Потерянная «дружба»

      Простуда оказалась не очень серьёзной, и к концу недели Асока уже полностью поправилась, настолько, что готова была лететь на миссию вместе с Энакином. Сообщение об этом вызвало двоякую реакцию, против того, чтобы полететь на Фелуцию, Тано не возражала, эта планета всегда нравилась ей, но вот то, что лететь придётся со Скайуокером будило в её душе миллионы противоречий. Что было очень странно, ведь до этого такие совместные миссии всегда радовали Асоку, она ещё до отправки начинала нетерпеливо подпрыгивать на месте, предвкушая весёлую болтовню в полете и бесконечные шутки друг над другом во время проведения самой миссии. Но сейчас, едва только Магистр Йода сказал, с кем Тано отправится на Фелуцию, как сердце её неприятно сжалось, а душа затрепетала в отчаянии, понимая, что готова всем существом этому противиться. До того не хотелось ей снова оставаться с другом наедине. Другом, столь легко забывшим об этом качестве, едва только впереди замаячила смазливая девица с аристократическими манерами.       И представляя сейчас миссию, которая будет, тогрута невольно вспоминала ту, которая недавно была, и никак не могла выбросить из головы "предательство" Энакина, то, с какой лёгкостью он забыл о ней в угоду Падме. И как до этого Скайуокер проводил с Амидалой все выходные и свободные часы, которые по идее должен был уделять ей, Асоке. Пусть даже не как другу, но хотя бы как ученице, уж если Энакин себе о дружбе забыть позволил, то о долге наставника забывать просто непозволительно. Хотя, о чём это она говорит? Он и прежде не особо вспоминал про этот долг, потому, скорее всего, что сам его не искал.       Стоило только вспомнить, как именно Асока попала в ученицы. Она в тот день мирно проснулась и пошла завтракать вместе с другими товарищами по группе, когда во время трапезы Магистр Йода сказал, что из всей группы именно она, Асока, удостоилась чести стать падаваном. Вот так, в одну секунду, без турнира или хотя бы элементарной моральной подготовки. Только лишь потому, что, видите ли, Совету показалось, что Избранный не очень ответственен и надо это исправить, прикрепив к нему ученика. И из всех предложенных кандидатур выбрали Асоку, неизвестно, по каким критериями, а может и вовсе не по ним, просто рандомно взяли первого попавшегося. Да, скорее всего, так и было, ведь иначе не объяснишь того, что отношения с наставником сразу не задались, ибо Энакин был категорически против наличия в его жизни младшего товарища, но к счастью это «бодание» было недолгим, и уже к концу первой миссии эти двое сблизились настолько, что до сих пор их было не разлить водой. Было.       Никак нельзя не добавить это слово, хотя и ужасно не хочется. Какое же это ужасное слово — Было. Неприятное и грустное, как капли осеннего дождя на стекле, как напоминание о том, что всё имеет конец, хорошее ли, плохое ли, но обязательно всё. И остаётся лишь вспоминать об этом, вспоминать и ничего более, не имея никакой надежды это вернуть. Ведь ничто не повторяется два раза, а разбитая чашка, даже после самого тщательного и дорогого ремонта всё равно будет склееной и не быть ей больше новой и безукоризненной. Как и отношения Асоки с другом уже никогда не вернутся на прежний уровень, даже если Скайуокер извинится за свой поступок на Набу. Ведь извинения — это только слова, которые, увы, не уничтожит в памяти того, что им предшествовало и признание вины не отменит того, что её наложило. И Тано всегда будет помнить о том, как Энакин с ней поступил, даже если он сто раз попросит прощения, которое он, кажется, и один-то раз просить не собирался.       Скайуокер ничего не сказал Асоке по поводу инцидента на водопаде, просто заговорил с ней так, словно ничего не случилось, Тано так же решила не обострять конфликт и сделала вид, что всё по-прежнему, только вот осадок никуда делся. Но об этом же никто не знает. И потому, верная своему слову тогрута решила хотя бы внешне вести себя с Энакином, как всегда. Но уже на корабле стало понятно, что задача будет очень сложной, поскольку мысли Асоки то и дело возвращались к миссии на Набу, но теперь, из абстрактных, охватывающих всю её в целом, они сконцентрировались на действующих лицах, а именно, на Падме.       Тогрута мысленно нарисовала перед глазами образ подруги и тотчас же часто заморгала, до того удивилась тому, что она при этом почувствовала. Обычно Асока очень хорошо относилась к этой женщине, даже любила её, как только может одна подруга любить другую. Они познакомились почти тогда же, когда и с Энакином, и тоже очень быстро нашли общий язык, несмотря на разницу в возрасте. Падме, бывшая чуткой и отзывчивой, с первого дня начала давать Асоке советы, касаемые внешности и поведения, которые всегда работали, а так же всегда старалась быть в курсе дел Тано, никогда не отказываясь с ней поговорить.       Надо сказать, тогрута всегда восхищалась ею. Видела Падме очень красивой и утонченной женщиной, умеющей правильно и тонко подчеркнуть свои достоинства, и Асока иногда перенимала у неё то или иное. Но так было прежде (тоже не самое лучшее слово в данной ситуации), сейчас же, едва представив себе лицо и фигуру сенатора с Набу, Тано едва удержалась, чтобы не скривить лицо в презрительной гримасе. До того она вдруг показалось Асоке неприятной, если не сказать больше, противной. Всё то, что до этого Тано считала у Падме несомненными достоинствами, сейчас резко превратилось в недостатки.       Каштановые волосы, уложенные в красивую причёску, блестели как-то ненатурально, словно их нарочно намазали лаком для покрытия полов. Пошло и нарочито. Фарфорово-белая кожа на лице, при внимательном взгляде, явила незаметные ранее тонкие морщинки, тщательно замазанные пудрой и кремом. Фальшиво и наигранно. Огромные карие глаза, светившееся мягким и нежным светом блеснули из глубины властной самодовольностью. А губы, красивые розовые губы, словно сами собой сложились в гримасу высокомерного презрения.       «Энакин, неужели не видишь, во, что ты вляпался?» — подумала Асока с неожиданной обидой за друга, — «Неужели ты не видишь, какая она? Только притворяется хорошей и доброй, а на самом деле высокомерная и циничная особа, которая любит лишь себя!»       Это казалось таким очевидным сейчас, что Асока не понимала, как могла не увидеть этого раньше, и как этого не могли видеть и другие. И решила, во что бы то ни стало, раскрыть другу глаза на любовь всей его жизни. Даже повернулась уже к нему и открыла рот, но успела себя одернуть, осененная уже другой мыслью.       «О нет! Сила! Что же это я такое несу?» — отчаянно замотала головой тогрута, — «Ничего подобного нет и никогда не было. Падме хорошая и самая лучшая, она — мой близкий друг, ничуть не худший, чем Энакин. Это так, и более я ничего не желаю слышать!»       Тано и в самом деле сделалось стыдно за свои нелестные характеристики Падме, которую до этого очень любила, ведь Асока нашла причину такой перемене. И была она на самом очень проста и древняя, как сама галактика — ревность. Тяжёлое и неприятное чувство, которое внедряется в другое чувство к человеку и, подобно ржавчине, начинает медленно разъедать его, сея между людьми обиды и неприязнь, изматывая душу недвусмысленными намёками, и зудит в сознании о том, что кого-то другого этого человек любит сильнее тебя. Горе тому, кто поддаётся этому чувству, ведь оно способно завести очень далеко и последствия оставляет крайне тяжёлые.       Асока часто смотрела новости в голонете и видела, сколько раз парень, приревновав девушку к лучшему другу, ударил её, а друга избил. И это ещё один из наиболее мягких вариантов преступлений на почве ревности. Асока этого не желала, достаточно и того, что она ощутила уже сейчас, как руки сжимаются в кулаки, крепко, образовав мощный силовой захват, способный даже сломать шею. Шею Падме...       «Ну всё, хватит, иначе меня сейчас в такие дебри занесёт», — резко остановила себя Тано, — «Главное я поняла, причина в ревности, а теперь надо избавиться от неё и как можно скорее».       Случай отвлечься представился очень скоро, ведь корабль уже прилетел, и пора было начинать разведывательную миссию. Территория большая, дроидов на ней может быть много, так что некогда думать, надо скорее приняться за дело. И Тано честно попробовала отключиться от личных проблем и заняться только работой, однако, нет-нет, да мысли всё равно проскакивали, и Асока, впадая из-за них в ярость, отчаянно лупила мечами в разные стороны, пока не вымоталась настолько, что даже думать вообще о чём-то стало невозможно. Но нет в жизни счастья, только она успокоилась и даже повеселела, как Энакин снова подлил масла в огонь, стоило им опять сесть на корабль:       — Асока, мы с Падме скоро отправимся на приём, и я более, чем уверен, что она будет на нем самая лучшая. Ведь никто не сумеет так же блеснуть в нужной ситуации своим умом и столь же изысканно подобрать одежду.       «Да, чтоб тебя разорвало, Скайуокер!» — воскликнула Асока мысленно, чувствуя, как ей в грудь словно забили раскаленный металлический прут и теперь безжалостно вертят им в разные стороны.       На редкость мучительное ощущение, когда тебя в очередной раз ткнули в твои несовершенства. Ну да, Асока не идеал, её манеры далеки от аристократических, а происхождение совсем даже не знатное, а самое простое, да и платья роскошные, как у Падме, ей недоступны. Во-первых, они тогруте просто не по карману, во-вторых, даже если бы она и могла их себе позволить, то всё равно бы не носила, ведь, согласитесь, что в шикарных туалетах весьма затруднительно махать мечом и совершать сложные акробатические трюки. Однако же это всё не повод считать её ниже и хуже. И мысленно сравнив по этим пунктам себя и Падме, Асоке стало ещё хуже, она поняла, что проигрывает почти по всем фронтам, и ощущение, надо сказать, было самым поганым. Даже Гривусу проиграть в бою было не так обидно. Ведь там Силы были заведомо неравные, а здесь...       Даже не объяснишь толком, что такое. Тано была уже близка к депрессии, как вдруг успела кое-что придумать:       «А что, если мне стать такой же, как Падме? Вдруг тогда Энакин начнёт иначе ко мне относиться?»