Голый расчет

Четверть часа, а, может быть, и больше выпали из поля зрения Ильи, будто их вообще и не было. Кажется, все это время они с Наполеоном просто стояли посреди дорогого гостиничного номера и целовались, как два подростка: жадно, страстно, но без особой надежды на продолжение. В этот раз Илья с Габи изображали супружескую пару и, соответственно, поселились в номере с одной, хоть и большой кроватью. Миниатюрная Габи сказала, что прекрасно переночует на софе в гостиной. Илья бы там явно не поместился в длину, так что с благодарностью принял предложение. Но для поддержания легенды все вещи Габи оставила в общей спальне. Заниматься там любовью и думать было нечего. «Если только в ванную пойти», — поймал Илья за хвост мелькнувшую мысль. Хотелось, очень хотелось. Поцелуев было недостаточно. Погрузиться внутрь Наполеона, взять в рот… а может, отдаться прямо на ковре? Хотя у них ведь была миссия. В это время все внимание должно быть направлено исключительно на дело. Но ведь можно урвать полчасика для себя прямо сейчас, а уж потом, в Нью-Йорке, они наверстают. Наполеон подобрал ему квартиру в соседнем здании, очень удобно, хотя Илья ему этого не сказал и вообще сделал вид, что ему не понравился выбор. Дома буквально прижимались друг к другу стенами, но входы-выходы располагались на разных улицах, поэтому и адреса у домов были разные. Можно будет, почти не скрываясь, ходить друг к другу в гости и заниматься любовью все свободное время. Наполеон все здорово придумал! Пожилая женщина, которая продавала цветы с небольшой потертой тележки, уже несколько раз предлагала Илье купить цветы «для девушки», может быть, он так и поступит. У нее красивые розы и пахнут, как в Крыму. Купить и поставить в какую-нибудь банку просто так. Они наполнят запахом всю крохотную квартирку, пропитают им простыни и оставят сладкий отзвук на золотистой коже Наполеона. Руки и губы разожгли такой пожар, что Илья совсем забыл о расставании с ним. Вернее, смутно помнил, что совершил очередную глупость, но даже под дулом пистолета не смог бы сказать зачем ему это было нужно. Ну да, злился из-за измен, ревновал, идиот такой. И трус. Испугался вдруг чего-то. Хотя сам убеждал себя, что вытерпит все, только бы Наполеон был рядом. А ведь и ревновать-то не к чему! У Ильи с души свалился не камень даже — валун. Теперь-то все у них будет хорошо. Поверил он сразу и безоговорочно. Сердцем почувствовал правду. Да и не стал бы Наполеон лгать, только не в этом случае. Хотя, кончено, мог бы и не молчать так долго. Не пришлось бы мучиться. Связно думать, одновременно целуясь с самым сексуальным мужчиной на свете, Илья не мог — да и кто бы смог на его месте — но чувствовал, что что-то упускает. Ровно до того момента, пока Наполеон, который всегда очень серьезно относился к их общей безопасности, не впился ему в шею, прямо в метку, оставленную чертовым Мишелем. «А водолазка не подходит к вечернему костюму», — подумал Илья, прежде чем мозги окончательно отказали. Чувствительная кожа, горячее дыхание, мягкие губы, этот порочный звук всасывания плоти, удар языком прямо в нужную точку, — слишком много и одновременно слишком мало. Илья дрожал и не мог остановиться. Он словно висел на тонкой нитке над обрывом и мечтал туда сорваться. Каждым своим движением Наполеон подводил его к краю, но не давал упасть. Дразнил и провоцировал, как всегда, но в этот раз еще и будто наказывал за что-то. Ох! Неужели? Он ведь должен был понять? Или нет? Илья никак не мог сообразить, успел ли он объяснить Наполеону, что ему тоже не стоило ревновать. Ну, возможно, стоило. Совсем чуть-чуть. Минутная слабость, в которой Илья тут же раскаялся. Надо было оттолкнуть барона сразу же, с другой стороны, теперь он точно знал, что никто и никогда не сравнится с Наполеоном. Когда желание окрашено чувством, все воспринимается в сто раз острее и ярче. И Наполеон обязательно должен это услышать. Но для этого надо как-то оторваться от него, что казалось невыполнимой задачей. Наполеон слегка прикусил кожу, заставив вскрикнуть, провел влажным языком, отпрянул и подул на обиженное местечко. У Ильи в прямом смысле подкосились ноги, и он навалился на Наполеона, вцепившись в широкие плечи. — Мой! — прошептал Наполеон ему прямо в ухо, задевая ушную раковину губами и посылая жар вниз по позвоночнику Ильи. Совсем близко! Ну же, еще! Илья толкнулся членом в бедро любовника, призывая сделать уже что-то, чтобы облегчить возбуждение. Но у Наполеона явно были другие планы. Он отстранился от Ильи и посмотрел ему прямо в глаза. — Мой! — еще раз сказал он. — Твой, — с трудом подтвердил Илья, — только твой. Всегда был и буду. *** Наполеон недоверчиво нахмурился. Илья понял, что придется все-таки поднапрячься и как-то прояснить ситуацию. — Не спал я с ним. И вообще ни с кем, кроме тебя, со Швейцарии не был. Вообще-то, дольше, гораздо дольше. Но признаваться в этом Наполеону было почему-то стыдно. Наполеон расслабился и даже улыбнулся краешком рта, но его указательный палец будто сам собой пополз к засосу на шее Ильи и начал обводить его контуры. — Ну, да, — повинился Илья, — но я не собирался… просто позволил поцеловать себя. Не нужно было этого допускать, прости. Наполеон странно посмотрел на него, потом опустил глаза и тихо сказал: — И ты меня прости. Ты был прав, нам не стоит играть в игры друг с другом, это очень плохо заканчивается. Илья кивнул и решительно вернулся к поцелуям. От игр больно обоим, что тут говорить. Объясняться дальше ему не хотелось, потому что, ну все же теперь между ними ясно, так? — Этот человек жив? — поинтересовался Наполеон, внезапно оторвавшись от рта Ильи. — Какой человек? — ошалело спросил Илья. — Тот, у которого с головой настолько не в порядке, что он полез с нежеланными поцелуями к советскому агенту чуть не вдвое выше его ростом. Если ты его убил, то могут быть неприятности. Почему-то Илье показалось по тону Наполеона, что тот был бы даже рад такому повороту дела. — Все с ним в порядке, — пробурчал Илья. — Да-а? — очень удивился Наполеон. — А почему? Впрочем, я эту оплошность и сам могу исправить. — Не стоит. — Хм? — Я ему уже объяснил, что дальнейшие авансы крайне нежелательны. Он понял. — Так ты ему вызвал врача? — как-то по-своему все переиначил Наполеон. — Надеюсь, у тебя кулаки не болят? — он взял правую руку Ильи и поднес к лицу. — Костяшки не сбиты. — Я с ним вообще не дрался, — Илья почувствовал, что разговор идет куда-то не туда, — словами объяснил. И опять этот странный взгляд! Ну вот зачем, а? Все же так хорошо было! Объяснились, поцеловались… — То есть, зол ты не был? Ты, когда злишься, словами не пользуешься, — Илья знал, что Ковбой настырный, но не до такой же степени! Отвлечь бы как-то. Может быть, действительно, по-быстрому в ванной? — Был, — честно признался Илья, — в первую очередь на себя. — Ну да, ну да, — покивал Наполеон, — он ведь просто решил вспомнить старое, за что же на него сердиться, — я понимаю. Илья вдруг отчетливо понял, что никакое «по-быстрому» уже не поможет. Все-таки придется разговоры разговаривать и дальше. — Не было у нас с ним никогда и ничего, — вздохнул он и отошел к софе. Лучше устроиться с удобствами, а то, судя по всему, эта канитель надолго. Ну да ладно, пусть его спрашивает. — Совсем? — подозрительно поинтересовался Наполеон и пошел вслед за Ильей, как примагниченный. — Ну… раньше он предлагал, а я отказал, — скороговоркой пробормотал Илья, — сейчас он увидел меня с Габи, с чего-то решил, что она мне нравится по-настоящему, и задался целью разрушить мою уверенность в ориентации. Это вполне в его духе. — И как, удалось ему? — по-настоящему заинтересовался Наполеон, аж глаза заблестели. — Угу, — сжато, но информативно сказал Илья, однако, посмотрев на партнера, который за ухмылкой спрятал слишком серьезный взгляд, решил несколько развернуть ответ, — впервые пережив поцелуи с мужчиной — ты-то ведь знаешь, что до этого я вел абсолютно гетеросексуальный образ жизни — я в порыве экзистенциального кризиса чуть не разнес ему квартиру. Барон своей обстановкой дорожит, поэтому быстро признал, что идея была неудачная, даже предложил мне не затягивать с помолвкой. Черт его знает, что он имел в виду, если честно, я говорил, что помолвка по заданию. — А! Так все-таки разрушения были, хотя и обошлось без жертв, — вот теперь Наполеон выглядел удовлетворенным, — ну, хоть так, а то я уже беспокоиться начал. — Тебе не о чем беспокоиться. Совсем. Наполеон примостился на краешке софы с таким видом, будто уселся на трон, Илья чуть-чуть подвинулся и подумал, что Уэйверли рано или поздно откажется платить за поломанную мебель, так что стоит начать откладывать деньги прямо сейчас. Если кое-кто будет и дальше ерзать в опасной близости от стратегических мест, то софе долго не жить. Она уже потрескивает. — Стоит нам опасаться еще каких-то твоих бывших, которые не бывшие? — светским тоном поинтересовался Наполеон, отвоевывая еще несколько сантиметров сидения. — Нет у меня никаких ни бывших, ни не бывших, — Илье уже откровенно надоела беседа. Сказал уже, что ему еще? — Кроме барона у меня даже разговоров о таком ни с кем не было, не то что чего-то большего. — Значит, только мой? — Наполеон улыбнулся Илье и тот потерялся в этой улыбке. Век бы смотрел. — Твой. А ты? — Твой. Если хочешь. — Хочу. — И только попробуй еще сбежать от меня, — Наполеон вдруг вцепился в ворот рубашки и притянул к себе Илью ближе, — привяжу к кровати, а Уэйверли скажу, что ты в самоволку подался. — Тебе не поверят, — Илья широко улыбнулся в ответ, — моя репутация говорит сама за себя. Надо лучше продумывать операции, Ковбой. — Тогда, — Наполеон склонился ниже и прошептал прямо в губы Илье, — мне придется сначала испортить твою репутацию. Илья заткнул этот болтливый рот поцелуем. Больше они не разговаривали. А софа оказалась на диво крепкой.