Амортенция пахнет тобой

Лютик не помнил, сколько прошло времени. Он открыл глаза и медленно пошевелился. Живот и рёбра всё ещё жутко болели, но в голове прояснилось. Вода всё ещё лилась из раковины, и он с облегчением вздохнул, увидев на полу сливную решётку: не будь её, туалет бы наверняка затопило, вода хлынула бы из-под двери, сюда прибежали бы люди… Лютик поморщился. Ему и думать не хотелось, что могло случиться, если бы кто-то увидел его в таком состоянии. Он осторожно сел, затем медленно поднялся, держась за раковину, и посмотрел на себя в мутное зеркало. Ни царапин, ни синяков. Одна ссадина на лбу от удара об пол — и ту не видно под волосами. Лютик усмехнулся: Проус и его компания точно знали, как нужно бить, чтобы остаться безнаказанными. — Эй, — его осторожно окликнула Плакса Миртл. — Ты как? Я хотела позвать на помощь, но никого не нашла поблизости. Доберёшься до мадам Помфри? — Да-да, всё в порядке, — хрипло ответил Лютик. — Долго я здесь? — Около часа. Тебе точно не нужна помощь? — Точно, — он слабо улыбнулся. — Спасибо. Ему меньше всего хотелось привлекать внимание к произошедшему. В конце концов, кто добровольно признается в таком унижении?.. Лютик оторвал руки от раковины и попытался устоять без опоры. Получилось не сразу: несколько раз его пошатнуло, и пришлось снова схватиться за бортик. Добраться до ванной, отмыться, проскользнуть в спальню и лечь в постель. И уснуть. Забыть всё это. Лютик снова посмотрел в зеркало, намочил руку и стёр запёкшуюся кровь со лба, пригладил волосы и чёлку так, чтобы закрыть ссадину, наконец закрыл воду, поправил на себе одежду и, коротко попрощавшись с Плаксой Миртл, вышел из туалета, периодически держась за стену. Путь до душевой, обычно не превышающий пяти минут, сейчас занял все тридцать. Лютик шёл медленно, стараясь не привлекать к себе внимания и ничем не выказывать своего состояния, но многие всё же странно смотрели на его потрёпанный вид и грязную мантию. Добравшись до душа и наконец раздевшись, он осмотрел себя на предмет повреждений. Рёбра всё ещё болели, но Лютик уже был уверен, что они не сломаны. На груди и животе едва заметно начали проступать первые синяки. Всё происходящее воспринималось как-то туманно. Струи горячей воды расслабляли и уносили боль, Лютик чувствовал, как усталость накатывает на него, как нестерпимо клонит в сон, и едва не рухнул прямо на пол кабинки. Стоило, наконец, дойти до спальни — и он совершенно перестал что-либо соображать. Полог, кровать, подушка — и темнота. *** Проснулся Лютик только к обеду. Тело раздражающе ныло, однако силы постепенно возвращались: глубокий сон сделал своё дело, и он уже мог ходить, не держась за стену. В мужской спальне было пусто. Лютик стянул футболку, в которой спал, и подошёл к зеркалу. Синяки на груди и животе стали ярче, но хуже всего было то, что на шее тоже остались следы: тёмные кровоподтёки на молочно-светлой коже выглядели жутко. Белки глаз тоже были красноватыми. Следы побоев ощущались каким-то отвратительным клеймом, от которого невыносимо хотелось отмыться, и Лютик безотчётно и с силой потёр шею ладонью, словно надеялся, что всё это можно стереть, несмотря на то, что к коже было больно прикасаться. Шея покраснела, боль стала слишком сильной — и он вздохнул, оделся в форму и обмотал вокруг горла слизеринский шарф. Кажется, теперь он не снимет его ещё дней десять. — Вы слышали? Джим Проус из Когтеврана сегодня в больничное крыло попал! И вся его компания! — до Лютика донеслась возбуждённая болтовня, как только он спустился в гостиную. Это говорила Эсси Давен с четвёртого курса, окружённая стайкой девчонок. — А что с ними случилось? — Лютик задал этот вопрос как можно более непринуждённо, хотя внутри всё болезненно сжалось от воспоминаний о произошедшем. Эсси вздрогнула, услышав его голос. — Никто не знает, — ответила она. — Их просто нашли в заброшенном кабинете возле туалета Плаксы Миртл. У меня подруга учится на Когтевране, а её друг общается с ещё одним другом, который… — Короче, — перебил Лютик. — Что дальше? — А, ну вот, — девочка смущённо порозовела. — В общем, тот друг был в больничном крыле и разговаривал с мадам Помфри. Она не пустила его к ним, но ей они не говорят, кто на них напал. — Понятно, — протянул Лютик. Эсси вздохнула и отвела взгляд. Он только сейчас вспомнил, что она подходила к нему после концерта и даже звала на свидание в Хогсмид, но получила вежливый отказ. С тех пор прошло около недели, но теперь это казалось таким далёким… Из разговора с Эсси Лютик понял две вещи: Проус никому не расскажет о произошедшем, потому что тем самым поставит под угрозу себя, и — травмы, которые он и его дружки получили, явно задержат их в больничном крыле надолго, раз мадам Помфри не пустила к ним даже их однокурсника. Пока можно ничего не бояться. Но Лютику всё равно было страшно. Он вышел из подземелья, надеясь хотя бы выпить горячего чаю или бульона, если обед ещё не закончился, — и постоянно озирался по дороге, крепко сжимая в руке волшебную палочку. Вероятно, со стороны он был похож на загнанного зверя: испуганные потускневшие глаза, странные резкие движения и колючий холод во взгляде. Лютик не чувствовал ничего. В груди поселились скованность и пустота. Он прошёл мимо того места, откуда завернул вчера в незнакомый коридор, и сердце пропустило удар. Всё, что он пытался забыть всё утро, сейчас снова возникло перед глазами: безразличный взгляд Геральта, когда Проус в первый раз прижал его к стене, вчерашние оскорбления парней и последовавшая за ними погоня, пахнущий плесенью кабинет, верёвки, удары и это отвратительное унижение… Лютика передёрнуло. Он не мог выкинуть случившееся из головы. И не мог избавиться от мысли, что Геральт его предал. Если бы он тогда вмешался, если бы помог ему, остановил Проуса… Но он не вмешался. Не помог. Не остановил. Лютик вздохнул и провёл рукой по волосам, прикрывая ссадину на лбу. Он наконец-то подошёл к Большому Залу. Есть не хотелось, но он понимал, что нужно подкрепиться хоть чем-нибудь. Обед почти закончился, но в зале ещё были студенты. За слизеринским столом сидела Цири, и Лютик опустился рядом с ней, поплотнее прикрыв шарфом шею и всё так же крепко сжимая в руке палочку. — Привет, — поздоровалась она. — Почему тебя не было на завтраке? Ты не заболел? Ты неважно выглядишь. Как будто тебе плохо. — Нет, всё в порядке, — Лютик, бросив взгляд на гриффиндорский стол, мгновенно увидел Геральта. Тот внезапно обернулся и посмотрел на него. В груди неприятно кольнуло, и Лютик поспешил уткнуться в тарелку с супом. — Йен сегодня выписывают, ты знаешь? Завтра заканчиваются каникулы, а через два дня — третье испытание, — щебетала Цири, уплетая какие-то сладости. Лютик нехотя проглотил пару ложек пустого бульона. Третье испытание через два дня. Значит, совсем скоро это закончится. Он перестанет постоянно натыкаться на Геральта в школе. Геральт покинет не только Хогвартс, но и его жизнь. — А ещё, представляешь, — продолжала Цири. — Мы остаёмся здесь ещё на месяц после окончания турнира. И Дурмстранг тоже. Будем ходить с вами на уроки. Это для обмена знаниями. Лютик едва сдержал стон досады. Он так надеялся, что осталось терпеть недолго, и Геральта скоро не будет в школе, что этот месяц показался чем-то невыносимым. Еще больше четырёх недель встречать в коридорах его золотые глаза, слышать, как он разговаривает с кем угодно, но не с Лютиком, видеть, как улыбается кому-то, но не ему, и — самое больное — постоянно вспоминать его предательство. Прекрасно. Радовало лишь то, что скоро рядом будет ещё и Йеннифэр, хотя разговаривать ни с кем не хотелось. Ему удалось осилить всего треть тарелки бульона и сделать пару глотков тыквенного сока. На большее его не хватило. Он вышел из-за стола, беспокойно осмотрелся, не в силах перестать бояться внезапного нападения, и медленно направился к выходу из зала. Не удержавшись, он посмотрел на гриффиндорский стол — и наткнулся на внимательный взгляд жёлтых глаз. Лютик вздрогнул, поправил на шее шарф, ещё крепче сжал палочку и решительно отвернулся, — очевидно, слишком резко, потому что рёбра тут же отозвались тягучей болью, и на лице промелькнуло мучительное выражение. Он не заметил, что Геральт ещё долго не сводил с него взгляда. *** — Лютик! — Йеннифэр помахала ему рукой, как только он вошёл в гостиную Слизерина. Она сидела на диване у камина, тепло улыбаясь ему, и тот искренне улыбнулся в ответ, — впервые с момента нападения. — Привет, Йен, — Лютик опустился на диван рядом с ней и обнял её, стараясь не морщиться от боли. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, спасибо. Почему ты не пришёл ко мне вчера? Каждый день ведь приходил… — Йеннифэр внимательно и с заметным беспокойством осматривала покрасневшие глаза, ссадину на лбу, и Лютик сглотнул, поправляя сбившуюся набок чёлку и поплотнее закутываясь в шарф. — Я пытался, просто… не получилось, мне нужно было написать два свитка по истории магии, и я… — он попытался выйти из положения, но по взгляду Йеннифэр понял: бессмысленно. — Лютик, — перебила она. — Давай-ка отойдём в сторону. Он похолодел, но согласно кивнул. Она всё равно узнает. Прерывисто вздохнув от боли, Лютик поднялся с дивана, взял её за руку и повёл её в сторону мужской спальни. В такие часы там обычно никого не бывает. Так и случилось. Внутри было пусто. Закрыв за собой дверь, Йеннифэр повернулась к Лютику и выжидающе скрестила руки на груди. — Что произошло? — строго спросила она, нахмурившись. — Ерунда, с приставной лестницы в библиотеке свалился, — он снова поправил шарф на шее. Йеннифэр проследила за его руками, вздохнула и вдруг потребовала: — Сними шарф. Сию минуту. Лютик замотал головой. — Сними, я сказала! — Нет. — Юлиан! — она внезапно направила на него палочку. — Или ты сейчас же снимешь шарф, или получишь в нос Жалящим заклинанием! Лютик вздрогнул, выдохнул, осознав, что упираться бесполезно, и медленно стянул шарф с горла. Йеннифэр вскрикнула и закрыла рот руками. — Мерлин, что это?.. — в ужасе прошептала она, глядя на синяки. Её лицо вдруг обрело решительное выражение, она посмотрела ему в глаза и твёрдо сказала: — Говори, что это такое. Живо. — Пустяки, просто немного повздорили. — Пустяки?! Немного?! — разозлилась Йеннифэр. — Да и с кем это вы повздорили? — она помолчала секунду, и её взгляд снова наполнился ужасом и непривычной жестокостью. — Это… он тебя так? Беллегард? — Что ты, Йен! — он замотал головой. — Он… — в груди заворочалось что-то неприятное. — Он никогда бы такого не сделал. «Ну да, — с издёвкой произнёс внутренний голос. — Он просто практически натравил их на тебя. Но такого он бы никогда не сделал, нет, конечно». — Тогда кто? — на лице Йеннифэр отразилась внезапная догадка: — Уж не когтевранцы ли? Мадам Помфри с ними всё утро возилась, я видела, когда собирала сумку перед выпиской. — Да, компания Проуса. Небольшая драка, ничего особенного, — Лютик улыбнулся. — Не переживай: в отличие от них, со мной всё в порядке. И, просто умоляю тебя, не говори никому. В особенности… — он помялся. — В особенности — Геральту. Мне совершенно не хочется с ним контактировать. Привяжется ещё, как телохранитель, будет за мной ходить… В общем, не говори ему. Хорошо? Лютик прекрасно понимал, что безбожно врёт. Что на самом деле он безумно хочет, чтобы Геральт снова был с ним, но не из чувства вины, не из чувства долга — а просто так, потому что ему это нужно. Но ему не нужно. И лучше ему вообще не видеть Лютика таким — жалким, замученным, напуганным и нервным. — Ох, Лютик… — она обняла его, и он закусил губу от боли, молясь, чтобы она ничего не заметила: не хватало ещё, чтобы и про синяки на теле узнала. — Ты должен рассказать об этом МакГонагалл. И как ты выбрался? Почему они оказались в больничном крыле? — Летучемышиный сглаз и немного везения, — Лютика едва заметно передёрнуло, когда он вспомнил, как это случилось на самом деле. — А что касается МакГонагалл — нет, Йен. Она не должна знать. Никто не должен знать. Йеннифэр вздохнула. — Я придерживаюсь другого мнения, но, раз уж ты так просишь, я никому не скажу, — тихо сказала она. — Но, умоляю тебя, будь осторожнее. — Спасибо, Йен. Всё будет хорошо. Лютик и сам не понимал, кого убеждает в этом: Йеннифэр или себя. Потому что Проуса рано или поздно выпишут из больницы. Потому что, — Лютик это знал, — он точно захочет отомстить. И потому что Геральта рядом больше нет. И не будет. Вечером, по дороге на ужин, он снова беспокойно оглядывался, крепко сжимая в руке палочку. Умом Лютик понимал, что Проус и его компания находятся под наблюдением мадам Помфри, что сейчас никто не причинит ему вреда, но эмоции и чувства говорили обратное — он и впрямь стал бояться каждого шороха. На входе в Большой Зал он на секунду столкнулся с Геральтом, его словно окатило ледяной водой, — впрочем, он уже привык к этому ощущению: оно появлялось каждый раз, когда их взгляды встречались. Оно было весьма неприятным. И очень болезненным. Геральт почему-то странно нахмурился, но не сказал ни слова и проследовал к гриффиндорскому столу. А впрочем, Лютик, чего ты ожидал? Добравшись до своего стола, Лютик со вздохом посмотрел на многочисленные блюда и опустился на скамью рядом с Цири и Йеннифэр. Есть совершенно не хотелось. Он пришёл сюда только потому, что Йен снова пригрозила ему Жалящим заклинанием. — Хотя бы овощи. Пожалуйста, — она пыталась заставить его съесть хоть что-нибудь. — Или выпей сладкого чаю. Давай, Лютик, тебе станет лучше. — Я ел в обед, — отрезал он. Аппетита не было. — Лютик, — Йеннифэр пристально посмотрела на него. — Пожалуйста. Он вздохнул и зацепил вилкой какой-то кусочек из овощного рагу. Что именно это было — плевать. Наверное, уже по привычке, — его взгляд безотчётно скользнул по гриффиндорскому столу, — и Лютик чуть не поперхнулся, потому что Геральт, по-видимому, уже давно, не отрываясь, смотрел на него, и смотрел как-то странно: озабоченно и испытующе. Он поёжился, поправил чёлку и шарф и заставил себя обратить внимание на рагу. После пятой вилки стало тошно. Лютик никак не мог отделаться от навязчивых воспоминаний о вчерашнем: они становились ярче ещё и потому, что от каждого резкого движения болело всё тело. Он через силу допил приторный чай, который всё-таки налила ему Йеннифэр, сказал девушкам, что будет ждать их в гостиной Слизерина, и поплёлся к выходу из зала. Лютик уже подходил к подземелью и свернул в пустой коридор, как вдруг услышал чьи-то шаги за спиной. Паника накрыла с головой, он вскрикнул и выхватил палочку, развернулся, поморщившись от боли — и увидел Геральта, который смотрел на него, удивлённо подняв брови. — Лют… Юлиан, — он прокашлялся. — Извини, что напугал, я просто… Да опусти ты палочку, наконец. Но Лютик отчего-то не только не опустил палочку, а, напротив, сжал её ещё сильнее, направляя прямо в грудь Геральта, свободной рукой поплотнее укутавшись в шарф. — Нет, — твёрдо сказал он. — Что тебе нужно? Геральт посмотрел на Лютика, угрожающего ему, абсолютно растерянно. Он осторожно сделал шаг навстречу — и вдруг, словно дикий зверь, повёл носом, как-то непонятно поморщился и нахмурился. Сам Лютик никакого запаха не почувствовал. — Я… ты какой-то подавленный весь день. Вчера тебя не было на обеде и ужине, сегодня — на завтраке. — наконец заговорил Геральт. По нему было видно: он тщательно подбирает слова, и он боится такого состояния Лютика. — И ты почти ничего не ешь. Я заметил, что с тобой что-то не так. Тебе нужна помощь? — Помощь? — язвительно переспросил Лютик. Жгучая боль снова растеклась в груди. — Я не ослышался? «Это сейчас только ты предлагаешь помощь? Ты был мне нужен раньше. Я не мог представить себе, что ты не заступишься за меня. Я звал тебя. Я верил, что ты придёшь. До последнего. Если бы мне не повезло, кто знает, чем всё это могло бы закончиться», — крутилось у него в голове. Его снова передёрнуло от неприятных воспоминаний, он ещё крепче сжал палочку, направляя её на Геральта, хотя пальцы его дрожали. — Да, — Геральт и сам выглядел довольно разбитым. Янтарь в глазах был таким же застывшим и тусклым. — Я подумал, что повёл себя не очень хорошо тогда, в коридоре, и что мне следовало бы… — Нет, — резко сказал Лютик. Довольно. С меня хватит. Он был настолько зол, что чувствовал: ещё чуть-чуть — и он не выдержит. И действительно применит к Геральту какое-нибудь проклятие. — Мне не нужна твоя помощь, — продолжил он и с каким-то странным наслаждением проговорил, не опуская палочки: — Не подходи ко мне больше. Тем же оружием. Что ты теперь чувствуешь, Геральт? — Юлиан… — на лице Геральта отразилось смятение. — Позволь помочь тебе. Я ведь вижу, что что-то происходит. В голове Лютика, как и во время нападения, снова шла борьба, спор с собственным внутренним голосом: — Он не мог знать, что это случится. — Мне всё равно. Он предал меня. — Он и сейчас не знает, что произошло. Ты направил на него палочку и выглядишь так, будто разорвёшь его на клочки, а он даже не понимает, почему. — Он не защитил меня. Всё из-за него. — Может, он хотел как лучше? — Мне плевать, что он хотел. Он обещал всегда быть рядом. Лжец. А в глубине души Лютику безумно хотелось просто прижаться к Геральту, вдохнуть его родной запах и расплакаться, как ребёнок, не боясь, что его оттолкнут или осудят. Хотелось, чтобы Геральт успокоил его, обнял, пообещал всегда быть рядом — и он бы снова наивно поверил. Чтобы исчезло это сухое «Юлиан» и вернулось такое тёплое «Лютик». Он отогнал от себя эти мысли, решительно посмотрел Геральту в глаза и тихо, но очень твёрдо произнёс: — Уходи. Пойдёшь за мной следом — я за себя не отвечаю. Он кивнул на сжатую в дрожащих пальцах волшебную палочку и повторил: — Не подходи ко мне больше. Геральт, всё это время смотревший на него с абсолютным непониманием на лице, шумно выдохнул, но уходить не спешил. — Я жду, — процедил Лютик. Геральт бросил на него последний взгляд, полный какой-то жуткой тоски, повернулся и вышел из коридора. Даже по его походке было заметно: что-то в нём изменилось. Лютик дождался, пока его фигура скроется за углом — и только тогда опустил палочку. Его била крупная дрожь. *** На третье испытание Турнира, казалось, собрался весь магический мир. На небольшой поляне с трибунами, расположенной перед входом в огромный живой лабиринт, царила суматоха. Журналисты сновали туда-сюда, вились вокруг Чемпионов, стараясь сделать снимки для «Ежедневного Пророка». Зрители размахивали яркими плакатами в поддержку участников, оркестр под руководством профессора Флитвика играл какой-то марш. Лютик сидел среди других болельщиков в компании Трисс и Сабрины, не сводя взгляда с Йеннифэр и Геральта, которые получали сейчас наставления от МакГонагалл и Крама. По правде говоря, Лютик вообще не хотел сюда идти, чтобы лишний раз не встречаться с Геральтом, но тревога за Йен и желание поддержать её оказались сильнее, и, находясь здесь, он уже не мог не смотреть на Геральта. Он волновался. Он слишком хорошо помнил, чем закончилось второе испытание. Министр жестом призвал всех к молчанию, приложил волшебную палочку к своему горлу, и его голос зазвучал так, будто бы он говорил в магловский микрофон: — Леди и джентльмены! Приветствую всех вас на третьем и последнем испытании Турнира Трёх Волшебников! Разрешите напомнить вам положение участников на сегодняшний день! Первое место — мисс Цирилла Ирондель, академия «Шармбатон»! На втором месте — мисс Йеннифэр Рэйвен, школа Чародейства и Волшебства «Хогвартс»! И, наконец, третье место занимает мистер Геральт Беллегард, институт «Дурмстранг»! Раздались громкие аплодисменты и одобрительные крики. Лютик закусил губу: в голову закрались неприятные мысли о том, что Геральт сейчас вполне мог пожалеть, что спас его тогда, на втором испытании, из-за этого получив куда меньше очков, чем остальные. — Третьим заданием Турнира традиционно является прохождение лабиринта, — продолжал говорить министр. — Тот, кто первым найдёт Кубок Трёх Волшебников, станет победителем, но в лабиринте может происходить что угодно. — он посмотрел на Чемпионов. — Держитесь и будьте готовы ко всему. На пути к Кубку вас ждёт множество чрезвычайно опасных препятствий. Мисс Ирондель получает право первой войти внутрь! Раздался пушечный выстрел, ветви расступились, и Цири, оглянувшись на свою бабушку, сделала шаг вперёд. Её мгновенно скрыла листва. — Мисс Рэйвен, ваша очередь! Йеннифэр посмотрела на Лютика, он улыбнулся — и через секунду лабиринт скрыл её фигуру. Волнение било через край. Он даже не предполагал, что может ждать Чемпионов в лабиринте, и от этого было ещё страшнее. — Мистер Беллегард! Геральт медлил, внимательно глядя на трибуны, будто выискивая кого-то. Лютик смотрел на него, не отрываясь, и их взгляды встретились. Внутри всё словно обожгло огнём. Геральт прикрыл глаза, отвернулся — и решительно шагнул в лабиринт. Время тянулось медленно. Периодически из лабиринта раздавались чьи-то крики, над высокими живыми стенами были заметны вспышки заклинаний. Лютик нервно теребил в руках какой-то кусок пергамента — он уже не помнил, где и откуда он его взял. Внезапно вокруг стало холодно и непонятно-мрачно. Лютик поёжился и поплотнее запахнул мантию, как вдруг… — Смотрите! Это дементоры! — закричал кто-то из толпы. К лабиринту со всех сторон слетались жуткие чёрные фигуры в плащах. Одна из них опустилась и скрылась за стенами, болельщики вскочили с места, пытаясь разглядеть, что творится внутри, хотя это и было невозможно, как вдруг где-то отдалённо послышался женский крик: «Экспекто Патронум!» — и дементор с шипением взмыл в воздух. Лютик вздрогнул: кажется, это была Йеннифэр. Дементоры продолжали спускаться к лабиринту, темнота вокруг всё сгущалась, и Лютик уже не находил себе места от волнения. За Цири, за Йен, за… Геральта. Он не признавался себе в том, что за Геральта ему особенно страшно. Относительную тишину прорезал чей-то страшный крик, больше похожий на рёв. Сердце зашлось. Лютик прекрасно знал, чей это крик. Гортанный, низкий, переполненный яростью и болью — будто ревел раненый зверь. Кусок пергамента в руках с треском разорвался. Лютик судорожно вздохнул, не отводя взгляда от лабиринта. Секунды казались часами, минуты — веками. Искры от заклинаний, отдельные вскрики — всё смешалось с невероятной тревогой в сердце, и, когда спустя час толпа взорвалась радостными возгласами, и раздался ещё один пушечный выстрел, Лютик не сразу понял, что происходит. Из-за ветвей и листвы показался Геральт, держа в руках Кубок Трёх Волшебников. Рядом с ним тут же материализовались Йеннифэр и Цири — лабиринт сам возвращал остальных участников на место старта, как только Кубок оказывался в руках победителя. Их троих мгновенно окружили директора и министр, мадам Помфри подбежала к ним, чтобы проверить их самочувствие, Йен и Цири улыбались, глядя друг на друга, держась за руки, взлохмаченные и немного потрёпанные, но счастливые — обе они всегда говорили, что главное для них — не победа, а участие. Геральт рассеянно благодарил кого-то, но смотрел на всё происходящее так, будто это его не касается. Лютик ни разу не видел его таким. Царапины и кровь на абсолютно побелевшем лице и остекленевший взгляд. — Победитель Турнира Трёх Волшебников — мистер Геральт Беллегард! — прикоснувшись палочкой к горлу, прокричал министр, и болельщики с радостными криками начали вставать с мест и спускаться с трибун на поляну. Лютик медленно, стараясь не делать всё ещё болезненных для него резких движений, тоже сошёл вниз, пробиваясь сквозь толпу, и наконец добрался до Йеннифэр. — Ты в порядке? — спросил он, прижимая её к себе. — Да, — она говорила твёрдо, хотя всё ещё дрожала от напряжения. — Я счастлива, что выбралась оттуда. Там… были боггарты. И мантикоры… И много дементоров. — Главное, что всё уже позади, — произнёс Лютик. К Йеннифэр подошла профессор МакГонагалл, и он был вынужден отойти в сторону. Геральт разговаривал с министром магии, но смотрел будто сквозь него. Лютик стоял неподалёку, не в силах отвести от него взгляд и унять беспокойство в груди. Он слышал крик. Он хотел подойти и спросить, что произошло, но гордость пересилила. С Геральтом всё в порядке — и всё. Остальное не важно. Геральт, отойдя от министра, растерянно искал кого-то в толпе. К нему подходили дурмстрангцы, обнимали его, пожимали руки, а он не реагировал ни на что. Лютик всё ещё смотрел на него, и Геральт, увидев это, сделал странное движение навстречу, будто в порыве обнять его, но сдержал себя, на секунду закрыл лицо руками и рвано вздохнул. «Он предал тебя», — напомнил себе Лютик. Затем решительно отвернулся от Геральта и поспешил поговорить с Цири. *** В Большом зале шумно праздновали победу Дурмстранга. Столы ломились от количества блюд, весёлая музыка не смолкала ни на минуту, сливочное пиво текло рекой. Лютику было всё равно. Он невероятно устал за все эти дни. Он сидел на подоконнике в тёмном коридоре, бесцельно глядя в окно. Пережитая во время соревнования тревога окончательно истощила его, тем более, что после нападения он постоянно нервничал, и сейчас сил не оставалось уже ни на что. — Лютик… Он вскрикнул, машинально схватив палочку, и поднял голову. Перед ним стоял Геральт. Сердце сжалось. — Что ты здесь делаешь? — деланно-равнодушно спросил Лютик. — Тебе нужно быть в Большом Зале. Геральт не ответил. Он просто смотрел на Лютика, словно впитывая каждую его чёрточку, смотрел полным какой-то непонятной тоски взглядом. Лютику стало не по себе. Он хотел встать с подоконника и уйти, но отчего-то не смог — лишь уже привычным движением поправил шарф на шее, чтобы наверняка скрыть синяки. — Мне просто нужно было тебя увидеть, — наконец проговорил Геральт. Его голос был хриплым. — Я прошу тебя, Лютик, выслушай меня. Я… чёрт возьми, — он на мгновение закрыл лицо руками, как тогда, после состязания. — Я такой идиот… Лютик смотрел на него с непониманием. Его трясло то ли от страха, то ли от злости на Геральта за всё, что произошло с ним. — Лютик, я… только теперь, кажется, всё понял. По спине пробежали мурашки. — Там, в лабиринте, было много препятствий. Дементоры, боггарты… Лютику стало слишком неуютно. — Захотел бы узнать, что было в лабиринте — спросил бы Йеннифэр, — холодно произнёс он. — Говори, что тебе нужно, — и уходи отсюда. — Когда я наткнулся на боггарта — я увидел тебя. Полумёртвого. В крови и паутине. Ещё хуже, чем тогда, в лесу. И я больше всего на свете хочу об этом забыть. Клянусь, Лютик, я тогда чуть с ума не сошёл. Вот почему он кричал. Лютик похолодел. Он наверняка осел бы на пол, если бы не сидел сейчас на подоконнике. В голове слабо пульсировало осознание: боггарты показывают то, чего ты боишься больше всего. Геральт боялся его потерять. Всё вокруг поплыло. Эмоции сменяли друг друга с невероятной скоростью. Оцепенение сменила злость. Боялся потерять, значит? Тогда какого чёрта он так себя вёл? Какого чёрта позволил Проусу глумиться над ним? Если бы не он — ничего бы не случилось. Лютику стоило невероятных усилий сохранить каменное выражение лица. — Ты всё сказал? — спокойно спросил он. — Прости меня за всё, — произнёс Геральт. — Я ни за что больше не покину тебя. Мне не следовало проходить мимо тогда, в коридоре. Я должен был тебя защитить. Воспоминания о нападении нахлынули жгучей волной, Лютика начало трясти ещё сильнее. Он снова поправил на шее шарф, и это не ускользнуло от проницательных жёлтых глаз. Геральт нахмурился. — Ты уже не защитил, — отчеканил Лютик. — А теперь оставь меня в покое. — Что произошло с тобой? И почему ты постоянно ходишь в этом шарфе? — в голосе Геральта начала слышаться злость. — Не твоё дело. Уходи. Лютик не заметил, как это произошло, не успел помешать — Геральт в одно мгновение оказался к нему вплотную и резко сорвал с него шарф. Он вздрогнул и попытался прикрыть шею руками, но было уже поздно: Геральт увидел всё. Он отшатнулся. На его лице отразился шок. — Увидел? Доволен? — убитым голосом сказал Лютик. — А теперь — уйди. — Что произошло? — железным тоном повторил Геральт, справившись с собой. Теперь в его глазах плескалась жестокость. — Я ещё тогда заметил, два дня назад. Благодаря анимагии моё обоняние развито лучше, чем у обычного человека. От тебя странно пахло тогда. Едкий чужой запах. Что-то случилось, Лютик, не простая драка, и, если ты сейчас же мне не расскажешь… Он замер. В глазах забрезжило понимание. Лютика трясло всё сильнее. — Они… надругались над тобой! — потрясённо выдохнул Геральт. Он то ли спрашивал, то ли утверждал. Воспоминания отразились на лице Лютика мучительным выражением. — Не твоё дело, — снова сказал он, чувствуя — ещё чуть-чуть, — и он просто разрыдается. Он поднялся с подоконника, направил волшебную палочку на Геральта и жёстко произнёс: — Оставь меня в покое. Геральт, всё это время смотревший на него с ужасом, словно ожил и медленно шагнул навстречу. — Лютик… — шептал он. — Я не знаю, что мне сделать, но, прошу, ради всего святого… прости меня… если сможешь. Я не знал, что такое может случиться. Я не предполагал даже… Пальцы, сжимавшие палочку, ужасно дрожали. — Я клянусь, Геральт, ещё один шаг — и тебе не поздоровится. Но Геральт сделал этот шаг, глядя в синие глаза, полные слёз. Палочка уперлась в его грудь. Лютик и сам не понимал, что чувствует. Злость, любовь, ненависть, обида, тоска и боль — всё смешалось, и он перестал что-либо соображать. Геральт мягко отвёл его запястье от своей груди и притянул к себе. Лёгкие резко наполнил родной запах, такое знакомое тепло пробудило запертые в глубине души чувства. И Лютик не выдержал. Слёзы вырвались наружу, рыдания душили его, пока Геральт растерянно гладил его по спине. Он утыкался лицом в широкую грудь, чувствуя себя ребёнком, которого непременно защитят, плечи его вздрагивали, он на секунду забыл, что Геральт предал его, что он поклялся себе никогда больше не произносить его имени, и плакал, плакал, плакал… Геральт вздрогнул и прерывисто выдохнул. Лютик резко пришёл в себя. Вспомнил, кто сейчас его обнимает. Он вывернулся из объятий Геральта, одёрнул на себе мантию и, с трудом совладав с собой и подавив слёзы, твёрдо произнёс: — Это ничего не значит. Я не хочу тебя больше видеть. Лютик посмотрел прямо в янтарные глаза — и сердце пропустило удар. Он что, тоже плачет? Нет, по лицу Геральта не катились слёзы, но его глаза влажно блестели. В них разливалась тягучая боль. «Показалось», — убедил себя Лютик. И повторил: — Уходи. — Я… провожу тебя до гостиной. — Нет, — Лютик забрал у него шарф и обернул вокруг шеи. — Не смей идти за мной, — жестко добавил он. Затем развернулся, вытер слёзы и зашагал в сторону подземелья. Он был несказанно рад, что Геральт его послушался. Хотелось закрыться, убежать от всего мира. Прийти в себя.