***
Чуе было пятнадцать. У него была младшая приемная сестра Кека и тетя Кое Озаки, которая заботилась о них. Своих родителей он не знал, так как они умерли, когда он был еще совсем-совсем маленьким. Кажется, единственное, что он мог вспомнить, это длинные черные волосы отца и длинные красновато-рыжие — матери. И все. Впрочем, Чуя не то чтобы очень переживал. В конце-то концов, он почти не помнил их. Да, он частенько грустил, думая о том, что бы произошло, если бы они, все-таки, были живы. Возможно, Кое не пришлось бы так сильно и упорно работать, чтобы прокормить их. Возможно, их жизнь была бы куда более спокойная и счастливая. Да, возможно. Но это не точно. Чую в городе не любили. Его называли подменышем фей и вообще ребенком ведьмы из-за ярко-рыжих волос, за что частенько издевались над ним, сильно толкая, а иногда и поколачивая. Поначалу он прятался и плакал, когда был маленьким. Затем научился сначала убегать, а потом и вовсе давать сдачи. За недюжинную силу его и взяли подмастерьем в кузницу. Как ни странно, но старик Хироцу, пусть и ворчал, но был единственным, кроме его семьи, кто заботился о Накахаре и даже искренне любил его. Конечно, из-за такой сильной нелюбви жителей, когда он только всем помогал, рыжику иногда было очень грустно и плохо. Впрочем, Чуя не привык унывать и предпочитал смотреть в будущее оптимистично, даже если это довольно-таки сложно. Да, Озаки тяжело работает. Да, он тоже тяжело работает подмастерьем кузнеца, горбатясь у горна от зари до заката, несмотря на свой низкий рост, излишнюю хрупкость и нежную красоту, отчего его раньше нередко принимали за девочку. Да, трудно и тяжело. И что? Зато Кека абсолютно счастлива и довольна. В конце-то концов, ей всего восемь лет. Именно поэтому они с Кое собирались сделать все, чтобы та была счастлива. Привычный и размеренный быт маленькой деревеньки длился до первого месяца весны, который еще называли Ручейным. Конечно, у них на юге снега не было и о нем говорили только в сказках и легендах о далеком-далеком прошлом, но название месяца сохранилось. В середине Ручейного месяца к ним прискакали гонцы от самого Короля, заявив, что пришла их очередь выбирать жертву Дракону Мрака и Стуж. Тот неизвестно откуда взялся на их континенте, сея страх и панику среди мирных жителей, разоряя города и деревни, воруя сокровища и девушек. К нему посылали сотни рыцарей, которые стремились убить его и добыть его голову, но никто так и не вернулся. С этим чудовищем никто не мог сладить. Королевство уже думало, что надежды нет. К счастью, с драконом довольно быстро удалось договориться. В обмен на то, что все его оставляют в покое и будут присылать ему жертв, еду и золото, он перестанет разорять города и деревни, поселившись на краю королевства — в сердце Ледяной Пустоши, где никто не живет. Зачем ему жертвы? Никто не знает. Говорили, что тот невероятно жесток и страшен. Говорили, что он не сразу убивает свою жертву, а еще долго-долго пытает ее, доводя до сумасшествия от страха, голода, холода и боли. Он чудовище, каких свет не видел. И в этот раз жребий пал на их деревню. А значит, из их жителей и будут искать жертву для дракона. Чуя не собирался быть добровольцем. Да, он не верил в страшные сказки, но он любил жить. Он не хотел становиться жертвой для какого-нибудь психа. Он правда не хотел, но… Когда выбор каким-то жестоким роком судьбы пал на Кеку, а Кое смертельно побледнела, закрывая рот рукой, он и сам не понял, как вызвался. Он видел взгляды жителей. Если о Идзуми они переживали, то насчет него в основном злорадствовали или смотрели с облегчением, ведь выбрали не их. Только Озаки, Кека и Хироцу смотрели на него с болью и тоской. Они отчаянно не хотели этого, но ничего не могли поделать с этим решением. Рюро попытался было вызваться вместо своего подчиненного, но его лишь подняли на смех, заявив, что немощный старик дракону точно не нужен. Чуя молчал, не решаясь сказать о том, что Хироцу, вообще-то, самый сильный человек в их деревне. — Ане-сан, позаботься о Кеке, хорошо? — Накахара улыбается и обнимает плачущих родных, которые вцепились в него так, будто на смертную казнь отправляют. Впрочем, в какой-то степени так и есть, верно? — Хироцу-сан, надеюсь, что вы найдете себе хорошего ученика, который будет более удачлив. — Глупый мальчишка… — нервно бурчит Рюро, хотя по нему и видно, что он растроган. — Прости… Прости… Прости… — всхлипывает Идзуми. — Это… из-за меня… — Ничего. Главное, что ты в порядке. — рыжик нежно улыбается и еще раз крепко обнимает дорогих себе людей, после чего отступает на пару шагов. Низко кланяется, складывая руки в жесте высшего уважения, и направляется прямо к страже, которая должна его отвести в специальное место, где его подготовят к жертвоприношению. Перед тем, как портал схлопывается за его спиной, он еще успевает обернуться и крикнуть, обращаясь к своим. — Не волнуйтесь! Я справлюсь! Чуе хотелось бы, чтобы внутри он чувствовал хотя бы половину той уверенности, с которой это крикнул. Магический переход похож на бесконечную радужную карусель, от которой рябит в глазах и сильно кружится голова. Когда он оказывается во дворе какого-то двухэтажного дома, он чуть не падает от всего этого. Стража поддерживает его под локти, ворча что-то про неженок, и под руки тащит к крыльцу. Там его сдают какому-то высокому и худому суровому седому джентльмену и еще одному невероятно тучному моложавому мужику с обвисшим пузом и тяжелой одышкой. Эти двое, как неба и земля. Те передают его стайке служанок, которые, весело щебеча, тащат его вглубь дома. Чую купают в ванной, которая больше всего похожа на небольшой бассейн, которые он видел у богатеев. Вода почти горячая, ровно настолько, чтобы быть невероятно приятной. В воду заливают какое-то душистое и вкусно пахнущее масло, а Накахара невольно думает про варку супа. В принципе, неудивительно, учитывая специфику того, что ему еще предстоит. Его обтирают мазями, которые делают его кожу очень мягкой и нежной, даже смягчая мозоли на натруженных руках. Красят косметикой, забирают волосы в красивую изящную прическу, одевают в красивое и богато расшитое бело-алое кимоно, поверх которого накинута золотистая накидка. В общем, делают из него красивую и утонченную куклу, которой он на самом-то деле никогда не являлся. Брызгают духами, отчего он невольно чихает, про себя думая про то, что все эти процедуры больше похожи на экзекуцию. А потом толкают под строгие очи главного в этом месте, который несколько долгих секунд смотрит на него и молчит, а потом одобрительно кивает: — Великолепно. — Кто бы мог подумать, что этот… мужлан в таком наряде может выглядеть настолько… изящно. — бормочет толстый. Суровый джентльмен неодобрительно косится на товарища, но ничего не говорит. Недолго молчит, а потом спрашивает. — Ты точно был всего лишь подмастерьем кузнеца и крестьянином? — Да, господин. — Чуя прикрывает глаза и уважительно кивает, как только понимает, что обращаются к нему. Про то, что он может быть подменышем фей, он говорить не стал. Зачем? Едва ли эти люди в это поверят. Да и не похож он на подменыша, если честно. Да, красивее, нежнее, утончённее, хрупче и ниже, чем обычный человек, так и что? Может, ему просто с ростом не повезло. — Возможно, дракону ты все-таки понравишься, и тот тебя не съест. — одобрительно бормочет тот, хмыкая себе под нос. — Если ты все-таки вернешься и не будешь порченным, я с удовольствием предложу тебе место своего наложника. — добавляет толстый. — В пустую тратить такую красоту… Накахара не стал уточнять, что в гробу он это предложение видал. Нет уж, спасибо. Если он и ляжет под кого-то, то только под человека, которого полюбит. К тому же, ему всегда раньше нравились девушки, хотя он иногда невольно и ловил себя на том, что рассматривает парней. Но сердце ни разу так и не ёкнуло, намекая, что это тот самый-самый. Так что нет, спасибо, он как-нибудь сам.***
Дракона зовут Осаму Дазай. Странное имя для странного дракона. Почему странного? Ну… К счастью, все не так плохо, как думал Чуя и рассказывали в сплетнях. Он действительно встречается с драконом, который внезапно оказывается довольно большим. По крайней мере, в росте он достигает почти четырех метров. А еще тот не жесток и совсем не зол. Он уныл и ему постоянно скучно. Накахара до сих пор помнит, как его смерили безразличным взглядом, зевнули и заявили, что он может переться на все четыре стороны. Рыжик осмотрелся по сторонам, стоя на вершине скалы на высоте десяти с лишним тысяч метров и, кажется, понял, почему никто не вернулся. Интересно, они оставались или уходили? Лично он остался. Во-первых, он хочет жить. Во-вторых… Вернуться к семье хочется, но делать это самостоятельно подобно самоубийству. Да и наложником старого жирного сморчка становиться вообще никакого желания нет. А значит, он останется здесь до тех пор, пока не придумает способ безопасно вернуться домой. Ну, или Дазай его не отнесет, что тот отказался делать категорически. Вот и стали вместе жить. Как и сказал Чуя, дракон был странным. Начиная с его вечного уныния и тоски и заканчивая… Заканчивая тем, что дракон был самоубийцей. Странно осознавать, что у практически бессмертного и неубиваемого существа могло быть такое хобби, но факт оставался фактом. Накахара не уверен, что такое вообще бывает, но раз уж он с одним встретился… Впрочем, чего только на свете не бывает, верно? Чуя вообще не понимает, зачем дракону жертвы, если его явно подобные гости не слишком нравятся, а подобное соседство — не прельщает. Еще одна загадка нового сотоварища по несчастью, не иначе. Накахара искренне думал, что тот выгонит его или станет морить голодом, но нет. Тот ему позволил жить у себя, правда велел не заходить в определенные пещеры. А еще периодически кормил его, быстро поняв, что человеческому организму нужна еда как минимум три раза в день (в холоде все четыре-пять). Рыжику казалось, что тот вообще с удовольствием не обращал на него внимания и игнорировал, но стоило ему поскользнуться на льду и почти рухнуть вниз, его тут же подхватила сильная лапа и прижала к себе. Кстати, это была еще одна небольшая странность. В месте, где жил Дазай, а теперь жил и он, было постоянно холодно. Очень холодно. Поэтому обычно Чуя ходил закутанный по самую макушку в теплые вещи, которые ему дал Осаму. Хотя чаще, если честно, Накахара предпочитал сидеть закутанный в крылья дракона, потому что так ему было очень тепло и уютно. А еще, если он засыпал, он мог не бояться, что ему станет холодно и продует. Да и самому дракону кажется нравилось, когда он спал у него в лапе. Ну, по крайней мере, рыжик может сказать по улыбке, которая больше напоминала широкий зубастый оскал, что вроде бы да. А еще одной необычностью, которая сопровождала это существо, Чуя выделил его неожиданное ехидство. Он просто невероятно устал от шуток про свой рост и свою миниатюрность. Такое ощущение, что эта тема одна из самых любимых у Дазая. Серьезно, над ним даже в деревне так не издевались. И, хотя Накахара понимал, что тот это говорит, не желая задеть, а лишь потому, что ему нравилась его реакция на подобное, но легче от этого не становилось. Ну да, он миниатюрный, и что? Разве это так странно и необычно? У него вон, половина знакомых из деревни была ростом ниже, чем он сам. Правда, те были детьми, так что это было не особенно удивительно, но сам факт? Что Осаму зациклился на его росте? Он так плох? Сам дракон смеется над ним и говорит, что маленькие сокровища еще более драгоценны. Чуя хмурится и склоняет голову набок, не совсем понимая. Он знает, что у дракона множество сокровищ. Начиная от гор золотых монет и заканчивая огромными сундуками, полными самоцветов. И все они — большие сокровища. Но причем тут маленькое сокровище? Дазай на это лишь глухо хохочет и качает головой, пряча янтарно-алые глаза под кожистыми веками.***
В последнее время их жизнь вместе напоминает семейную рутину. Вот только Дазай выполняет роль отца, а сам Чуя, видимо, роль беспомощного дитятки, который туда не ходи, это не трогай, опасно, нет, осторожнее и так далее. Осаму приносит ему еду, а потом кормит его. Дальше рассказывает ему сказки или истории, закутывая в крылья, где тепло, уютно и безопасно. Накахара нередко засыпает прямо так, уморившись. В последнее время он все больше спит, и ему все холоднее. Несмотря на то, что дракон стремится его согреть, это редко получается сделать надолго. Рыжик бодрствует все меньше и спит все дольше. Он знает, что Дазаю это не нравится, но ничего не может с собой поделать. Вроде бы ничего не делает, а так устает, будто целыми днями мешки с камнями таскает. Возможно, это из-за лютого холода, который пронизывает его насквозь? Чуя не знает, но такое развитие событий вполне возможно. Вот и сейчас Накахара просыпается в тепле, обернутый со всех сторон крыльями Осаму. Он помнит, что заснул посреди истории про земли на краю света. Он потягивается и зевает, выбираясь из объятий (он предпочитает называть это именно так). Дракон еще спит, и он не хочет его будить, хотя и понимает, что это неминуемо. В конце-то концов, у того слишком острый слух, чтобы копошение рыжика осталось незамеченным. Но Чуя старается. Он направляется к воде, чтобы принять ванну, умыться и почистить зубы. Это достаточно большая горная емкость, куда заливается вода из источника. К счастью, там постоянно поддерживается довольно высокая температура, так как нагревается специальными кристаллами. Как он уже знает, дракон любит комфорт. И пускай он не понимал, зачем тому теплая вода, если он сам по себе похож на печку, но лично для Накахары тепло просто необходимо, даже если он не может согреться до конца. От воды валит густой пар. Рыжик скидывает с себя теплую одежду и чуть ли не стонет от блаженства, когда опускается почти до подбородка, полностью согреваясь. Разница между температурой воды и температурой воздуха слишком большая, поэтому Чуя не любит выбираться из воды, чтобы одеться. Даже если Дазай дышит на него специальным видом пламени, чтобы согреть, это все равно слишком неприятно и холодно. В конце-то концов, Накахара воспитывался на юге, где было постоянно тепло. А еще был тем еще мерзляком даже там. Наверное, поэтому работа в кузнице ему так сильно нравилась: жарко и хорошо. Сбоку раздается всплеск. Чуя удивленно замирает, ведь обычно он купается один, но не успевает ничего сказать, как его за талию уже обвивают сильные руки. Человеческие руки. Он испуганно кричит, стараясь вырваться и сбежать. И не важно куда. — Хей, малыш, спокойнее. Это же я… — знакомо звучит голос Дазая над его ухом. Накахара замирает, зависая от произошедшего. Конечно, он знал, что драконы умеют принимать облик людей (спасибо лекциям Осаму), но не думал, что его дракон умеет делать это. Рыжик резко разворачивается, собираясь начать кричать на того за то, что он напугал его, и замирает, шокировано хлопая глазами. Перед ним стоит высокий красивый шатен, который возвышается над ним на добрых две головы. Знакомые янтарно-красные глаза со вспыхивающими оранжевыми и золотыми искрами чуть насмешливо смотрят на него. А еще он абсолютно голый. Чуя удивленно смотрит на его великолепные литые мышцы и тело, скользит взглядом вниз, после чего с возмущенным криком закрывает глаза, отворачиваясь. — Дазай! — Что? — невинно спрашивает тот, затягивая Чую в крепкие объятия, чувствуя как хрупкое человеческое тельце невероятно прекрасно подходит именно для него. Интересно, почему он раньше так не делал? Оказывается, многое потерял. Накахара замирает, чувствуя, как Осаму трется своей щекой о его макушку, чуть ли не мурлыкая от удовольствия. А еще ему в бедро кажется упирается… упирается… ну, то самое. Он не может не покраснеть, мечтая провалиться сквозь землю или куда-нибудь сбежать. Кажется, тот заметил его попытки свалить. — Что такое, малыш? — Эм… Н-ну… Ты не мог бы меня отпустить? — Чуя чувствует себя девушкой на первом свидании. Ему неловко, а еще очень стыдно. Он никогда так себя не чувствовал, и вообще не знал, что может подобное испытывать. Но в груди против воли вспыхивает жар, который постепенно собирается в животе. — М… Нет, малыш. — смеется тот, садясь на выступ, где воды в сидячем положении достигала ему до середины груди, и затаскивая Накахару на колени. Рыжик неловко ерзает, потому что ему в попу упирается чужой член. Ну вот, ему снова хочется провалиться сквозь землю. На фоне этого огненного смущения даже привычный холод отступает. — Может, я хочу подготовить свое сокровище, чтобы ты был полностью моим. — Сокровище? Полностью? Я? — Чуя чувствует, как у него ёкает сердце, а под ложечкой сосет, когда Дазай неизвестно откуда достает какой-то бутылек и открывает крышку. Пахнет каким-то маслом. Кажется, сейчас будет что-то, что ему не понравится. Он снова пытается свалить, но Осаму не дает. Именно поэтому он забился испуганной птичкой, словно стараясь сбежать из лап хищного кота. — Дазай, отпусти! — Ммм… нет. — Дазай! — в голосе Чуи истеричные нотки. Осаму тяжело вздыхает и качает головой, предлагая: — Тогда как насчет сделки? — С-сделки? — робко спрашивает Накахара, с любопытством заглядывая в глаза мужчины. Тот кивает: — Ты останешься со мной… А взамен, я потом отвезу тебя к родным, и даже разрешу бывать у них в гостях. Чуя распахивает глаза, не веря, что тот сам такое предложил. Уж он и не знал, как подступиться, а тут… Рыжик кивает, принимая такие условия. Он и сам не понимает, как оказывается на коленях, сильно прижимаясь к шатену грудью и обнимая его за шею. Его лицо печет от стыда, потому что его ноги широко расставлены, а задницу мнут две большие горячие ладони. Ему так стыдно от того, что он сам невероятно сильно возбужден этими ласками, отчего между ног каменно стоит. Он думает, что никогда не испытывал подобного и не думал испытать. Ему хочется сгореть от стыда и спрятаться. Он чувствует странное томление, которое так сильно, что даже привычный холод уступает. — Ч-что… что ты?! — взвизгивает Чуя, прогибаясь в пояснице, когда Дазай раздвигает его ягодицы и размазывает масло вокруг колечка мышц, проникая одним пальцем внутрь. Это не больно, но есть странный дискомфорт. Неприятно. Накахара тихо ойкает, когда Осаму прикусывает его шею, посасывая нежную кожу, чтобы оставить засос. Рыжик тяжело дышит и попискивает, когда палец внутри него двигается, то и дело касаясь нежных стеночек внутри него, а потом к нему добавляется и второй, а затем и третий. А потом шатен как-то сгибает их, и Чуя вздрагивает всем телом, невольно прогибаясь в пояснице и поджимая пальцы на ногах, ведь ощущает сильную вспышку удовольствия. — Потерпи, малыш. Обещаю, что тебе понравится. — с довольной усмешкой тянет Дазай, двигая пальцами и наблюдая за лицом своего сокровища, на котором с огромной скоростью менялись самые разнообразные чувства и эмоции. Ах, Чуя такой милый, очаровательный и искренний… Просто прелесть. Дазай сильнее сгибает свои пальцы и поглаживает простату под ними, достаточно сильно и ощутимо нажимая на нее. К тому времени, когда внимание Чуи возвращается к слишком сильному источнику жара в его животе, он уже ничего не может поделать. То усилилось, как будто оно могло вырваться из него, если бы он чуть выгнул спину. У Накахары подгибаются ноги, и если бы не Осаму, удерживающий его, он бы безвольно рухнул куда-то. Рыжик тяжело дышит и мечется, поджимая пальцы и ощущая слишком сильное и одновременно недостаточное удовольствия. Ему хочется… Чуя не знает, что именно, но ему что-то необходимо. Он замечает, что шатен ухмыляется и что-то говорит, но его разум погружен в слишком густой туман, чтобы он мог понять это. Из него убирают пальцы, и он не может не скулить обиженно. Томление и жар во всем теле слишком велики, чтобы он мог справиться с этим самостоятельно. Он не успевает ничего понять, когда пальцы снова возвращаются внутрь него, снова касаясь простаты. Накахара ощущает невероятный жар, по мере того, как Дазай продолжает касаться его внутри, а после дует на его живот огнем какого-то странного оттенка. То, что он чувствует дальше, похоже на падение в пропасть. Удовольствие омывает его тело, не давая толком ничего понять. Рыжик не может дышать, не может шуметь, ничего не может сделать, кроме того, что почти болезненно прогнуться в спине, беззвучно крича. Сокращающиеся мышцы в его теле слишком напряжены, от чего парнишку просто потряхивает от всего этого. Эта сладкая пытка длится до тех пор, пока, наконец, не исчезнет последний след былого удовольствия. — Что… — слабо спрашивает Чуя, удивленно выгибая брови и цепляясь обеими руками за плечи Дазая. — Что это было? — Оргазм. Тебе понравилось, малыш? — ласково спрашивает Осаму, снова укутывая его в теплые вещи, превращаясь в дракона и закутывая еще в свои крылья, и Накахара не может не кивнуть, потому что ему снова слишком сильно хочется почувствовать это. Но он слишком устал. — Это хорошо, маленькое сокровище. Как думаешь, ты сможешь совершать подвиги завтра? Рыжик не успевает даже уточнить, что именно тот имеет в виду, когда проваливается в сон. Дазай задумчиво смотрит на спящего подростка в своих объятиях и поплотнее закутывает его в объятия своих крыльев. Вокруг слишком холодно, чтобы хрупкое и слабое человеческое тельце держало без этого нужную для жизнедеятельности температуру. Он хмурится и снова вглядывается в безмятежное спящее лицо своего маленького сокровища, думая, что он впервые нашел то, с чем не хочет расставаться. С чем, наверное, не захочет расставаться никогда. Он знает, что такими темпами Чуя не проживет даже месяца, даже если он будет его греть, и он просто не может допустить подобного развития событий. Он не может позволить Накахаре умереть. Кому угодно, но только не ему. Он долго всматривается в лицо своего малыша, рассматривая трепещущие ресницы и трогательно приоткрытый рот, из которого вырывалось тихое, спокойное и безмятежное дыхание, после чего решается. Драконы могут сделать так только однажды, но Дазай за всю свою длинную и скучную жизнь так и не смог найти того, с кем бы он хотел разделить свою жизнь. По крайней мере, пока он не встретил рыжика. Он снова превращается в человека, аккуратно удерживая того на руках, и протягивает руку, на которой вспыхивает ярким светом нестерпимо яркий голубоватый шар, который является квинтэссенцией жизненной силы драконов. Искру можно разделить всего один раз, подарив равную часть тому, с кем ты хочешь провести свою жизнь. Это невероятный риск, ведь совместная жизнь значит и смерть в один день, один час и одну минуту. Если погибнет один, то сразу же с ним погибнет и второй. Осаму никогда не ценил свою жизнь, так что дарить половину Искры считал совершенно глупым занятием, ведь это лишь дополнительный грех утаскивать на тот свет свою половинку. Шатен никогда не думал, что найдет такое существо, но сейчас, опуская половину своей силы, души и сути на спокойно вздымающуюся грудь спящего Чуи, он не колебался. Было бы невероятно расточительно позволить умереть этому маленькому рыжему сокровищу. А значит, они будут жить так долго, как этого позволит Бог Времени. Вместе.