***
На Наташу большие планы, для неё делают отдельный график занятий. Разрешают на неделю отдохнуть от боёв, дав кости зажить — берегут хрупкий девичий организм. Но лучших бойцов надо взращивать топорно, закалять их подобно стали. Поэтому в руки девушки кладут пистолет, новую игрушку в качестве подарка. Курок, правда, тяжело даётся, да на весу целиться непросто. — Дьявол, — шипит юная ученица, когда пуля в очередной раз попадает куда угодно, только не в центр мишени. От злости пинает носком сапога ножку стола, отчего тот зашатался в недобром знаке. — Где же хвалёная выдержка шпиона? — Солдат бесшумно ступает отработанной походкой, той, которая хищным зверям по праву рождения принадлежит. — В процессе формирования, — Наташа смотрит хмуро из-под бровей и убирает пистолет за спину. — Зачем Вы здесь? — Чтобы пули впустую не были потрачены. — Снова поиздеваться, — рыжая в быстром порыве прикрывает рот ладошкой, будто только что сказала самое гадкое ругательство. — Следи за речью, Романова, — слова вылетают будто заученны за долгие года, ни нотки эмоций. — Я должен сделать из балерины убийцу, так что церемониться не планирую. Наташа задумывается буквально на секунду, хмуро потупив взгляд, после чего проглатывает комок сомнения. Резким движением наводит ствол в сторону Солдата, целясь прямо в лоб. — Убийство Вас сделает из меня убийцу, верно? — палец на курке слегка подрагивает, но рука уверено продолжает находиться в статичном положении. Тренер делает размашистый шаг вперёд, добровольно подставляя голову под прицел, а блеском в глазах своих буквально берёт рыжую под гипноз, отчего у той начинают колени дрожать. Под дулом пистолета он оказывается чаще, чем на солнце, так что больше страха нет, душа не суетится. — Ну же, — Солдат слегка наклоняет голову, чтобы маленькой Наташе было удобнее держать тяжелое оружие. — Над тобой ещё работать и работать, Романова. Сердце бьётся так сильно, что уши закладывает, игнорируя посторонние звуки. Не удаётся ни дышать, ни проглотить застрявший в горле комок. А паника окольцовывает подобно анаконде, взявшей в свои смертоносные тиски мелкую дичь. Девушка в очередной раз моргает, пытаясь удержать всю влага в глазах, лишь бы та дорожками не скатилась по бледной коже. Звук спускового курка режет по ушам Солдата, но плоть его, сильная и закалённая, подобно несокрушимой скале, остаётся на месте, не сделав лишнего шороха. За секунду дуло переместилось левее, вынеся с выстрелом хозяйке неотвратимый приговор. Наташа падает на пол от звонкой пощёчины, на время дезориентировавшись. Хватается рукой за щёку, которую жжёт будто от огня. А мгновением позже ощущает металл во рту — вкус заслуженного наказания и собственного унижения. И хочет наброситься в ответ, даже будучи готовой к новому и более сильному удару, но натыкается на обращённые к ней глаза, глаза отнюдь не человеческие, мёртвые и пустые, цвета тлеющего пепла былой жизни. Они припечатывают к полу куда сильнее любого насилия над телом, беря под контроль более хрупкую и уязвимую душу. — Я попала, — шипит затравленно девушка. Мужчина оглядывается за спину, туда, куда по траектории должна была попасть пуля, и взглядом чугунным натыкается на мишень, центр который только что победоносно пробит патроном. — Считай, что это только что спасло тебе жизнь. Тренер садится на колено, оказываясь на одном уровне с рыжей. Неживой рукой дотрагивается до подбородка ученицы, приподнимая его в лёгком жесте. Пускает в противовес жару мурашки по позвоночнику холодом металла. Романова пытается по наивности руками оторвать от себя бионику, но в ответ ей запястья грубо схватывает большая ладонь Солдата, удерживая их каменным захватом. — Всего лишь разбита губа, — мужчина критично осматривает проделанную работу, мимолётно пробегаясь взглядом по пышными устам девчонки, искажённые гримасой ужаса. — Когда-нибудь моя рука не дрогнет, и я пущу в Вас пулю, — Наташе не страшно выплёвывать эти слова прямо в лицо, с пылом и ненавистью. — Ни на секунду не засомневаюсь. — Буду с нетерпением ждать этого дня, — вместо ожидаемого удара учитель вышибает своей ухмылкой некстати. — Ты слаба, девочка. Тебе стоило остаться в балете. Наташа хмурится от несправедливости слов. Она сильная, куда сильнее любой ученицы отсюда. Прочнее и прекраснее благородного мрамора. Нужно лишь чуть больше времени, чтобы заткнуть рот каждому, кто смеет в этом сомневаться. — Вы собственноручно сделаете меня лучшей, — девушке наконец удаётся отмахнуться от застывшей в воздухе бионики. — Любое наказание или удар лишь приблизят к этому дню. — Перерыв, Романова, — мужчина скрипит зубами, не желая взболтнуть лишнего. Ведь любое продолжение дискуссии зажжёт в девчонке такой пожар, что итогом для неё будет смерть от взбешённого Солдата. — Сходи в медпункт, покажи своё личико. — Слушаюсь, — ученица нарочито сладко улыбается и кивает. Кривить душой не в первой, её с детства так учили. Покидая зал, Наташа расслышала три безостановочных выстрела, которые наверняка изначально принадлежали никак не мишени.8
12 декабря 2020 г. в 03:20
На утро Наташа просыпается в январском холоде с головной болью, будто ночью вместо сна билась лбом о стену, вырисовывая прекрасную картину кровью, свой личный шедевр с подписью. Безусловно все её ночные размышления были настолько же бессмысленными, насколько и битьё о непробиваемую стену, так что разницы никакой нет, итог тот же. Она дышит, двигает пальцами ног и кожей ощущает лёгкий морозец, а значит существует. За ней не пришли.
К обеду удалось немного растормошиться, хотя сонливость определённо брала вверх над истощённым тренировками организмом юной девушки, а тёмные мешки под глазами это лишь подтверждали. Грёзы о тёплой кровати с мягкой подушкой исчезли на второй год обучения, дабы душу лишний раз не травить. Но сейчас Наталья была согласна даже на твёрдый пол, усыпанным колким горохом, от которого столь сильно болели чуткие детские коленки, нежели идти на казнь к Солдату.
Начало тренировки прошло довольно спокойно, наперекор натянутым донельзя нервам рыжей. Но чутье, внутреннее, паучье, женское, запрещало наотрез успокаиваться и опускать голову, расслабляя слух: всегда нужно быть начеку. Слегка покоситься в сторону Солдата, избежать его прямого взгляда и лишний раз не взболтнуть чего лишнего — тактика Наташи по спасению шкуры, которая работала. Ни единого намёка на гнев от вчерашней ситуации в его глазах, лишь пустое безразличие, обжигающее не слабее январской вьюги.
После разминки девочки строятся шеренгой, прожигая пол напряжённым взглядом. Солдат проходит мимо каждой, заставляя ту или иную задержать дыхание от когтистого страха. Буквально первый день тренировок, а мужчина воплощает от одних слухов такой пугающий образ, что сравнится с ним может лишь бескрайний сибирский лес, насмерть в котором замерзают беглецы.
— Задание будет простым, — подаёт голос учитель. — Надо лишь остаться на ногах.
Солдат обводит руками шеренгу, соединяя руки, и отходит на дистанцию, чтобы удобнее было со стороны наблюдать.
— Деритесь.
Волосы Наташи неприятно липнут к коже из-за пота, а воздуха остаётся критично мало, но девушка держится, зубами вцепившись в свою победу. Смотрит на остальных взглядом из-подо лба и отражает замахи, нанося бескомпромиссные атаки. Приходится проглатывать всю боль от каждого удара, не идти у неё на поводу, а воспротивиться. Краем глаза замечает, как Лена свалилась от толчка в поддых, рыбой немой проглатывая как можно больше желанного воздуха.
— Довольно.
Солдат останавливает спарринг, когда на ногах остаются лишь две девочки, готовые вот-вот рухнуть на пол от усталости. Придирчивым взглядом осматривает рыжую, что зверем диким нахмурилась, зарычать разве что лишь осталось. Переводит взгляд на другую, что рукой в бок упёрлось, наверняка повредив рёбра.
— Надевай, — Джеймс кидает Романовой повязку, но натыкается на непонимающий взгляд. — Завязывай глаза.
— Что? — Наташа щурится, вертя в руке плотную ткань. — Но это же нечестно!
— Это приказ, Романова, — Солдат заводит руки за спину и подходит ближе, придавая своим словам большей силы — силы страха перед ним. — Тем более ты продемонстрировала прекрасный навык ориентировки в темноте. Уверен, и с этой повязкой ты прекрасно справишься.
Губы у Наташи начинают дрожать, вот только не от страха, как планировал тот, а от гнева собственной беспомощности. Приходится их поджать в упрямом жесте. И повинуясь полыхающему пламени злости, девушка гордо запрокидывает голову вверх и распрямляет плечи, наплевав на обессилие. Смотрит с вызовом на Солдата буквально мгновение, прежде чем ткань обматывается вокруг головы. Тугой узел же завязывается подобно тому, как перед носом закрывается металлический замок от двери, за которой долгожданная свобода.
На второй минуте от проклятой подсечки рыжая летит носом прямиком на матрас, в последнюю секунду успевая укрыть рукой личико. Шипением пытается перекрыть хруст, который будто эхом проносится по залу, хотя в реальности же лишь собственные уши уловили звук. Рывком снимает с глаз повязку, путы беспомощного раба, и оглядывает трясущуюся ладонь. Неестественный сгиб пальца пугает сильнее, чем ноющая боль в плече. А в зале тишина, будто все девочки стали безмолвными манекенами.
— Плохо, Наталья, плохо, — качает головой Солдат.
Романова взгляд не поднимает, упрямо смотрит в пол, пытаясь проглотить всю боль, чтобы в дальнейшем не пришлось влагу с ресниц вытирать. Кусает губы до родного вкуса металла и устало прикрывает глаза, концентрируясь. А затем плечо настигает такая боль, что девушка вскрикивает в позорном для солдатов стоне. Словно сотни иголок вошли под кожу, добравшись остриём до кости, на пути своём порвав все связки.
— Занятие окончено, — Солдат убирает металлическую руку с кожи рыжей. Вправлять плечо для него не в первой, как и натыкаться на прожигающий ненавистью взгляд. И мускул на лице не дрогнет, и совесть не завопит.