Все будет хорошо. — обещает Осаму, судорожно утыкаясь в шею своей пары и втягивая привычный сладкий аромат, теперь разбавленный молоком. Его мальчик жив. Он здесь. Рядом. Он с ума сошел, когда понял, что место, где жил его мальчик, просто сгорело дотла. Там нашли только маленькое тело. Обугленное настолько, что никак нельзя было идентифицировать. Вот он и решил, что его мальчик… Его мальчик… Он судорожно дышит, обнимая своего малыша за плечи и кладя ему руку на округлившийся животик. Тут же чувствуется ощутимый удар. — Видишь, это она папу приветствует. — радостно улыбается Чуя, посильнее зарываясь в объятия альфы, чтобы быть окутанным его запахом с ног до головы. Так ему куда спокойнее. — Да, папу. — бормочет Осаму, все еще недоверчиво поглаживая теплый и тугой живот. Понимать, что там внутри их ребенок… Что там внутри плод их любви и их частичка… — Как?.. — Уже шесть месяцев. Девочка. Я хочу назвать ее Аи. — «Любовь», значит? - Да. Ты... против? - омега смотрит взволнованно и внимательно. — Конечно, нет. Все, что хочешь, малыш. - говорит шатен, а про себя клянется сделать все, что в его силах, чтобы его мальчик был счастлив. Он этого заслужил. Как и их маленькая дочка.