***
Дазай счастлив. Нет, правда счастлив. У него самый замечательный, пусть и грубый и вспыльчивый, муж на всем белом свете. Пускай он часто ворчит, кричит на него или даже бьет, но он такой нежный, милый и ласковый, когда никто не видит. Просто прелесть. И пускай он не ведет себя, как присуще традиционному омеге, но Осаму никогда и ни за что его ни на кого другого не променяет. Чуя же такой милый, как он может отдать эту очаровашку кому-то другому? Он вообще иногда изо всех сил сдерживается, чтобы не опрокинуть его на глазах у всех и не взять, показывая всему миру, кому тот принадлежит. И пускай тот мафиози, а значит, редко бывает дома, в основном появляясь лишь для того, чтобы что-то приготовить, чмокнуть его и сына в щеку и снова куда-то убежать. Иногда Осаму невероятно сильно боится того, что его омега просто может не вернуться, несмотря на всю свою силу. В такие моменты он параноит и ни о чем другом думать не может. Но он старается с собой бороться, чтобы не запереть Чую дома, никуда не выпуская. Дазай счастлив. Правда. У него самый замечательный сын. Пусть тот иногда капризничает и не слушается, но ему всего три года. Разумеется, у него кризис (да, Дазай и Чуя купили книги по детской психологии). В общем, перебесится. Он серьезный, чаще всего ему мало что интересно, а дорогими себе людьми он считает только свою семью и, может быть, Акутагаву и Ацуши. Он вообще никак не сходится со сверстниками, на что им с бывшим Накахарой очень часто жалуются воспитатели. У него прекрасная семья, и, кажется, большего нельзя желать. Вот только бы Чуя ему больше внимания уделял, а не погрузился в заботы о сыне и дела Портовой мафии с головой. Бывший Накахара иногда до кровати дойти не может, вырубаясь в ванне, отчего Дазаю приходится тащить его в спальню. Что уж говорить о сексе? Честно говоря, это была больная тема у них. Осаму хотел, рыжик, казалось, тоже, вот только времени не было совершенно! Обычно они уставали настолько, что просто валились на кровать без задних ног. А если до ласк дело у них все-таки доходило, очень часто как назло просыпался и приходил Шууджи, плачущий от очередного кошмара. Нет, сексуальная жизнь у них не полностью прекратилась, иногда они выкраивали несколько минут для быстрого перепихона, когда у них на работе был перерыв, а сын был в садике. Казалось, Чую все устраивало. А вот Дазая совсем нет. Разумеется, он безумно сильно любил своего маленького сына, свою работу и даже готов был терпеть работу мужа, если тот от этого счастлив, но постоянная неудовлетворенность могла вывести из себя кого угодно. Ему было мало секса. Постоянно мало тех крох, которые он изредка получал. Осаму хотел секса, а Чуя постоянно отнекивался, потому что слишком сильно уставал. Иногда шатену безумно хотелось просто прикончить Мори, который то и дело посылал его омегу на разные задания, не давая достаточно много времени уделять семье и ему. Останавливало его только то, что рыжик расстроится. Да и пачкать руки кровью Огая мужчине не особенно хотелось. Особенно потому, что самому становиться Боссом Портовой мафии как-то не тянуло. Все-таки, он слишком сильно беспокоился о своей семье, которая сразу же окажется под ударом, если подобное произойдет. Нет уж, спасибо, ему и так неплохо. Но очень хочется больше секса.***
Дазай просыпается внезапно, чувствуя себя невероятно возбужденным. В принципе, такое состояние за последнее время не было такой уж большой редкостью, ведь до своего омеги у него редко получалось добраться. А уж присвоить себе… Он устало вздыхает и массирует виски, прикусывая губу, чтобы не издавать лишний шум. Член между ног каменно стоит и невероятно горит необходимостью почувствовать себя внутри Чуи. Но нельзя, потому что тот слишком устал. Черт. Рядом с ним спокойно и безмятежно сопит рыжик, прижавшись к нему всем своим телом. Его рот с пухлыми губами трогательно приоткрыт, и из уголка течет тонкая ниточка слюны. Большая рубашка сбилась и съехала, открывая вид на острые ключицы и впалый живот с ниточкой тонкого шрама от кесарева сечения. Осаму нежно и немного грустно улыбается, еле заметно проводя рукой по нему, отчего бывший Накахара невольно втягивает живот. К сожалению, первая беременность, как и роды, учитывая все перенесенные ранее травмы от Порчи и перенапряжение организма из-за почти круглосуточной работы, выдались слишком тяжелыми. В итоге самостоятельно Накахара родить не смог. Шатен до сих пор помнит тот свой жуткий страх, когда понял, что в процессе родов что-то пошло не так. Его пытались выгнать из больницы под пистолетом и угрозами, но он и с места не сдвинулся. Ему было плевать даже на то, что прошло больше суток. Как только он услышал истеричный писк приборов, то ворвался в палату и схватил тонкую и бледную руку мужа с еле заметным пульсом, который вот-вот готов был оборваться. Спасло того в итоге только присутствие Йосано и Мори, который не собирался отпускать своего подчиненного на тот свет. Это был именно тот переломный момент, во время которого альфа наконец-то понял, что мог из-за своего тщеславия и эгоизма действительно потерять рыжика. И пускай это было раньше, до того, как он понял, насколько именно тот ему дорог, но… Если бы Дазай раньше останавливал Порчу… Если бы он вообще не допустил того, чтобы та обнаружилась… Если бы он забрал Чую с собой, а не оставил в мафии… Если бы он… Если бы он… Он мог просто потерять омегу, и никогда больше его не увидеть. Дазай не знает, что он стал бы делать, если бы остался в одиночестве с маленьким ребенком на руках. Смог бы он жить дальше без Чуи? Он не уверен. Учитывая, что он готов был пожертвовать ребенком, несмотря на все просьбы мужа, чтобы бывший Накахара выжил и остался с ним… Он не уверен. Это слишком страшно. Дазай крепко обнимает рыжика за талию и подтягивает к себе, закутывая в свои крепкие объятия. Так он чувствует его сердцебиение и дыхание. Так ему почти не страшно, что тот однажды просто исчезнет из его рук, как сон, оставив его в темноте, одиночестве и ненависти. Так что да, он не сможет. Если раньше еще мог, до того, как впустил Чую в свое сердце и окунулся в счастье их семьи с головой, то сейчас… — Ммм…. Осаму, что ты делаешь? — недовольно бубнит рыжик, которого слишком сильно сжали. С драгоценным сном расставаться совершенно не хочется, но он уже невольно просыпается. Бывший Накахара широко зевает и, еле разлепив глаза, косится на часы. Почти половина шестого. Вставать только через полтора часа, а он уже проснулся! Именно поэтому мафиози приподнимается на локтях и возмущенно-обиженно сонно моргает, обвиняюще глядя прямо в бесстыжие глаза мужа. — Прости, солнце. — нежно улыбается Осаму, сгребая такого милого и податливого омегу в объятия, прижимая к груди и укачивая, как маленького ребенка. Видеть такую нежную и ранимую сторону своего Чуи невероятно прекрасно, особенно если осознавать, что это один из редких моментов уязвимости, которые тот позволяет видеть дорогим ему людям. И то, что шатен входит в это число, невероятно прекрасно. Чем он вообще заслужил подобное, учитывая, сколько именно всего сделал, чтобы Чуя от него отвернулся? Порой детектив вообще не понимает, как тот нашел в себе силы простить его и снова принять. Почему тот вообще ждал его, а не согласился быть омегой кого-нибудь другого. — Эй… Осаму… Ты мне руку так сломаешь. — бывший Накахара морщится, когда Дазай с такой силой сжимает его запястье, будто собирается голыми руками раздробить бетонную стену. — Прости. — тот виновато улыбается и тяжело вздыхает, сильнее притискивая рыжика к себе. Ну вот, из-за ревности снова невольно навредил любимому человеку. Может, именно об этом думал мафиози, когда игнорировал всех и дожидался именно его? Возможно. — Ты как всегда слишком много думаешь, Осаму. — Чуя закатывает глаза и берет лицо Дазая в чашу рук, чтобы нежно поцеловать его в губы. Он охает, когда шатен отвечает с такой жадностью и пылом, словно от этого поцелуя зависит его жизнь. Омега расслабляется, закидывая руки на шею своему альфе. Бывший Накахара закатывает глаза, когда чувствует, что в его задницу упирается чей-то весьма твердый и возбужденный член. Именно поэтому укоризненно вздыхает, качая головой. — Осаму… — Извини, солнце. Может быть, пока Шууджи спит, мы можем… — тот нежно улыбается, сильнее притискивая рыжика к себе за талию с довольным вздохом. Мафиози вздыхает и укоризненно качает головой, но все-таки кивает, забираясь на бедра мужа. В конце-то концов, у них секса уже недели две не было, только несколько коротких поцелуев, которыми они обменивались перед работой и сном. — Только надо сделать это побыстрее, пока… ах… Шууджи не проснулся. — бормочет Чуя, пока Дазай спешно стягивает с него трусы и начинает растягивать, довольно покусывая шею и ключицу. Когда длинные пальцы еле заметно касаются его простаты, бывший Накахара выгибается и беззвучно стонет, кусая губы. Осаму, судя по всему довольный его реакцией, продолжает его дразнить, то и дело медленно и еле-еле касаясь его простаты. Наконец, когда шатену, видимо, надоела эта сладкая игра, он медленно вынимает пальцы из мафиози. Рыжик недовольно поскуливает на грани слышимости, но охотно перенимает возможность немного подоминировать, выдавливая немного смазки на ладони и смазывая ею член мужа. Чуя, поддерживаемый родными сильными руками за бедра, оказывается над членом Дазая и медленно начинает насаживаться на него. Орган альфы идет с трудом, ведь у них давно не было секса, а омега, несмотря на растяжку, все еще слишком узкий. Они оба кусают губы, стараясь не стонать и вообще не шуметь. Конечно, Шууджи спит в самой дальней комнате, но обычно с утра у него довольно чуткий сон. Не хотелось бы разбудить, если выдалась настолько редкая возможность. Когда его член оказывается внутри Чуи, Осаму буквально готов кричать от восторга. Но вместо этого он ловит в поцелуй еле слышный стон мужа и начинает двигаться, наконец-то ощущая эту тесноту и удовольствие просто от мысли, что он находится внутри своего обожаемого рыжика. Его темп быстрый и размашистый, ведь за это время он хочет успеть как можно больше, пока их сын не проснулся. Бывший Накахара просто вцепился в мужа, покусывая свою руку, чтобы не стонать от удовольствия. Когда все происходит вот так, дико и страстно, на грани того, что их увидит собственный сын, если войдет, удовольствие ощущается особенно остро. К счастью, сегодня сон у мальчика был крепким, поэтому тот не проснулся. Дазай тихо матерится, наконец-то вгоняя долгожданный узел в Чую, на что тот красиво изгибается в пояснице и кончает, беззвучно приоткрыв рот в стоне. Они тяжело дышат, прижимаясь друг к другу, а бывший Накахара еще царапает грудь мужа рукой, тяжело дыша после оргазма. Они лениво целуются и обнимаются, пока узел не спадает. — Может, еще раз? — предлагает Осаму, придерживая Чую за талию. Тот косится на часы и с сожалением качает головой, наклоняясь, чтобы чмокнуть шатена в губы. — Нет, прости. Шууджи вставать буквально через несколько минут. — он еще раз чмокает его, после чего быстро одевается и встает с кровати, довольно потягиваясь до хруста в позвоночнике. — Я в душ и готовить завтрак. Разбудишь Шууджи через пять минут, если он не проснется? — Конечно. — Дазай сыто улыбается, сильно дергая омегу за запястье, отчего бывший Накахара, ойкнув, свалился на него. Он тут же слегка прикусывает шею пары в том месте, где располагается его метка. Это так, для собственного успокоения. — До вечера, сладкий. Раздаются шаги. Чуя тут же вскакивает, стараясь выглядеть так, будто только что совершенно ничего не происходило. В принципе, у него прекрасно получается, вот только свежий укус на шее и несколько засосов портят весь вид благопристойности. — Мама… Папа… Утречка… — сонно бормочет Шууджи, заходя в комнату. — Доброе утро, милый. — улыбается рыжик, подходя к сыну и заключая его в крепкие объятия, чтобы мгновением позже чмокнуть в макушку. — Как спалось? — Хорошо. Я проголодался. — Тогда иди чистить зубы и умываться, а я пока сделаю блинчики, хорошо? — Чуя нежно улыбается на активные кивки сына, после чего тот бежит в ванну, светясь от восторга. Бывший Накахара качает головой, закатывая глаза. Что отец, что сын… — Завтрак… А мне сделаешь? — Осаму! — возмущенно шипит рыжик, когда альфа шлепает его по попе. — Что, милый? — довольно улыбается шатен. — Но, а вечером будем играть! — Во фхо? А я мофу с фами? (Во что? А я могу с вами?) — в дверь просовывается уже умытая мордочка Шууджи, во рту которого зубная щетка. Родители переглядываются и хохочут, качая головой. Такой непоседа… — Нет, милый. Ты еще маленький. — Подрастешь, найдешь себе приятеля, и будешь с ним играть. — Осаму! — возмущенно кричит Чуя. — Ты чему ребенка учишь?! — Хм… Жизни? — предположил по его мнению верный ответ Дазай. «Нет» — звонким шлепком ответило ему полотенце, которым размахивал возмущенный омега.