Амортенция пахнет тобой

Пустынные, тёмные коридоры замка, слабо освещённые жутковатым лунным светом. Уродливые тени на кирпичных стенах. Тишина, нарушаемая лишь воем оборотней в Запретном лесу — звуки шагов разносились в ней по всему Хогвартсу. Безлюдному Хогвартсу. Лютик остался один. Жгучий холод пронизывал до костей, Лютик отчаянно пытался согреться, растирая ладонями плечи, и просто шёл вперёд. Куда, зачем — он и сам не знал. Страх сковывал. Он не понимал, в какой части школы находится, все коридоры были абсолютно одинаковыми, и чувство тоски болезненно сжимало сердце. Он потерялся. Был обречён на вечные скитания по пустынному замку, не имея возможности выбраться. «Я всегда буду рядом» — знакомый голос с хрипотцой прозвучал где-то совсем близко. — Геральт! Геральт! — закричал Лютик. И проснулся. Судорожно дыша, пытался прийти в себя, глядя в потолок. Сон. Всего лишь сон. Пытаться снова заснуть было бессмысленно, и Лютик поднялся и побрёл в ванную, чтобы окончательно прийти в себя. Холодная вода привела мысли в порядок, отогнав остатки сна. Он посмотрел в зеркало, и его взгляд упал на ненавистные синяки на шее, которые уродливо пожелтели по краям. Переодевшись в форму, он со вздохом обернул вокруг шеи уже осточертевший шарф и направился в Большой Зал, надеясь, что он ещё не опоздал на завтрак. В зале было не так многолюдно, как всегда, но вскоре Лютик вспомнил, что вся школа веселилась по случаю окончания Турнира до самого утра. Многие проснутся только к обеду. Лютик сразу же ощутил на себе взгляд. Геральт словно прожигал его глазами. Казалось, он видит синяки на шее даже сквозь шарф. В голове сразу всплыли образы из ночного кошмара. Вспомнилась радость, которую Лютик ощутил, услышав родной голос, — и сразу пришло осознание: в реальности Геральт рядом уже не будет. Лютик коротко посмотрел на него и решительно отвернулся. Он поправил шарф, подошёл к своему столу и, поздоровавшись с Йеннифэр и Цири, впервые за год уселся спиной к столу Гриффиндора. Цири сидела напротив и постоянно зевала, Йен периодически похлопывала её по плечу, чтобы она не забывала есть. — Почему вы так рано встали? — спросил Лютик, наливая себе чаю. — А мы и не ложились, — сонно ответила Цири, странно переглянувшись с Йеннифэр. — Финал Турнира отмечали, да? — Лютик ухмыльнулся, за что тут же получил от Йеннифэр пинок под столом. Он подвинул к себе тарелку с омлетом и с удовольствием принялся завтракать, хотя уже через пару вилок аппетит пропал: он почувствовал, что Геральт продолжал сверлить его взглядом, словно хотел проделать дыру в затылке. Йеннифэр грозно посмотрела поверх плеча Лютика в сторону гриффиндорского стола. Казалось, между ней и Геральтом была битва — кто кого испепелит. Лютик положил ладонь на её руку, погладив кожу большим пальцем. — Успокойся, — тихо сказал он. — Я всё равно больше не хочу есть. Пойду в гостиную. Он встал из-за стола, несмотря на возражения Йен и Цири, захватил несколько булочек и поспешил покинуть Большой Зал. Спускаясь по лестнице в подземелье, он услышал чей-то мерзкий гогот, так похожий на смех приятелей Проуса, и резко выхватил волшебную палочку, но, как оказалось, хохотал какой-то младшекурсник-слизеринец. Лютик смерил его презрительным взглядом, бросил что-то вроде «хватит ржать, как конь», и продолжил путь в гостиную, пытаясь успокоить бешеный стук сердца. Он прекрасно понимал, что его неприятели всё ещё находятся в больничном крыле, но до сих пор не мог перестать нервничать: стоило услышать похожий голос или войти в пустой коридор, он весь напрягался и крепко сжимал в руке палочку. Добравшись до гостиной, Лютик решил заняться подготовкой к контрольной по зельям, а заодно — отвлечься от мрачных мыслей. Он устроился на диване, отломил кусочек от одной из булочек и отправил в рот, утыкаясь в свои записи и конспекты Йеннифэр. Однако спустя полчаса недосып дал о себе знать. Строчки начали расплываться, глаза медленно закрылись, голова склонилась к плечу — и Лютик погрузился в сон. *** — Лютик, вставай. Обед проспишь, — где-то над ухом прозвучал нежный девичий голос. Он открыл глаза и увидел Цири, которая легонько тормошила его за плечо. От неё странно пахло луковым хлебом и костром. Лютик нахмурился. — Я не пойду на обед, — буркнул он, заворачиваясь в плед, которым его уже кто-то укрыл. Не хотелось снова сталкиваться с Геральтом. Этот полный омерзительной жалости взгляд, каким он смотрел на его шею, раздражал. Лютик и сам не был в восторге от этих синяков, от ненавистного уже шарфа, а то, как Геральт на него смотрел, постоянно напоминало о том, что на его коже красуются следы, больше похожие на какое-то жуткое клеймо. А ещё Геральта не хотелось видеть, потому что теперь им по непонятным причинам пахла Цири. В Лютике проснулась жгучая ревность: ровно как тогда, когда Геральт сказал ему, что пригласит Цири на бал. «Ты для него ничего не значишь. И он для тебя тоже, кстати», — напомнил внутренний голос. Лютик с раздражением отогнал эти мысли и закрыл глаза, намереваясь снова заснуть. — Лютик… — Цири присела на край дивана и как-то тихо сказала: — Возьми, пожалуйста. — Что ещё? — недовольно спросил он, открывая глаза. Она держала в руках небольшую картонную коробку. — Это от… Геральта. Он попросил тебе передать. Лютик, чуть помедлив, взял коробку в руки. Запах лукового хлеба и костра резко ударил в нос. Пахло от коробки, а не от Цири. Лютику стало стыдно за грубость и прилив ревности. — Извини меня, Цири, — сконфуженно произнёс он. — Я довольно резко разговаривал сейчас с тобой. Прости, я… просто не выспался. — Хорошо, — улыбнулась она. — Удачи. Тебе что-нибудь принести с обеда? Он помотал головой, и Цири покинула гостиную. Он долго рассматривал коробочку, не решаясь её открыть. «По-хорошему, выбросить бы её. — думал он. — Или сжечь. Или бросить в озеро». Но вместо этого, поддавшись любопытству, он всё-таки вскрыл упаковку. Внутри оказалась баночка с какой-то белой субстанцией и записка. Лютик осмотрелся, убедился в отсутствии людей вокруг и с замиранием сердца развернул кусочек пергамента. «Это зелье дала мне мадам Помфри. Сказала, что вылечит любой ушиб. Тебе нужнее. P.S. Даже не думай возвращать его мне.» Лютик фыркнул. Геральт пытается задобрить его? Гиблый номер. Слишком поздно. Он неосознанно провёл рукой по шее. Ходить с синяками надоело. Пару дней назад он даже нашёл в библиотеке справочник «Обычные магические болезни и недомогания», но увы — за всеми средствами, которыми можно было свести гематомы, нужно было обращаться либо к мадам Помфри, либо к профессору Малфою. И ни один из этих вариантов Лютика не радовал. Он долго смотрел на записку, потом, поддавшись какому-то странному импульсу, скользнул пальцем по чёрным, ровным почерком написанным словам. Внутри зашевелилось что-то неприятное. Что-то, разрушающее старательно возведённую стену между двумя людьми. Ещё раз осмотревшись вокруг, Лютик поднёс записку к лицу и вдохнул запах пергамента, высохших чернил… и запах человека, который до сих пор не мог покинуть его сердце. Внезапный стук в дверь гостиной отвлёк его от мыслей. Он быстро сунул всё под подушку, поправил на шее шарф и поспешил открыть, но на пороге никого не оказалось. Лютик нахмурился и собрался было захлопнуть дверь, но откуда-то снизу раздалось сдавленное уханье. Он наконец-то догадался посмотреть под ноги — и увидел коричневую сову, которая держала в клюве записку. Рядом с её лапами стояла небольшая корзина, прикрытая салфеткой. Лютик со смешанными чувствами взял у недовольно ухающей птицы записку и развернул. На ней стояли его имя и фамилия, написанные всё тем же ровным почерком. Сова улетела. Он поднял с порога корзинку и приподнял салфетку. Небольшие булочки, сэндвичи, пара яблок и бутылка с тыквенным соком. Лютик со щемящей теплотой в груди вспомнил, что после второго испытания Турнира приносил такие же корзинки Геральту в больничное крыло. А как Геральт забавно смущался, когда он кормил его сладостями… Милое воспоминание растаяло. Его сменила непонятная злость. Неужели Геральт теперь пытается подкупить его? Выпросить прощение? Нет уж. Не выйдет. И мазью против синяков он точно пользоваться не станет. Не примет этих мерзких подачек. Ни за что. И никогда. Запах, доносящийся из корзины, показался странно знакомым. Лютик взял одну из булочек и поднёс вплотную к носу. «Ну конечно. Иначе и быть не могло. Луковый хлеб. Заебись», — подумал он. И разозлился ещё больше. Ни за что. И никогда. Корзину с едой он не выбросил, но и брать ничего не стал. Поднялся в спальню, убрал и корзину, и мазь от синяков в прикроватную тумбочку и отправился готовиться к контрольной в библиотеку. Там было куда проще сосредоточиться. Ему было необходимо погрузиться в учёбу, отвлечься от окружающих проблем, хотя бы ненадолго. Слишком много всего навалилось, слишком многое не давало покоя. А в следующем году сдавать ЖАБА… Интересно, а в школе Геральта что сдают?.. Лютик выругался и стукнул себя по лбу. Геральт был в его голове постоянно, даже тогда, когда, казалось, он в принципе не мог там возникнуть. Любые его мысли, даже косвенно не касающиеся Геральта, в итоге всё равно приводили к нему. А по дороге в библиотеку он и вовсе не мог перестать о нём думать. Шёл быстрым шагом, нервно сжимая в руке палочку, чтобы никто не смог застать его врасплох, а особенно — Геральт. Вчера Лютик уже показал свою слабость. Поэтому он вдруг и стал таким заботливым. На что он надеется?.. Что Лютик снова будет сходить с ума от неразделённой любви и чуть ли не есть у него из рук? Он сдержал порыв ударить кулаком по библиотечному столу, закусил губу, уселся на стул и раздражённо уткнулся в учебник. Спустя час напряжённой зубрёжки, когда ему только-только наконец удалось включиться в работу, над ухом раздалось какое-то шуршание. Свойства волчьих ягод, о которых он только что читал в учебнике, сразу же вылетели из головы. Лютик заскрежетал зубами, готовясь, несмотря на присутствие мадам Пинс, высказать всё, что он думает о том, кто его потревожил. Он развернулся к источнику звука, намереваясь послать мешающего ему человека как минимум к чёрту, но с удивлением обнаружил, что вокруг не было ни души, а в воздухе перед ним кружила бумажная птичка. Лютик снова осмотрелся. Никого. Птичка опустилась на исписанный пергамент и замерла. Он с опаской развернул её. «У дерева. После отбоя. Нужно поговорить. Геральт.» — Блядь, — прошипел Лютик. — Как же вы все меня заеб… — Кхм-кхм… — над ним стояла мадам Пинс, сурово размахивая метёлкой. — Извините, — буркнул он, захлопнул учебник и поспешил убраться из библиотеки. Погрузиться в учёбу всё равно уже не получится. Лишь оказавшись в мужской спальне, где не было никого, Лютик наконец выдохнул, справился с собой, успокоился и снова развернул послание. Он был слишком зол на весь мир в библиотеке, чтобы что-либо сообразить. «У дерева. После отбоя. Нужно поговорить. Геральт.» Геральт. Зовёт его на встречу. Ещё так пишет, будто абсолютно уверен, что он придёт. Лютик презрительно фыркнул. Да, предположим, раньше он бы этому обрадовался. Но сейчас? Когда столько всего произошло? К чему эти жалкие попытки что-то вернуть? Да и было ли, что возвращать.? Лютик уже не злился так сильно, но твёрдо сказал себе, что никуда не пойдёт. Разговаривать было не о чем. Решительно не о чем. *** Холодный воздух неприятно пробирался под свитер. Лютик специально не взял с собой ничего теплее: он же не собирался беседовать с ним, в конце концов. Просто нужно было вернуть эту дурацкую мазь от синяков. Чтобы не было соблазна ей воспользоваться. Геральт стоял возле дерева в тяжелой шубе из клочковатого меха, глядя куда-то себе под ноги. Услышав шаги, он поднял голову, и Лютик прочитал на его лице смятение и одновременно смущение. Стоило им встретиться взглядами, как сердце Лютика бешено забилось. Он, игнорируя это, остановился в метре от Геральта и протянул ему коробку. — Забери это. Мне не нужно. Геральт нахмурился, шагнул чуть ближе, снял шубу и одним движением накинул Лютику на плечи. Он попытался спихнуть с себя его руки, Геральт упорно продолжал застёгивать пуговицы, и Лютик не выдержал. Вся эта забота ему надоела. — Хватит! — неожиданно громко рявкнул он. Разговаривать было абсолютно не о чем. Но почему же он тогда до сих пор стоял здесь и не решался уйти? Геральт ошарашенно отступил. — Лютик, послушай… — Нет, это ты послушай! — он снова разозлился не на шутку. — Раз уж я здесь, ответь мне, зачем ты устроил весь этот цирк? Записки, подачки твои… Мне ничего от тебя не нужно! Всё чего я прошу — чтобы ты оставил меня в покое, потому что мне надое… Он не успел закончить свою тираду. Геральт крепко обнял его, прижимая к своей груди и зарываясь носом в его волосы. Лютик будто оцепенел. У него отчего-то вдруг пропало всё напряжение, испарилось, и у него не хватило духу оттолкнуть Геральта от себя. — Я такой идиот… — глухо произнёс Геральт. — Лютик, я… Чёрт, я не умею говорить о своих чувствах, но тебе так или иначе придётся меня выслушать. Лютик даже перестал дышать. Он чувствовал, как под его ладонями, упирающимися в чужую грудь, стучит сердце: часто и взволнованно. Его собственное сердце билось в том же бешеном ритме. Геральт продолжил говорить. — Мы впервые встретились именно здесь. Ты тогда болтал что-то про любовные зелья, а я смотрел на тебя и думал, что ты — придурок. Забавный такой. И имя странное. Я и переспросил тогда поэтому: думал, ослышался. Лютик. Надо же, — Геральт улыбнулся. — Ты говорил что-то невпопад, постоянно шутил, и заметно нервничал, будто боялся, что я съем тебя, как дикий зверь, но ты — первый, кто продолжил общаться со мной, несмотря на репутацию моей школы. Знаешь, поначалу всё это было весело — эти твои шуточки, бесконечная болтовня, перескакивания с одной темы на другую. А потом… Геральт запнулся, прочистил горло и заговорил снова: — Потом я понял, что пропал. Влюбился в тебя, как мальчишка. В твой звонкий голос. В твои голубые глаза. В губы, которые так хотел поцеловать уже спустя неделю нашего знакомства. В твой запах. Я никогда не любил твои мятные духи, но слишком хорошо чувствовал твой настоящий запах. Сумерки. Полевые цветы. Древесина. Я просто влюбился в тебя самого. Безвозвратно. Я никогда прежде такого не ощущал. Чёрт, я так глупо сейчас себя чувствую. Словно несу какой-то бред. Он снова сделал паузу, выдохнул, затем продолжил: — После нашего первого поцелуя меня как будто током прошибло. Я боялся собственных чувств, боялся самого себя. Боялся, что не смогу отпустить тебя, когда придёт время расставаться. И тогда мне показалось единственным правильным решением послушать совета Йеннифэр: отдалиться друг от друга. Остаться друзьями. И я сдерживал себя, как мог. Занимался вдвое больше, чтобы не думать о тебе. Но тогда, в лесу, я ужасно испугался, что не смогу тебя спасти. И в больничном крыле вся моя выдержка полетела к чёрту. Голова была затуманена лекарствами. Я делал то, что велело сердце. А после… я видел, что тебе было тяжело, но упорно убеждал себя, что поступаю правильно. И как же долго потом я ругал себя за свою несдержанность во время бала… Ты был таким красивым. Притягательным. Желанным. И я снова оступился и сделал тебе больно. Я не должен был так поступать. Не должен был вообще отпускать тебя. С самого начала. Как последний идиот, я всё ещё пытался подавить в себе то, что меня уже не оставит. Дни без тебя были сущим адом. У меня как будто часть сердца оторвали. Не получалось нормально жить. Как будто я просто существовал. А твоя песня на сцене… она только сильнее разожгла это чувство. Я наговорил тебе тогда много лишнего, но на самом деле злился только на себя. Потому что ты гораздо сильнее меня. Ты смог признать свои чувства. Смог заявить о них. Ты их не боялся. А я… я не смог. Его голос дрогнул. Лютик не успел ничего понять — и Геральт уже стоял перед ним на коленях, обнимая его за талию и прижимаясь виском к животу. — Я был настоящим мудаком. Уродом. Называй как хочешь. К чёрту пошлёшь — и будешь прав. Потому что я не должен был позволять этому мерзавцу Проусу безнаказанно издеваться над тобой. Я думал, что таким образом доказал тебе, что твои действия были необдуманными. И что всегда будут последствия. Глупо, да? Захотел побыть правильным. А сам вёл себя не лучше, чем эти ублюдки. Я… Я не знал, до чего это может дойти. Я не предполагал, на что они могут быть способны. Даже не понимал сначала причину странного запаха на твоём теле. Я правда почувствовал его тогда. Знаешь, сперва я даже подумал, что ты просто с кем-то переспал, и меня задушила такая жуткая ревность… Я на секунду забыл о твоём подавленном состоянии, о том, что явно что-то было не так — мне в голову просто ударил этот чужой запах. Наверное, поэтому я и не пошёл за тобой тогда. Ты сказал — уйти, и я ушёл, решив, что действительно больше тебе не нужен. Геральт тяжело выдохнул. — Лютик, мне давно нужно было встретиться с боггартом, чтобы наконец осознать все свои чувства. Чтобы понять, что без тебя всё больше не будет прежним. Я уже стоял возле Кубка тогда, как вдруг прямо передо мной возник боггарт, который мгновенно превратился в тебя. Вчера я не всё рассказал тебе. Я… тогда мне правда казалось, что это ты. Что ты не выжил после второго соревнования. Что я не успел тебя спасти. Ты лежал на траве, весь в паутине, крови от укусов. И уже не дышал. Только изо рта кровь текла. И абсолютно пустые открытые глаза. Прости меня, Лютик, что говорю тебе об этом — я понимаю, что жутко это слышать, но мне важно, чтобы ты понял, насколько мне было страшно. Насколько я боюсь потерять тебя. Я, чёрт возьми, сейчас впервые признаюсь в собственных страхах. Ко мне тогда ещё и дементор подлетел. Я был уверен, что уже не выберусь оттуда. И тогда я вспомнил, как ты краснел, смеялся, пел похабные песенки, как прижимался ко мне в момент опасности. Как кормил меня сладостями в больничном крыле. Я всё-таки смог вызвать Патронуса. И смог справиться с боггартом. Я плохо помню, как вышел из лабиринта, мне было совершенно плевать на Кубок, на победу — я искал глазами тебя. Лишь бы убедиться, что с тобой всё хорошо. Что ты жив и здоров. И потом, во время пира… меня не волновали все эти праздненства и поздравления. Я искал тебя по всему замку. Мне просто нужно было увидеть тебя снова. Услышать твой голос. А когда я увидел эти отметины на твоей шее и всё понял… у меня внутри что-то оборвалось. В голове стучала только одна мысль: «я предал его». Обещал быть рядом, не давать в обиду — и не защитил. Умоляю, прости меня… Плечи Геральта вздрогнули. Лютик стоял в оцепенении, только слёзы катились по щекам. Он не понимал, что происходит, был совершенно сбит с толку услышанным. Не понимал, как ему реагировать. Геральт медленно поднялся, обхватил его лицо ладонями, стёр слёзы большими пальцами — и Лютик увидел, что он тоже плачет. На этот раз — по-настоящему. Геральт наклонил голову, упираясь своим лбом в лоб Лютика, и тихо сказал: — Я люблю тебя. И мир Лютика рухнул. Он ожидал услышать всё, кроме этого. В ушах гулко отдавался стук собственного сердца. Сколько раз он мечтал услышать эти слова… Сколько раз ему снился момент признания. Обида и раздражение, которые рвались наружу, когда он пришёл сюда, утихли, не исчезли совсем, но глухо скреблись в груди. Лютик чувствовал смятение и шок. И всё-таки сердце билось — взволнованно, счастливо и… болезненно. Потому что доверять он больше не мог. — Лютик, — тихо произнёс Геральт, взяв в руку его небольшую ладошку и переплетая их пальцы. — Я хочу быть с тобой. — Я… я не могу так, Геральт, — неровным голосом проговорил Лютик, превозмогая себя. В нём боролись сейчас два человека — один был наивным, влюблённым до умопомрачения, до дрожи в коленях, любящим до потери пульса, отчаянно желающим снова поверить. Второй — вспоминал пережитое нападение, вспоминал всё, что сделал Геральт, вспоминал, что вынужден был стать сильнее. И второй не мог поверить ни в коем случае. Да, произнесённые слова почти разрушили стену между ними, но… Несмотря на раскаяние Геральта, время нельзя повернуть вспять. Лютик просто устал за целый год — каждый раз, стоило ему получить хоть толику надежды, Геральт обрывал всё на корню, оставляя лишь чёрную пустоту в груди. Лютику очень хотелось быть с ним. Провести оставшееся у них время так, как он мечтал проводить его с начала года. Наслаждаться друг другом. Но Лютик боялся. Боялся, что Геральт снова его оттолкнёт. И тогда он будет уже не в состоянии снова собрать себя по кусочкам. — Я не могу доверять тебе, — тихо, словно чужим голосом выговорил Лютик. Он отстранился, но так и не смог заставить себя высвободить ладонь из широкой тёплой руки. Геральт, глухо рыкнув, снова прижал его к себе. — Г-геральт… — Я не смогу отпустить тебя. Никогда больше не смогу, что бы ты ни говорил. Он приподнял лицо Лютика за подбородок, заглянул в его глаза, всё ещё мокрые от слёз. Нежно провёл кончиками пальцев по щеке. Мягко коснулся губами лба — там, где была ссадина. — Дам тебе время. Неделю, не больше, — добавил Геральт, отстранившись от него. Он поднял с земли упавшую коробку с мазью, и, не отпуская руки Лютика, повёл его к подземелью. Лютик молча шёл за ним, пытаясь осознать и переварить всё, что он услышал, всё, что произошло. Геральт дал ему время — на что? В замке не было никого. Обычно по коридорам бродили привидения или ночные дежурные-учителя, но сейчас они не встретили ни единой души. Когда они вошли в коридор, залитый лунным светом, Лютику вспомнился недавний ночной кошмар, в котором он потерялся в бесчисленных ходах Хогвартса. Но страшно не было. С ним был Геральт. И Лютик любил его, хоть и отчаянно пытался убедить себя в обратном. Они остановились у входа в подземелье. Долго смотрели друг на друга, не решаясь отвести взгляд. Первым заговорил Лютик — хриплым, сдавленным голосом: — Геральт… неделю на что? — На раздумья. И на то, чтобы ты смирился с тем, что в случае твоего отказа я всё равно не оставлю тебя в покое. Лютик приподнял уголки рта в странной полуулыбке. Несмотря на никуда не ушедшую обиду, ему впервые за долгое время было так тепло. Геральт всё ещё держал его за руку. — Забери мазь, пожалуйста, — проговорил он, радуясь, что вспомнил о коробке: это помогло прервать напряжённую тишину. — Нет, — твёрдо ответил Геральт. — Почему? — Лютик с грустью окинул взглядом царапины и ссадины на его лице, оставшиеся после третьего испытания. — Потому что на мне всё заживает, как на собаке. Как на волке, если быть точнее, — усмехнулся он. И Лютик улыбнулся в ответ. По-настоящему улыбнулся. — А тебе — нужнее. Я не могу спокойно смотреть на эти синяки на твоей шее. Их не должно там быть. Геральт вложил в его ладонь коробочку с зельем. Лютик, поколебавшись, принял её. — Геральт… — вдруг произнёс он. — Спасибо за сэндвичи. Он всё-таки вытянул руку из его ладони, смущённо кивнул и направился в сторону гостиной. Произнеся пароль и взявшись за ручку двери, Лютик обернулся, не удержавшись, и наткнулся на внимательный взгляд жёлтых глаз. В них снова плескалось расплавленное золото. — Ну? — в кресле сидела Сабрина, ехидно улыбаясь и выжидающе глядя на Лютика. — Что? — он уже успел испугаться, что ему влетит за прогулки после отбоя, но на лице Сабрины было написано только плохо скрываемое любопытство. — Как прошло свидание? — В смысле? — А ты не задумывался, почему коридоры пустые? Геральт попросил меня устроить всё так, чтобы вы могли остаться наедине, и никакие ночные дежурные вам не помешали, — хихикнула она, протягивая Лютику сливочное пиво. Геральт. Сделал такое ради него. С ума сойти можно. — И… как ты это провернула? — всё ещё удивляясь, спросил Лютик. — Ну… не без помощи профессоров. Малфоя и Поттера, — ухмыльнулась Сабрина. Лютик поперхнулся пивом. — Ты что, серьёзно? Они знают? Твою мать… — всё ещё кашляя, выдавил он. — Они намеренно помогли тебе всё это подстроить? — Ну-у-у… — снова ехидно протянула Сабрина. — Деталей я раскрывать тебе не стану. Но от тебя требую подробностей. — Всё прошло хорошо. И спасибо тебе за помощь, — Лютик искренне улыбнулся. — А подробности? — Сабрина… — он запнулся, — Извини, но… не могу. Слишком личное. Она разочарованно причмокнула губами, допила остаток пива и поднялась с кресла. — Эх… ладно уж, — её голос звучал всё так же тепло. — Потом расскажешь. Как-нибудь. Спокойной ночи. Сабрина улыбнулась, потрепала Лютика по макушке и удалилась в женскую спальню. — Спасибо тебе! — крикнул Лютик ей вслед. Сам он не спешил ложиться спать. Он несколько минут посидел у камина, глядя на языки пламени, напоминающими ему золотые геральтовы глаза, пытаясь принять решение. Не вышло. Не сейчас. Слишком было переполнено противоречивыми чувствами его сердце. Внезапно он вспомнил про зелье против синяков, и всё-таки решил попробовать им воспользоваться. Поднялся в спальню, у зеркала откупорил баночку и вдохнул. Запах Геральта причудливо смешивался с ароматом перечной мяты. Это отчего-то успокаивало. Лютик обмакнул в снадобье палец и осторожно нанёс его на отметины на шее. Уже через секунду стало намного легче. Лютик даже несколько разозлился на себя — если бы он не упрямился утром, к вечеру синяков наверняка почти не было бы заметно. С другой стороны, тогда он вряд ли бы чувствовал себя победителем, когда шёл к Геральту на этот странный разговор. Снова Геральт. Везде, в каждой мысли, в каждом чёртовом вздохе — Геральт. Но сейчас Лютика это уже не бесило. Разве что самую малость. *** Утром он с удивлением обнаружил, что синяки действительно стали менее яркими. Конечно, без шарфа пока выходить было нельзя, но эффект от лекарства не мог не радовать. Лютик умылся, переоделся в форму и заглянул в расписание. Сегодня — несколько уроков только после обеда: история магии, травология, зельеварение… Зельеварение! Лютик хлопнул себя по лбу: к контрольной он так и не подготовился. Придётся пропустить завтрак. Это было даже на руку, учитывая то, как не хотелось Лютику видеть профессоров Малфоя и Поттера: он бы неминуемо сгорел со стыда. Он без зазрения совести стянул из корзины, присланной накануне Геральтом, пару сэндвичей и бутылку с соком, наскоро перекусил, захватил учебники и поспешил в библиотеку, стараясь не думать о том, как после вчерашних ругательств будет смотреть на него мадам Пинс. Все размышления касательно их с Геральтом отношений Лютик решил отложить до вечера. Он ещё не был готов разбираться в собственных чувствах, срывать с них замки, которые сам же повесил. Но всё-таки этим утром ему было куда теплее, чем обычно. Коридоры были пустынными. Все студенты находились сейчас в Большом Зале. Лютик уже подходил к лестнице на четвёртый этаж, — и внезапно в нос ударил слишком знакомый запах приторного одеколона. Он резко выхватил палочку и развернулся, но перед ним никого не оказалось. Он было решил, что сходит с ума, как вдруг услышал какой-то шорох за спиной… — Остолбеней! Темнота. *** Лютик очнулся и ощутил, что его рот перемотан его же шарфом, а сам он находится в каком-то пустом кабинете. Номер одиннадцать, догадался он. Заброшенный кабинет, тот самый, в котором во время Святочного бала студенты устроили вечеринку с алкоголем. Всё ещё слабо соображая, Лютик попытался двинуться — и с ужасом осознал, что, вдобавок ко всему, ещё и связан. Прямо перед ним стоял Джим Проус, гадко усмехаясь своей победе. — Что, попалась, подстилка? Лютик что-то промычал и вжался в стену, тщетно пытаясь высвободить запястья из крепкого узла. Паника окатила с ног до головы, сердце стучало с бешеной скоростью. Что было странным — Проус его не трогал. Из дальнего угла кабинета послышалось шуршание. Лютик повернул голову на звук и увидел трёх его неизменных приятелей. Они что-то осторожно доставали из сумки. Проус опустился на корточки рядом с ним и недобро оскалился. Его ледяное спокойствие было в тысячу раз страшнее той ярости, в которой он пребывал во время первого нападения. — Ты, Леттенхоф, сам не знаешь, на что нарвался. Прикасаться к тебе я больше не стану: не знаю, чем ты нас тогда раскидал, но тебе же лучше держать себя в узде. Может быть, не так больно будет. Его ухмылка стала шире. Лютик похолодел, запаниковал ещё сильнее, задёргался, попытался закричать, но снова получилось только промычать что-то неразборчивое в шарф. Ну не может же быть, чтобы он снова вот так попался… Кабинет номер одиннадцать находится на первом этаже, практически в людном месте. Что, если попробовать поднять шум? Он, несмотря на верёвки, как мог, попытался дотянуться хоть чем-нибудь до парты, которая стояла в метре от него. Едва он успел задеть её ногой, как на шум тут же обернулся Проус, отошедший было к приятелям. — Круцио, — он абсолютно спокойно произнёс заклинание, направив на Лютика палочку. И Лютику показалось, что он умирает: настолько адской была боль. Во всём теле, в каждой косточке. Словно разрывает суставы, выкручивает конечности, словно нечем дышать. Он рухнул ничком на холодный пол, извиваясь от боли, глухо скуля в шарф. По щекам от мучения и напряжения полились слёзы. Спустя пару минут Проус отменил заклинание, и Лютик тяжело задышал, стараясь восстановить силы. Он лихорадочно пытался придумать, как выбраться, но в затуманенную болью голову приходило только одно: нужно звать на помощь. Сейчас ему точно не справиться. Он понятия не имеет, как вызвать магическую волну, которая спасла его в прошлый раз. Тогда это была чистой воды случайность. — Теперь ты стал посмирнее, да? — едкий, ледяной голос Проуса эхом разносился по пустому кабинету. — Держите его, — скомандовал он парням. Двое из его дружков крепко вцепились в плечи Лютика и вздёрнули его на колени. Третий отошёл к двери, чтобы не допустить внезапного вторжения внутрь. Джим поднёс к его лицу стеклянную банку, в которой сидел огромный чёрный паук. У Лютика помутнело в глазах. Только не это. Проус медленно, показательно откручивал крышку. Лютик вырывался, мычал, мысленно обращался к Геральту, призывая его на помощь, изо всех сил пытался выговорить его имя, мотал головой, лихорадочно старался развязать запястья или хотя бы каким-то образом стянуть с губ плотно завязанный шарф. — Тебе известно, что это за паук, Леттенхоф? — меланхолично протянул Проус. — Ах да, ты же их, как девчонка, боишься. Парни мерзко захохотали, словно гиены. Лютик ни на секунду не прекращал дёргаться и вырываться, надсаживая голос в бессмысленном скулеже в уже мокрую от слюны ткань. — Этот паук может убить тебя одним только укусом, — Проус жутко и зловеще улыбнулся. — А знаешь, что самое сладкое? Он не просто может. Он убьёт тебя. И я при этом присутствовать не буду. Мне нечего будет предъявить — я буду уже далеко. Никто не станет искать тебя здесь. Ты никому не нужен. Лютик окаменел от ужаса. Не может же быть… Драка, побои, даже изнасилование — на всё это Проус способен, но убийство… И неужели вот так всё закончится? Неужели Геральт, который клялся вчера в своей верности, не поможет ему, не найдёт? Проус открыл банку и с помощью палочки выудил из неё паука. Теперь существо висело в воздухе, на тонкой ниточке паутины, прямо перед глазами Лютика, и тот, наконец выйдя из минутного оцепенения, так резко дёрнул головой, что шарф всё-таки начал сползать на шею. Он собрался с последними силами и в несколько быстрых движений подбородком стянул ткань вниз. Я. Нужен. Ему. — Геральт! — закричал он так громко, как только мог, уже почти ни на что не надеясь. Его рот сразу же зажали две сильных ладони. Лютик продолжал кричать даже так, брыкался и пытался укусить пальцы, сжимающие его рот, но не получалось ничего: хватка была слишком сильной. — Империо, — всё так же спокойно произнёс Джим, направляя палочку на паука. Тот перестал шевелиться и теперь смиренно висел на паутине, словно ожидая приказа. Лютик обмяк в держащих его руках и зажмурился. Это конец. Это точно конец. Резкий грохот. Дверь слетела с петель, отбрасывая в стену дежурившего возле неё парня. — Экспеллиармус! Лютик открыл глаза и увидел, как Геральт, непонятно как очутившийся здесь, обезоружил Джима и отправил в нокаут ещё одного парня из тех, что держали его, увернувшись от заклинаний. Оставались двое: Проус и ещё один, имени которого Лютик не знал. Геральт выбил из рук второго когтевранца палочку и в одно движение впечатал его лбом в парту. Проус остался один. И он явно боялся Геральта. Нервно сглотнул, вжался спиной в стену. Геральт схватил его за горло, почти не глядя, точным движением палочки разрезал на Лютике верёвки и снова повернулся к мерзавцу. — Сука! — Геральт ударил его в нос. Без магии. А потом ещё и ещё. В солнечное сплетение, живот, рёбра, глаза, челюсть… Проус уже потерял сознание, сполз по стене вниз, и Геральт, совершенно осатаневший, продолжал избивать его с грубым рычанием. Лютику, всё это время в оцепенении сидевшему на полу, стало страшно. Он впервые видел Геральта таким. — Геральт! Геральт, успокойся! — не помня себя, он бросился к нему, совершенно не боясь, что тот в пылу драки может случайно ударить и его тоже. Лютик повис на его руке, прижимаясь к нему всем телом, и он наконец замер, упираясь ладонью в стену, безотчётно сжимая второй рукой пальцы Лютика, тяжело дыша. — Успокойся… — тихо повторил Лютик, бережно поглаживая его по плечу и оттягивая подальше от Проуса. — Как ты себя чувствуешь? — наконец произнёс Геральт. — Я… пойдёт. Как ты здесь оказался? — На завтраке услышал, что их выписали из больничного крыла. Сразу начал искать тебя. Йеннифэр сказала, что ты можешь быть в библиотеке. И я пошёл по этому направлению. И услышал твой крик. Пойдём отсюда, Лютик. Быстрее. — Где моя палочка? — Лютик взволнованно осмотрелся. — Акцио, — произнёс Геральт, и волшебная палочка мгновенно прилетела прямо в его руку. Он протянул её Лютику. Лютик, принимая палочку, вдохнул его запах, до сих пор будучи не в силах поверить, что всё позади. Что Геральт действительно пришёл. Где-то в углу кабинета послышалось шевеление. Лютик не сразу понял, что произошло — только успел увидеть кончик палочки, направленный на него. Яростный крик «Сектумсемпра!» Геральт, заслонивший его собой. И топот чьих-то ног. Геральт как-то странно вздрогнул и всем телом навалился на Лютика, и тот, не выдержав его тяжести, осел на пол. — Геральт? Что случилось? — в ужасе спросил он. На его руках было что-то влажное и тёплое. Кровь. Геральт еле слышно застонал в его плечо, тяжело дыша. — Не-не-не-не-нет! — испуганно затараторил Лютик. — Не закрывай глаза, слышишь? Не смей! Тебе помогут, я… я позову на помощь… Он пытался подавить слёзы, одной рукой прижимая Геральта к себе, другой — нашаривая отлетевшую куда-то волшебную палочку. Это наконец удалось ему, и он попытался сконцентрироваться, чтобы вызвать Патронуса. Из палочки вырывалось лишь жалкое свечение. Его мантия уже почти насквозь пропиталась кровью Геральта, тот дышал всё тяжелее, с хрипом, и Лютика ужасно трясло. Патронус не появлялся. — Я такой слабак… — прошептал Лютик, уже не сдерживая слёз, уткнувшись носом в макушку Геральта, вдыхая его запах… и вдруг его осенило. Он вспомнил — больничное крыло, раннее утро, объятия и нежный, осторожный поцелуй. И он сделает всё, чтобы всё закончилось именно так. Чтобы Геральт остался в живых. — Экспекто Патронум! Соболь взволнованно запрыгал по воздуху, и Лютик с облегчением проговорил: — Профессор Малфой, это Юлиан. Мне жизненно необходима ваша помощь. Срочно. Сию минуту. Кабинет номер одинадцать. Помогите. Умоляю. Когда Патронус растворился в воздухе, отправившись донести послание, Лютик посмотрел на побледневшего Геральта. Он явно держался из последних сил. — Лютик… — вдруг прохрипел он. — Тише, солнце, я рядом, нам обязательно помогут, только не уходи, прошу тебя. У тебя такие красивые глаза… Они на мёд похожи. И на жидкое золото. Только не закрывай их, пожалуйста, не смей даже, всё будет хорошо… Мы когда-нибудь будем сидеть с тобой у камина и вспоминать весь этот год с улыбкой. Будем вместе, обещаю тебе… — Лютик уже нёс какой-то бред, сам не понимая, кого успокаивает — себя или Геральта. Его губы вдруг накрыли поцелуем. Быстрым, солёным, с привкусом крови. Будто бы Геральт хотел успеть. Всё, что произошло дальше, было для Лютика как в тумане. Вот в кабинет вбежали Малфой и Поттер, вот Гарри оттащил Лютика в сторону, пока Драко каким-то странным заклинанием заживлял раны на теле Геральта. Вот они трансфигурировали какой-то обломок от шкафа в носилки и уложили Геральта на них… Всё это время Лютика трясло крупной дрожью, он только комкал в руках свою окровавленную мантию и молился всем известным богам о том, чтобы с Геральтом всё было в порядке. — Иди к нему, Юлиан. Мы с тобой потом поговорим. Расскажешь, что произошло. Это было последнее, что Лютик услышал от профессора Малфоя. Окончательно он пришёл в себя лишь в больничном крыле, глядя на то, как мадам Помфри накладывает на Геральта бинты. Он дышал. Он был живым. Целительница, закончив с перевязками, неодобрительно посмотрела на Лютика, которому было наплевать на всех, кроме Геральта; он рассеянно и устало перебирал серебристые пряди на его голове, внезапно поймав себя на мысли, что ни разу не спрашивал Геральта, откуда взялась эта седина в его неполные девятнадцать лет. Оторвавшись от своих мыслей, Лютик проследил за взглядом мадам Помфри, и, когда она покачала головой, смотря на его пальцы в седых волосах, он вдруг смело посмотрел ей в глаза, протянул руку — и коснулся начинающей теплеть ладони Геральта, взял её в свою и переплёл их пальцы, словно желая что-то доказать — ей или самому себе, — доказать, что он имеет право быть здесь. Имеет право гладить его по волосам. Только он один — и никто другой. Мадам Помфри взглянула на него с нечитаемым выражением лица, но отвела глаза и ушла по направлению в кабинет номер одиннадцать, чтобы оказать помощь другим участникам потасовки, бормоча себе под нос что-то про развращённое молодое поколение: уже совести никакой нет, мальчики с мальчиками, девочки с девочками, совсем обнаглели… Лютику было плевать. Он держал Геральта за руку. Геральт дышал — уже почти спокойно и размеренно. Всё было правильно.