***
Когда Чуя проснулся утром, он почувствовал раскалывающуюся от боли голову, словно его хорошенько приложили ей о стену, а еще дикий сушняк во рту, словно он находился посреди пустыни, не имея возможности даже сделать глоток воды. Ну, в принципе, учитывая то, сколько он вчера пил, это было совершенно неудивительно. Зато однозначное удивление вызывала болящая поясница и задница, а еще находящееся внутри толстое и большое инородное тело, которое Накахара, мгновением позже, с шоком окрестил, как член. Когда это он успел напиться до такой степени, чтобы кому-нибудь подставиться?! Впрочем, пропитавший все насквозь одновременно безумно любимый, но и также безумно ненавистный запах, а еще что говорить о чужой и знакомой лапище, которая крепко обнимала его, буквально притискивая к знакомому горячему телу, его немного успокоило. Ну, по крайней мере, он лег не под кого-то незнакомого, а под Дазая. Накахара замер, в замешательстве пытаясь понять и осознать, что, собственно, произошло. Он находился в своей квартире, так какого черта произошло?! Он медленно опустил голову, замечая синяки на бедрах и талии так, будто их сжимали с нечеловеческой силой, а потом вспомнил про член в заднице со все еще не спавшим узлом (если он забеременеет, то просто прикончит Осаму!). Плюс запах течки, пропитавший все вокруг. Составить два и два было несложно. Но это-то и было для него страшнее всего. Блядь. Блядь. Блядь. Только не говорите ему, что вчерашняя пьянка с самим собой любимым и бокалом нежно лелеемого вина, каким-то образом переросла в течку. Хотя, судя по всему, так и было. Ну ладно, окей, это Чуя еще принять более-менее может, хотя его безумно бесит, что она ему все испортила, и поэтому он оказался в такой ситуации. Но каким образом тут был замешан шатен, особенно если учитывать, что этой скумбрии суицидальной вообще не то что в его квартире, в планах не должно было быть?! Вернее, как в его квартире оказался Дазай?! Хотя, в принципе, глупый вопрос, учитывая его владение отмычками. Но это все равно не отменяло его вопрос о том, каким таким магическим образом в его квартире возник суицидник в самый неподходящий из всех возможных неподходящих моментов?! На хрена он вообще приперся?! С другой стороны, Осаму всегда был той еще сволочью, который приходил в самый неожиданный и неподходящий момент, чтобы поиздеваться, а потом также незаметно уходил, полностью довольный произошедшим. Иногда Накахаре казалось, что тот — просто гребанный энергетический вампир. Кстати, если бы это действительно было так, рыжик не особенно бы и удивился. Слишком уж много подозрительного и похожего было в поведении суицидника. Чуя тут же резко мотнул головой, чувствуя боль в шее. Как будто мало ему члена в заднице, так еще и… Он тихо выдохнул и выматерился про себя, с медленно нарастающим ужасом по мере осознавания ощупывая шею. Конечно, он не мог увидеть всю степень ее повреждения, но ему вполне хватило того, чтобы понять, что там стоит метка принадлежности альфе. Судя по всему, шатен сил не пожалел, когда кусал его. А кто этот самый альфа даже гадать не нужно было — его запахом пропиталось все вокруг. Накахара тут же испытал резкий и просто невероятный приступ ярости, желая избить Дазая или убить его с особой жестокостью! Мало того, что тот наверняка воспользовался его состоянием во время течки — ну ладно, почему бы и нет, тем более они были истинными (еще один факт, который Чую не то радовал, не то вымораживал) — но метку-то зачем ставить было?! Его же теперь ни один другой альфа присвоить себе не сможет. Ему что, до конца жизни теперь одному шарахаться? Конечно, это глупо, учитывая, что он мафиози, но… А если он однажды семью завести захочет? Аааа!!! Просто блядь-блядь-блядь-блядь! У Чуи просто слов нет, чтобы высказать все то, что он сейчас чувствует!!! Ками-сама, дайте ему сил, чтобы не прибить эту сволочь. Накахара выгнулся и охнул, когда Дазай позади него пошевелился, отчего член внутри немного сместился. — Ммм… Чуя? — сонно бормочет это чудовище, сильнее облапывая рыжика и притискивая к себе еще сильнее, от чего мафиози осталось только пискнуть от сильной хватки. Чуя лишь прикрыл глаза, стараясь не начать ругаться и бить Осаму (хотя член и узел в заднице знатно бы помешали). Он выдохнул от неожиданности, когда горячие губы шатена прижались к его шее прямо напротив недавно оставленной метки. Сердце Накахары заполошно забилось, а сам он, к своему ужасу, испытал прилив нежности и любви. — Ты чего так рано? Спи. Спи? Спи?! Дазай что, совсем головой ебнулся?! Как он может спать в таких обстоятельствах?!!! — Осаму, ты ничего не хочешь мне рассказать?! — вымораживающе холодным голосом произнес рыжик, хотя и не рисковал особенно дергаться, памятуя о своем крайне… кхм-кхм… неловком состоянии. Он и правда чувствовал замешательство и полнейшую дезориентацию, ведь в их паре именно шатен был тем, кто сказал, что они никогда не смогут сойтись. И что Чуе стоит оставаться на расстоянии, не приближаясь к нему. Эта скумбрия тогда на полном серьезе сказал такое, так какого хрена сейчас они оказались в таком положении?!!! Они всегда, сколько себя Чуя помнил, отрицали свою связь. Кроме того, что это было безумно опасно в мафии, так еще и никто из них не готов был строить какие-либо отношения друг с другом. Сначала Накахара, как любой омега, мечтал о любви и нежности, даже несмотря на жестокое воспитание улиц, но при первой встрече с собственным истинным альфой получил жестокую отповедь, после чего больше не рисковал поднимать эту тему. Они росли, а рыжику гордость не позволяла сказать Дазаю, что он ему нужен. Нет, они проводили его течки вместе, но на этом их взаимодействие и заканчивалось. Чуя, конечно, иногда тайком мечтал о том, что будет, если Осаму ответит ему взаимностью и они будут вместе, но просто не мог себе это представить. Да и… Какая любовь-морковь в мафии? А потом, когда шатен свалил и возник уже как детектив, почти враг, то… Про все планы на счастливую жизнь с ним и вовсе можно было забыть. И тут, когда Чуя уже готов был полностью отпустить эту ситуацию и построить отношения с кем-то другим (у него уже было пара человек на примете), Дазай просто появляется, и происходит эта ситуация?! Он над ним издевается или что?! Или он считал Накахару просто дурачком, который будет вечно ждать Осаму, как верный песик?! Какого хуя вообще?!!! — Я не виноват! — мгновенно произнес тот, но руки, которыми прижимал рыжика к себе в крепких объятиях, не разжал. — Я просто пришел поиздеваться, а ты тут пьяный да еще и… — Поиздеваться? — холодно выгнул бровь Чуя, который прекрасно понимал, что тот нагло лжет. Как будто Дазай не следил за всеми его перемещениями. Как будто тот не отпугивал от него всех альф, с которыми Накахара собирался познакомиться. Как будто он не сталкерил за ним, следя за каждым шагом. Как будто, в конце-то концов, Осаму не следил тщательно за всеми его течками, держа на пульсе руку чуть ли не до часов. И после этого он так нагло и палевно ему врет, что просто пришел просто поиздеваться?! Серьезно? Он дурак, или правда считает, что Чуя это примет за чистую монету. — Осаму, о чем ты вообще думал? — холодно бросает Чуя, глядя прямо в карие глаза, которые — вот чудо! — смотрят с нерешительностью и некоторой виной. — Ты же сам говорил, что мы не будем вместе. — Но Чуя… — Я сейчас говорю даже не про секс. — медленно и основательно говорит Накахара, стараясь вырваться из крепких объятий, но шатен сильно прижимает его к себе, не отпуская. — Нахрена ты мне метку поставил и узел вогнал, болезный? Что будет, если я забеременею, сволочь? Кто за это будет нести ответственность? — Я. — обещает Дазай, утыкаясь носом в шею рыжика и втягивая родной и любимый аромат, который успокаивал его. — Это, конечно, все прекрасно, но вот Мори-сан и Ане-сан точно не обрадуются. — фыркает Чуя, ставя себе пометку подумать в случае чего об аборте. — Ну уж нет, милый. — зло фыркает Осаму, мгновенно прижимая ойкнувшего омегу к кровати, чтобы прошипеть угрожающе на ухо. — Если я узнаю — а поверь, я узнаю — что ты забеременел и избавился от ребенка… — Ну и что ты мне сделаешь? — не менее вызывающе прищурил глаза Накахара, хотя внутри него сердце предательски ёкает и колотится, будто он марафон пробежал. Он не может позволить себе испытывать надежду, но… — Поверь, тебе не понравится, слизняк. — тихо обещает шатен, наклоняясь, чтобы снова сильно вцепиться зубами в метку, обновляя ее. — С Мори-саном и Кое-сан я договорюсь, так что тебе не стоит волноваться. — Еще ничего не решено! — вопит рыжик, со всей дури ударяя суицидника по плечу, хотя он уже чувствует в своем организме небольшие изменения, которые намекают… ну, на то самое. Конечно, ему нужно подождать хотя бы неделю, а потом купить тест для проверки, но… — Уже решено, потому что я чувствую слабый запах молока. — бормочет Дазай, пряча вспыхнувшие дьявольским огнем глаза. В конце-то концов, как бы Чуя не сопротивлялся, тот всегда будет принадлежать ему. А если кто-то посмеет навредить его омеге и их ребенку… Пожалуй, стоит напомнить всем, почему его так сильно боялись еще в его сопливые пятнадцать. Накахара выдыхает и смиряется, хотя так и не может решить, радует это его или нет. Но рыжик в ужасе от того, как он будет оправдываться перед Боссом и Кое. Да и что с его работой? Едва ли он сможет выполнять ее, учитывая его будущее состояние.***
Чуя, конечно, подозревал, что Дазай сильно изменится после его беременности, но не ожидал, что тот изменится настолько. Он стал просто удушающе заботливым и нежным, выполняя любой каприз Накахары, каким бы тот не был нереальным. Конечно, рыжик порой специально гонял того, таким образом немного мстя за произошедшее, но… Мафиози не мог не признать, что ему нравится происходящее. Он ощущал себя таким любимым и желанным… Особенно, что Осаму обращается с ним так осторожно и внимательно, словно он хрупкая статуэтка, выполненная из самого тонкого фарфора. Но особенно сильно рыжика шокировало то, что шатен сначала поговорил с Кое и Мори о его беременности, потом вернулся в Портовую мафию, а потом сделал предложение. Чуя согласился, но не ожидал, что шатен, руководствуясь думами о лучшем благе для него, почти полностью отстранив его от правящего поста в мафии и поста, чтобы он не поранился. Никаких выездных заданий, только бумажная работа в офисе. Да и то всего маленькая стопочка с вкусняшками и удобным диваном, если Чуе вдруг захочется поспать. Причем все это только в том кабинете, где сидит альфа, чтобы Дазай не волновался. Ну… паранойя она такая, да. Накахаре казалось, что это слишком глупо и странно — в конце-то концов, он очень-очень сильный! — но вот Озаки убедила его, что могло быть и хуже. Рыжик не знает, что может быть еще хуже данного слишком заботливого (удушающе!) поведения шатена, хотя не уверен, что хочет знать об этом в принципе. Ну уж нет! Меньше знаешь, крепче спишь! — Милый, ты не хочешь клубники? Или, может быть, арбуза? — мурлычет Дазай, обнимая недовольного Чую за талию и усаживая к себе на колени, чтобы аккуратно погладить немного округлившийся животик. — Какая клубника? Какой арбуз? Декабрь на дворе! — фыркает Накахара, в замешательстве пытаясь понять, сколько именно его горе-альфа потратил на это, учитывая и так недешевые цены в Японии даже летом. Хотя да, пожалуй, арбуза и клубники ему хотелось. — Так клубника или арбуз? — с абсолютным благодушием интересуется шатен, довольно лыбясь. Его омега такой милый, когда пытается показать себя гордым недотрогой, которого не то что обнимать, даже трогать нельзя! Интересно, должен ли он сказать рыжику, что он знает, что Чуя, когда думает, что он этого не видит, спит, закутавшись в его пальто? Просто потому, что так омежьи инстинкты меньше паранойят, потому что их успокаивает запах пары. Накахара молчит и дуется, а потом вздыхает и сдается: — Давай оба. — он абсолютно довольно жует предложенные вкусняшки, чуть ли не мурча от восторга особенно от того, что находится в крепких и надежных объятиях своего Дазая, в которых ничего не страшно. — Судя по тому, что тебя не тошнит, мой малыш доволен тем, что я ему дал. — смеется шатен, наклоняясь, чтобы поцеловать смущенного омегу в живот. — Хей, прекрати! — вопит Чуя, которого подобные нежности, все еще слишком непривычные от Дазая, безумно смущают. — Как скажешь, солнце. — улыбается Осаму, про себя радуясь тому, что вовремя понял, что может навсегда потерять своего малыша, без которого не видит своего существования. В конце-то концов, тот действительно является его смыслом жизни.