Бог устал нас любить

Вся суть в том, что у Жени проблема. У него, конечно, всегда проблема, и не одна, но в этот раз значительная, фатальная. В этот раз настоящая проблема. Он льет себе вино мимо бокала, мьютит звук видеосвязи и еле держится, чтобы не выматериться вслух. — Ты меня вообще слушаешь? — спрашивает Володя, расходящийся пикселями. Женя звук включает не сразу, смотрит на испачканный вином стол, вытирает лужу ладонью, вытирает ладонь о штаны, делает пару глотков под пристальным и непонимающим взглядом через монитор ноутбука, только потом звук включает. — Да-да, трепись дальше. Он всегда разговаривает с ним так. Будто ему похер. Будто он вообще делает ему одолжение. Володя молчит несколько секунд, даже не пожимает плечами, просто продолжает и дальше. Просто рассказывает о какой-то там книге, которую Женя никогда не читал и читать не планирует, но все равно говном польет. Потому что Ленскому понравилось. Потому что Ленский считает, что тут есть о чем подумать. — Херня, — говорит Женя. — Выкинь ее или подотрись. Хоть толку будет больше. Женя провоцирует его намеренно; Женя эмоции пытается выбить даже сейчас, находясь за тысячи километров. Ему просто нужно, чтобы другому не стало скучно. Чтобы он не начал зевать и не пошел спать, потому что утром рано вставать на пары. Ему просто нужно раззадорить, довести, добить. И срать, что у Володи бессонница так начнется скоро. Срать, что он доводит его методично, что он почти никогда с ним не соглашается. Он только пьет свое вино, спасибо, что не из горла прямо, и смотрит насмешливо-самоуверенно. Смотрит так, будто своим присутствием, даже виртуальным, делает одолжение. — Ты ничего не понимаешь, — звучит в ответ. — Здесь намного более глубокий смысл, чем кажется на первый взгляд! А Жене похер, какой там смысл. Женя лишь взгляд скашивает на часы и знает, что если он сейчас согласится, если просто скажет то, что думает, то весь этот разговор закончится. И они не просидят до половины четвертого; а половина четвертого — это уже негласное какое-то правило в его голове. Женя ненавидит Чехию сильнее никому не нужного Петербурга. Женя ненавидит их разницу во времени, каждое слово Володи, Женя так много всего ненавидит, что просто не может открыть глаза и признаться самому себе, что происходит на самом деле. В Праге все не то. — Здесь на улицах воняет, — говорит он. Володя взгляд от книжки поднимает, то ли снова связь хреновая и он зависает, то ли он просто какое-то время не двигается. — Мне казалось, что воняет в Париже. — Париж не такая помойка, как Прага, — парирует Женя. Врет. Врет-врет-врет, так безбожно врет, что даже похуй. Лишь бы поспорить, лишь бы чертов разговор никогда не заканчивался. Он не говорит, что кофе здесь почти сносный, он не говорит, что на парах, на которые он ходит через раз, прогуливая то один учебный день, то два в неделю, даже неплохие преподаватели. Он никак не хвалит свою жизнь. Потому что Ленский — черт бы его побрал — во всем и всегда видит хорошее. И так мало видит перед своим носом. — Ну закончится стажировка, вернешься в наш вонючий Петербург, — говорит Володя, припоминая ему его же старые слова. — Точно, — меланхолично замечает Женя, бокал прижимает к собственной щеке. И считает. Считает гребаные минуты до того момента, когда Володя в очередной раз скажет: — Знаешь, у меня глаза слипаются. Давай, мы завтра созвонимся? У меня пять пар подряд с утра, я и так никакой буду. Считает гребаные минуты, чтобы просто поспорить с ним. Потому что иначе никак. Потому что иначе нет никакого смысла. У Жени проблема, но он закрывает крышку ноутбука, смотрит в окно прямо перед собой, отставляет недопитый бокал в сторону и пальцами себя за волосы у самых корней тянет. Как жаль, что у проблемы такое непростое решение.