Dust In The Wind

Эмоции. Чувства. Сантименты. Внутренние пожары. Все это – удел слабых, не способных мыслить холодно людей. Все они – чувствительные, обидчивые птицы, запертые в клетках собственных эмоций. Он же был свободен. Как ястреб, холодным, непроницаемым и зорким взглядом он смотрел на них сверху вниз, с высоты своего свободного полета. Мог в любой момент напасть, но он до такого не опустится. И ему не было их жаль, это было правдой. До некоторых пор, разумеется. До тех пор, пока он не встретил Джона. Бывают люди, чье появление в твоей жизни ровно ничего не значит. Ну, встретились, пообщались, вскользь разошлись – и на душе не осталось ни единого отпечатка, все осталось на своих местах, как будто и не было тех встреч. Но бывают и другие – люди, приходящие в твою жизнь и становящиеся в ней переломными моментами. Крутыми поворотами. И, да, Джон Уотсон был именно таким человеком. С тех пор, как Джон появился в его жизни, такой спокойный, добрый и надежный, с тех пор это стало наглой ложью – то, что у Шерлока нет чувств. Это была наглая ложь другим, да и себе самому. Он до сих пор не понимает, как такое могло произойти, но с тех самых пор в его сознании стали ни с того ни с сего проблескивать чувства. Да такие, о которых он даже не подозревал. И самым странным было то, что он не считал это изменой, вовсе нет. Он просто не знал, хорошо это, или плохо. Ещё в детстве он отказался от всех этих глупостей, взяв пример с Майкрофта, полностью отдавшись наукам, и прятал свои детские страхи и обиды очень и очень глубоко, туда, куда не пробьется солнечный свет. Он не плакал с восьми лет. А ведь иногда хотелось, страсть как. Однажды его избили в школе, причем очень жестоко. Это было после занятий, в мрачный декабрьский день. В принципе, в школе ни для кого не было секретом, насколько странный этот Шерлок Холмс. Высокий, худощавый, с копной темных кудрей, он в свои пятнадцать постоянно ловил на себе косые взгляды, хотя давно уже научился не обращать на них внимания, а смотреть гордо, свысока. Для защиты. Итак, несколько громил-старшеклассников загнали его в тот вечер в угол. Пинали его, долго и жестоко, но он не позволял себе кричать. Вскрикнул единственный раз, когда самый здоровый из всех ударил его ногой в пах, потому что это было дьявольски больно. Но он терпел, как терпел потом целый час щебетание школьной медсестры, которая, кстати говоря, всегда была очень добра к Шерлоку. Она, конечно, иногда его раздражала, но многим меньше остальных. Это была молодая женщина, лет тридцати с очень добрым лицом и аккуратными ямочками на щеках. Она была вовсе не такой, как эти глупые птахи из больницы Джона, нет, она была довольно умной женщиной, очень доброй и понимающей. Она никогда не смотрела на него косо, всегда ему улыбалась, показывая свои очаровательные ямочки. Он иногда забегал на переменах, просто так, и она угощала его заварными пирожными, которые с тех пор так ему полюбились. Но он всегда от чего-то вздрагивал. Он не привык к такому к себе отношению, не привык к теплым взглядам и улыбкам. Ей было жаль Шерлока, он это понимал. И он не терпел жалости. Потом он окончил школу, и дышать стало легче. Но он по-прежнему был замурован в себе самом. Хотя и свободный от сантиментов и чувств, ястреб летел с большим камнем на шее. А потом…потом появился Джон. Как утреннее солнце, он осторожно осветил и согрел все то, что было запрятано в самых глухих дебрях его сознания. Его Джон, такой понимающий и терпящий все его выходки, который готовит очень вкусный чай и единственный может заставить Шерлока поесть. Нет, Шерлок, конечно же, не идиот, чтобы не есть совсем, но иногда ему просто интересно посмотреть, как его сосед будет его уговаривать съесть хотя бы сэндвич на этот раз. Мелочь, а приятно. И в Шерлоке стали пробуждаться эмоции, он стал улыбаться не только при виде трупов, но и при виде, к примеру, так мило встающему на цыпочки Джону, пытающемуся отвесить ему подзатыльник. Вот только не стоило говорить это тогда при Джоне, особенно про «цыпочки» и «мило». До сих пор щека от удара саднит. Он стал чаще смеяться вместе с Джоном, причем искренне. Злился сильнее, на все реагировал острее. Лишь немного, но все же. И Шерлок не знал, злиться ему за это на соседа, или же, наоборот, благодарить. Но другой жизни для себя он уже не представлял. И что же теперь? Теперь он бесчувственный гад, обидевший несчастную девушку в глазах Джона. Такое бывало и раньше, Джон уходил, но всегда возвращался, при этом заставив Шерлока хорошенько постыдиться и, иногда, все исправить. «Ладно, ладно, Джон. Признаю. В первый и в последний раз признаю – был груб и не прав. Теперь ты перестанешь злиться?» - думал про себя Шерлок, все так же сидя за своим микроскопом, но сосредоточиться ни на чем другом уже не мог. Возможно, это действительно было грубо с его стороны. Ведь, если подумать, то другая девушка давно бы уже выгнала его и не подпускала бы больше к моргу за такое отношение. Но Молли – не все. И чего она только его терпит? Вот что, что она в нем нашла?! А ведь терпит, бросает все свои дела, если ему нужна помощь. Девушка влюблена в него, это очевидно, а он этим в наглую пользуется. Хорош молодец, нечего сказать. Может, и правда пойти извиниться? Главное, до обморока её этим не довести, как было однажды с миссис Хадсон. Как обычно люди извиняются? Он встал и, прихватив пальто, направился вниз, в морг. О смысле своего поступка он задумается позже, сейчас надо было действовать решительно, пока не передумал. Главное сейчас не думать. Но, вот беда, обычно у людей это получается прекрасно двадцать четыре часа в сутки, а у него – нет. Ладно, Шерлок, соберись. Ты ведь гений, не с такими трудностями сталкивался. И перестань сейчас же мяться у порога, как подросток! Вдохнул поглубже и вперед! Молли сидела за столом, просматривая какие-то бумаги, составляя отчет. Она то и дело сосредоточенно хмурилась и казалась совершенно спокойной, но от детектива не скрылись маленькие красные пятна вокруг глаз и чуть припухшие губы. Молли плакала все это время, но вскоре успокоилась. Тем лучше, что делать с плачущим человеком Шерлок просто не представлял. - Кхм, - он коротко кашлянул, привлекая к себе внимание. Молли вздрогнула и подняла на него вопросительный взгляд. - Шерлок? – голос патологоанатома был абсолютно спокоен, но в нем все ещё слышались легкие нотки истерики. Но в её вопросе было все больше любопытства, она, видимо, не ожидала его появления, и, уж тем более, попытки извиниться. Ну, ещё бы. И сколько раз она так убивалась после его выпадов? Шерлок подметил на столе два бутылька валерьянки, один – полный, другой уже на половину пустой и графин с водой. Значит, довольно часто. - Молли, я… - соберись, Шерлок, это же так просто, - Я хотел, я… - давай, что ты тут застрял, это так на тебя не похоже! – В общем, я пришел извиниться. Прости меня, Молли, я вел себя, как свинья, это было грубо с моей стороны, - он выпалил все это на одном дыхании. - О, - девушка удивленно вскинула брови, её лицо мгновенно просветлело, - Это… Неожиданно, если честно. Ты никогда не извиняешься. - Так ты меня прощаешь? - Я уже простила. Мне не привыкать, - она немного сконфуженно улыбнулась, но вела себя уже не так затравленно, как до их с Джоном ссоры. Видимо, ей было просто необходимо выплакаться, вот и представился добивший её случай. Надо сказать, Шерлок испытал огромнейшее облегчение. Это было странное, абсолютно новое для него чувство – быть прощенным. И все же у него остался один вопрос, и раз уж он здесь, и именно сегодня вдруг расчувствовался (завтра это наверняка пройдет), то… - И часто ты плачешь здесь одна? Молли неопределенно пожала плечами. - Мой ответ покажется тебе слишком уж глупым и сентиментальным, - ответила девушка, увереннее выпрямив спину. Это было не очень на неё похоже, - Не думаю, что тебе на самом деле так интересно, я… Просто… - а вот это было уже вполне в её духе. - Скажи, как есть. - Не очень. Иногда. Не обязательно из-за тебя, - предвосхитила она немой вопрос, - Просто бывают очень ранимые люди, Шерлок. И она постаралась сесть ровнее, но все равно слегка покраснела. Её ответ заставил его поежиться, но Шерлок решил не подавать виду. - Советую тебе не смешивать больше чай с валерьянкой, - приняв свой обычный непроницаемый вид, заявил Шерлок, - Вредно для организма. - Я могу туда ещё коньяк добавить, - с наигранно-серьезным выражением ответила Молли. Детектив усмехнулся и, кивнув на прощание, вышел за дверь. Он надеялся, что своим извинением не подал ей никаких ложных надежд. Но Молли умная, она наверняка поймет его правильно. Он поспешил к выходу, на ходу надевая пальто. Джон уже был на Бейкер Стрит. Когда Шерлок вошел, он возился на кухне, откуда аппетитно пахло запеченной курицей и душистым чаем. Шерлок немного помялся на пороге кухни и вошел. Заметив его, сосед лишь молча кивнул в знак приветствия, и продолжил мешать в глубокой чашке соус к курице. - Джон, - неловко начал Шерлок, - Джон, я извинился перед Молли. И ты меня прости. Сосед вздохнул и тепло улыбнулся соусу. На самом деле Шерлоку, разумеется. - О, Шерлок… - Джон посмотрел на него таким теплым и родным взглядом, что Шерлок невольно расслабился. Тугой узел внутри развязался окончательно. И тут у него громко заурчал живот. Шерлок порядком смутился, а Джон улыбнулся ещё шире. - Иди вымой руки и садись ужинать, горе ты луковое.