***
«Внимание, розыск!» — гласило чуть ли не каждое объявление по всему городу, на котором был изображен невероятно красивый юноша в достаточно смелом и открытом восточном наряде. Дерзкая улыбка, голубые глаза, рыжие волосы, изящные черты лица и женственное тело. Художник умудрился передать все его притягательное очарование, от чего вокруг портретов частенько толпилось большое количество народа, дивясь и мастерству художника, и красоте изображенного. Весь он, если бы не дерзкая ухмылка, был будто прекрасный утонченный ангел, который лишь по какой-то прихоти злодейки Судьбы оказался на грешной земле. Если смотреть только на его портрет, и правда можно поразиться такой невероятной утонченной красоте, но вот если прочесть буквы ниже… Если смотреть только на рисунок, никто и не догадается, что этот милый юноша — самый опасный на всем востоке вор и контрабандист Накахара Чуя, с которым, говорят, только сам Дьявол водится. Не стоит конфликтовать с ним, если вы не хотите, чтобы вас убили так, что Ад — Раем покажется. Ходили слухи, что сначала того очень многие преступники задирали или пытались обидеть, но очень скоро пропадали без вести, и от них даже следа не удавалось найти. Да, почти каждая листовка пестрела красивым и утонченным лицом. Также внизу под фотографией и именем была указана награда за Чую в такое количество ноликов, что получивший ее мгновенно станет богачом и сможет жить безбедно, да еще и на его внуков останется. Однако, при всем при этом награду давали только тому, кто приведет Накахару к султану Дазаю Осаму живым и здоровым. И самый главный пункт — невредимым. Ведь самое большое удивление вызывало не то, что кто-то пытается поймать вора, а то, что сам султан объявил всему народу о том, что если кто-нибудь посмеет навредить этому парню (даже если это будет просто пустяковая царапина), провинившегося будет ждать смертная казнь. Ну, или ему просто отрубят руку, которой он навредил рыжику. Разумеется, дураков не было, и за Чуей теперь носилась разве что дворцовая стража, у которой просто не было выбора. Иногда находились смельчаки и авантюристы из народа, но как правило одной встречи с вором было достаточно, чтобы те не захотели сделать это еще раз. Это тоже подстегивало многих верить, что Накахара — на самом деле якшается с демонами и пьет кровь младенцев. Сам рыжик разубеждать народ не спешил, пусть и частенько не понимал, с чего это такие слухи о нем ходят. Еще большее удивление, хотя, казалось бы, куда еще, вызывало то, что на каждой бумажке портрет самого разыскиваемого преступника был нарисован от руки. Не один раз, а после сделано с него несколько копий, а буквально на каждую листовку портрет был специально нарисован от руки. Многие думали, что неизвестный художник, который занимается рисованием для листовок розыска, больше ничем другим заниматься не успевает. Только и делает, что рисует портреты самого неуловимого вора всего востока. При этом, каждый портрет — индивидуальный и неповторимый — был нарисован с такой любовью и восхищением… С таким обожанием… С таким восторгом… Будто рисовавший старался в полной мере передать весь магнетизм и невероятное очарование разыскиваемого. И, надо сказать, у него это прекрасно получилось. Ходили слухи, что этими рисунками собственноручно занимался султан Дазай, ведь кто-то утверждал, что видели стиль его рисования, который ну один в один со стилем рисования портрета разыскиваемого преступника. Но, разумеется, даже если такие слухи ходили, то очень-очень тихо и шепотом, чтобы, не дай Ками, стража не услышала. К тому же, многие в это не верили, ведь если бы Осаму действительно занимался подобным, у него не осталось бы времени ни на что другое — в первую очередь на свои прямые обязанности. Так что уверение, что шатен занимался этим в одиночку, было чем-то из разряда забавных (на самом деле пугающих) легенд. Если бы люди знали, что это правда на сто процентов… Ну, они бы точно были удивлены и испуганы. Ацуши мог только возблагодарить предусмотрительного Акутагаву и себя, которые выслушивали все стенания Дазая и притормаживали его, не давая тому скатиться в откровенный террор и открытые действия. Ну, хочется Осаму вернуть возлюбленного — пускай и дальше хочет, но зачем возводить владение Чуей в идею фикс? Разве мало точно таких же людей? Правда, Накаджима сам никогда Накахару не видел, любуясь им лишь с портретов, которые рисовал шатен, так что не мог сказать, стоит ли владение рыжиком стольких усилий. Если бы спросили у Дазая, он бы невероятно решительно и твердо ответил «да». Владение Чуей стоит всего, пусть тот — та еще сука капризная, гордая и независимая. Вот в очередной раз по городу развешены новые листовки с увеличенной наградой и новыми портретами. Тут же вокруг них столпились толпы людей, с любопытством ожидая увидеть, как именно нарисован Накахара в этот раз. Это было чем-то вроде местного развлечения. Когда толпа разошлась, возле одной из листовок остановилась невысокая фигура, закутанная с ног до головы в плащ. Постояла, посмотрела на листовку, раздраженно фыркнула и сорвала одну из них — с самым красивым и развратным рисунком. Рыжик почти кипел от раздражения, мысленно успокаивая себя, что он сможет навестить Дазая и позже, потому что прямо сейчас его совершенно не нужно убивать. Хотя и хотелось. Наконец, успокоившись, фигура в плаще неспешно двинулась по улице, позже растворившись в толпе на рынке. Проходящая мимо стража заметила, что один портрет Накахары Чуи был сорван и унесен в неизвестном направление, после чего все они почти безнадежно взвыли. Султан придет в ярость, когда узнает. В этой стране никто не смел трогать портреты Накахары Чуи, ведь те были личной собственностью султана Дазая, пусть это и не афишировалось.***
Луна посреди темного небосвода кажется невероятно красивым драгоценным камнем. Вокруг нее раскиданы звезды, будто на небо кто-то запустил тысячи и тысячи светлячков. В его спальне царит тьма, которую разгоняет только еле заметный бледный свет луны. Дазай лежал на своем невероятно дорогом ложе из шелка и драгоценностей и прижимал к себе подушку-обнимашку — невероятно точную копию некого Накахары Чуи, которую сделал собственными руками, чтобы слишком сильно не скучать, когда его песик пытается доказать ему, что является дикой собакой, и исчезает на несколько дней, а то и недель. Осаму тщательно симулирует настоящий сон, уже несколько дней как пытаясь выследить одну миниатюрную рыжую феечку. У него болит голова, ему плохо от недосыпа, у него синяки под глазами, но шатен не спит. Он ждет. Он просто не может уснуть, когда рядом нет его чиби. Пусть тот ругается, кричит, матерится, бьет его, пытается покалечить, но вор рядом. Без этого всего султан просто не может заснуть. Наверное, это должно его серьезно беспокоить, но на самом деле ему просто плевать. Самое главное, чтобы его Чуя был с ним, а на все остальное ему уже все равно. — Поверить не могу, что ты до такого опустился. — слышится от распахнутого окна недовольное, и Дазай тут же подрывается и разворачивается, чтобы жадным взором зацепиться за знакомую фигуру, рыжие волосы и голубые глаза, которые во тьме кажутся темно-синими. Взгляд скользит по ладной соблазнительной фигурке, которая, как всегда, покрыта лишь минимумом ткани. Осаму сглатывает и признается себе, что ему совсем не стыдно, что у него при этом виде из носа кровь течет. — Дазай… Тянет Накахара, закатывая глаза, потому что подобная реакция для него совсем не нова. Честное слово, у шатена на него словно какой-то рефлекс: только видит — уже кровь из носа. Это не может не подогревать самолюбие вора, хотя иногда он сомневается, что доволен этим. Он точно не сможет никуда сбежать в случае чего, ведь султан землю и небо перевернет, но обязательно найдет его. — Дазай, ты точно двинутый. — выдыхает Чуя, качая головой, когда Осаму подходит к нему и ловит в объятия, водя носом по тонкой шейке. Его взгляд прямой и острый, пронзительный и как всегда безумно чистый. Шатену бы отвести взгляд, боясь, что он может утонуть в чужих голубых очах, но для него это — великая радость, которую он ни на что не променяет. — Перестань. — Неа. — незаинтересованно бурчит султан, крепче прижимая тонкое тельце к себе и все-таки глубоко целуя с такой самоотдачей, будто чужую душу высосать хочет. Накахара даже не пытается сопротивляться, потому что по опыту уже знает, что это бесполезно. Именно поэтому он расслабляется и дает Дазаю вести, покорно подставляясь под чужие прикосновения. — Дазай… — укоризненно тянет рыжик, которому совсем не нравится реакция Осаму на самого себя. Иногда вор чувствует себя каким-то наркотиком, на который шатен давно и плотно подсел. Как-то иначе объяснить реакцию султана на него самого, его тело, а также его отсутствие, очень сложно. Возможно, кому-то это бы польстило, но как раз-таки проблема в том, что Чуя — это не кто-то. Он — вор, чья жизнь постоянно состоит из вечного путешествия. А он не может убраться из этого города и страны уже множество лет, потому что вполне закономерно опасается, что с Дазая сталось бы отправиться за ним, наплевав на все. — Я так счастлив, чиби. — тянет тот, лаская руками тонкое тело и прижимая его к себе. Он с удовольствием слушает тихие стоны партнера, которые являются для него настоящей музыкой, ловит каждую реакцию чужого тела и взмаха ресниц. Любуется искаженным в удовольствие лицом, разбросанными по подушке огненными кудрями, сапфировыми глазами и прекрасным румянцем. — Я так счастлив… — Ты… ах!.. говоришь каждый раз одно и то же! — срывается на скулеж Чуя, когда их руки переплетаются в нерушимый замок, а Осаму ласкает его самые чувствительные местечки. — Потому что я правда счастлив. — улыбается ему шатен, любуясь распятым на кровати Накахарой. Султан со смехом замечает, каким смущенно-раздраженным взглядом одаряет его рыжик, пытаясь спрятать слишком яркий румянец и уязвимый взгляд. Они уже не первый раз сходятся и не первый раз расходятся. Дазай знает, что, когда проснется завтра утром, из доказательств того, что Чуя действительно был с ним, будут лишь смятые простыни да знакомый запах пряностей и песка. Осаму знает, что Чуя исчезнет еще на несколько дней, словно пытаясь доказать, что он является диким псом, который никому не принадлежит. Он знает, что не сможет долгие дни, а то и недели нормально спать, пока Накахара снова не окажется в его объятиях. Он знает, что в очередной раз будет рисовать его портреты сотнями, ожидая, когда рыжик увидит их и вернется. Также шатен знает, что однажды Чуя сдастся, вернется к нему и больше не сможет уйти. Останется навсегда с султаном, который давно уже ждет только его. У Дазая уже даже кольцо готово — осталось лишь терпеливо дождаться. Пусть ни сегодня, ни завтра, ни через неделю и даже ни через месяц, но это обязательно произойдет. Накахара останется. И они будут счастливы вместе. Навсегда. Когда Дазай получит своего обожаемого чиби в свои руки, он больше никогда не позволит Чуе ускользнуть. Он сделает все, чтобы рыжик был только с ним. У мудрого великого султана Мори Огая, который не имел детей, были двое протеже — Дазай Осаму и Накахара Чуя. Оба они могли считаться наследниками Мори, и имели одинаковый статус и влияние. После смерти Огая, был период дикой суматохи, когда многих волновало то, кто именно из них станет следующим султаном. Были те, кто хотел, чтобы правил Дазай из-за его хладнокровия, ума, острой логики и невероятных стратегий. Столько же людей хотело, чтобы правил Чуя из-за его силы, доброты, невероятного боевого мастерства и его популярности среди простых граждан. Процветающее королевство было бы разрушено междоусобицей между сторонников двух правителей, которые не понимали, что те хотели бы править вместе, сообща. Все вернулось бы на круги своя, если бы кто-то из них сдался. Чуя был невероятно проницательным и быстро это понял, поэтому и исчез на долгие годы, растворившись на просторах страны и забрав с собой сердце Дазая Осаму. А когда вернулся, то решил стать неуловимым вором, которого никто и никогда не сможет поймать. Кроме Дазая.