Потерянная «дружба»

      Примирение было достигнуто, а дружба сохранена. Победа? С одной стороны возможно, но вот с другой Тано ощущала, что в борьбе за неё она потеряла куда больше, нежели приобрела. Да, Энакин снова общался с тогрутой, честно не вспоминая ей всего того, что та вытворила в последнее время, начал проявлять к ней почти прежнее внимание и заботу, но... Асока упорно не переставала ощущать, что это на самом деле было неверно. Её не покидало чувство, что Скайуокер теперь действует не из искреннего желания проводить время с Тано, а просто из жалости к несчастной отверженной им же дурочке, а так же боязни того, что она снова вытворит что-то из ряда вон, и это либо подорвет его репутацию, либо, неизвестно, что хуже, причинит вред Падме. Такая дружба, основанная на подобной почве тогруте решительно не нравилась, это напоминало акт милосердия, совершенный человеком, не обладающим таким даром. Как будто Энакин, с великой неохотой, изредка отрывал от своего пирога жалкие крошки и бросал их нищему, делая это не потому, что так велело сердце, а от того, что в противном случае общество посмотрит на него косо.       «Уж лучше бы вообще не мирилась с ним», — подумала Асока, вернувшись с совместного задания, — «Лучше совсем никакого общения, чем такое».       И подобные мысли день ото дня появлялись всё чаще, и тогрута настолько уже устала от них, что решила любым способом выбить эту дурь из своей головы. С выбором средств особо не мучилась, взяла те, что лежали на поверхности. И на другой же день, к счастью, или нет, свободный и от заданий, и от Энакина, Тано отправилась в ближний супермаркет и по совету одного из голонет-блогеров, накупила себе всякой разной вкусной еды и спиртного. Ведь, как утверждал этот смышленый парнишка с белокурыми волосами и насмешливым взглядом, любимые продукты и вино более, чем способны заглушить почти все душевные проблемы. И, руководствуясь этим советом, Асока, идя по рядам магазина, бросала в телегу солёный сыр, йогурт со сливками и ещё один с вишней, упаковку суфле, пачку солёной соломки, пакет сосисок и кисло-сладкий соус к ним. Потом добавила к этому набору жевательный мармелад, консервированные морепродукты и бутылку лимонада. Закончила это всё тремя бутылками спиртного: пива, вина и коньяка, на крайний случай.       Теперь предстояло самое сложное — транспортировать этот багаж к себе незаметно, пока не прицепились мелкие и не забрали половину (спасибо, хоть спиртное дети не трогают, малы ещё выпивать), нет, Асока очень хорошо относилась к юнлингам и никогда не отказывалась им помочь и поделиться с ними, просто сейчас настроение просило одинокого обжорства. А что, она вполне заслужила этот маленький праздник, выстрадала его, можно сказать, кровью и слезами. Или кровавыми слезами, пусть Энакин сам выбирает, как это назвать. Хотя, почему Энакин? Он и так до этого вечно решал всё сам за них двоих, теперь это сделает Асока. Сделала уже, когда пришла к себе и разложив на маленьком столике все деликатесы, удобно устроилась на кровати и, глядя на панораму вечернего Корусанта, принялась есть их, запивая алкоголем всё большей крепости.       Сначала Асока откровенно кайфовала, откусывая от солёного сыра и запивая его пивом, а потом уже глотком вина разбавляя сладкий вкус йогурта, и наконец закусывая коньяк соломкой. Потом желудок переполнился и уже не воспринимал удовольствие от пищи, мечтая о том, чтобы ему дали отдохнуть (о, желудок умеет мечтать, кажется, коньяк был лишним), а сознание заволокло туманом, Тано почувствовала приятную расслабляющую лень, какая и бывает после сытного обеда, после которого всем нормальным людям полагается поспать. Но сон к Асоке упорно не приходил, ведь, вопреки всему, еда и алкоголь не смогли избавить её от тяжёлых мыслей, а только отодвинули их, превратив острую боль в тупую. Однако легче от этого становилось ненамного. Но достаточно, чтобы ей стало понятно, что такое решение в её ситуации не работает, надо придумать другое. Такое, что можно сообразить даже на пьяный мозг. Например, вспомнить хорошо известную пословицу про то, чем вышибают клин, а именно таким же клином. А если адаптировать это высказывание к настоящим реалиям, то заменить общение с Энакином на такое же тёплое и близкое взаимодействие с другим человеком, которому Тано была бы так же небезразлична. Кстати, этот самый клин был совсем рядом, буквально на этаж выше Асоки, и она, прямо со следующего утра и позвонила ему:       — Баррисс, привет, ты сегодня ничем не занята?       Оффи откликнулась не сразу, видимо она только проснулась, поскольку голос был немного сонным:       — Привет, Асока, в принципе, нет, а что случилось?       — Раз так, то пойдём сегодня в парк, я приглашаю, — бодро, как на контрасте, ответила Тано предложением.       — Ну, не сказать, что я прямо любитель этого дела, — начала Баррисс сомневаться, чем в корне ломала выстроенную Асокой концепцию разговора и встречи, — Но иногда, почему бы и нет? — смилостивилась наконец мириаланка, — Давай прямо сейчас, я только подберу наряд, переоденусь, наложу макияж и помедитирую немного.       Тано согласилась, подавив немного поднявшее голову раздражение. Не так она привыкла начинать разговор о планах на день.       «Подберу наряд, переоденусь, накрашусь, помедитирую», — мысленно передразнила она Баррисс, — «Педант до мозга и костей, вот Энакин никогда такой ерундой не морочится».       Сравнение было невольным и произошло скорее машинально, чем по сознательному желанию тогруты. Но один раз появившись, оно никак не хотело ни уходить, ни хотя бы спрятаться на время. И потому, начиная с момента, как они с Оффи встретились на лестнице и заканчивая вечером, Асока подсознательно во всем сравнивала бедную Баррисс с ничего не подозревавшим Энакином. Впрочем, первое время она не задумывалась об этом и спокойно пошла вместе с приятельницей в парк, и честно старалась убедить себя в том, что ей весело. Да только вот на деле это не очень получалось, ведь на самом деле тогрута ощущала скуку и растущее с каждым мгновением раздражение. Уж до того сильно Баррисс всем, чем это только было возможно, не походила на всё привычное Тано.       Начать с того, что сама Асока была быстрой и порывистой, если не сказать, стремительной, и решения принимала по этому же принципу, а Оффи, словно в противовес, являлась медлительной, степенной, вдумчивой и слегка занудной. Она сто раз думала, прежде, чем что-то сказать или сделать, всегда твёрдо знала, что хорошо, а что плохо, рассматривала ситуации со всех сторон, долго рассуждая над ними. И так было во всем, в том числе и с шутками. Когда, например, Асока рассказывала ей разные курьёзные случаи из миссий, то Баррисс, вместо того, чтобы смеяться до колик, слушала молча, с непроницаемым лицом, а потом заявляла нечто вроде:       — Думаю, ты должна была быть аккуратнее, и тогда ничего такого не будет случаться.       Хоть бы улыбнулась, приличия ради. А когда Тано предложила поесть мороженного, та категорично отказалась, мотивируя это тем, что они могут простудиться, да и вообще, на улице есть не рекомендовано, ибо к еде может прилипнуть пыль, а вместе с ней и разные бактерии. У тогруты сразу пропал всякий аппетит, за то появилось желание сделать нечто неприличное, чтобы вывести эту педантку из равновесия и заставить её сбросить эту маску невозмутимости, вынудив заорать благим татуинским матом. Не знает его? Нет проблем, Асока бы научила, она от Энакина этого добра будь здоров нахваталась. Опять Энакин. И почему она снова вспомнила его? Ему-то сейчас точно не до неё, у него с Падме любовь и джоган-фрукты.       — Баррисс, а пошли на «Бешенного сарлакка», — предложила тогрута, когда они дошли до её любимого аттракциона, но и тут, однако, напоролась на совсем нежелательный ответ:       — Никогда, это может плохо отразиться на нервной системе и вестибулярном аппарате, пойдем лучше на «Колесо обозрения».       Что было делать? Пришлось тащиться на это колесо, скучнее которого аттракцион придумать сложно. А потом сидеть напротив неё в кабинке и битый час рассматривать свою визави. Смотрела и упорно пыталась понять, что же тут не так. И почему с Энакином Тано могла веселиться и чувствовать себя свободно, будучи самой собой, а с Баррисс этого упорно не выходит. Хотя, по идее, должно быть наоборот, учитывая пол обоих, Баррисс лучше могла бы понять Асоку, так же являясь девушкой. Да и говорили они сегодня примерно о том же, что и с Энакином. Однако, если со Скайуокером Тано было легко и приятно, то с Оффи она каждую минуту спрашивала себя — что она тут делает и зачем вообще пришла сюда? Тогрута припомнила детали и заметила ещё одно — Энакина она никогда не стеснялась, могла запросто потрогать его за плечо, хлопнуть по спине, взять за руку, а к Баррисс и руку протянуть не могла, заранее угадывая, что реакция на это будет скорее всего негативная. И когда они уже шли обратно, Асока впервые задумалась о том, что же такого есть в Энакине, чего нет в Баррисс. А оно было, глупо с этим спорить. И этим чем-то было само отношение Асоки к нему, не такое, как к Баррисс, не такое, как к другу...