***
И вот, буквально через час, мы сидели на одной из кроватей в моей комнате, уставившись в экран твоего ноутбука и поедая попкорн, приготовленный в микроволновке. Фильм, который мы смотрели был на супергеройскую тематику и выпущен довольно известной студией. Конечно, сюжет был довольно заезженным, но за персонажами было интересно наблюдать, а спецэффекты и сцены с драками, что характерно для подобных фильмов, были на высшем уровне. Антону фильм явно понравился, что было заметно по его глазам, практически не отрывающимся от экране, не желая пропустить ни секунды. Особенно это улавливалось в сценах с боями — он словно изучал каждое движение персонажей, даже комментируя особо запоминающиеся. А я просто сидел рядом, не столько увлечённый фильмом, как наблюдением за столь искренней реакцией человека, сидящего со мной. Каждый раз, когда он улыбался, комментировал происходящее, смеялся и, боже, мне показалось, или он и правда чуть ли не заплакал на одном грустном моменте — всё это лишь подтверждало то, насколько прекрасным был этот человек. Каждый раз, когда он переводил взгляд своих счастливых глаз на меня — хотелось прильнуть к этим усмехающимся губам и рассказать обо всём, что так мучительно долго хранилось внутри. Нет, пожалуй, не сегодня. Возможно, в ближайшее время я найду тот подходящий момент для столь желаемого признания, но не сейчас, когда в душе всё ещё бушует страх от собственных сновидений. Когда фильм закончился, а попкорна, как всегда, не хватило и до половины просмотра, ты ушёл, поблагодарив за чудесно проведённое время. А я же плюхнулся на кровать, вновь оставаясь наедине с самим собой и невыносимой сонливостью, которую стал ощущать ещё на середине фильма. Всё ещё страшно было ложиться спать, ведь я был уверен, что меня вновь настигнет очередной кошмар, но необходимость организма в отдыхе переборола все страхи и я провалился в сон, заранее предчувствуя, что долго и спокойно поспать мне не удастся. Чего и следовало ожидать, догадки мои были верны.***
В этот раз всё происходило на крыше и, в отличие от двух предыдущих кошмаров, я ясно понимал, что это сон. Я стоял возле самого края и хорошо видел внизу знакомый пейзаж — я находился на крыше своего общежития. И, как я вскоре узнал, был я там не один. На другом краю крыши стояла знакомая фигура, его плащ развивался на резко поднявшемся ветру, а глаза, как всегда, с недобро блестящими огоньками и плещущимися в них чёртиками, смотрели в мою сторону. Как только он понял, что его заметили, тут же двинулся ко мне, начиная очередной свой монолог. Из-за ветра не все слова можно было разобрать что, наверно, и к лучшему. Но отрывки его колких фразочек и откровенных насмешек всё же доносились до меня. «Ничтожество, как вас таких вообще мир носит. Неудачник и педик. Да как ты вообще мог подумать, что кто-то такой, как ты может мне понравится? Да к такой бездарности разве что жалость чувствуешь, а не любовь.» Даже понимание того, что это всё не реально, не уменьшало боль от обидных слов столь любимого человека, а точнее его идеального двойника, созданного моим подсознанием. Казалось, что с каждым его шагом ветер всё поднимался, так и намереваясь сбить меня с ног, и, кажется, такая же цель была у каждой произнесённой этим Антоном фразы. Словно иголки, обидные словечки впивались в моё бедное сердце, а он всё подходил ближе и плащ его шелестел позади. Разум говорил, нет, кричал о том, что нужно бежать, осознавая, что дальше будет только хуже и больнее. Но куда? Сигануть вниз и разбиться насмерть? Или пробежать через своего обидчика к выходу на крышу? Пока я в панике обдумывал как же поступить, Антон оказался уже в шаге от меня. Решив, что в этот раз я буду драться со своими кошмарами до последнего, я направил дрожащие кулаки в его сторону, чем вызвал у него удивление, а после волну неконтролируемого смеха. С каждой секундой моя идея казалась мне всё более бредовой, но я всё же не отступил, контролируемый той частичкой призрачной решительности, что ещё тлела во мне. Насмеявшись вдоволь, он театрально вытер слезящиеся глаза и с ухмылкой ответил: — Так ты собрался драться? Хочешь показать на что ты способен? Тогда давай, ударь меня. — сказав это, он завёл свои руки за спину, выжидающе смотря на меня. Я не ожидал такого исхода. Конечно мне хотелось вмазать ему за всю ту боль, что он причинил своими приходами, но смотря на такое знакомое и такое обожаемое лицо… Даже та частичка тлеющей решительности погасла во мне, вместе с опустившимися руками. Я тут же отвёл взгляд от его лица, не желая видеть перемен на нём и только догадываясь, смотрит ли он на разбитого меня с той же жестокой усмешкой, или с выражением полного разочарования и отвращения. Я просто стоял и напряжённо ожидал очередной реплики, а может и первого удара, но никак не того, что чужая ладонь в перчатке мягко пройдётся по моей щеке к подбородку, лёгким усилием поднимая его. Лицо его было спокойным с привычной оригиналу, мягкой улыбкой, не выражавшей ни отвращения, ни презрения. Он медленно приблизил своё лицо к моему, пока я не мог сообразить, что происходит и что мне стоит делать. Так же плавно он накрыл мои губы своими, а я никак не мог выбрать между желанием оттолкнуть его и желанием просто прикрыть глаза, прислушиваясь к столь желанным, но таким противоречивым чувствам. Я так и не успел решить, поскольку он немного отстранился, тут же опекая мои губы шёпотом: — Какой же ты, всё-таки, слабак. — почти пропел знакомый голос, отражающий всю бессердечность и чёрствость его обладателя. Я тут же почувствовал, как чужая рука сомкнулась на моём запястье, с силой вдавливая пальцы в кожу, явно желая принести как можно больше боли. Меня резко дёрнули, отводя от края крыши и тут же принимаясь кружиться со мной, будто в жалкой пародии на танец. После трёх кругов под какую лёгкую мелодию, которую он напевал себе под нос, моё многострадальное запястье было отпущено, и я тут же свалился на пол. Голова кружилась, поскольку во время падения, меня угораздило не хило стукнуться затылком, в ушах невыносимо шумел ветер, а перед глазами плыло. Не успел я очухаться, как чужие руки тут же схватили меня за горло, без каких либо усилий поднимая над землёй. Я попытался выбраться из стальной хватки, но чужие ладони, кажется, только сильнее сомкнулись на моей шее. Он сделал пару шагов и я с ужасом заметил, что руки на моей шее — теперь единственное, что удерживает меня от полёта вниз. Он стоял на краю крыши, держа меня на расстоянии вытянутой руки, а я не знал, чего хочу больше — убрать его руки или почувствовать опору под ногами. С каждой секундой нужда в кислороде ощущалась всё острее, и, слёзы, безудержно стекающие по щекам, ничуть с этой нуждой не помогали. Я не видел, а скорее ощущал то хищное выражение на его лице с которым он смотрел сейчас на меня — выражение извращённого наслаждения от полного контроля ситуации и моей судьбы, которая в эту секунду висела на волоске, подобно тому, как я висел в его руках, откинув любое сопротивление, тихо сопя и кое-как оставаясь в сознании. В сознании я оставался, правда, не долго. Перед тем, как отключиться, я почувствовал, что давление на горло резко прекратилось и шум ветра словно окружил меня со всех сторон.***
Стоит ли говорить о том, что в очередной раз я проснулся в холодном поту, судорожно схватившись за шею и с большим усилием сдерживая плачь, что так и рвался наружу. В очередной раз я проснулся лишь для того, что бы пережить подобное ещё не один раз. Но у каждой истории, так или иначе, должен быть конец и эта история, конечно, не исключение.