Голоса убитого прошлого

Удар — шаг — удар. И еще раз. Рей погасила соединенные клинки, отошла, критически оглядывая юнлингов. Сет все еще сбивался, то и дело забывая правильно сгибать колени. — Не выходи из стойки! — Но она неудобная! Я не представляю, как так можно драться. — Когда будешь драться — поймешь, что только так и можно, иначе будешь спотыкаться. Повторяем. У детей в руках были обычные палки. Они выпрашивали мечи, но когда Маз сказала, что приличных киберпротезов у нее совершенно точно не найдется, немного поубавили свой пыл. Рей тоже старалась об этом не забывать — она совмещала тренировки учеников с собственными, постигала, как обращаться со своими клинками, как с посохом. — Кстати, эти звуки не помогают сосредоточиться, — фыркнул Сет спустя еще какое-то время. — А что, перед тем, как с кем-нибудь сразиться, будешь просить поставить подходящую музыку? — Недовольно прошипела Кайлисса. Она старалась изо всех сил, тщательно контролируя каждое движение, и жалобы приятеля ее сбивали. — Нам перестать? — Спросил Бен, глядя на Рей. — Вот еще, — сказала Рей, — просто либо кто-то перестает капризничать, либо не видать ему настоящего меча, как своих ушей. — О, вот он свои наверняка видит, — заметил Сет. — Вижу, — невозмутимо бросил Бен, — когда смотрюсь в зеркало. Чего и тебе советую. Ты же в курсе, что люди иногда моют лицо, правда? — Послушай, перестань отвлекаться, — устало проговорила зеленокожая мириаланка. Бен перестал. Он тоже учился, и дела у него шли куда хуже, чем у юнлингов. Звук снова получился нестройным, неуверенным и глухим. «Сильнее, увереннее, » — вспомнил он. Пальцы и так уже начали дрожать от напряжения. — Держи под прямым углом, ты задеваешь струны, которые должны быть открыты, — терпеливо проговорила Лета, — не скрючивай же ты пальцы! — Да куда прямее, — вспыхнул Бен, — это бесполезно! Просто эта штука рассчитана на тонкие женские пальцы. Лета расхохоталась. Покачала головой. Вздохнула и сунула ему в лицо указательный палец левой руки. — Посмотри-ка на это. Бен отшатнулся. Ему было сложно что-то разглядеть в такой близости от своего носа — палец расплывался и двоился. Он изучил его очень тщательно и недоуменно посмотрел на мириаланку. Она забрала гитару из его рук, устроилась поудобнее и перехватила гриф. — То, что ты учишь, сойдет, чтобы петь красотке под лунами, — она кивнула на Рей, — но для настоящей музыки почти всегда нужно делать это. Она положила тот самый палец, с которым, по всей видимости, что-то было не так, поперек струн и прижала их. Поводила рукой туда-сюда, отчего гитара характерно заскрипела. — И знаешь что? Это тяжело. После долгого выступления у меня до сих пор иногда болит рука, и даже бывают порезы, хотя я играю лет пятнадцать. А все потому, что эта штука, — на последних двух словах она скривилась и понизила голос, явно передразнивая Бена, — рассчитана на ваши толстые мужские пальцы. Лета протянула гитару Бену. Тот неохотно взял инструмент. Попытался расположить пальцы правильно, радуясь, что, по крайней мере, запомнил положение. И все же, чистого, звонкого и вообще сколько-нибудь музыкального звука не вышло. Бен подумал, что было бы неплохо треснуть инструмент о землю — вот тогда бы он точно зазвучал. Но подумал он это без особенного энтузиазма, отвлеченно. — Ни у кого не получается сразу, — вздохнула Лета, — я бы удивилась, если бы уже увидела что-то другое. — О, конечно, — угрюмо сказал он, выразительно и тоскливо глядя на Рей. Рей поймала его взгляд. Крутанула посох, заводя его за спину, погасила и уперла руку в бок. — Ты все про тот… Эм… Случай? Перестань, ты просто тогда впервые столкнулся с формой под названием «чем мне только не доводилось избивать до полусмерти засранцев, которые пытались отобрать мой лом». И я все еще жду мои песни под лунами, так что давай, учись. И вы не отвлекайтесь, — Рей развернулась к детям, утерла лоб ладонью и снова зажгла клинки. Бен вздохнул и вернулся к практике. — А нас ты этой форме научишь? — Обязательно, когда разберетесь с основной. — Надеюсь, после наших уроков тебе не приходится ходить в «Комнату», — вздохнула Лета. «Комнатой» обитатели резиденции Маз называли то самое помещение в подвале, где Бен однажды… Выходил из себя. Позже выяснилось, что ничего там менять Маз не стала, только велела стаскивать туда ненужные или пришедшие в негодность вещи. Она намекнула, что если вдруг Бену снова потребуется… Выйти из себя — это место как раз для этого. Правда, у него было поразительно мало поводов им пользоваться. А еще оказалось, что не один он может пользоваться «Комнатой» по назначению. Разве что никто больше не оставлял на стенах черные плавленые полосы. Но Лета рвала старые подушки — у нее был творческий кризис. Один из завсегдатаев резиденции, дурос — бывалый охотник за головами, провел в «Комнате» целый час. Очень громкий час. Потом выяснилось, что его угораздило взяться за крайне опасную работу, почти провалить ее, а в итоге ему даже не заплатили. Подробностей он не рассказывал. Однажды в комнате обнаружился Ротта — и Бен так удивился, что даже на время забыл, зачем сам туда пришел. Ротта ничего особенного не делал — просто пребывал в очень расстроенных чувствах. Из-за творческого кризиса Леты. В общем, кто там только не бывал. Бен не знал, хорошо ли так думать — но почему-то радовался тому, что не только с ним случается нечто… Подобное. Однажды там побывала Рей. Ее гнев был так очевиден, что горел в Силе, как путеводный фонарь. А все потому, что Бен укрылся с Летой в одной из башен и провел там много времени. Он тогда как раз начал учиться обращению с гитарой. И он терялся — никак не мог понять, что, собственно, так разозлило Рей. Когда же наконец понял — это было сродни откровению. Последний раз он, наверное, испытывал нечто подобное в очень глубоком детстве, когда выяснил, что мир не ограничивается родительским домом. И он не нашелся, что ей сказать, чтобы убедить в абсолютнейшей абсурдности ее подозрений. Он не придумал ничего лучше, чем позволить ей заглянуть в свои мысли и увидеть там все, что он думает о ней самой. И одна Сила знает, как непросто ему далось это решение. Но ему очень, очень хотелось, чтобы она перестала требовать, чтобы он убирался туда, где был. И он совершенно отвык от такого ее взгляда — темного, злого. Теперь было даже хуже, чем на Старкиллере, потому что на этот раз она даже не собиралась с ним драться. Он медленно подошел к ней (где-то в глубине души все же опасаясь, что она обнажит клинки), замер, склонил к ней голову. Взял за руку. Результат оказался совсем не тем, что он ожидал — Рей отняла дрожащую руку от его виска, смотрела на него пару минут ошарашенным взглядом, а потом обхватила руками за шею и… Расплакалась. Бен был в смятении. Он рискнул спросить, что ее расстроило. — Я всего лишь протянула руку, Бен. Это ненормально, когда такое настолько переворачивает душу, понимаешь? О, Сила, как же ты жил, — всхлипывала она ему в шею. — Ну, до тебя никто так не делал, — неуверенно сказал он, глядя ее по волосам. Рей и не подумала успокоиться — только заплакала с новой силой. Бен предпочел заткнуться. В мире, на самом деле, было полно вопросов, ответы на которые были далеко за гранью обычного «понятия не имею», но причина, по которой Рей так расстроилась, легко обставляла такие вещи, как «в чем смысл жизни» и «что находится за пределами вселенной». И что-то ему подсказывало, что это не лучший момент для того, чтобы копаться в ее мыслях. В это время все, что было способно цвести во дворе храма, цвело. *** — Я не могу на это смотреть. — Так не смотри. — Да ладно тебе, Оби-Ван. Я бы понял, если бы это был твой меч — но это мой меч, и мне не терпится увидеть, что из него теперь получится. Многострадальный энакинов меч был разложен перед Беном. По частям. И были еще кое-какие части. Все в комнате были заняты тем, что мешали ему сосредоточиться — Рей сидела напротив, вытягивая шею, будто ей было плохо видно — чего быть никак не могло, дети заглядывали через плечо, призраки глазели с вялым интересом из своего угла. — А рисовать обязательно? — Шепотом спросила Кайлисса. — Нет. Но это помогает. Несмотря на все, Бен был вполне спокоен. Более того — он не просто пересобирал меч, как признавался самому себе, исключительно по своей прихоти. Это была демонстрация. А потому Бен не просто погружался в медитацию — часть его сознания была сосредоточена на том, достаточно ли прямо он сидит и грациозно ли согнуты пальцы, которыми он направляет Силу. Все в комнате затаили дыхание (кроме тех, кому дышать не полагалось вовсе). И, к его удивлению, все время, что шел процесс, никто не сказал ни слова — дети, да и Рей почему-то, с благоговейным трепетом взирали на то, как медленно вращаются в воздухе детали, мягко прилаживаясь друг к другу, вставая на места. — Я хочу такой же. — Сначала с обычным научись обращаться. — Бен, ну зачем? Это же не оружие, а… — А что, неплохо. И определенно лучше, чем предыдущий. Скажи, почему он выглядел так, будто ты выломал откуда-то кусок трубопровода? — Откуда ты знаешь, как он выглядел? — Подсмотрел у тебя в голове. — Повезло вам. Мне вот никто не показывал, как это делается — пришлось самой. В дверь деликатно постучали. — Да, грандмастер? — Вежливо — и не поймешь, с почтением или насмешкой, спросил Квай-Гон, не принимавший никакого участия в споре о целесообразности гарды на световом мече. Маз Каната приоткрыла дверь, в узком проеме показалось ее морщинистое лицо. Выражение этого лица было серьезным, даже хмурым, и это вовсе не было типичным выражением для нее. — Падаваны, — обращение она выделила странным тоном — тем же, которым Квай-Гон только что обращался к ней, — есть серьезный разговор. Поднимитесь. Бен встал. Меч он вручил юнлингам, рассудив, что вряд ли произойдет что-то непоправимое, если они поразглядывают оружие. Все же, перед тем, как закрыть за собой дверь, он бросил призракам через плечо: — Посмотрите, чтобы они не… — Ага, мы поняли, — махнул рукой Энакин. *** — Послушай. — говорила Маз, строго глядя на него — хотя ни слова возмущения он ей не сказал. Пока. Просто не успел определиться, проявить ли манеры и выбрать что-то не слишком грубое или не отказывать себе ни в чем. — Да, это нейтральное место. И я все же не могу отказать в помощи Лее. Речь только о связях и информации. И пожалуйста, не воображай, что тебя выгоняют из дома — уверена, ты сам не горишь желанием столкнуться с кем-то из сопротивления. Все, что говорила Маз, было очень даже разумно. И если разобраться, у Бена не было причин для злости. Определенно, он не переживал за Первый орден. Болеть за то, чтобы у Хакса хорошо шли дела? Это было бы абсурдно. И в другом Маз тоже была права — он не желал находиться здесь, когда посыльный сопротивления прибудет. Особенно учитывая, что это дело почему-то решили доверить бывшему штурмовику. Нет, никакого желания находиться неподалеку от предателя Бен не испытывал. Да и отлучки из храма ничем особенным не были — он же первый стал беспокоиться о том, за чей счет они тут живут и едят — и едят достаточно неплохо. Именно Бен требовал у Маз придумать способ отработать их проживание — так что они с Рей уже дважды отлучались «по делам». В первом случае дела заключались в том, чтобы сопроводить компанию контрабандистов в поездке за разными полезными вещами, и произнести некоторое количество «вы уже досмотрели этот корабль». Во втором — слетать в давно позабытые развалины. Там им с Рей удалось обнаружить несколько табличек с почти целыми барельефами, кое-какие украшения из металла, который был в лучшем случае вариантом бронзового сплава и разбитую вазу. Маз, однако, пришла от всех этих реликвий в восторг и провела несколько вечеров за тем, что пыталась с помощью Силы выпытать у вещей истории о давно исчезнувшей мелкой и незначительной цивилизации. Сейчас задание, по мнению Бена, было даже более важным — Маз хотела получить силовые щиты, которые, в случае чего — а Бен считал, что особо поганые случаи нельзя исключать, даже если кажется, что оснований для беспокойства нет — можно будет установить на башнях резиденции. В общем, все это было логично и разумно. И все же Бен чувствовал острую нужду посетить «Комнату». Уже стремительно шагая по коридорам подземелья, Бен наконец понял, в чем дело. В том, что Рей с ним не полетит. Это тоже было логично — она ведь так давно не видела своего приятеля. Разумеется, ей не хотелось упускать возможность с ним встретиться. От того, что это было логично, это не становилось приятнее, и обсуждать с Рей этот вопрос у Бена не нашлось ни малейшего желания. Вообще говоря, он проявил поразительную сдержанность — дождался, пока она поведет юнлингов на вечернюю медитацию и даже придумал отговорку, почему в этот раз к ним не присоединится, прежде чем забрать свой меч из комнаты, где пересобрал его и пойти выплескивать свое бешенство на каменные стены, которые могли стерпеть все, что угодно. Там, снаружи, на деревьях начали появляться первые золотые листья. *** Скромный ржаво-коричневый транспортник приземлился на посадочной площадке. Рей уже знала, с кем Бену предстоит лететь за щитами. Щиты для Маз должен был любезно пожертвовать Первый орден — правда, сам орден пока об этом не догадывался. Делегация для такого дела нужна была соответствующая. И Рей была в радостном предвкушении. Рей понимала, что брать чужое — это не то, чтобы соответствовало ее представлениям о хорошем. Так же она догадывалась, что наверняка не всегда рейды по отъему этого чужого обходятся без жертв. Скорее всего, не всегда эти самые жертвы сами были такими уж скверными людьми (и то, что Энакин однажды, когда она поделилась с ним своими сомнениями, сказал «не волнуйся, у хороших людей нечего красть», не особенно ее убедило). Но Рей ничего не могла с собой поделать — ей нравилась банда капитана Тарси. А потому Рей была рада, когда с трапа корабля сбежал рослый тви`лекк, обхватил ее и приподнял над землей: — Привет, Цыпа. Потрясно выглядишь. А потом тви`лекк пожал руку Бену. И у Рей потеплело на душе — потому что после того, что она видела… Было что-то очень важное в том, что у Бена появились вот такие простые и понятные человеческие связи. Он выглядел вполне довольным. То есть, кому-то, кто не знал его, могло бы показаться, что он не в восторге и вообще не желает знаться с этими личностями. Но Рей знала, как правильно читать его лицо.Ответное рукопожатие было искренним, а когда родианец Вардо тоже подошел поздороваться, спросив, по прежнему ли у «Психа» все так восхитительно плохо с головой, Бен сощурился, склонил голову к плечу и сказал: «даже хуже». Дита Цидара сбежала с трапа с легкостью, неожиданной для женщины ее возраста, и заключила обоих в поразительно крепкие объятия. От рассказа об истории с Гардуллой пираты пришли в восторг. Они все сгрудились вокруг стола в боковом зиккурате, только капитан, пропустив один стакан, отправился говорить о чем-то с Маз. — Пройдут годы, и хатты начнут слагать легенды о проклятии хаттского рода. Вами будут хаттских детенышей пугать, чтоб лучше жрали свои… Ну, что там эти хатты жрут, — говорила Дита, рассеянно поглаживая по голове примостившегося на скамье возле нее Сета. Парень был, видимо, под ее защитой, и храбро игнорировал намеки Рей о том, что им с Кай давно пора бы спать. Когда компания разразилась очередным взрывом шумного галдежа, Бен с непроницаемым выражением лица склонился к тви`лечке и сказал вполголоса: — Я намекнул Гардулле на ту историю. Про Джаббу и цепь. Ты ведь… — Да. История известная, — ответила Дита и удовлетворенно улыбнулась. У нее был такой вид, будто когда-то она дала Бену какой-то совет, и теперь узнала, что он им успешно воспользовался. Рей стало тоскливо. Она вдруг поняла кое что — Бен находился теперь в мире, который принадлежал его отцу. Принимал свое наследие. Мирился с ним. Даже несмотря на то, что это было болезненно. Рей же… Она никогда не узнает, каково это. Она встала из-за стола, скомкано извиняясь и бормоча что-то о том, что ей нужно отойти по очень важному делу, и стремглав бросилась прочь, чтобы никто — особенно Бен, не успел ее остановить. Она уже знала, что будет сидеть в укромном углу за одной из башен и плескаться в противной апатичной тоске, изредка утирая слезы. Разумеется, она совершенно зря надеялась, что он за ней не пойдет. Бен догнал ее на тропинке. Не оборачиваясь, Рей против воли мельком представила, как снова кричит на него: «у тебя было все!». Она отчаянно не хотела этого. Или хотела? Ей вдруг захотелось почувствовать знакомое движение Силы. Чтобы пришли призраки — хоть кто-нибудь. Лучше всего — Энакин. Он бы сказал что-нибудь — и разрядил обстановку, разгоняя нахлынувшую на нее меланхолию, как туман. Но призраков нигде не было уже пару часов. Рей так и не нашла в себе сил обернуться. — Бен, пожалуйста… Мне нужно побыть одной. Рей не могла ничего объяснить. И не могла показать — то, что он увидел бы, наверняка только усугубило бы все. Она почувствовала что-то острое, обидное, вышибающее дух, будто удар в грудь. Не ее. Она услышала, как он быстро уходит. Рей поступила, как и собиралась — сидела под кустами, с которых давно облетели цветы. Пожелтевшие и засохшие лепестки все еще лежали здесь, образовывая мягкий шуршащий ковер. Рей понимала, что не права. Она ведь видела — да, у него все было. И это не привело ни к чему, кроме ощущения отверженности, собственной неправильности. Видела, но ничего не могла с собой поделать — по крайней мере, сейчас. Ей подумалось, что наутро все пройдет. Возможно, Рей просто не рассчитала с тем, сколько выпила. — Эй, — услышала она заговорщический шепот, — доброй охоты! Рей непонимающе уставилась на Оби-Вана. — Типичное пожелание на одной очень дикой планете. Ты выглядишь, будто в засаде сидишь, — пояснил он, усаживаясь рядом. Рей вздохнула. О, если бы он только пришел раньше! По крайней мере, теперь Рей почувствовала, что готова жаловаться. И она жаловалась. — Я тоже понятия не имею, кто моя семья, — сказал Оби-Ван наконец. Выслушав Рей, он молчал в задумчивости какое-то время. Рей кивнула. Она помнила — детей в орден забирали рано. Наверное, там было много, очень много таких — понятия не имеющих, кто они по рождению. — Но, знаешь, Рей… я был везучим, — продолжал он, положив руку ей на плечо, — орден смог стать моей семьей. Потому что учитель… Ты и сама знаешь, наверняка. Рей понимала. Учитель. Рей не знала ничего о хороших отцах, но готова была поспорить, что это похоже на то, как ведет себя учитель. — Поэтому я был… Джедаем. Это и было мое наследие. Определение. Но мне везло. Далеко не для всех это было так. Вот взять хоть Энакина. О, нет, он не мог пойти там за помощью ни к кому, когда она была нужна — потому что вместо помощи получил бы обвинения за нарушение правил. И я был слишком занят, когда все произошло. Нет, я не говорю, что виноваты все, кроме него… Но я много думал и пришел к выводу, что все могло быть по-другому. Если бы орден становился настоящей семьей для всех. И тут Рей поняла. И меланхолия прошла, как не бывало. Она порывисто обернулась к призраку. — Конечно, Оби-Ван! Вот оно! Призрак не стал уточнять, что — оно. Только кивнул. А потом они сидели молча, любуясь ночным небом. Пока тишину не прорезал жуткий вопль. Герт Цидара вылетел из центральной пирамиды, где были комнаты, со стремительностью бластерного заряда. Рей и Оби-Ван переглянулись и бросились к нему. Тви`лекк не мог внятно ничего объяснить, только повел их к зиккурату. Они шли к его комнате, и по пути вокруг них собралось еще несколько любопытных. Причиной всего была надпись, красовавшаяся на стене. Большими корявыми буквами было выведено: «клеймя других сумасшедшими, проверь — нормален ли ты сам». На полу лежал раскрошившийся кусочек красной известки. Энакин стоял, сложив руки на груди, и рассматривал свое творчество с видом гордого художника. — Оно написалось само, понимаете?! Рей вздохнула. — Вот ты и познакомился с дедом, — шепнула она Цидаре. И поняла, что ему потребуется некоторое время, чтобы многое осмыслить. — Энакин, ну и зачем? — Укоризненно спросила она, когда шла к себе в спальню по темным коридорам. — Потому что нечего раздавать обидные прозвища членам моей семьи. — Оно не обидное. — Возразил Оби-Ван. — По крайней мере, наверняка не несет в себе ничего такого. — Ладно, — легко согласился Энакин, — просто, знаете… Парень сам не свой весь вечер. Я думал, его это развеселит. Но он даже посмотреть не пришел. Рей досадливо закусила губу. С тех пор по всей галактике среди преступников разнеслась легенда — в замке Маз Канаты водятся привидения. И желающих однажды там побывать очень прибавилось. *** Рей провожала транспортник в смешанных чувствах. Всего несколько дней — но ей показалось, что время уже с этой минуты стало вязким и тягучим. Ночью, когда она пришла, Бен не спал, хотя очень старался убедить ее в обратном. Но она ни за что не поверила бы, что во сне он действительно станет жаться к стене, натягивать одеяло до самого затылка и вообще стараться занимать как можно меньше места. Когда она села на постель и осторожно тронула его за плечо, он даже не пошевелился. С утра, перед тем, как подняться с пиратами на корабль, он не сказал ей ничего, только порывисто сжал в объятиях и быстро поцеловал ее волосы. Он торопился, будто ожидал, что она может быть против. Пока трап не поднялся, он смотрел на нее так печально и растерянно, что… Что Рей сама теперь была печальной и растерянной. И не знала, как все уладить, уверенная, что если покажет, в чем дело — испортит все еще больше. Смятение, охватившее ее ночью, прошло так же стремительно, как появилось, и от того ее досада была только сильнее. Дита подошла к ней, положила руку на плечо. Тви`лечка оставалась в замке — еще ночью она сказала, что порядком устала от «своих придурков». Маз же ответила, что «королева пиратов будет счастлива принимать у себя герцогиню пиратов столько, сколько потребуется». — Что, повздорили? — Хуже. Так бы просто подрались на мечах — и все прошло. А теперь я даже не знаю, что делать. — Не расстраивайся, уладится еще. Увы, вряд ли история видела когда-нибудь пару, которая бы избежала таких вот ситуаций. Рей глубоко вздохнула. Воздух становился прохладнее и прозрачнее.