Амортенция пахнет тобой

Лютик сидел на высоком стуле в директорском кабинете, по привычке болтая ногами в воздухе и предчувствуя очередную головомойку. Даже умыться толком не успел, не то, что позавтракать. Стоило выйти из гостиной — как профессор Малфой окликнул его и повёл сюда, к МакГонагалл. Директор должна была подойти с минуты на минуту, и Лютик молча вздыхал, тоскливо поглядывая на коробку с лакричными конфетами на её столе: завтрак он уже пропустил. Оставалось надеяться, что удастся выпросить что-нибудь на кухне. МакГонагалл вошла в кабинет, смерив Лютика взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Он тут же вскочил с места и поздоровался. — Мне жаль ваших родителей, Юлиан, — произнесла она после недолгой паузы. «Мне тоже», — подумал Лютик. Но вслух ничего не сказал. Минерва продолжала говорить что-то о традициях, о мужском достоинстве, о его вызывающем внешнем виде на сцене, о том, что это Школа Чародейства и Волшебства, а не магловский ночной клуб, о том, что своей выходкой он опозорил свой факультет и весь Хогвартс в целом… Лютик слушал её вполуха, думая лишь о том, как будет теперь объясняться с родителями. Вообще-то, правда была на его стороне. Сам министр смотрел на него с улыбкой, студенты были в восторге, девушки несколько раз после его выступления подходили знакомиться, и только МакГонагалл, судя по всему, была так недовольна. —…Это последнее предупреждение, Леттенхоф! — она наконец закончила свои нравоучения. — Я снова пишу вашим родителям, и, будьте уверены: ещё один малейший проступок — и вы вылетите из школы. Вы меня поняли? — Да, профессор, — Лютик старательно изобразил раскаяние. — Раз уж вы остались в Хогвартсе на каникулы, всё это время будете наказаны — отработку назначит вам профессор Малфой, — Минерва перевела взгляд на Драко, который всё это время сидел неподалёку от своего студента. Малфой кивнул и незаметно улыбнулся Лютику краешком губ. — Вы можете идти, — наконец разрешила МакГонагалл. Лютик учтиво попрощался и вышел из кабинета вслед за Малфоем. Тот жестом приказал идти за ним, и Лютик был крайне удивлён, когда понял, что профессор ведёт его вовсе не в свой кабинет, а на кухню. Эльфы-домовики, встретив их, суетливо накрыли небольшой стол в углу и принесли две чашки кофе, печенье и корзинку с какими-то булочками. — Так, — произнёс Малфой, сделав глоток кофе. — Никаких отработок не будет. Просто постарайся не высовываться из гостиной до конца каникул. А если наткнёшься на МакГонагалл, скажешь ей, что идёшь чистить кубки в Зале Почёта. — Спасибо, профессор! — совершенно искренне выдохнул Лютик. Он взял из корзинки первую попавшуюся булочку, усыпанную какими-то травами, откусил — и замер, как только распробовал вкус. Луковый хлеб. «Серьёзно? Да вы издеваетесь!» — пронеслось в голове. Аппетит пропал. Лютик молча допил кофе. — Спасибо, — ещё раз поблагодарил он. — Я могу идти? — Да, конечно, — кивнул Малфой. Лютик уже начал уходить, но Драко окликнул его. — Юлиан. — Да, сэр? — Мне понравилось твоё выступление, — улыбнулся профессор. — Возьми с собой печенье. И смой, наконец, макияж. Лютик покраснел, внезапно сообразив, что так и не умылся до конца: на его глазах остались следы подводки. После вчерашних слёз сил хватило только на то, чтобы стереть чёрные дорожки со щёк. — Спасибо, профессор, — в третий раз повторил он. — Всего доброго. Выйдя из кухни, Лютик направился в подземелье Слизерина, но остановился на полпути: окна выходили на поляну недалеко от Чёрного озера, где увлечённо тренировались студенты Дурмстранга. Он не смог заставить себя отвести взгляд от Геральта, который выглядел весьма раздражённым и даже держался в стороне от товарищей. Лютик почему-то подумал, что это его настроение может быть связано со вчерашним разговором, и ощутил странный укол удовлетворения: он, кажется, сумел его задеть. Но, когда Геральт поднял голову и посмотрел в его сторону, как будто зная, что за ним наблюдают, удовлетворение схлынуло, а на его место пришла тягучая тоска. Лютик судорожно выдохнул, решительно отвернулся от окна и побрёл в сторону подземелья. *** Лютик направлялся в библиотеку в довольно скверном расположении духа. Йеннифэр внезапно заболела и сейчас отлёживалась в больничном крыле, мысли о Геральте постоянно лезли в голову, несмотря на все усилия отвлечься и углубиться в домашнее задание, которым завалили студентов на зимние каникулы. А самым раздражающим было то, что теперь, после концерта, пройти по школе и не привлечь к себе внимания было практически невозможно: об их романе с Геральтом шептались во всех углах — всё-таки, люди прекрасно видели, что они всегда были вместе, видели, как Лютик в полуобморочном состоянии звал его, когда рвался обратно в Запретный лес, так что сделать выводы многим не составило труда. Пусть он и проводил почти всё время в спальне и гостиной Слизерина, убежать от слухов не удавалось даже там: их распускала стайка девочек с младших курсов; стоило Лютику появиться на пороге, как они тут же замолкали и бросали на него косые взгляды. По всему Хогвартсу сочиняли какие-то небылицы. Кто-то вслух гадал о причине их разрыва, даже не стесняясь Лютика, проходящего мимо — одна версия хуже другой: поговаривали, что Геральт изменил ему с какой-то девушкой, что Лютик просто использовал его, чтобы выяснить его слабые стороны и помочь Йеннифэр победить в Турнире… Лютик пропускал всё это мимо ушей. Он был готов к этому, когда шёл на сцену, и ему было наплевать на все эти сплетни, но единственное, что заставляло его злиться — имя Геральта, так насмешливо звучавшее из чужих уст, что от этого сводило зубы. Нет, Лютик не защищал его. Абсолютно точно не защищал. Но почему-то казалось, что никто не имеет права произносить это имя, кроме него. Тем более — таким тоном. Погрузившись в свои мысли, Лютик не заметил, как врезался в кого-то в коридоре, поднял глаза — и тут же пожалел, что вообще родился на свет. Судьба явно не была к нему благосклонна, потому что перед ним стоял Геральт. Лютик шумно вдохнул и резко ощутил запах лукового хлеба и костра. Повисла напряжённая пауза. Извиняться за свою невнимательность не хотелось. Вокруг стали собираться любопытные студенты — их сверлили взглядом так, будто они были героями какой-то глупой магловской мелодрамы, и зрители жаждали узнать, чем всё закончится. Геральт почему-то медлил и не отходил в сторону, Лютик испытующе смотрел ему в глаза, стараясь не обращать внимания на то, как в груди что-то ужасно царапает и ноет. Это было похоже на игру: кто первый сдастся. На лице Геральта не отражалось ровно никаких эмоций, но Лютик слишком хорошо знал его глаза: от тёплого янтаря и расплавленного золота не осталось и следа. Сейчас янтарь казался застывшим и тусклым. И Лютику стало невыносимо больно. Казалось, уже вечность они стоят, замерев вот так, глядя друг на друга, но в реальности это длилось меньше двух минут. Когда среди «зрителей» поползли перешёптывания, Геральт будто ожил: раздражённо повёл плечами, прорычал что-то себе под нос, посмотрел на толпу убийственным взглядом и наконец сдвинулся с места, резко обошёл Лютика и направился к выходу из коридора. Лютик едва сдержался, чтобы не посмотреть ему вслед. В толпе он заметил недобро ухмыляющегося Джима Проуса — того самого когтевранца, нападение которого и послужило толчком к его сближению с Геральтом. Лютик усмехнулся, посмотрев в глаза обидчику, и невозмутимо продолжил свой путь, несмотря на то, что внутри растекался липкий страх. Он знал, что теперь Проус его достанет. Этот парень в принципе славился своей жестокостью: он несколько раз устраивал отвратительные драки, но ни разу не был пойман с поличным. Его отец был довольно важным человеком в Министерстве, насколько знал Лютик, и Проус бессовестно этим пользовался: его жертвы молчали, зная, что жалобами могут навлечь неприятности на свою семью. И Лютик часто недоумевал, как такой болван, как Проус, мог попасть на факультет умников, да ещё и проучиться на нём почти семь лет. Но у самого Лютика с ним были особые отношения. В конце прошлого года Проус долго ухаживал за Сабриной, и спустя некоторое время девушка всё-таки согласилась пойти с ним на свидание, которое должно было закончиться сексом, но всё пошло не по плану — у Проуса обнаружились проблемы с эрекцией, и Сабрина, вернувшись в гостиную, ещё долго со смехом рассказывала об этом Лютику, Трисс и Йеннифэр. Проус же, очевидно, боясь, что Сабрина распустит слухи о его провале, принялся болтать своим знакомым о всех подробностях распутной жизни Сабрины. Лютик очень хорошо запомнил тот момент: — Да она шлюха, говорю вам, у неё там не меньше тридцати побывало! — Проус во всеуслышанье распространял несусветный бред, окружённый кучкой своих однокурсников и другими любопытными слушателями. Лютика это взбесило, и, прежде чем он успел что-то сообразить, с языка сорвалось: — Заткнись. Ещё одно слово, Проус, и все узнают о твоей проблеме. Тот не заткнулся. Лютик снова брякнул, не подумав: — Сначала разберись со своей импотенцией, а потом распускай сплетни, как девчонка! Это слышали многие. Вернее, все, кто оказался тогда поблизости. В тот день Лютику удалось убежать, а дальше — учебный год закончился, все разъехались по домам. Но Лютик знал — рано или поздно Проус до него доберётся. Особенно сейчас, когда Геральта больше нет рядом. *** Хогвартс всегда казался Лютику огромным, но теперь ему стало казаться, что замок, на самом деле, крайне мал — а как иначе было объяснить то, что он сталкивался с Геральтом повсюду? На завтраке, обеде и ужине он буквально заставлял себя не смотреть в сторону гриффиндорского стола, но это не всегда работало, и его взор постоянно утыкался в широкую спину и длинные серебристые волосы. В те редкие моменты, когда Лютик всё-таки покидал подземелье Слизерина, они с Геральтом часто сталкивались в коридорах, и тот смотрел на него всё тем же потухшим взглядом, отчего в груди что-то болезненно сжималось. Лютик, проходя мимо, старался даже не дышать, чтобы до боли знакомый запах не навевал невыносимые воспоминания, но наступала ночь — и во сне он уже не мог убежать от чувственных поцелуев, тёплой улыбки и золотых глаз, заставляющих просыпаться на мокрой от слёз подушке. *** Спустя пару дней после утренней беседы с МакГонагалл, когда Лютик возвращался с ужина, кто-то окликнул его, он обернулся — и тут же больно ударился спиной и затылком о стену. Джим Проус собственной персоной ухмыльнулся ему в лицо и больно надавил локтем на грудь. Компания его верных подпевал мерзко захихикала. — Привет, — Лютик убийственно улыбнулся неприятелю. В конце концов, на глазах у всех его не тронут. — Джимми, что такое, автограф решил взять? — У педика автограф? — насмешливо выплюнул тот. — Ещё чего! Его дружки загоготали. Локоть надавил на грудь сильнее, Лютик поморщился. — Ой, смотри-ка, Леттенхоф, я могу сделать тебе больно, а твой Беллегард тебя уже не спасёт. Не было смысла позориться перед всей школой и петь ему песенку в идиотском костюме. — А ты ведь прекрасно знаешь, что такое позориться перед всей школой, да? — съязвил Лютик и посмотрел на него с нескрываемым торжеством, вспомнив, с чего началась их вражда. Теперь смеялась не только его компания. Кто-то из собравшихся вокруг тоже начал хихикать. Проус оскалился и навис над Лютиком, приставив палочку к его горлу. Лютик не мог даже пошевелиться, чтобы нащупать в кармане свою. — Слушай меня, пидор… — зашипел Проус — и осёкся. Толпа взволнованно зашепталась: из-за поворота показался Геральт и ещё пара студентов Дурмстранга. Проус замер и поспешно отвёл палочку от Лютика, тот ощутил резкий прилив надежды, но Геральт, бросив на них короткий взгляд, хмыкнул и прошёл мимо. В его глазах Лютик явно прочёл: «я же говорил…» Проус омерзительно расхохотался. Лютик не слышал ничего. Внутри расползалась пустота. Не было вокруг ни перешёптываний, ни смеха, ни даже чужого дыхания — остался только звук удаляющихся шагов Геральта, будто повторяющий ритм его сердца. И каждый шаг словно выносил приговор их отношениям. Выносил приговор самому Лютику. Ставил твёрдую точку в конце их истории, напоследок протыкая душу острым концом пера. Лютик был уверен, что Геральт всё-таки вытащит его из передряги. Остановит обидчиков. Хотя бы прикрикнет на них. Этого не случилось. Он прошёл слишком близко, оставляя за собой шлейф знакомого аромата, но даже в этом запахе Лютик чувствовал холод и безразличие. Вместо костра — истлевшие угли. Вместо лукового хлеба — зачерствелый сухарь. Лютик даже засомневался: а Геральт ли это? Разве это тот Геральт, который рисковал жизнью ради него? Который так ласково смотрел на него и так нежно целовал его губы? Он ли сейчас уходит так, будто ничего не видел? Лютик до боли ущипнул себя за руку, чтобы вернуться в реальность и не заплакать прямо сейчас, когда обидчик смеётся ему в лицо. — Что за сборище? У вас больше дел нет? — профессор Малфой, так вовремя появившийся в коридоре, окинул толпу строгим взглядом. Проус раздражённо цокнул языком и отпрянул от Лютика, буркнув своим дружкам «пошли отсюда». — Юлиан, — позвал Малфой. — Идите за мной. Лютик собрал все остатки самообладания, ещё раз ущипнул себя за запястье и поплёлся за профессором. Они вошли в его кабинет. Взмахом палочки Малфой отодвинул стул, кивнул на него, предлагая Лютику сесть, и куда-то ушёл, а через пару минут вернулся с двумя чашками мятного чая. Аромат расслаблял, успокаивал, медленно проникая в лёгкие, но в груди словно зияла дыра. Лютик поёжился, почувствовав себя словно обнажённым, раскрытым, и непроизвольно приложил к сердцу ладонь. — Я знаю, что ты ничего не скажешь мне, — Малфой наконец заговорил. — Мы, слизеринцы, такие. Хотя я в твои годы часто жаловался отцу, — он усмехнулся. — Но всё-таки, Юлиан, я — декан факультета, и хочу помочь тебе в трудную минуту. Что происходит? Лютик сделал глоток чая и закусил губу. Он должен разобраться со всем в одиночку. Не хватало ещё вмешательства преподавателей. — Спасибо, сэр, — ответил он как можно вежливее. — Но мне не нужна помощь. Всё в порядке. Малфой недоверчиво посмотрел на него, но ответил только: — Тогда ладно. Помни, что ты всегда можешь обратиться ко мне. Допивай чай, а потом — возвращайся к себе. Мне нужно отлучиться по своим делам. Счастливо. Он быстро опустошил свою чашку, улыбнулся Лютику и вышел за дверь. Только сейчас тот позволил себе выдохнуть, и по его щекам потекли слёзы. Предатель. Лжец. «Я никогда не дам тебя в обиду». Какой же ты лжец, Геральт. Слёзы душили. Лютик закрыл лицо руками, больше всего на свете боясь, что кто-то может войти в кабинет и застать его в таком виде. Вдох. Выдох. Вдох. Он — потомок древнего магического рода. Студент факультета великого Салазара Слизерина. Он не имеет права показывать свою слабость. Лютик, немного успокоившись, отнял руки от лица и посмотрел на себя в небольшое зеркало в дальнем конце кабинета. Он должен быть сильным. Должен защищать себя сам, потому что никто больше за него не заступится. Потому что Геральт… В груди снова кольнуло, слёзы подступили новой волной, но Лютик зажмурился и только глубоко вдохнул. Не плакать больше. Хватит. Постепенно ему удалось совладать с собой. Он залпом допил уже остывший чай, привёл себя в порядок и с абсолютно невозмутимым видом покинул кабинет, хотя внутри бушевала буря. Тревога не покидала его. И вовсе не из-за Проуса: это сейчас волновало далеко не в первую очередь, даже несмотря на то, что Лютик действительно его боялся. Безразличие Геральта было страшнее. Невыносимый холод расползался по венам и брал начало из зияющей дыры в груди. Ни отогреться у камина, ни заглушить горячим чаем. Не спастись. *** В один из дней Лютик направлялся в библиотеку, чтобы взять там необходимые книги: каникулы заканчивались, а задание по истории магии он так и не сделал. Погода стояла на редкость хорошая. Лёгкий мороз, на небе — ни облачка… Лютик смотрел в окна, любуясь блестящим на солнце снегом, и пообещал себе выйти на прогулку после посещения библиотеки, подышать свежим воздухом, может быть, даже немного отвлечься и, как в детстве, сделать снежного ангела… Его размышления прервал голос МакГонагалл и её быстрые шаги где-то за поворотом. Лютик выругался и прошмыгнул в соседний коридор, надеясь сделать большой крюк и дойти до библиотеки другой дорогой, но с удивлением обнаружил, что находится в совершенно незнакомом месте. Всё ещё ругаясь, только теперь — на того, кто сделал ходы школы такими запутанными, Лютик решил пойти прямо: в конце концов, куда-то же он должен выйти. — Эй, дурмстрангская подстилка! Только этого не хватало. Лютик ускорил шаг, крепко сжимая в руке палочку. Проус, кажется, не мог успокоиться: после того, как Геральт не обратил на их стычку никакого внимания, он постоянно появлялся неподалёку, но Лютику каждый раз удавалось уйти от встречи с ним. Сейчас — не удалось. — Куда намылилась, подстилка? Лютик резко обернулся, смерив Проуса и его шайку презрительным взглядом. Они окружали его, заключали в плотное кольцо, и страх накатывал неприятными волнами. Лютик решил держаться стойко и сделать всё, чтобы наконец дать отпор, хотя и понимал, что это вряд ли получится — даже если бы он был изворотливее и сильнее, у него не вышло бы противостоять всем сразу: отвлечёшься на одного — и другой тут же ударит в спину. — Я вижу, ты трус, Джимми, раз боишься сразиться со мной один на один, — вальяжно произнёс он, судорожно прикидывая, какое заклинание сможет задержать всех парней сразу и дать ему фору. Пальцы сосредоточенно сжимали палочку. — Какие мы смелые, — недобро ухмыльнулся Проус. — Где же теперь твой защитник, а, Леттенхоф? Бросил тебя, как продажную шлюху? Признавайся, сколько раз ты ему дал, прежде чем наскучить? Проус явно пытался его разозлить. Парни отвратительно загоготали. Лютик поморщился. — А у тебя все мысли только вокруг секса вертятся? Смотри, не сойди с ума от спермотоксикоза, — едко бросил Лютик, — и тут же разозлился на своё неумение вовремя заткнуться. Проус тяжело задышал, раздувая ноздри, в пару шагов сократил расстояние между ними и оказался почти вплотную к Лютику. — Геральт, видно, плохо тебя трахал, раз скалишься на всех подряд, — ядовито прошипел он. — Давно ротик членом не промывал? Это имя, произнесённое с такой насмешкой, стало последней каплей. Лютик всё-таки вышел из себя и окончательно потерял контроль над собственным языком.  — А у тебя как дела в личной жизни? — резко спросил он. — Стручок бодро стоит? — Ах ты тварь! — Проус, которого задели за живое, замахнулся — и Лютик мгновенно увернулся, вынырнул из-под его руки и пнул его в спину, а когда его дружки поспешили на помощь — применил Летучемышиный сглаз. Стая мышей окружила парней, те замешкались, а Лютик бросился бежать по длинному коридору. Он знал, что у него не так много времени: всё-таки кто-то из его обидчиков мог броситься в погоню. Так и случилось. Лютик услышал приближающийся топот. — Зараза, — слово внезапно слетело с губ, и он на секунду удивился: и когда только успел перенять привычку Геральта?.. За поворотом оказался лестничный пролёт. Шаги обидчиков раздавались всё громче: теперь стало ясно, что с мышами они уже разобрались. Лютик бросился вниз по лестнице: так он потратит меньше сил. Спустя два этажа он наткнулся на заброшенный женский туалет и какую-то каморку. Дальше лестницы не было. В туалете будут искать в первую очередь. Лютик хлопнул дверью уборной, надеясь одурачить парней, и юркнул в каморку, закрыв за собой засов. Хоть какая-то надежда на спасение. Каморка оказалась каким-то заброшенным кабинетом, который, очевидно, использовали как подсобное помещение: какие-то швабры, старые поломанные шкафы и стулья, грязные тряпки… Отвратительно пахло плесенью. Лютик скрылся за какой-то мебелью и прислонился к стене, переводя дух. При каждом вздохе нестерпимо хотелось кашлять от пыли. За дверью уже слышались шаги и голоса: компания Проуса обыскивала туалет. — Его здесь нет! — крик одного из парней заставил сердце сжаться от страха. Что-то защекотало шею. Лютик повернул голову — в паре сантиметров от его лица на паутине спускался паук. Он дёрнулся — и случайно задел ногой ведро — оно с грохотом покатилось по полу. — Зараза, — снова прошипел Лютик, проклиная свою арахнофобию и того, кто оставил здесь весь этот хлам. Стало подозрительно тихо. Голоса за дверью умолкли. Лютик поднял палочку и замер в боевой позиции, которой учили в Клубе магических дуэлей. Сердце стучало как бешеное. Из-под двери прямо на него побежал целый рой мелких пауков. Паника охватила его, и он, не помня себя, применил заклинание: — Остолбеней! — Алохомора! Дверь резко распахнулась, и Лютик не успел сделать ничего. — Инкарцеро! — Экспеллиармус! В ту же секунду палочка была выбита из его рук, а тело стянули крепкие верёвки. — На колени его! — скомандовал Проус, закрывая дверь на засов. Его дружки схватили сопротивляющегося Лютика и заставили опуститься на пол. Он брыкался и дёргался, как мог, кричал, звал на помощь, кого-то даже получилось пихнуть в живот, но подошедший Проус схватил его за волосы и приложил головой об пол. В ушах противно запищало. Лютик не мог сфокусировать взгляд. Проус больно стиснул его подбородок и заставил посмотреть на него. — Говоришь, у меня стручок, тварь? — тяжёлый ботинок впечатался в солнечное сплетение. Лютик задохнулся. — Стручок, значит, да? — продолжал Проус, продолжая наносить удары по груди и животу. — Позориться перед всей школой? Лютик тяжело дышал и морщился от боли — он на секунду подумал, что у него могут быть сломаны рёбра. Сил вырываться и кричать больше не было. Он едва не терял сознание. Проус внезапно остановился, снова схватил Лютика за подбородок, грубо провёл по губам большим пальцем и оценивающе посмотрел на его лицо. — А знаешь что, Леттенхоф? — издевательски протянул он. — Тебе действительно давно не промывали ротик членом. — Нет! — Лютик резко пришёл в себя. Он снова начал брыкаться, с ужасом глядя на то, как Проус расстёгивает ширинку, кричал, задыхался… — Заткнись, тварь! — лицо обожгла пощёчина. Кто-то схватил его за волосы, фиксируя голову. Через грязное окно в комнату пробивались солнечные лучи. Лютик вспомнил, как красиво сияли на солнце янтарные глаза, как ласково смотрели на него. И на секунду ему показалось, что всё происходящее — какой-то бред. Дурной сон. И, если он позовёт Геральта, он обязательно придёт на помощь. Спасёт его. Как тогда, в лесу. Уведёт в безопасное место. Защитит. Иначе и быть не может. Не может… Ты обещал… — Геральт! — Лютик закричал из последних сил. — Геральт! Вторая пощёчина. — Не придёт твой герой. Подстилка больше ему не нужна. Вся компания захохотала. Проус наконец расстегнул ширинку и ткнул кончиком члена в плотно сжатые губы Лютика, отчего тот замотал головой, — и руки на его волосах и затылке сжались ещё крепче, не оставляя ни единого шанса увернуться. Лютик до последнего не мог поверить, что Проус способен на такое. — Давай, тварь, соси! Третья пощёчина. Ладонь заехала по уху. В мозгу отвратительно зазвенело. В затуманенную голову постепенно пришло понимание: Геральт действительно не придёт. Нужно выбираться самому. Лютик соображал из рук вон плохо: он не учёл, что связан, не учёл, что один против четверых — это слишком, но решил пойти на хитрость. Член всё ещё упирался в его губы, от него ужасно пахло чем-то кислым, но Лютик, помня о своей затее, задержал дыхание, зажмурился и открыл рот, а потом резко сжал зубы. Проус заорал что-то невразумительное, Лютика резко прижали к полу за горло. — Сука! — его снова пнули по рёбрам. Чьи-то руки сжимались на шее всё сильнее. Воздуха стало не хватать. Лютик начал терять сознание. В глазах невыносимо темнело. Не может же всё так закончиться. Геральт обязательно придёт. Он же обещал. — Он бросил тебя, — прозвучал внутренний голос. — Нет, он придёт. — Ты не нужен ему. — Я нужен ему! — Он тебя предал. — Нет… Нет! Резкий магический всплеск отбросил парней в сторону, оглушив их — кто-то ударился затылком о стену, на кого-то упали шкафы и какие-то склянки. Верёвки разорвались. Лютик судорожно вдохнул и закашлялся, чувствуя, как с каждым глотком воздуха сознание возвращается к нему. Он лежал на полу и пытался отдышаться. Во рту стоял отвратительный вкус после того, как там побывал член Проуса, плечи вздрагивали от рыданий, его ужасно тошнило, голова, живот и рёбра нестерпимо болели. Геральт не пришёл. Бросил его. Предал. Душевная боль была сильнее физической. Лютик буквально ощущал дыру в груди — болело так, будто кто-то с силой вырвал его сердце. Кто-то.? Лютик прекрасно знал, кто это сделал. — Геральт… — безотчётно прохрипел он, дрожа от слёз. Краешком сознания он прекрасно понимал, что Геральт и представить не мог, что всё это так обернётся, что он никак не услышал бы его крики — в эту часть замка никто не заходит, что, будь он рядом, он ни за что бы не допустил всего этого кошмара. Но рядом его не было. И в мыслях крутилось только одно. «Я всегда буду защищать тебя». Лжец. Предатель. Послышался сдавленный стон. Кто-то из парней начал приходить в себя. Лютик на четвереньках дополз до лежащей на полу волшебной палочки, поднял её, усилием воли заставил себя встать на ноги и, держась за стены и обломки мебели, открыл дверь и медленно дошёл до заброшенного туалета. Только там силы окончательно покинули его, он рухнул на пол, и его резко стошнило. «Пусть так, — думал он, отползая к стене. — Здесь меня никто не увидит в таком состоянии. Особенно — Геральт.» Лютику хотелось как можно скорее отмыться от всего этого унижения, от прикосновения грязного члена к его лицу, и, добравшись до засорившейся раковины, он дотянулся до крана и дрожащей рукой открыл воду. Раковина заполнилась быстро. Вода полилась через край. Лютик лежал на полу, подставив голову под ледяную струю, и медленно приходил в себя. Его всё ещё ужасно тошнило, всё тело отзывалось болью. — Ох, кто это тебя так? — к юноше внезапно подлетела Плакса Миртл. — Те парни, да? Они тут чуть дверцу не отломали. — Привет, — просипел Лютик — и тут же содрогнулся от нового позыва. — Фу, — скривилась она. — Я и сам не в восторге, — Лютик попытался улыбнуться. От слабости кружилась голова. — Я позову на помощь! — Миртл явно испугалась за него. — Н-нет! — он замотал головой. — Не надо. Я хочу остаться один. Глаза медленно закрывались. Перед ними снова сгущалась черная пелена. — Геральт… Лютик пообещал себе, что больше никогда не произнесёт его имени. И провалился в темноту.