Вставай и начинай заново

Наташа с радостью натягивает мамино синее платье, нелепо висящее мешком на её крохотном тельце, но от этого радости не убавляется, а возрастает в разы, стоит лишь пройтись мимо зеркала. А если ещё удастся дотянуться до алых бус, под блеском лампы переливающиеся яркими отблесками, так вообще мечта… Дома ужасно скучно, а маменькин запрет о выходе на улицу ребёнок уважительно чтит, именно поэтому развлечения приходится придумывать самой и в гордом одиночестве. Грациозный взмах руками вверх и отгибающиеся до бледности пальцы в изящном жесте должны походить на танец той прекрасной феи из оперы, увиденной накануне, и оставляющий столь глубокий отпечаток в детском сознании. Услышав поворот ключа в замке, рыжая начинает двигаться вдвойне активнее, нежели до этого, не жалея себя, чем потешает уставшие мамины еловые глаза. С того момента началась карьера семилетней Наташи в качестве балерины. Первый год проходит хорошо, успешно, занимает девушку от безделья и неприятностей, ведь матушка целыми днями работает, не успевая уделять должного внимания дочери. С отцом было бы легче, не погибни он от беспощадной болезни, оттого порою ночами у ребёнка текут горькие слёзы сожаления, утром оставляющие красные следы на нежной кожи. На второй год девятилетняя Наталья привыкает держать спину ровно и соблюдать график тренировок, отодвинув свойственные детям азарт и лень на задний ряд, чем не только поражает родителя, но и заставляет втайне гордиться. Зима выдалась необычайно холодной, обжигающей щёки завывным ветром и царапающей ладони колючей метелью. Несколько девочек на занятиях с Наташей кашляют, да так, что кажется, будто кусочек лёгких выйдет вместе с очередным приступом. Но девчушка держится наперекор непогоде. Делает необходимую разминку, как до её спины дотрагивается чужая ладонь.  — Мне надо кое-что тебе сообщить, — преподавательница поджимает губы и слегка поглаживает кожу спины в ободряющем жесте, что Наташе не нравится, будто нечто плохое кроется за всем этим. На следующий день девочка с зареванным лицом рассматривает белоснежные пейзажи, которые вспышкой семенят за окном поезда. Ребёнок ёжится от холода и поджимает ноги, придерживая сумку с необходимым вещами, а пальчиками невесомо перекатывает алые бусинки, будто излишнее давление заставит их хрустнуть и рассыпаться в пыль. Утром, перед занятием, втайне от матери удалось их стащить, уж очень хотелось похвастаться перед девочками, и именно благодаря этому осталось небольшое напоминание о доме, ведь даже взглянуть в последний разок не дали на привычные стены. В приют определили сразу. Кинуть мокрую горсть земли на замёрзшую древесину, являющейся последним пристанищем когда-то живого тела, оставить последнее соприкосновение ребёнка с почившей матерью, также запретили. На четвёртый день измученную и опустошённую Романову забирает из купе до ныне незнакомая женщина, назвавшаяся Анной Васильевной — воспитательницей из приюта. Пытается сдержанной улыбкой пробиться через блокаду молчания, завязывает потуже шерстяной шарф на детской коже и переплетает пальцы, уводя в неизвестность. В новом доме содержатся одни девочки, почти что ровесницы, знакомиться с которыми желания нет. Хочется волчонком забиться в угол, поглядывая на такую же одинокую луну, что Наталья и делает, сдерживая по ночам потоки слёз. Дни же уходят на изучение школьной программы, пальцы костлявые только вот синевой болят от хлёсткого соприкосновения прутика с ними в случае ошибки или перешёптывания за партой. Мышцы начинают болеть нестерпимым узлом на второй год обучения, когда к нагрузке прибавляется физическая подготовка. На третий же год болит абсолютно всё, даже, кажется, кончики волос, ведь вводят боевые искусства. В первый раз Наташу похвалили за всё время обучения лишь на четвёртый год во время спарринга. Девчушке удалось не только увернуться от увесистого замаха, но и перехватить кулак, победоносно заломав руку за спину противницы. А после, пошатываясь от боли в костлявых боках после серии пинков, тянет предплечье соперницы неестественно вверх, да так, что по затихшему залу проходится громогласный хруст разломанной кости. Становится нестерпимо страшно и стыдно за содеянное, и, подняв боязливый взгляд на преподавателей, ожидая наткнуться на праведный гнев в их глазах, Наталья цепенеет. Вместо затаённой угрозы во взглядах она видит ликование и довольные улыбки, лица, застывшие в гордом порыве. Вся детская невинность в тот же момент покидает рыжую, являясь лишь тяжёлым балластом, тянущим ко дну. Детское неокрепшее сознание, истосковавшееся по долгому отсутствию тепла и ласки, находит новый источник подзарядки. Романова ощетинилась зверем диким, заменив все резцы на заострённые камнем клыки, предназначенные для беспощадного разрывания податливой плоти. Забыть про свободное время и забыться в упорных тренировках, лишь бы быть нужной хотя бы преподавателям и чувствовать собственную значимость. На пятый год у них появляется новенькая, да взгляд у неё наглостью сочится. Лена тенью всех сторонится, не делая попыток сдружиться. Приставляют к Наталье, как к лучшей ученице, чтобы та в два счёта натаскала. Говорят, мол, девица из серьёзной семьи, с предопределённой судьбой и будущим светлым. Вот только стойку даже держать не удаётся, оттого то похрамывает после боя, то за ушиб держится костлявой рукой, чем лишь сердит рыжую. Приходится больше времени тратить на неё, лишь бы преподаватели не сердились. Месяц за месяцем, тренировка за тренировкой, и Наталия привыкает к своей тени, даже личным начинает делиться. А затем сама узнаёт тайну новенькой, что родители заплатили Красной Комнате, лишь бы та воспитала из нерадивой дочери достойного человека. И оттого становится жалко девчушку, проданную собственной семьёй, что сердце начинает кровоточить. Одним ранним утром, когда за окном вьюга расцарапывает стёкла окон, лишь бы добраться до внутреннего очага тепла, сразить который является целью существования, девушек будят и строят шеренгой. Хотят представить нового преподавателя, коим начальство гордится, будто в лапы им попало заморское сокровище. Говорят, что с ним проблем не будет, как с прошлым учителем, он не покусится на имущество Красной Комнаты — на живую девичью плоть. Наташа же, без стеснения рассматривающая бледную кожу и отблеск света на металле, готова поклясться, что ему нет дела не только до женских форм. Взгляд его, который, казалось бы, должен отдавать жизненным светом, несёт в себе лишь могильную пустоту, горечь хладного трупа, что куда хуже цветных стекляшек робота. Требуют сразу же устроить спарринг — позабавить начальство или, как представили, оценить возможности. Доселе храброй Романовой удаётся расслышать фамилию лишь со второго раза. Приходится принять приглашение на казнь и ланью проползти на ринг, в уме просчитывая, как же вывести соперника из строя. Но оказавшись с ним на одной прямой, девушка цепенеет, будто невидимые путы сковали всё тело. Мурашки пробегают по всему телу неприятной копной, а дыхание учащается. Во льдах его взгляда удаётся разглядеть собственное отражение — трясущегося ягнёнка перед волчьей пастью. И если бы не первобытный страх перед хищником, то был бы шанс на победу, вот только тот в заложники взял девичье тело. Осознает это Наталья в тот момент, когда щекой оказывается прижатой к холодному полу, а руку её тянут вверх в болезненном захвате, которым она и сама прекрасно владела и умело пользовалась. Путы сжались до синевы, оттого теперь и девушка в проигравших. А взгляд мужчины, победителем на неё сверху взиравший, резал по коже до крови, до боли, до нутра.  — Довольно, — разносится по залу сухой голос одного из верхушки. — Солдат, не стоит сегодня травмировать девочек. А от тебя, Наталья, я ожидал больших результатов. Щеки девушки багреют закатом алым то ли от злости, то ли от стыда, а на глазах уже блестят слёзы от боли заломанной руки. Приходится лишь закусить губу, пуская единственную кровь боя. Хватка на коже расслабляется, позволяя конечности мёртвым грузом упасть на пол, после чего её тщательно растирают.  — Как вы поняли, — мужчина в костюме прячет ленивым жестом руки в карманы брюк. — Вам ещё учиться и учиться. Но нам нужен результат, нам нужны профессионалы, именно поэтому у Солдата будет стоять задача не щадить вас. Постарайтесь нас не разочаровать. Девочки заметно кивают, молясь, чтобы страх, зародившийся в лёгких, лапой когтистой сжимающий шею, не отражался на их прекрасных личиках. Ночью гремит буря страшная, отблески света разносящая, но девочкам, столь истощённым за день, даже она не в силах помешать заснуть желанным сном, даровать им островок покоя в бушующем море. Одна лишь Наталья переворачивается с одного бока на другой в неутомимом желании обрести умиротворение. Кажется, что вот-вот прозвучит топот тяжёлых армейских сапогов. Они придут, обязательно придут по её душу, ведь начальство сегодня разочаровалась в девушке. А гром этот лишь предвестник беды — её беды, личной, конечной и освобождающей. Ни раз приходилось слышать, как посреди ночи прямо из кровати силком вытаскивали одну из соседок, в дальнейшем обнаружить которую не удавалось. Ни имени не оставалось, ни могилы, одни лишь воспоминания. Именно поэтому Наташа переминает в ладонях красные бусы, потускневшие со временем, и молится всевозможным богам, ведь жить чертовски хочется. Страх вовсе расправляется с сонливостью. Романова прячет ожерелье под подушку и вылезает из нагретой кровати в леденящие пустые коридоры академии. Ходит между комнатами невесомыми шагами, будто это душа обрела свободу, тело оставив на былом месте, прислушивается к малейшим звукам и при необходимости даже дышать перестаёт. Поднимается на этаж выше, где окна большие, чуть ли не во всю стену, да узорами от былой метели расписаны. Не отдавая себе отчёт, по наваждению проходит тенью к залу с матами, где совсем недавно приняла унижающее поражение, и маневрирует в пустом пространстве, ища самой себе непонятно что. Из душевой слышен шум бьющей о преграду воды, отчего любопытство рыжей берёт верх и полный контроль над разумом. Везде всепоглощающая темнота, но девушка уверенно ступает маленькими шагами, словно её за руку ведут проверенным путём. Лишь иногда весь зал озаряет вспышка молнии, прогоняя темень прочь. Наташа прикладывается всем телом о стену и невесомо тянет металлическую ручку двери душевой. А под ложечкой сосёт, пуская волну напряжения по всему телу. Растягивает это дело, лишь бы избежать скрипа или предательского щелчка замка, периодически вздрагивая от очередной вспышки молнии, будто бы поймали с поличным. Хотя бы мрак сейчас служит союзником, вот только даже он не в силах спрятать ослепляющий блеск влажных глаз. Затем девушка по наитию просовывает личико внутрь образовавшейся скважины, совсем еле заметно, лишь бы был небольшой обзор. Статуей мраморной замирает, когда видит за углом раскатистую спину, которая буквально купается в лунном свете. Пытаясь разглядеть лицо, девушка невольно засматривается, как вода струйками стекает по мышцам, огибает руки и с плеском каплями рушится о пол. Очередная вспышка грозы озаряет собой и душевую. Наташа бледнеет, становясь похожей на призрака, когда приходит осознание, что сейчас, совершенно по-детски, бессмысленно и чертовски опасно для жизни, она рассматривает Солдата, только вот алый румянец вовсе не свойственен мертвецам. Дышать становится труднее и для поддержки рыжая облокачивается всем весом о косяк двери. Разум кричит, требует, молит и жалобно просит, что бежать пора прочь, но ноги будто свинцом облиты — и шагу не удаётся сделать. Мужчина поворачивается ровно в тот момент, когда душевая наполняется светом божьим с очередной вспышки разгневанного небосвода. От неожиданности Наташа ахает, когда замечает напротив в сверкающих глазах визуализацию молнии — взгляд ровно настолько же убийственный. Пропала так глупо и нелепо. В этот же миг запирает с грохотом дверь, в бесправной попытке бега несётся как можно дальше. Из-за резкого переизбытка ледяного воздуха горло жжёт, а в висках шумит. Выбегает из зала и опирается разгоряченным лбом о замёрзшее стекло окна, лишь бы на секунду унять свой жар. А затем Романова с силой бьёт по нему ладонью, вымещая свой гнев. Пытается успокоиться, елозя то лбом, то щекой о приятную прохладу. Дело уже совершенно, ничего больше не исправить, приходится лишь смиренно поджать губы и вернуться в постель. Готовиться понести наказание, каким бы оно не было. Слишком много за день оплошностей произошло, так что новый день принадлежать будет не Наталье, а если не так, то он будет самым ярким, как и следует перед смертью.