Амортенция пахнет тобой

Лютик осмотрелся по сторонам и выскользнул из гостиной Слизерина. Отбоя ещё не объявляли, однако ему было необходимо добраться до Выручай-комнаты незамеченным. Он накинул на голову капюшон и направился к лестницам, ведущим на восьмой этаж. Они расстались пару часов назад, перед самым ужином, и оставшееся до встречи время Лютик провёл вместе с Йеннифэр, которая помогла ему привести себя в порядок: очень уж хотелось сделать Геральту небольшой сюрприз. Удивить его. Тот уже был на месте. Стоял недалеко от скрытого прохода в Выручай-комнату, поглядывал по сторонам, и, увидев фигуру Лютика в плаще, нахмурил брови и недоверчиво принюхался, но тут же вздохнул спокойно, учуяв знакомый запах. — Ты так похож на волка сейчас, — Лютик не удержался от смеха. — Зачем ты так оделся? Я бы и не узнал тебя при таком освещении, если бы не запах. — Пойдём, — Лютик, увильнув от ответа, улыбнулся, взял его за руку и потянул в открывшийся проход. И, когда дверь закрылась за ними, повернулся к нему и рывком скинул мантию, торжествующе глядя на него. — Ох… Лютик, ты… Лютик был одет так же, как на январском концерте - те же кожаные брюки, та же свободная рубашка с глубоким вырезом… Точно так же ярко подведённые чёрными тенями глаза. Но кое-что было новым - тёмно-красная помада на губах. Он очень хотел впечатлить Геральта. Хотел, чтобы их последняя ночь была незабываемой. И, кажется, это ему удалось. Геральт ошарашенно смотрел на него потемневшими, голодными глазами, то и дело переводя взгляд с глаз на губы, и Лютик с удовлетворением отметил, что его брюки не могли скрыть сильного возбуждения. — Ты ведь сказал, что тебе понравилось, как я выглядел на концерте, — он, хоть старался вести себя сейчас развязно и вызывающе, всё равно не смог спрятать лёгкого смущения и очаровательно покраснел. И взгляд Геральта наполнился невероятной теплотой. Лютик плавился от этой янтарной нежности, и каждый раз, глядя в эти глаза, находил в них всё новые и новые оттенки эмоций. Сейчас это была не просто теплота. Это была теплота, смешанная с похотью. Такое, казалось бы, невозможное сочетание будоражило кровь всё сильнее, член самого Лютика почти болезненно упирался в ширинку, и ему безумно хотелось отдаться Геральту и подарить ему всего себя. Он прекрасно понимал, что хочет сделать сейчас больше всего, но неприятные воспоминания зудили глубоко в груди. Сможет ли он? После того, что произошло тогда… в заброшенном кабинете. Лютик безумно хотел этого. С самого начала года мечтал услышать, какие звуки издаёт Геральт во время таких ласк. Столько раз доводил себя до пика, представляя этот момент… Неужели то, что сделала с ним кучка мерзавцев, заставит его теперь отступить назад?.. Особенно сегодня - в последнюю их ночь перед разлукой. А может быть, и вообще последнюю. Он, думая об этом, нарочито медленно подходил к Геральту, глядя прямо в глаза. Шаг. Ещё шаг. Геральт продолжал смотреть на него, тяжело дыша и сжимая руки в кулаках, словно всеми силами старался сдержать себя. Лютик подошёл вплотную. Он вздохнул полной грудью, заполняя лёгкие его запахом. Сделал ещё пару глубоких вдохов. Здесь и сейчас. Геральт рядом. Любимый, любящий, тёплый. То, что случилось - давно позади. Родной запах погружал сознание в жаркий дурман: даже борьба с собственной памятью не ослабила возбуждения. Всё отошло на второй план. Хотелось до одури. Лютику напрочь сносило голову от какого-то животного желания - и от осознания, что Геральт испытывает точно такое же желание: он чувствовал его хриплое дыхание, чувствовал, как он хочет сейчас наброситься на него, взять, присвоить, но сдерживается и явно боится напугать своим напором. И ему захотелось сорвать все ограничители. Довести Геральта до такого состояния, чтобы он не сдерживал себя, чтобы разом выплеснул на него всю свою похоть. Всю свою страсть. И, кажется, он знал, что будет делать. Всё забылось. Остался только Геральт. Лютик потянулся к его губам, провёл по ним языком - и отстранился. Геральт шумно выдохнул. — Хочешь меня? — Лютик дразняще провёл по его шее кончиками пальцев. — Что с тобой? Ты так напряжён… — Если ты не перестанешь меня провоцировать, — хрипло сказал Геральт. — Я не выдержу, наброшусь на тебя и оттрахаю без подготовки. — М-м-м…– промурлыкал Лютик, медленно скользя по его телу вниз. — Ты этого не сделаешь. Бесконечное доверие. Он опустился на колени. Прислушался к себе. И, не почувствовав ничего, кроме ещё сильнее окрепшего желания, сжал напряжённый член сквозь брючную ткань. Чуть нажимая, с наслаждением погладил ладонью вниз-вверх, всё больше и больше возбуждаясь от ощущения каменной твёрдости. Геральт тихо застонал и вплёл пальцы в его волосы, чуть взъерошил, намотал на палец выбеленную прядь. Лютик плотоядно облизнул губы, стараясь не смазать помаду, и медленно потянул руки к ремню. Расстегнув ремень и ширинку и приспустив брюки, он поднял голову и облизнулся снова - пошло, глядя прямо в янтарные, потемневшие от желания глаза. Геральт ощутимо вздрогнул. Член дёрнулся - это было заметно даже сквозь белую ткань нижнего белья; она была так туго натянута, что Лютик мог рассмотреть каждую венку на толстом стволе. Не снимая белья, он лёгкими покусываниями прошёлся по члену от яичек до головки, оставляя на ткани следы красной помады. Геральт шумно выдохнул, и Лютик решился. Он зацепил пальцами резинку белья, чтобы стянуть его, но его запястье перехватила чужая рука. — Не надо, Лютик, ты не должен, ведь… — Позволь мне. Я очень хочу это сделать. — Ты уверен? Глубокий вдох. — Уверен. И Лютик действительно был уверен. Он наконец стянул с Геральта бельё, и неприятные мысли окончательно покинули его голову. Он впервые видел его член так близко: красивый, длинный и толстый, увитый венками, с массивной розовой головкой, по которой уже стекала капелька смазки. Жар расползался по всему телу, рот наполнялся слюной. До безумия хотелось попробовать. Лютик сплюнул на ладонь, провёл ей по члену, размазывая слюну, коснулся кончиком носа открывшейся головки и, вдохнув мускусный запах похоти, почувствовал, как по телу бегут мурашки. Его собственный член запульсировал, упираясь в плотные кожаные брюки, и в какой-то момент ему показалось, что он способен кончить сию секунду, даже не прикасаясь к себе и не раздеваясь. Геральт тяжело и хрипло дышал, не отрывая взгляда от его ладони на своём члене, от эротичных и таких очаровательных красных губ. Опасно близко. Катастрофически. И, когда Лютик осторожно провёл языком по головке, слизывая капельку смазки, он прорычал что-то неразборчивое и толкнулся бёдрами навстречу. Лютик пошло улыбнулся и лизнул снова - шире и дольше. Прислушался к ощущениям. Было приятно. Воспоминания больше не приходили. Тогда всё было по-другому. Противоестественно. Отвратительно. Неправильно. Сейчас - запах чистоты, родного тела и похоти кружил голову. Чуть солоноватый вкус только усиливал желание, и до дрожи хотелось сделать Геральту хорошо. И, услышав его рваный жаркий выдох, Лютик обхватил головку губами и позволил ей погрузиться внутрь. — Чё-ё-ёрт… — низко простонал Геральт, кусая собственный кулак. Это выглядело безумно пошло: розовая головка, контрастирующая с тёмно-красной помадой на губах Лютика, кончик языка, проскальзывающий между членом и верхней губой и обводящий венчик по кругу. Геральту явно нравилось. Он тихо постанывал и всё сильнее сжимал кулаки от избытка эмоций и чувств. Лютик старательно работал губами и языком, вылизывал и посасывал, пробовал пропускать член в горло чуть глубже, действовал так же, как ему самому нравилось, когда Геральт ласкал его. Стоны и рычание только разжигали желание сделать ещё приятнее. Он поистине наслаждался процессом. Вкус бархатной кожи и солоноватой смазки на языке ощущался таким правильным, руки скользили по чужим бёдрам, иногда поглаживая яички, каждый стон или вздох Геральта отзывались волной возбуждения и дрожи внутри. Впрочем, Лютик прекрасно понимал, что Геральт сдерживается. Боится навредить, смутить, сделать больно, напугать. Он поймал его ладонь и доверительно положил её на свою макушку, позволяя пальцам захватить волосы, затем отстранился, посмотрел в янтарные глаза снизу вверх и, едва касаясь головки члена губами, тихо сказал: — Я твой, Геральт. И, не дожидаясь ответа, насадился ртом на член до самого основания. Геральт тихо застонал, вздрогнул и, словно на пробу, аккуратно толкнулся навстречу, запутываясь пальцами в каштановых волосах. Лютик не сопротивлялся: он хотел этого. Помада размазалась по его лицу и стволу, смешалась со слюной, покрывающей член и стекающей по подбородку. Геральт придерживал его за затылок и с хриплыми стонами осторожно вбивался в его рот, иногда смахивая выступившие от напряжения слёзы, и это было самым волнующим и интимным, что вообще когда-либо случалось с Лютиком. Он насаживался всё глубже, стараясь расслабить горло и игнорировать неприятные позывы, надавливая на ствол языком, когда вдруг почувствовал, как нога Геральта прижимается к его собственному члену, и застонал от неожиданности и такого нужного сейчас прикосновения, одновременно пропуская головку в глотку. С губ Геральта тоже слетел стон - резкий и громкий. И Лютик попробовал сделать это снова: принял член глубже и создал вибрацию голосом. — Ох, чёрт… Лютик, стой, стой, я скоро… — лихорадочно зашептал Геральт и попытался отстраниться, но его шёпот прервался громким стоном, потому что Лютик не дал ему это сделать, вцепившись в его бёдра, выпустил член изо рта и, обхватив губами только головку, принялся посасывать её, обводя по кругу языком. Он безумно хотел почувствовать это - теплоту семени на языке. Ощутить, какое оно на вкус. Довести Геральта до вершины блаженства. Ещё немного. Давай, Геральт. Я так этого хочу. Лютик надавил языком на уздечку и посасывающим движением вобрал головку чуть глубже, и Геральт, глядя на его припухшие яркие губы, растянутые вокруг члена, вздрогнул и излился с громким протяжным стоном, и сперма долгими сильными толчками выплеснулась в горячий рот. Было приятно. Вкус - солоноватый, с едва заметной горчинкой, обволакивал рот и губы, семя стекало по подбородку. Лютик уткнулся лбом в чужое бедро, Геральт чуть заторможенно перебирал пальцами его волосы. Оба пытались отдышаться. Сам Лютик всё ещё был на взводе, да и возбуждение Геральта не спало: член стоял колом, будто бы он и не кончал. — Прости, — наконец выдохнул Геральт. — Я не успел предупредить. — Я бы всё равно не дал тебе отстраниться. — Ох, Лютик... — М-м? — Я люблю тебя. Геральт, окончательно освобождая себя от одежды, опустился на колени рядом с ним, жадно глубоко поцеловал, слизывая остатки спермы с губ и подбородка, посасывая кончик его языка, окончательно стёр ладонью следы помады и подтолкнул его к кровати, не переставая покрывать его лицо и шею поцелуями и лихорадочно расстёгивая на нём рубашку. Лютик хотел было сказать, что тоже любит его, но задохнулся, когда чужие зубы сомкнулись на его соске, а следом за ними кожи коснулся влажный язык. Геральт медленно вылизывал и покусывал каждый сантиметр его кожи, часто и жарко дыша от возбуждения, поглаживая ладонью его член сквозь кожаные брюки, и Лютик метался под ним, вскрикивал и просил большего. — Ещё, пожалуйста, Геральт, хочу тебя, ещё, — бормотал он, подставляясь под ласки. Геральт не торопился. Он медленно теребил языком один из его сосков, посасывал его, поглаживая второй кончиком пальца, без остановки ласкал его, оставляя всё новые и новые засосы. Лютик выгибался навстречу, хныкал и скулил, моля о продолжении. — Пожалуйста, — снова простонал он, когда чужая ладонь сжалась на его члене сквозь одежду. Геральт насмешливо-возбуждённо хмыкнул. Лютика пробила дрожь. О, Мерлин, как хорошо он знал все оттенки этого хмыканья! Казалось, он мог бы сложить об этом сотню стихов и песен. Протяжное «хм-м», когда Геральт задумывался о чём-то. Резкое и отрывистое, когда он был раздражён и не хотел продолжать разговор. С тихим смешком - в ответ на забавную шутку. С хрипотцой - когда он был возбуждён. И сейчас, когда Лютик услышал в его голосе ту самую хрипотцу, его член вновь болезненно запульсировал, упираясь в тесные брюки, и с губ сорвалось умоляющее хныканье, превратившееся в тихий стон, когда Геральт расстегнул его брюки и наконец стянул их с него, припадая губами к члену сквозь тонкое нижнее бельё. Он медленно провёл носом по всей длине, явно наслаждаясь его запахом и наблюдая, как от выступившей смазки всё сильнее темнеет ткань, затем наконец стянул бельё, развёл его ноги в стороны и широко лизнул внутреннюю сторону бедра, оставив там яркий засос. — Моё, — тихо прорычал он. И член Лютика снова дёрнулся от накатившего возбуждения. Геральт, услышав его судорожный вздох, отстранился, схватил с полки флакон с маслом, смазал пальцы, приставил к анусу один из них и насадился ртом на член, одновременно протолкнув палец внутрь. Лютик вскрикнул и подался навстречу. Геральт посасывал его головку, вбирая член глубже, растягивая его, лаская изнутри, чуть сгибая и прокручивая палец. Лютик вскидывал бёдра навстречу, погружаясь в горячий рот, стонал всё громче. Уже два пальца двигались в нём, раскрывая тесные мышцы, и, когда Геральт прекратил движения всей руки и принялся только надавливать пальцами на бугорок простаты, продолжая ласкать головку языком и пережимая второй рукой основание члена, Лютик заматерился и взвыл, потому что это просто невозможно было терпеть. Невыносимое сладкое наслаждение растекалось по всему телу, особенно яркой судорогой пронзая пульсирующий член. Это пытка, это определённо какая-то пытка. — Блядь, блядь, Геральт, пожалуйста, больше не могу, трахни меня уже… — задыхаясь, простонал Лютик, но Геральт лишь выпустил его член изо рта, снова хмыкнул и добавил третий палец. Лютик крепко зажмурился и ещё сильнее развёл ноги, насаживаясь и подставляясь, Геральт целовал его бёдра, втягивая губами кожу, и в какой-то момент согнул пальцы внутри, надавив на простату и заворожённо глядя на раскрывающуюся припухшую дырочку. — Твоё тело помнит меня, — хрипло протянул Геральт и сразу же охнул, потому что Лютик неконтролируемо сжался на его пальцах, чувствуя, как от услышанного по его коже пробежали мурашки. Он чертыхнулся и, вместо того, чтобы наконец взять стонущего Лютика, вылил остаток масла на анус и присоединил к трём пальцам ещё один. Громкий потрясённый стон сорвался с губ Лютика. Он буквально был на вершине блаженства сейчас. Чувство наполненности сводило с ума. Это было невероятно: чуть болезненно, но вместе с тем так правильно и хорошо, что он совсем потерялся в этих ощущениях. Жар. Страсть. Жажда. Похоть. Любовь. Нежность. Привязанность. Доверие. Желание подарить всего себя. И, когда пальцы наконец выскользнули из него, он приподнялся, заставил Геральта улечься на спину и оседлал его бёдра, ловя на себе жадный взгляд жёлтых глаз. Член Геральта легко проскользил по ложбинке между ягодиц, Лютик обхватил его ладонью и направил в себя. Боже, да. — Да, да, да… — простонал Лютик, часто дыша и медленно насаживаясь на член. В такой позе боль была сильнее, чем обычно, но всё это казалось таким незначительным по сравнению с тем, как хорошо было сейчас. Геральт поднялся, придерживая его за бёдра, и впился в его губы долгим глубоким поцелуем, вылизывая его рот и сплетаясь с ним языками. Мышцы ануса крепко сжимали член, руки Геральта скользили по спине Лютика, пересчитывая позвонки и рёбра, губы касались шеи и плеча, целовали лицо и шептали успокаивающие нежности. До сумасшествия хорошо. Лютик наконец насадился до основания и замер, чтобы привыкнуть. Геральт вцепился в его бёдра так сильно, что наутро наверняка появятся синяки, но Лютику было плевать. Ему даже хотелось, чтобы они появились. Хотелось сохранить их на память. Он прижался к Геральту теснее, и, одной рукой оперевшись на его плечо, а другую положив на грудь, принялся двигаться: медленно, осторожно, поводя бёдрами так, чтобы член упирался в простату. Первые толчки вызвали у обоих стон наслаждения. Под рукой Лютика билось сердце - в том же бешеном ритме, что и его собственное. Это было прекрасно. Лютик шептал его имя, запрокинув голову от удовольствия и доверчиво подставляя шею под поцелуи-укусы. Ягодицы пошло шлёпались о бёдра, жаркие прикосновения затуманивали рассудок, горячее дыхание вызывало головокружение. И через несколько минут, когда неприятные ощущения окончательно отступили, он откинулся назад, опираясь ладонями о колени Геральта, прогнулся в спине и начал двигаться быстрее, отрывистее, загнанно дыша и вздрагивая, когда головка попадала по простате, вызывая острые разряды удовольствия по всему телу. Геральт с нескрываемым обожанием наблюдал, как Лютик принимает в себя член, жадно рассматривал засосы и следы от укусов на светлой груди, и, когда движения стали резче и глубже, он застонал и с силой прикусил свой кулак. Лютик понял: он боится дать себе полную волю. Боится, что его напор напугает или сделает больно. — Геральт, не надо, не… — он хотел попросить его отпустить себя, но особенно удачный толчок заставил его сжаться вокруг Геральта, и тот низко и хрипло зарычал, словно дикий зверь. По телу пробежали мурашки. Лютик выгнулся и неожиданно даже для самого себя бурно кончил, забрызгав спермой их обоих. Это было слишком возбуждающе. — Не сдерживайся, умоляю тебя, — задыхаясь, он смазанно поцеловал губы Геральта, отходя от оргазма, который почти не снял напряжения. Он был всё так же возбуждён и теперь застонал, почувствовав, как член запульсировал в нём после таких доверительных слов. — Не сдерживаться? — хрипло спросил Геральт, приподняв бровь. — Ты уверен? — Да, да, пожалуйста, — выдохнул Лютик. — Я хочу, чтобы ты отпустил себя. И тогда Геральт вышел из него, легко перевернул в коленно-локтевую позу, надавил на поясницу, заставляя прогнуться, вцепился в его бёдра и прорычал: — Ты сам попросил об этом. Одним мощным толчком член до упора погрузился в расслабленное тело. Лютик вскрикнул, но, не успел он привыкнуть к ощущениям, как Геральт принялся вколачиваться в него: яростно, неутомимо, голодно. А через секунду тело прошила вспышка боли и удовольствия, потому что острые клыки вцепились в его загривок, вынуждая прогнуться ещё сильнее. Яйца быстро шлёпались о ягодицы, член выходил почти полностью и вгонялся до самого конца с каждым толчком, Лютик вскрикивал, стонал и подмахивал. Наслаждение затопило с головой. Это было так потрясающе — отдаваться Геральту, подставляться ему. Эта животная страсть напоминала Лютику гон у хищников: зубы сжимали кожу на его загривке, словно удерживая добычу на месте, из горла Геральта вырывалось грубое рычание: он был опасным зверем, а Лютик - его покорной сучкой, совершенно открытой и без возражений позволяющей брать себя, любить, как пожелает и сколько пожелает. Таких ощущений Лютик ещё не испытывал, но совершенно точно млел от них. Ему нравилось это. Нравилось раскрываться. Подчиняться. Доверять себя Геральту. Нравилось быть сучкой. Эта ночь начиналась так нежно и чуть смущённо, но сейчас всё перешло на новую стадию. Было жарко. Грубо. Дико. Было восхитительно. Темп увеличивался, бедра Геральта двигались всё быстрее и быстрее, Лютик почти кричал и сжимался вокруг него, и Геральт, оторвавшись от его загривка, вдруг обхватил ладонью его член и жарко зашептал сквозь тяжёлое дыхание: — Какой ты горячий, чёрт возьми. Какой ты узкий. Ты просто чертовски узкий, Лютик… Мой мальчик, мой сладкий мальчик, я бы вечность вот так провёл. Мне так хорошо в тебе, так тесно… Кончай, кончай, сжимай меня сильнее, я так этого хочу сейчас… Толчок. Ещё толчок. Глубже. Глубже. Быстрее. Да!.. Лютик не выдержал больше ни секунды. Он ярко кончил, захлебнувшись собственным криком: удовольствие в несколько долгих волн расползлось по телу, выплеснулось дрожью и сладкими конвульсиями. И Геральт, продолжая вбиваться в него в таком же бешеном ритме, последовал за ним через несколько грубых толчков: с громким стоном излился внутрь, крепко прижимаясь к бёдрам Лютика и уткнувшись носом в его шею. Оба рухнули на постель, не в силах удержаться на ногах. Геральт тут же притянул Лютика к себе и, пытаясь отдышаться, принялся с урчанием вылизывать искусанный в кровь загривок. Лютик чувствовал себя совершенно затраханным, расслабленным и счастливым до одури. И, когда способность говорить наконец-то вернулась к нему, он повернулся к Геральту лицом, провёл кончиком пальца по его переносице и сорванным шёпотом произнёс: — Я так тебя люблю… Вместо ответа Геральт мягко поцеловал его. Ласково, медленно, нежно водя языком по раскрытым губам и лаская его язык. Какое-то время они просто лежали и тихо целовались, деля одно дыхание на двоих. В мире не существовало больше ничего. Казалось, так будет всегда. Но осознание постепенно начало возвращаться к Лютику. Он оторвался от губ Геральта и ласково всмотрелся в его лицо, стараясь запомнить каждую чёрточку. Завтра. Уже завтра он покинет Хогвартс. Завтра всё изменится. Боль сковала сердце Лютика ледяным панцирем. Ему безумно хотелось остановить время, хотелось сделать что угодно, лишь бы навсегда остаться с Геральтом, но он был бессилен. Они оба были бессильны. И Лютик прекрасно это понимал. Ему вдруг захотелось задать вопрос. Он не понимал, почему и зачем ему нужно знать это сейчас, но нужно было непременно. Будто от ответа зависело всё. — Геральт… — М-м? — У тебя… уже были парни? До меня. — Нет. Лютик понял, почему ему важно было знать. Будто бы, если он был у Геральта первым, это означало, что он будет у него и последним. Будто бы они были связаны теперь навсегда. — Тогда откуда ты всё это знаешь? — Что? — Ну… как всё это делать… все эти... ласки. Лютик смутился и покраснел. Геральт улыбнулся и мягко поцеловал его в нос, стирая большим пальцем размазанный по лицу макияж. — Мой лучший друг встречается с парнем уже второй год. Я просто поговорил с ним. — Твой лучший друг… Это что, Эскель? — Лютик от удивления даже приподнялся в постели, широко распахнув глаза. — Ну да. А что тебя так смущает? — Да просто… Ну, он такой огромный. Как шкаф. Мужественный, что ли. Я бы не сказал, что он выглядит так, будто ему нравятся мальчики. — А я, значит, не мужественный? Ну и зараза же ты, — рассмеялся Геральт. И, глядя на улыбающегося Лютика, сгрёб его в охапку и принялся щекотать. — Ай, Геральт! Ну хватит, прекрати! — хохотал Лютик, извиваясь в его руках. — Ну пожалуйста, перестань, я ужасно боюсь щекотки. Геральт наконец отпустил его и улёгся рядом, перед этим крепко поцеловав в губы. — А знаешь, что, Лютик? — М-м? — Есть такая теория. Говорят, что люди, которые боятся щекотки, очень хороши в постели. — И-и?.. — И с тобой она однозначно сработала. Лютик улыбнулся и подполз к нему вплотную, уткнувшись в его грудь и обхватив его руками. Так хорошо. Так восхитительно. Ну почему, почему нельзя, чтобы вот так было всегда?.. Он снова вспомнил. Уже завтра. Уже завтра Геральта здесь не будет. Разум мгновенно заволокло липким холодом и страхом. На него нахлынула паника. Попытка успокоиться не принесла плодов. Лютик глубоко вдохнул родной запах, смешанный с запахом пота, но это лишь ещё больше разбередило рану в груди. Нет, нет, не плакать, не сейчас… Нельзя, чтобы он видел. Нельзя… Слезы навернулись сами собой. Он дышал Геральтом, впитывая в себя каждую его частичку, и пелена заволакивала глаза всё сильнее. — Лютик? Лютик, что ты?.. Он больше не смог сдерживать свою дрожь и резко разрыдался, уткнувшись в любимое плечо. Почему? Почему так больно? И за что жизнь так несправедлива к ним? — Тише, тише, солнце… Мы ведь встретимся с тобой, обязательно встретимся. И я буду писать тебе. Так часто, как только смогу. Обещаю. Геральт крепко прижал его к себе, поглаживая по голове, как маленького ребёнка. И Лютик действительно чувствовал себя сейчас маленьким. Потому что от него уже ничего не зависело. Потому что он ничего не мог сделать. — Это всё так… глупо, — невнятно пробормотал он сквозь рыдания. — Скажи мне, — вдруг начал Геральт спустя пару минут. — Ты кого больше любишь: кошек или собак? — К-кошек, — удивлённо всхлипнул Лютик. — А зачем?.. — А затем, что через пару лет, когда мы будем жить с тобой вместе, я обязательно принесу тебе котёнка. Назовём его как-нибудь по-идиотски, да? Например, «Мистер Мягкие Лапки». Как тебе? Лютик, содрогаясь от рыданий, всё же кивнул и даже попытался улыбнуться. Почти получилось. Почти. — Мы будем жить с тобой в уютной светлой квартире, — тихо продолжал Геральт, всё сильнее прижимая его к себе и едва заметно подрагивая. — И я каждое утро буду целовать тебя, как только проснусь. Ты станешь известным музыкантом с кучей поклонников. А летом… летом мы как-нибудь съездим в гости к Йен и Цири. Они будут жить в Париже в большом доме, и у них будет ручной лев с дурацкой французской кличкой. А наш кот подружится с ним, правда? Слёзы душили всё сильнее. Лютик вдыхал родной запах, пытаясь насытиться им на долгие месяцы вперёд, прижимался к широкой тёплой груди, отчаянно желая сохранить это тепло в себе. Ему казалось, что, стоит Геральту исчезнуть, - и он замёрзнет насмерть. Заледенеет от нехватки любимых рук. Он останется совершенно один. Да, у него будет Йеннифэр, но в остальном… Родителям он больше не нужен. Он слишком хорошо знал свою семью и уже не надеялся на примирение. Всё лето они уж точно будут вести себя так, будто бы его не существует. Повезёт ещё, если не запрут на замок… И Лютику будет отчаянно не хватать прикосновений. Не хватать объятий и нежных слов. Он будет абсолютно один. Он просто сойдёт с ума. Всё, что сейчас говорил ему Геральт, было таким прекрасным и таким недосягаемым… Потому что между ними скоро будет огромное расстояние. Потому что увидятся они только спустя очень долгое время. Да и увидятся ли вообще? Вдруг ничего этого никогда не случится? — А ещё, знаешь, — продолжал Геральт. — Нашему коту нужен будет друг и дома. Мы заведём ему хомячка. И он будет играть с ним, но никогда не съест. А хомячка назовём Громилой. Лютик засмеялся сквозь слёзы. Геральт улыбнулся и рвано выдохнул. — Мы будем ужинать в кафешке возле дома. И нас будут знать все официанты. Я буду приносить тебе булочки из ближайшей кондитерской. И ты будешь жаловаться, что поправился, и на тебе не так смотрится яркий костюм для выступлений. — Т-ты специально будешь это делать, — с улыбкой шмыгнул носом Лютик. Его рыдания постепенно затихали. — Конечно, специально. Потому что ты мой. А яркие и откровенные рубашки привлекают к тебе ненужное внимание. Лютик покачал головой и всё ещё слабым голосом сказал: — Геральт, я артист. Без этого никак. Я ведь всё равно твой, правда? — Мой. Геральт как можно более незаметно попытался стереть слёзы с уголков глаз. — Иди сюда, — тихо сказал он. Лютик всхлипнул и потянулся к его губам. Время бежало неумолимо. Казалось, прошло лишь несколько минут, но стрелки часов говорили обратное: пролетел целый час. На тумбочке возле кровати стоял старый будильник, и Лютику хотелось выбросить его куда подальше, но тогда он сходил бы с ума от неведения, и Геральт мог бы опоздать. Вдруг они не проснутся вовремя?.. Это было невыносимо. В груди с каждым вздохом всё сильнее разрасталась болезненная дыра. Будто кто-то вонзил кинжал и медленно вспарывал кожу, вдобавок ломая кости. Чувства сменяли друг друга с бешеной скоростью. Умиление и тепло от успокаивающих объятий Геральта тут же разбивались от паники и страха, а затем в сердце снова приходила щемящая нежность и осознание сильнейшей любви. А ещё - было обидно. Чертовски обидно. Стоило им наконец сблизиться, как время утекло сквозь пальцы со скоростью света. И Лютик злился на всех и вся. На себя - за то, что раздумывал и взвешивал всё так долго. На Геральта - за то, что тот столько месяцев бегал от своих чувств. На Йеннифэр, которая, хоть и из лучших побуждений, но всё-таки отдалила их друг от друга своими словами в начале года. Если бы они с самого начала поддались своим эмоциям, если бы не бросало их отношения из крайности в крайность… — Лютик… Прости меня, — со вздохом произнёс Геральт. — О чём ты? — Ты слишком громко думаешь, — грустно усмехнулся он. — Я очень виноват перед тобой. Из-за меня случилось… многое. И из-за меня у нас было так мало времени. Лютик покачал головой. Вся злость на Геральта тут же испарилась. Да и, наверное, не было её вовсе. Просто он принял за злость чувство безысходности и отчаянность. — У нас ещё есть время, — тихо ответил он. И, запутавшись пальцами в белых волосах, снова поцеловал приоткрытые губы. Распробовать. Запомнить этот вкус. Сохранить его на своих губах как можно дольше. До следующей встречи. Так недостижимо, но так желанно. — Геральт, — смущённо позвал Лютик спустя несколько минут. — Да? — Я… Оставь мне какую-нибудь свою рубашку, пожалуйста. — Ты будешь в ней спать? Лютик порозовел, потому что именно об этом он и думал. Геральт улыбнулся и сказал: — Оставлю. Они не отрывали взгляда друг от друга. Лежали, тесно-тесно прижавшись, соприкоснувшись кончиками носов. Рука Геральта ерошила волосы Лютика, пропуская сквозь пальцы белую прядь. Лютик ластился, словно кот, потираясь щекой о ладонь. Ему безумно не хотелось засыпать. Необходимо было запомнить всё до мелочей: тепло прикосновений шершавых пальцев, запах лукового хлеба и костра, тембр голоса, черты лица, растрёпанные и спутанные после секса длинные волосы… Но усталость всё-таки брала своё. Глаза медленно и неотвратимо закрывались, сознание погружалось в густой туман. Лютик почувствовал, как тёплые губы коснулись его лба и проскользили по переносице. — Спи, спи, — тихо, уже где-то вдалеке произнёс Геральт. *** В Большом зале царила суматоха. Ученики всех трёх школ сновали туда-сюда, обменивались подарками и адресами, обнимались, прощались, плакали… Трогательную речь МакГонагалл Лютик не слушал. Сидел за столом, держа за руку Геральта, который в этот раз был вместе со слизеринцами, медленно потягивал тыквенный сок. На большее его просто не хватило: есть не хотелось от слова совсем. Вместе они вышли из зала - всё так же, за руку. Скрывать отношения не было уже никакого смысла, да и обращать внимание на кого-то, когда не хочется отходить друг от друга ни на шаг, казалось просто глупым. — Встретимся в башне Астрономии? — Геральт чуть крепче сжал его ладонь. — Мне нужно проверить вещи и погрузить всё на корабль. Крам меня уже ищет. Лютик заторможенно кивнул и улыбнулся. Они разошлись. Геральт отправился в гостиную Гриффиндора, Лютик — в башню Астрономии. Так было лучше сейчас: сразу же уйти туда, где никого нет. У него просто не было сил смотреть на всю эту суматоху. Всё вокруг напоминало: их время подошло к концу. Однако Лютик не плакал, хотя в последнее время его нервы были расшатаны. Он вообще ничего не чувствовал, кроме пустоты и тупой боли в груди. Никаких эмоций. Абсолютно. Равнодушие и отрешённость. Вероятно, это было объяснимо, учитывая то, сколько слёз он пролил ночью. С другой стороны, такое ледяное спокойствие часто было для него предвестником резкого потока эмоций. И это немного пугало. Время тянулось невыносимо медленно. От нечего делать Лютик, стоя у окна башни, прокручивал в голове события последней недели: две жарких ночи в Выручай-комнате, свидание в Хогсмиде, мимолётные поцелуи в коридорах… За какие-то несколько дней он успел привыкнуть к этому. И сейчас сквозь равнодушие пробивалось ужасное чувство: словно от тела отрывают кусок. Он судорожно цеплялся за холодный камень и ненавидел всё происходящее. Пожалуйста, хватит. Я не выдержу. Почему всё так? Почему сейчас, когда мучительное ожидание неизбежного буквально ломает, время ползёт со скоростью улитки, но, когда было так хорошо, когда он был рядом, часы казались секундами?.. — Лютик… Он обернулся. Геральт стоял в двух шагах от него, совершенно готовый к отбытию: на нём уже была кофейная форма и шуба с клочковатым мехом. Лютик метнулся к нему. Объятия. Крепкие, порывистые, отчаянные, как и неисполнимое желание надышаться родным запахом. Чтобы запомнить. Сохранить в себе частичку тепла. Судорожные поцелуи. В губы, щёки, лоб, нос. Куда попадёшь. Нацеловаться. Насытиться. Успеть. Ещё немного. Ещё хоть одну лишнюю минуту. Они дышали друг другом, целовались, прижимались всем телом, и в каждом движении, в каждом вздохе был какой-то болезненный надрыв. Лютик снова поразился своим эмоциям: секундой ранее он был уверен - стоит ему прижаться к Геральту, - и слёзы неминуемо брызнут из глаз, но опять не почувствовал ничего, кроме нежности и щемящей сердце любви. Просто хотелось урвать как можно больше всего. — Ты будешь мне писать? — тихо спросил он, утыкаясь носом в тёплое плечо. — Так часто, как только смогу. Обещаю тебе. — Я… тоже буду. И ещё… у меня кое-что есть для тебя, — Лютик смущённо отвёл глаза и выудил из кармана мантии маленькую коробочку. Он давно уже купил это в Хогсмиде, надеясь когда-нибудь подарить Геральту. Внутри оказалась маленькая музыкальная шкатулка. — Прикоснись палочкой, — подсказал Лютик, с умилением глядя на то, как Геральт хмурится, разглядывая подарок. Тот послушно коснулся шкатулки кончиком палочки. И полилась мелодия. Звонкая, чистая. Геральт точно её узнал. — Это же… твоя песня? Которую ты пел в баре? — Да. Я купил эту шкатулку в музыкальной лавке в Хогсмиде. Помнишь, мы видели её, когда проходили мимо? Заклинанием туда можно поместить любую мелодию. Я просто хочу, чтобы эта песня всегда была с тобой. — Спасибо, — Геральт снова прижал Лютика к себе и поцеловал. И, оторвавшись от его губ, протянул ему какой-то альбом в кожаном переплёте. — Что это? — Открой. Лютик открыл первую страницу - и застыл, приоткрыв рот. На каждом развороте были волшебные фотографии - словно кадры пролетевших месяцев. И на каждой из них были они оба. Первая страница - вновь и вновь повторяющийся момент: Лютик обрабатывает мазью царапины на теле Геральта после соревнования в Чёрном озере. Вторая - Лютик падает рядом с ним, потеряв сознание от паучьего яда возле Запретного леса. Святочный бал, третье соревнование Турнира, какие-то мимолётные переглядывания на занятиях… всё это было запечатлено здесь, в альбоме, и теперь всегда будет не только в памяти Лютика, но и на этих фотографиях. — Мерлин, — наконец прошептал он. — Как ты… Как ты это сделал? Где ты их достал? — В вашей школе у многих есть фотоаппараты, — усмехнулся Геральт. — Я просто поискал. Лютик не смог подобрать слов и порывисто бросился ему на шею. И Геральт снова его поцеловал. Глубоко, медленно, тягуче. Втягивая губы, сплетаясь языками, дыша одним воздухом. За-пом-нить. Они покрывали поцелуями лица друг друга и задыхались от эмоций, прижимались безумно, судорожно, заполошно. Отстранившись, Лютик заглянул в любимые глаза и провёл кончиками пальцев по чужой щеке, и Геральт с обожанием и тоской во взгляде потёрся о его ладонь. — Лютик… — Это нечестно, — хрипло сказал тот, покачав головой и отведя глаза куда-то в сторону. — Это нечестно, Геральт. — Что? — То, как сильно я люблю тебя. Вместо ответа Геральт стиснул его в самых крепких за эти минуты объятиях, и из его груди вырвался еле слышный звук, похожий на скулёж раненого зверя. — Я тоже тебя люблю. Мы встретимся. Очень скоро. Обещаю тебе. Следующий поцелуй был последним. Порывистым, кусачим, жаждущим, и в то же время безумно нежным. Лютик не помнил, как Геральт покинул башню. Он отрешённо смотрел вниз, на берег озера, где собирались у трапа корабля студенты Дурмстранга, и будто сквозь туман видел в толпе родную серебристую макушку. Всё казалось каким-то сюрреалистичным. Инстинктивно хотелось броситься вниз - к нему, умолять остаться здесь, но он прекрасно понимал, что это ничего не изменит. Он просто стоял, глядя невидящими глазами, до боли в пальцах вцепившись в перила башни. Первой в воздух взмыла неизменная карета Шармбатона, и Лютик успел подумать: а как там Йеннифэр? Он видел, как сильно она нервничала: на завтраке они сидели рядом, и она тоже не съела ни кусочка, то и дело украдкой вытирая слёзы. Кажется, они с Цири тоже прощались вдалеке от всех. Лютик был совершенно уверен: у этих двоих точно всё будет хорошо. А вот у него и Геральта… Студенты Дурмстранга ровным строем зашли на борт. Серебристая макушка скрылась из виду. Лютик всё ещё не осознавал. Так и казалось: он сейчас спустится вниз, войдёт в Большой зал - и увидит, как Геральт отрывается от разговора с Эскелем и улыбается ему, и свет расплавленным золотом отражается в жёлтых глазах. Корабль медленно погрузился в озеро. Под водой скрылась последняя - самая высокая - мачта. На какое-то время в воздухе повисла тишина. Там, у причала, всё ещё толпились студенты, что-то кричали, кто-то напевал гимн Хогвартса. Лютик не слышал ничего. Отрешённо смотрел туда, где по водной глади расплывались огромные круги. Спустя пару минут резко пришло понимание. И ноги Лютика подкосились. Он без сил рухнул на пол, всё ещё цепляясь за перила, и всё, что томилось внутри так долго, всё, что по какой-то причине молчало - выплеснулось наружу неконтролируемой дрожью и рыданиями. Это всё. На самом деле всё. Геральта здесь больше нет. В глазах и носу щипало, лёгкие сдавило тяжестью, вздохи выходили жадными и рваными, воздуха не хватало, ноги не слушались, и Лютик просто не мог подняться с ледяного каменного пола. Он отказывался верить. Слишком привык к тому, что Геральт всегда где-то здесь, рядом, а в последнюю неделю - рядом ещё больше, чем когда-либо, и, прежде чем он успел сообразить, с губ сорвался крик: — Геральт! Ему предсказуемо ответила тишина. — Пожалуйста, не бросай меня. Не бросай. Я не хочу без тебя. Не хочу, — как в бреду, уже тихо бормотал Лютик, слепо уставившись на собственные руки, которые ещё полчаса назад касались Геральта. По щекам текли слёзы, и не было ни сил, ни желания останавливать их. Он просто сидел на полу, прислонившись спиной к колонне и не обращая внимания на пронизывающий холод от камня: такой же холод был и у него внутри. Слёзы лились и лились, нос окончательно перестал дышать, голос совершенно охрип, и Лютик одними только губами беззвучно шептал имя, которое не выходило у него из головы все эти месяцы, ни на секунду не выходило, как бы он ни старался выкинуть его куда подальше. Это имя теперь всегда будет с ним. Даже если случится страшное, и его обладателя он больше никогда не увидит. Г е р а л ь т. *** Он не знал, сколько времени провёл вот так - сидя на каменном полу и глядя в пустоту. Слёзы утихли. На смену им пришло безразличие абсолютно ко всему. А ещё - неизвестность. Потому что Лютик так привык к тому, что Геральт здесь, так привык к своим чувствам, к тому, что человек, к которому он их испытывает, находится в поле зрения, и они так или иначе видятся ежедневно, что теперь просто не понимал, как жить дальше. Что будет теперь каждый день? Он будет просыпаться, завтракать, посещать уроки и делать домашнее задание, ходить в Хогсмид, болтать с Йеннифэр и Цири… Ах, да. Лютик потряс головой, пытаясь вдолбить себе в мозг очевидное: ни Геральта, ни Цири здесь больше нет. А что дальше?.. Всё вернётся на круги своя, и жизнь потечёт, как прежде. Будто бы и не было в ней Геральта. Ждать теперь остаётся только писем. Геральт обещал написать, как только вернётся в Дурмстранг. Он обещал. А значит - напишет. Лютику очень хотелось в это верить. — Ты будешь мне писать? — Так часто, как только смогу. В памяти мелькали обрывки их разговора, эхом отдавались какие-то фразы и голоса. Внутри было абсолютно пусто. Лютик поднялся с пола, совершенно не обращая внимания на затёкшие от неудобной позы ноги, отряхнул мантию и, как в тумане, направился в гостиную Слизерина. Ему необходимо было отдохнуть и просто прийти в себя; может быть, даже поспать: уроки были отменены на весь день. Контрольная работа по Истории Магии, которую профессор Бинс обещал дать во вторник, Лютика не тревожила совершенно. Его вообще ничто сейчас не тревожило. Пус-то-та. Он медленно шёл по пустому коридору, прижимая к груди фотоальбом, который, казалось, до сих пор хранил тот самый запах и родное тепло. — Лютик! Он обернулся. К нему подошёл профессор Малфой. — Да, профессор? Малфой озабоченно посмотрел на его красные глаза, бледное лицо и взлохмаченные волосы. — Как ты? — Я… — он запнулся. — Нормально, сэр. Всё нормально. Малфой понимающе кивнул и вдруг осторожно обнял его. И этот жест значил для Лютика куда больше, чем совершенно не нужные сейчас слова поддержки. Драко понимал это. Лютик вдохнул полной грудью, расслабляясь в этих объятиях, и с какой-то горечью отметил для себя: декан его факультета отчего-то стал ему куда ближе, чем его собственные родители. Потому что таких тёплых - настоящих - объятий у него в семье не было уже давно. — Спасибо, — тихо сказал Лютик, когда Малфой отпустил его. — Если тебе нужна будет помощь, - неважно, какая, - даже если нужно будет просто выговориться, - я всегда готов выслушать и помочь тебе. Лютик снова поблагодарил. Драко ласково потрепал его по плечу. Оказавшись в спальне, он, не раздеваясь, рухнул на кровать, прижав к себе рубашку Геральта, которую тот оставил ему ещё утром. Слёзы снова брызнули из глаз, и Лютик едва успел задёрнуть полог, услышав чьи-то приближающиеся шаги. И, оставшись наедине с собой, он снова прижал к себе рубашку, уткнулся в неё носом и просто пытался принять: теперь всё изменилось. А ещё он думал о родителях. Что теперь будет?.. Как он будет общаться с ними, когда вернётся на каникулы домой? Прежде всё это как-то отходило на второй план и было таким далёким, потому что рядом всегда был Геральт, и у Лютика словно было что-то, что удерживало его на плаву. Из-за чего мысли о будущем и родителях не возникали в его голове. Но сейчас, когда он остался один, всё это навалилось на него пугающей неизвестностью. Он знал: теперь, когда каждый, кто видел тот злополучный номер «Пророка», знает, что сын Альфреда Леттенхофа встречается с парнем, родители наверняка окончательно отвернутся от него, и всё лето будут делать вид, что Лютик для них — пустое место. Но ещё больше Лютик боялся того, что его запрут на замок без возможности вырваться куда-либо: Геральт в одном из их разговоров упомянул, что с радостью пригласит его к себе на каникулы, если его родители позволят. Впрочем, зная семью Леттенхоф… Стоит ожидать худшего. Ничего не выйдет. Он был абсолютно в этом уверен и уже ни на что не надеялся. Интересно, где сейчас Геральт?.. Какой дорогой идёт их корабль? Лютик глубоко вдохнул, прижав к лицу воротник рубашки. Пахло луковым хлебом, костром и - чуточку - потом. Как будто он только что сбросил эту рубашку, и сейчас лежит рядом, а Лютик утыкается носом не в пресловутую ткань, а в его плечо. Лютик закрыл глаза, ощущая, как всё ещё скатываются по щекам редкие слёзы. Это нечестно. Так, чёрт побери, нечестно.