Голый расчет

      Явился! Припухшие губы и засос на шее — красноречивые свидетели обвинения и одновременно улики преступления. Ревность обжигала изнутри, щелочью разъедала горло, мешала дышать и пить. Наполеон схватился за бурбон сразу, как вернулся в отель и узнал от Габи, что Илья ушел с фон Анкером, но не смог впихнуть в себя хоть сколько-нибудь приличную дозу. Зато, когда увидел возвращение блудного любовника, одним глотком опрокинул все, что было в бокале, и налил новую порцию. Чувства, и так очень интенсивные, обострились во сто крат. Раньше он никогда не испытывал таких ужасных ощущений, даже если ему изменяли. Да и вообще считал, что свободные отношения — самые здоровые в мире. Каждый волен распоряжаться своим телом по собственному разумению… Ну уж нет! Засос был практически незаметен за воротом рубашки, но Наполеон всегда умел подмечать самые незначительные детали. Возможно, он бы предпочел вовсе ничего не знать. До этого он просто подозревал, но, когда подозрения оправдались, ревность превратилась в ярость. Только чудом Наполеон не выдал своего состояния. Стоял, опустив глаза, обеими руками держал бокал и молился Богу, в которого не верил, чтобы Илья не начал говорить прямо сейчас и не спровоцировал очередную ссору. Ему хотелось драться, вот прямо голыми руками, драться до крови, а может быть, до смерти. Правда, не с Угрозой, а с лощеным ублюдком, с которым тот был. С Ильей у них драки все равно не выйдет, пробовали уже совсем недавно: толку никакого. Ну что за удовольствие, если оба сдерживаются и бьют в лучшем случае в пол силы, да еще и помнят про прошлые ранения и стараются обходить болевые точки? Нет, если драка, то настоящая, хотя обычно Наполеон их не любил и старался, если возможно, избежать. Но не в этой ситуации. А винить в ней нужно было прежде всего себя самого. Это он понял, пока ждал Илью. Зря тянул с объяснениями, дал Илье слишком много времени, чтобы соскучиться и смириться с тем очевидным фактом, что они принадлежат друг другу. Нужно было давно расставить все точки над «i». Сказать: «Мой!» — трахнуть, как следует, чтобы ни малейшего сомнения не осталось, и поставить знак принадлежности. Разумеется, там, где никто не увидит. Сколько раз Наполеон мечтал расцветить les suçons* шею Ильи, но ни разу не позволил себе подобной вольности. А какой-то мерзавец посмел не только переспать с Ильей, но и выставить на всеобщее обозрение их связь, не думая о возможной опасности для любовника. За одно это его стоило прикончить. На Угрозу Наполеон тоже злился, да еще как. В том числе и за почти неизбежный провал миссии. Злился, но знал, что если поддастся злости, то может окончательно все испортить. Как раз этого развития событий он старался избежать. Но если фон Анкер и есть тот «единственный»? Наполеон успел себя уверить за прошедшие пару недель, что Илья имел в виду именно его, неповторимого агента Соло, что, если это не так? Да ничего особенного. Остаться с бароном Угроза все равно не сможет, об этом и речи нет. Нужно чтобы они больше не могли видеться, вот и все. Это довольно просто устроить, а со знакомым злом легче бороться. Наполеон сделал еще глоток бурбона и решительно отставил бокал. Он не собирался напиваться перед боем. Илье придется признать: то, что происходит между ними, больше, сильнее и важнее всех бывших вместе взятых. Прошлому нужно остаться в прошлом. Если как следует постараться, то Угроза и думать забудет о фон Анкере. В конце концов, разве тот может сравниться с Наполеоном Соло? Главное сейчас держать себя в руках. Начать разговор спокойно, говорить взвешенно, убрать подальше самые сильные эмоции. Все самое плохое уже случилось. Теперь нужно любыми способами не допустить повторения. *** — Где Габи? — тихо спросил Илья, первым нарушив молчание. Вовсе не уютное, надо отметить. Если бы они еще пару минут молча поиграли в гляделки, Наполеон бы точно плюнул на все свои благие намерения. Он бы мог и сам начать беседу, чтобы сохранить инициативу, но, чуть ли не впервые в жизни, не находил нужных слов. Тех, которые не приведут к бурному и бессмысленному выяснению отношений. — Габи я отправил к себе в номер, чтобы выспалась нормально, — ответил Наполеон и сам поразился до чего непринужденно и привычно звучит его голос. Он был уверен, что в лучшем случае раздастся какое-нибудь грубое карканье, потому что в горло будто кто-то толченого стекла насыпал и приправил горящими угольями. — Нам нужно поговорить. Наполеон просто кивнул. Илья, видимо, ожидавший какой-то другой реакции, замешкался, но почти сразу продолжил: — И о деле, и о личном. — Хорошо, — Наполеон снова кивнул, на этот раз более энергично и почувствовал, как толстый гвоздь с тупым концом пробивает его череп над левой глазницей и врезается прямо в мозг. У него тоже было что сказать по поводу миссии, а еще больше об их личных делах. Тирада бы получилась длинная и нецензурная. При изучении иностранного языка быстрее всего выучиваются именно неприличные слова и выражения. Наполеон был готов задействовать весь свой богатый опыт в области языковедения. — Как прошло, — Илья снова запнулся, — твое свидание? Ах ты, ублюдок! Наполеон чуть не задохнулся от негодования. — Прекрасно прошло, — слова с трудом протискивались сквозь сжатое горло, — если не принимать во внимание странное поведение объекта. Она одновременно пыталась выставить меня за дверь и удержать у себя. При этом любовные приключения ее явно не интересовали. Вообще мне показалось, что женщина чем-то или кем-то смертельно напугана. — Вот-вот! — неизвестно чему обрадовался Илья. — Мне тоже так показалось. И ей действительно есть чего бояться, если то, что я узнал, правда. — Что и от кого ты узнал? — От… Да понятно от кого, но Наполеон не собирался помогать Угрозе, а тем более произносить имя соперника. — От барона фон Анкера, — очень четко произнес Илья и, впервые с момента возвращения, посмотрел прямо в лицо Наполеона. «А взгляд виноватый», — отметил тот и сжал зубы до скрипа. — Я был вынужден уйти из гостиницы, потому что барон намекнул, что у него могут быть важные сведения о нашей миссии, — теперь Илья не запинался, он говорил так, будто зачитывал с листа рапорт. — В ходе беседы выяснилось, что меня намеренно ввели в заблуждение. Барон знает, кто я и где раньше работал. Он решил, что я разрабатываю вас с Габи и очень обрадовался встрече, потому что ему нужна помощь — О, теперь это так называется? — Наполеон тут же раскаялся, что вообще открыл рот. У Ильи заходили желваки на скулах. — Кто дал тебе право… — Я сам его взял! — перебил его Наполеон. Илья прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. — Сначала о деле. — через минуту сказал он тоном, не допускающим возражений. — Агнесса Кляйн когда-то оказала барону услугу и три дня назад попросила вернуть ее. По словам барона, она умоляла приехать и защитить ее. Рассказала странную историю о том, что уже год ее преследует таинственный поклонник. Сначала он просто посылал букеты, потом к цветам стали прилагаться записки с описанием их грядущего совместного блаженства, а потом стали умирать любовники фройляйн. В ее положении репутация черной вдовы явно лишняя, это мы с тобой как раз недавно обсуждали, когда говорили о возможных мотивах. К тому же, она опасается за собственную жизнь. Аноним перешел к угрозам в ее адрес. Наполеон задумался. — Складная история. Если все так и есть, это многое объясняет, но нужны хоть какие-то зацепки. — Завтра утром мне обещали предоставить записки. Фройляйн Кляйн сохранила не все, но, по крайней мере, последние выкидывать не стала. — Записки легко подделать. Илья пожал плечами. — Версию проверять все равно придется. — Допустим. — Наполеон побарабанил пальцами по краю стола. — А почему рыцарь, примчавшийся на помощь прекрасной даме, не остановился у нее дома? Там ему гораздо удобнее было бы ее защищать. — У него в Вене своя квартира, к тому же, недалеко от фройляйн Кляйн, наверное, решил, что достаточно просто быть поблизости. — Ну да, к тому же, в чужую квартиру нельзя привести любовника. Угроза сжал кулаки и сердито посмотрел на Наполеона. И совершенно зря. Дела обсудили, теперь можно и о личном. — А знаешь, — Наполеон подошел к Илье очень близко, и заговорил вдруг о том, о чем даже не думал говорить, — знаешь, я-то ведь тебе не изменял. Он погладил кончиками пальцев шею Ильи и дотронулся до предательской отметины. — Не спал ни с одной женщиной с тех пор, как ты вернулся в Нью-Йорк. Водил обедать, провожал до дома и откланивался. Половина из них меня наверняка импотентом считает. Наполеон ждал недоверчивых восклицаний или грубого толчка, отторжения. Но не того, что Илья как-то разом обмякнет, схватит его руку обеими своими лапищами и примется целовать ее, перемежая поцелуи неразборчивым бормотанием по-русски и, кажется, всхлипами. Почему-то это выглядело и ощущалось гораздо интимнее, чем любой половой акт. Наполеон бы даже покраснел, если бы умел. Поверил! Поверил без вопросов и доказательств! О таком уровне доверия он и мечтать не мог. В этот момент Наполеон окончательно простил Илье секс с проклятым бароном. Спать можно с кем угодно, а вот доверять только избранным. Он почувствовал себя действительно особенным. Наполеон мягко вызволил ладонь из хватки Ильи, обнял его и поцеловал, вкладывая в поцелуй всю свою любовь. * Любовный укус, засос (фр)