Академики

Спасибо Топ Джинсу за наше счастливое все! Киришима заметил Бакуго как только вошел. Но еще минут десять терся у дверей, наблюдая издалека. Волосы уложены, рубашка застегнута на все пуговицы, натертые до блеска туфли и джинсы, такие узкие, что Бакуго семенил мелкими шагами словно гейша. Если бы Киришима умел читать мысли, в голове Бакуго сейчас наверняка читалось бы сплошное «блядь-блядь-блядь». Бакуго бесился всегда — это было его нормальное состояние, но иногда он бесился особенно, и Киришима чувствовал себя гребанным фетишистом, потому что заводился от заведенного Бакуго. Каждый раз будто земля трескалась под ногами, и сколько бы он не цеплялся, все равно рано или поздно со свистом падал на дно, в крутой кипяток своих же эмоций. Свет приглушили, вот-вот должна была начаться презентация про будущее героев, злодеев — сомнительные теории, не имевшие ничего общего с реальностью. Выглядело как хороший повод поесть нахаляву и обсудить последние геройские сплетни. Вряд ли кто-то всерьез собирался слушать докладчиков. Киришима протиснулся в толпе и остановился за спиной Бакуго. Посмотрел на задницу, прикинул, что его ладони едва ли получится засунуть в карманы, так они плотно сидят, и мысленно поблагодарил Джинса за его корпоративную этику. — Йо! Бакуго даже не обернулся, только дернулись плечи, сказал: — Хоть слово, и я тебя нахрен взорву. — У тебя волосы блестят так прикольно, — Киришима чувствовал себя летчиком-камикадзе, топившим за родину. Бакуго сжал кулаки и развернулся. Ну не будет же он бить его тут при всех, подумал Киришима, да и просто бить не будет, но все равно сделал шаг назад. Грудь Бакуго вздымалась, и пуговицам на рубашке можно было посочувствовать. Он заслонил Киришиме экран, на котором уже побежали слайды, и судя по всему пытался взорвать его взглядом — если он освоит этот трюк — берегитесь злодеи. Киришима улыбнулся, показывая зубы. Внутри искрило, как в банке содовой, которую хорошенько взболтали. — Чувак, умей принимать комплименты. У Бакуго покраснело все: уши, щеки, шея, особенно, глаза. Киришима сглотнул, когда Бакуго преодолел тот самый подстраховочный шаг. Мысль о том, что вокруг полно людей, смыло, как совершенно ненужную. Киришима поддел верхнюю пуговицу под кадыком и высвободил ее из петли. Бакуго приоткрыл рот, шумно вдохнул и засуетился, возвращая все на место. — Ты тупой? Киришима беззвучно рассмеялся и пожал плечами, осмотрел зал, подмечая все входы и выходы, и зацепился взглядом за пожарный со светящейся табличкой над дверью. — Тебе не душно? — спросил он. — Мне охуенно, — поспешил ответить Бакуго, но, видимо, сообразив, к чему он клонит, еще сильнее сдвинул брови. — Нет, ты точно тупой. Киришима бы поспорил, что он просто поехавший и влюбленный. Бакуго клацнул зубами. Киришима взялся пальцем за шлевку его джинс и повернулся в сторону выхода. Думал, Бакуго выругается, вырвется, слиняет от него к столику с закусками и будет в общем-то прав. Но тот не сделал ни первого, ни второго. И от одного только немого согласия, Киришиму повело. — Бесишь меня, — бурчал Бакуго, пока они двигались сквозь толпу. — Тебя все бесит. — Ты особенно, сейчас. Киришима нажал на ручку двери, и та легко поддалась, впуская их в длинный полутемный коридор. Когда полоска света исчезла, а дверь закрылась с мягким щелчком, Бакуго швырнул Киришиму к стене, так что воздух выбило из легких. Где-то фоново проскочила мысль, что обнаружат их тут на раз — остается надеяться, что презентация будет очень интересной. Киришима спас одну за другой перетрудившиеся пуговицы, попытался забраться пальцами за пояс джинс, но те заразы оказались такими тугими, что туда не пролез бы и лист бумаги. Бакуго схватил кисти Киришимы и отвел их в сторону. — Хочешь сказать, у тебя стоит вот на это? Он двинул бедрами, и Киришима шепнул: — У меня просто стоит на тебя, всегда. — Тяжело тебе живется, — Бакуго усмехнулся, отпустил, вжался всем телом. У Киришимы в глазах заплясали искры. Он сам не заметил, как ладони сжали чужую задницу, а рот втянул соленую горячую кожу на шее. Бакуго задрал на нем джемпер и губами прихватил сосок. Киришима сказал: — От тебя пахнет лаком для волос. Бакуго укусил. — Мне нравится твоя прическа. И сильно сжал бока — синяки опять будут, да похрен. Киришима положил одну руку ему на макушку, пригладил челку, а потом взъерошил волосы, возвращая им привычный вид. — Помоги мне снять эти долбанные джинсы. — Отличные джинсы, — поспорил Киришима, трясущимися руками рванул болт, ширинку, потянул вниз, попутно огладив косточки. Бакуго заерзал, только усложняя процесс. У Киришимы рот слюной наполнился от желания, стояло так, что хотелось выть волком, но джинсы застряли на бедрах и были таковы. Киришима стянул джемпер, присел на корточки и вжался лицом в пах. Молния царапала подбородок, рука Бакуго на затылке больно оттягивала волосы. — Я же говорил, долбанные джинсы! Киришима не согласился, но промолчал. Контраст жесткой ткани и влажной горячей кожи выбивал последние предохранители. Он вылизал низ живота, приспустил трусы, взял в рот и замер, наслаждаясь ощущением. Член Бакуго пульсировал, набухал, пока головка не уперлась в горло и стало нечем дышать. Киришима отстранился, глотнул воздуха, провел языком по стволу. — Ты ненормальный, — простонал Бакуго и толкнулся глубже — на глазах проступили слезы. Насколько нелепо будет кончить в трусы от того, что сосешь член? А, да, похер. Он осторожно прихватил зубами под головкой, отпустил, увеличил темп. Но как только почувствовал, что Бакуго подходит к краю сделал вид, что ему нужно отдышаться. — Блядь, Киришима, иди сюда, — Бакуго вздернул его за плечи, поцеловал глубоко, торопливо, стукаясь зубами. Разобрался с ширинкой. Киришиму колотило, как в припадке, когда ладонь легла на член, когда смешалось в сознании: кто кому как. Жесткая ткань, холодные железные болты, нежная кожа, липкая смазка. Будто кто-то листал слайды с их дрочкой на сверхзвуковой скорости. Бакуго не застонал, зарычал, выплескиваясь ему на живот, и Киришима с пошлым «еще-еще» задергался в чужих руках. А потом темнота, пустота, будто их обоих выбросило во времена еще не рожденной вселенной, где не было ничего. Оргазм забавно действовал на Бакуго. Тот становился мягким, расслабленным и спокойным, как буддистский монах. Он навалился на Киришиму, бережно обнял за талию, водил носом за ухом и целовал. И Киришима понимал, что под его личным бурлящим кипяточным дном прячется еще одно, горячее и глубже. Срывался в дыру и падал, падал, падал.