Dust In The Wind

Дело близилось к Рождеству. Это была неделя, за которую Лондон всегда менялся до неузнаваемости. Жители сменяли свои обычные задумчивые или равнодушные маски на радостные и приветливые. Дома и улицы, магазины и площади – все сияло от тысячи огней гирлянд и рождественских украшений в преддверии праздника. Как это редко бывает в Лондоне, где обычно в декабре все больше сырость и гололед, сейчас в нём действительно царила настоящая атмосфера Рождества. С неба то пушистыми хлопьями, то мелкой сыпью валил снег. Всюду витали запахи мандаринов, рождественских ароматических свечей и чего-то печеного. Поистине волшебное время – любой сейчас мог поверить в сказку, даже самую невиданную, потому что Рождество – это и есть сказка, или только к ней предисловие. Но Шерлок, казалось, этого даже не заметил. Он помнил, что как-то заходила к нему палату медсестра и под его молчаливые протесты стала развешивать на окна палаты длинную гирлянду из огней в виде свечей и ещё одну, состоящую из разноцветных бумажных снежинок, сделанную, должно быть, детьми из детского отделения. Но Шерлоку было не до того. Казалось, сейчас он был далек от Рождества, как никогда раньше. Хотя он и в прежние годы никогда не уподоблялся другим и не веселился в этот бессмысленный праздник, считая это пустой тратой времени и электроэнергии, сейчас он просто забыл о нем. Были дела поважнее. Он не переставал думать, анализировать, сидел в одной позе по несколько часов, так что Джону приходилось каждый раз объяснять медсестрам и другим сотрудникам, что друг просто ушел в свои «чертоги», а не впал в кому. Уотсон делал все, что было в его силах; он бегал по свидетелям, выполнял все, что говорил ему Шерлок, но, казалось, от этого не прояснилось в деле ровно ничего. Он уже практически молился на гениальность Шерлока, лишь бы это чертово дело, которое самого его угнетало не на шутку, сдвинулось с мертвой точки. Но Шерлок молчал. И, причем, молчал не потому, что не мог говорить физически. Спустя неделю после операции он начал мычать, и врач сделал заключение о том, что ни сегодня завтра к нему вернется дар речи, чего все, включая весь персонал больницы от охранника до главврача, ждали с замиранием сердца. Джон уже успел опросить мужа Каролины Эверс, жениха Кери Тейлор, охранников из музея и одного экскурсовода по наводке Шерлока. Последнего звали Фил Мартин Абрамс. Это был невысокий худой мужчина, на вид лет тридцати, с очень прямой осанкой и соломенного цвета волосами. Несмотря на отлично выглаженные костюмы аккуратность во всем, чего Джон не смог не отметить по абсолютному порядку в его кабинете, он выглядел довольно неухожено, на щеках и подбородке виднелась густая щетина, а под глазами залегли темные круги. К сожалению, по этим сведениям, а так же подробному пересказу Джона их довольно непродолжительной встречи, Шерлок ничего особенного вынести так и не смог, как он ни надеялся. А ведь Абрамс был главным, с точки зрения детектива, подозреваемым, но после рассказа Джона, видимо, тут же потерял свое почетное место. Но Пересмешник, как они его по обоюдному согласию стали называть, был тише воды и ниже травы, совершенно не давая о себе знать. Не то, чтобы это было так уж удивительно и неслыханно, но всем известно, что самая наипротивнейшая вещь на свете – это ожидание. Джон уже практически не паниковал – спустя столько времени не прекращаемых раздумий он, честно говоря, уже устал себя накручивать. Есть у людей такая весьма занимательная особенность – если их предупредить о конце света за несколько недель до него, то они, безусловно, успеют наделать шума, несколько раз опровергнуть слухи, высказать собственные теории. Но в день конца они будут вести совершенно обычный образ жизни, потому что им будет уже неинтересно сеять панику, в свое время напаниковавшись вдоволь. 23 декабря, воскресенье, Бейкер Стрит, 11:00 - Дорогой, не забудь купить оливки и все, что есть в списке, - озабоченно щебетала миссис Хадсон, провожая Джона до входной двери в своем бежевом домашнем халате, - Мясо бери только в прилавке мистера Тода, в супермаркетах всегда одни крысиные хвосты… Но если будет закрыто, возьми говядину на развес посвежее. - Да, миссис Хадсон, я все сделаю, - пообещал Джон, поспешно обуваясь и застегивая молнию на куртке, - И не волнуйтесь вы так, все ведь хорошо. - Я знаю, дорогой. Ох, я так рада, что Шерлока выписывают, да ещё и перед самым Рождеством! – она всплеснула руками и тут же изменилась в лице, деловито уперев руки в боки, - Мне предстоит приготовить два праздничных ужина, ещё нужно будет достать из кладовки коробки с гирляндами, что-то мы с тобой совсем позабыли дом украсить… Жаль, я не могу пойти с тобой, это дьявольское бедро мне совсем покоя не дает. - Ну что вы, миссис Хадсон, - мягко улыбнулся Уотсон, - Вовсе не нужно ничего готовить, Шерлока все равно перед выпиской накормят как следует. Целых два праздничных ужина нам совсем ни к чему. - Ох, - вздохнула женщина, - Иди, дорогой, а то ещё не успеешь. - Поверьте, он мне этого сделать не позволит, - ответил Джон, сжав в кармане джинсов телефон, уже трижды настойчиво пропищавший о непрочитанном сообщении и переступил через порог навстречу белоснежной улице и приятно колющему лицо морозу. Миссис Хадсон тяжело вздохнула, запирая захлопнувшуюся за постояльцем дверь на ключ, пробурчав что-то неразборчивое, где можно было различить лишь «неугомонные» и «дома им не сидится». Джон брел по людной улице, сопровождаемый непрекращающимся снегопадом и приподнятым настроением. Через два дня сочельник, Шерлока выписывают – что может быть лучше? В отличие от некоторых вредных детективов, Джон любил Рождество; любил его пряные запахи, необыкновенный уют на Бейкер Стрит, когда с лёгкой руки миссис Хадсон их квартира будто бы преображается, загораясь сотнями огней гирлянд, зеленея и пестрея от еловых веток и разномастных елочных игрушек. Любил бродить в канун сочельника вдоль магазинов с подарками, ненадолго задерживаясь у красочных витрин, останавливая взгляд на ярких обертках, сладостях, украшениях, столь контрастирующих с монохромными пейзажами зимней улицы, разбавляемыми лишь цветными пятнами курток и пуховиков случайных прохожих. Разве не самое чудесное время в году? Уотсон свернул за угол и двинулся прямо, к большой красной вывеске супермаркета «Теско». На поиски нужных продуктов ушло не так уж много времени, поэтому, спустя двадцать минут, перед нагруженным пятью тяжеленными пакетами Джоном открылись широкие автоматические двери, забирая с собой все тепло магазина. Вздохнув, Уотсон побрел обратно на Бейкер Стрит, предвкушая лицо друга, услышавшего новость о преждевременной выписке. Конечно, дома без Шерлока было тихо, он в первое время был даже удивлен, что можно спокойно читать какие хочешь книги – и это не будет сопровождено едкими комментариями относительно, сюжета, автора, его слога и всего мироздания в целом. Он действительно стал высыпаться. Но, с другой стороны, эта тишина давила на него, давала о себе понять каждый раз, когда он отрывался от какого-либо отвлекающего дела, да той же книги. Каждую ночь он по-детски надеялся услышать такие родные звуки скрипки; спускаясь утром на кухню, все так же опасался застать побоище в виде взъерошенного детектива и очередного неудавшегося эксперимента. А ведь Шерлок в больнице только две недели. Что же будет, когда ему, Джону, нужно будет уйти, возможно, навсегда? В его возрасте у всех есть семьи, жены, дети… Но почему-то даже мысль о браке и о том, что этот чокнутый будет бросаться в омут с головой в одиночку приводили его в полнейший ужас. Нет, ему определенно не нравилась подобная перспектива. Абсурд. В раздумьях он свернул направо, проходя через довольно длинную арку из красного кирпича. Шаги его отдавались гулким эхом, в переулке не было ни души, кроме него и старого гоночного велосипеда, густо покрытого инеем и намертво примерзшем к земле, оставленного здесь кем-то, судя по всему, еще в ноябре. Опять это чувство – кто-то наблюдает со спины. Очень пристально, практически прожигая затылок. Джон Уотсон – солдат. Даже с пятью пакетами из супермаркета в руках, набитыми маслинами и помидорами, даже ежедневно прописывая пациентам антибиотики – он всегда был и остается солдатом. Он рывком развернулся, и как раз вовремя – там, где секунду назад была его шея, блеснуло на свету лезвие ножа. И тут же скрылось в тени, готовясь к ещё одному удару. Человек в широких брюках и толстовке со скрывающим лицо капюшоном бросился на Джона, занося над ним острие кинжала, целясь непременно в шею. Пакеты упали на землю, все разом, рассыпая по замерзшей земле все содержимое. Джон пнул нападавшего коленом в живот, тот на миг согнулся от удара, но тут же, со злобным рыком, замахнулся снова. Уотсон попытался было увернуться, но вдруг почувствовал острую боль ближе к ключице. Инстинкт самосохранения и отточенные до автономии в армии навыки сработали даже быстрее, чем до его сознания успел дойти весь смысл произошедшего. Схватив нападавшего за оба предплечья, он рывком завел ему руки за спину и, выбив из его рук нож, повалил на землю, отбиваясь от атаки теперь уже ногами. Человек порывисто стонал, сопротивлялся, разъяренно толкался всем телом, пытаясь высвободиться, но в порыве адреналина Уотсон был очень силен. Он на мгновение перевел взгляд в угол арки, куда, как он думал, отлетел нож. И очень зря. Одной секунды стоило нападавшему, чтобы рывком вырваться – и Джон тут же очутился на его месте, больно ударившись лбом и носом о заледеневший асфальт. Он понял, что это конец. Джон Уотсон, капитан пятого Нордтумберлетского полка, должен был погибнуть здесь, во всеми забытом переулке от руки какого-то бандюгана с ножом. Возвращаясь из магазина домой, даже не сумев превзойти его по навыкам рукопашного боя. Так глупо, на самом деле. Но чего же он ожидал? Кто-то схватил его за горло, прижав к земле всем весом. Его хотят задушить? Интересно, как это, умирать? Что мы чувствуем в самую последнюю секунду? Похоже, прямо сейчас ему предстояло это выяснить, как и сотни, тысячи раз до этого, будучи на волосок от смерти. Все произошло так же мгновенно, как и началось; руки и тяжесть, так крепко сдерживавшие его вдруг исчезли, отпуская горло, и давая, наконец, возможность дышать. В глазах помутнело, он слышал вскрики и глухие удары, он попытался было привстать, но затекшие руки не удержали его, и он вновь повалился на землю. Быстрый топот, кто-то убегает. Сколько прошло с тех пор, как на него напали? Минута? Пять? Сердце бухало как ненормальное, в висках стучало и саднило от ударов. - Эй? Вы в порядке? – спросили грубым голосом, а затем кто-то потрепал его по плечу, - Можете встать? - Да, да, я… - наконец, он сумел напрячься достаточно, чтобы подняться сначала на четвереньки, а затем на корточки, все время проверяя у себя малейшие признаки сотрясения. К счастью, ни головокружения, ни тошноты на тот момент не наблюдалось. - Вам помочь? - перед ним стоял высокий мускулистый мужчина лет тридцати, одетый совсем не по возрасту: спортивные штаны и утепленная серая толстовка с каким-то современным логотипом. Незнакомец протянул Джону руку, чем тот воспользовался, чтобы окончательно подняться на ноги. - Спасибо. - Может, вам нужно в госпиталь? – человек отпустил руку Джона и быстрым взглядом оглядел арку, - Он вас задел? - Нет, только оцарапал, - ответил Джон, которому уже не терпелось поскорее собрать продукты обратно в пакеты и уйти, - Спасибо, я, собственно, как раз туда и направлялся. Ничего страшного, я сам, - но незнакомец уже принялся упаковывать сардины и багет. - Ох, спасибо, - улыбнулся Уотсон, когда все было уложено обратно по своим пакетам, - Я, кстати, Джон. Джон Уотсон. - Да, - серьезно кивнул человек, - Извините, я должен идти, - и он быстрым шагом удалился в обратную сторону, свернув в конце арки за угол, оставив Джона в полнейшем смятении. Странный он какой-то. Но, тем не менее, этот человек, можно сказать, спас ему жизнь. От кого спас, кстати говоря? Джон вышел снова на людную улицу, стараясь как можно четче запечатлеть в памяти все, что произошло. Собирался ли он рассказать Шерлоку? Он пришел к решению, что, по крайней мере, не сегодня. В конце концов, это мог быть просто уличный воришка, не стоит сейчас поднимать эту тему. Он расскажет, обязательно. Но позже. Не тогда, когда он собирался осчастливить Шерлока выпиской, не когда все вокруг дышит уютом и спокойствием. Ничего плохого ведь не случится, если он хотя бы на несколько дней повременит с новостями?