***
По хрустящим сугробам Наталья с усилием передвигает ноги, утопая в них, еле слышно ругается себе под нос и воровато оглядывается, пытаясь в очередной раз не зацепиться носком о слишком плотный ком снега. Укутывает голову в меховой капюшон, лицо пряча под огненной кипой волос, будто те помогут согреться. Растирает ладони друг о друга, да дышит на них воздухом горячим, дабы кожу не жгло так сильно морозом колючим. Осталось лишь перелезть через стену, да до дерева добежать, как бусы заветные окажутся в окоченелых руках. В ограде бурки, будто бы намеренно там созданные, ведь что стопа там идеально лежит, что пальцы цепляются без проблем. И какой чёрт нашептал соседкам запрятать украшение в таком месте? Можно не бояться, что поймают, ведь охраняют лишь центральный вход, за которым расстилается широкая полоса дороги. До задворок и дела никому нет. Девочкам разрешено выходить на улицу, говорят лишь не дурить, да за стены не лезть в попытках убежать. Ведь Академия расположена в такой глубинке леса, что скрыться на своих двоих не удастся: либо насмерть замёрзнешь, либо зверь дикий выпотрошит. Оттого в назидание другим все найденные тела учениц вешают на день в центральном холле, чтобы в головах молодых, да бунтарных отпечатался образ синего, обкусанного и обезображенного когда-то человека. Наташа ёжится от воспоминаний о покачивавшихся тел, чьи глаза, горевшие когда-то жизнью, помутнели и закатились. Как на лице бледном застыла гримаса ужаса, а под ровными ноготками клочки грязи и запёкшаяся кровь. Не одну ночь девушка провела в кошмарах наедине с мертвецами. А сладкое желание побега забродило в горький яд. Но, несмотря ни на что, девушка прощальным взглядом окидывает Академию и перелезает на другую сторону за стеной. Бежит рысью меткой по упрямым сугробам, подобные болотам, к заветной цели. Кусает губы и расцарапывает нежную и поврежденную кожу ладоней, когда карабкается на сухое дерево, бусы алые на котором покоятся. Хватает их и прижимает к устам, бормочет то-ли молитву, то-ли брань, после чего облегчённо улыбается. Осталось самое простое: пробежать финальную стометровку обратно к ограде, да в кровать тёплую вернуться, полностью запрятав ночь в уголки памяти, а то и вовсе сделать вид, что ничего не произошло. Романова понимает, что как раз-таки произошло нечто страшное, что в подкорку не убрать. Тень, большая и безымянная, слетает кошмаром ночным со стены и приземляется прямо перед девушкой. — Волков не боишься, а меня испугалась? — Солдат смотрит на потрясённую Наташу, что и слова вымолвить не может. — Ты же понимаешь, как безрассудно поступила, сунувшись сюда? — рыжую колотит не столько жгучий мороз, сколько ледяной тон учителя. — Что, поставив свою жизнь под угрозу, поставила и все потраченные на тебя часы на нет? — Я должна была, — шпионка отводит взгляд, понимая, что и оправдания нет, лишь прямой путь на эшафот. Бусы же пытается запрятать во внутренний карман куртки, лишь бы их вновь не отобрали. — А что Вы тут делаете? На волков по ночам охотитесь? — На нерадивых учениц, — мужчина хмурится. — Решил перед сном пройтись на воздухе. — Я не убежать хотела, — взгляд упрямый из-подо лба. — Что ты там прячешь? Романова смотрит на протянутую к ней руку и колеблется буквально секунду, после чего, подобно тому, как вверяют собственную жизнь, так и украшение мамино отдаёт без сомнений. Знает, что, скорее кость её сломают, но вещь заберут, так что какой смысл противиться? — Ради безделушки полезла поздно ночью в лес? — Солдат рассматривает, как в свете лунном переливается коралловый жемчуг. — Это всё, что соединяет меня с домом, — Наташа поджимает губы и заглядывает с немой просьбой в серые, будто пеленой окутанные, глаза учителя. Мужчина раздумывает некоторое время, зачарованно смотря в ответ в еловые глаза ученицы, на которых уже образуются ручейки. — Но я должен об этом сообщить, — он хмыкает и броском небрежным возвращает украшение хозяйке. — А ты сама понимаешь, что тебя собственноручно заставят избавиться от безделушки. Чтобы не глупила больше. — Не заставят, — Романова цепко хватает за руку Солдата, который развернуться разве что успел в попытках вернуться обратно в Академию. — Если Вы не расскажете. А тот лишь брови хмурит, глядя на замок рук. Пытается вырвать рукав куртки, как за него лишь сильнее и упрямее цепляются. Ухмыляется и сам накрывает открытую кожу девушки своей пятернёй. А кожа горячая, не согревающая в столь сильный мороз, а обжигающая. — И почему я не должен? Учитель на две головы выше девчушки, озноба январского холодней, да страшней волков зубастых. А та без тени страха заглядывает в могильный омут глаз. Адреналин в крови бушует яро, а смелость взялась от маминых бус, запрятанных отныне в потайном кармане у сердца. — У меня сегодня день рождения? — начинает Наталья, делая небольшой шаг вперёд. — Мимо, — мужчина качает головой, а сам смотрит заворожено то на рыжую макушку — пристанище снежинок, то на изумрудные глаза, которые с лисьей хитростью сощурились. — Я сегодня победила в спарринге? — Романова хватку наглую ослабевает, теперь лишь слегка поглаживает пальцами сухую, с порезами, кожу учителя. За подобное действие днём она бы давно была прижата щекой к тугому матрасу, а сейчас, будто под действием волшебного лунного света, в ответ мужчина лишь головой качает в отрицании. — Тогда, — рыжая становится на носочки, потянувшись, руками же переползает к шее Солдата, заставляя повиноваться его — стального и бескопромиссного — её девчачьей воле и согнуться. Моргает пушистыми ресницами и делает последний рывок, робко прикасаясь к его чёрствым губам. Целует аккуратно, но не чувствуя участия или же какого-то отклика, начинает двигаться более импульсивно и напористо. Глаза всё также закрыты, ведь сталкиваться с реальностью не хочется в никакую. Решает слегка прикусить губу, желая получить хоть что-то в ответ, а иначе провалиться прямо здесь, под гущу снега, от неловкости и стыда. Солдат контроль теряет в тот момент, когда ощущает, как зубы волчьи смыкаются на губах его. Разум противится, а руки анархично накрывают лицо ученицы, чей жар в состоянии растопить сугробы метровые, и отвечает совсем несдержанно, жадно и по-звериному. Углубляет до ныне невинный поцелуй, языком проникая в рот девчонки наглой, хозяином там становясь. От неожиданности Наташа пискнула, но вовсе не отстранилась, а приняла правила новой игры. Секунды замедляются в вечность, а от ощущений рассудок помутнел, но Романова собирает в кулак остаток сил, чтобы отстраниться. Разум же в агонии вопит вернуться и продолжить начатое. Но та лишь выжидающе смотрит на спутника, анализирует и умасливает взглядом нежным. Мужчина проводит ладонью по огненной пряди, слегка прикасается к лицу, даруя минимальную ласку, взглядом острым рассматривает девчушку. Стоило ей только прикрыть глаза, как Солдат делает резкую подсечку, заставляя Наталью навзничь упасть на снежное покрывало. А взгляд горит пламенем знойным, да разрушающим. — Ты опасную игру затеяла, Романова, — учитель садится верхом на таз девушки, полностью обездвиживая её. — Я не… — Наташа не успевает договорить, как на рот её грубо ложится широкая ладонь. Та мычит в протесте, брыкается, а паника волнами накрывает. — Решила предложить себя взамен этой безделушки? — Солдат грубо смыкает пальцы на щеках, наверняка оставляя синяки. После проходится с показной нежностью указательным по пухлым губам, очерчивая контур. — Но вы согласились, если бы я только не остановилась, — шпионка находит в себе силы растянуть улыбку, после чего переходит на безумный смех. — Согласились и проиграли. — А ты бы согласилась, если бы я взял тебя прямо здесь, в этом лесу? — мужчина склоняется к лицу ученицы, лишая её какого-либо обзора: лишь его огромный силуэт пред ней. — Не рискнули бы, — Наталья с вызовом смотрит на наставника, а ухмылка наглая так и горит огнём победным. Режет весь его контроль без ножа. — Уверена? — Солдат проходится рукой вдоль всего тела девушки, заставляя и на этом жесте предательски раскраснеться. Но взбалмошное эго требует большего, отчего тот залезает рукой под пуховик и с силой сжимает ягодицу, чего Наталья не выдерживает, начиная елозить в попытке выбраться. — Не уверена. Мужчина рывком поднимается, отряхивая колени от липучего снега и усмехается. Облизывает губы и задумывается буквально на секунду: — Можешь не боятся, никто не узнает о сегодняшней ночи.9
27 января 2021 г. в 03:36
Завтра у Наташи великий день — её семнадцатый день рождения. Никакие подарки и поздравления, столь согревающие в далёком прошлом, не сравнятся с тем, что со следующего дня останется ровно год в этой тюрьме невинных душ. Месте, где можно существовать лишь безмолвной куклой, не имеющей собственного Я.
Ровно через год она удостоится заветного титула Чёрной Вдовы путем сыворотки. Вещи столь ужасной, что лишает человечности, но и дарующей прекрасные подарки, дабы заменить этот пробел в душе. Или же получит пулю прямо в свой лоб, запрятанный милой чёлкой, если, конечно, её посчитают недостойной. Но Наташа достойна, иначе и быть не может. Каждый вдох был посвящён такому финалу, каждый же синяк или заунывная душевная боль о несостоявшейся жизни были отданы в жертву будущего.
Девочки в комнате переглядываются между собой, пряча под ладошкой вырывающийся смешок. Забавляются поведением рыжей, которая нервно переворачивает постель вверх дном, в гневе раскидывая всё вокруг.
— Нужно идти, тренировка с минуты на минуту начнётся. Сами знаете, Солдат не любит ждать, — подаёт голос одна из, делая на голове тугой хвост.
— Наташ, надо идти, — Лена хватает подругу за руку, толкая за собой. — Потом поищем твои бусы. Идём ж!
— Я знаю, что это они их спрятали! — рычит Романова, позволяя себя вести.
Единственный след матери — красные бусы — предназначенные якорем удушающим на шее висеть, воздух перекрывать напоминанием о прошлой, настоящей жизни вне стен академии, когда была собственная воля и свобода, были утеряны.
Девочки Солдата ждут смиренно, шеренгой построившись, оттого и тишина гробовая и нерушимая, лишь бы не навлечь на себя гнев титана. Но Наталья готова взорваться от нетерпения и злости, совершенно позабыв об опасности.
— Где они? — Наталья скалится, с силой дёргая за локоть сокамерницу по несчастью.
За дверью же раздаются тяжёлые шаги армейских ботинок, да с таким размахом, будто владелец намеренно поднимает шум, предупреждая невинные души, что достанет из кармана ураган или же торнадо, которые уничтожат любой предмет пред собой.
— Отвечай же! — срывается Романова, пытаясь заглушить шаги смерти в своих ушах, с каждой секундой набирающие оборот.
— Укуси его и они твои! — блондинка еле заметно поднимает уголки губ, наклоняя голову к рыжей, дабы сравнять разницу в росте. — Да так, чтобы шрам остался, а иначе ты никогда не увидишь свои бусики.
— Да мне легче выбить из тебя ответ, чтобы в перерывах между отхаркиванием крови ты прошептала его, — Наташа даже не старается говорить тихо, пускай любой услышит.
— Можешь попробовать, вот только тогда никогда их не увидишь.
Хочется врезать, да посильнее, лишь бы стереть эту паршивую улыбку. Но Наталья терпит, клыками хватаясь за собственное самообладание. Стоит ли рисковать собственной шкурой ради какого-то ожерелья? Определённо стоит, думает она. Про матушку она будет помнить и без них, ведь никакая тьма не изгонит самый светлый момент жизни. Но хватит ли собственных сил не забыть о том, кто она и что? Ведь одной мысли, что когда-то ты был свободным человеком, мало, нужно и вещественное доказательство, которое сможешь так сильно сжать в руках, что ощутишь изматывающую боль, а затем и долгожданное облегчение.
— Я предупреждала.
Рыжая резко делает подсечку, отчего вторая навзничь падает с грохотом, после чего по залу разносятся ругательства. Но Романовой мало, ведь дальше не только нужно, но и безумно хочется удостовериться в проигрыше противника. Юная шпионка садится на таз девушки, обездвиживая, рукой же цепляется за воротник футболки, стягивая его в кулак.
— Романова! — Наташу за шкирку грубым жестом скидывают с блондинки, после чего еще несколько минут мешком тащат к центру зала. А та лишь и успевает глаза раскрыть до невозможности, да воздух клочьями заглатывать.
— Что тут происходит? — Солдат говорит тихо, но в глазах огоньки так и пляшут, наверняка уже представляя, как спалят весь мир в весёлой агонии.
— Мы просто разминались, — к удивлению Натальи голос подаёт блондинка. Удаётся отойти от шока и встать на ноги.
— Значит, разминались, — мужчина переводит взгляд от одной девочки к другой. — В таком случае ты, Романова, готова к бою. Быстро на маты.
Юная шпионка злится, но в боевой готовности подставляет вторую щёку под пощёчину. Привычка ожидать удар буквально въелась в подкорку мозга, став неотъемлемой частью девушки. Мимолётно оглядывает блондинку, дабы зацепиться гневом своим за предмет, как та в ответ тяжёлому взгляду щёлкает зубами, пряча оскал.
Годы тренировок здесь ломают кости и перестраивают организм заново, подменивая каждый атом в строении. Делают кожу такой же прочной, как металлическая броня, а приобретенной ловкости может позавидовать самая грациозная пантера. Наташа больше не падает на первой минуте, лишь плывёт по течению боли, окунаясь с головой, впуская её в свои лёгкие. И черпает силы из неё же. Только вот Солдат слился с агонией в одно целое десятилетиями ранее.
Минуты идут чертовски долго, делая из боя самое настоящее шоу, некое театральное представление с прекрасными актёрами, где каждый вкладывается до истощения и потери воздуха, до крови и синевы, подтверждая реалистичность происходящего на сцене. И сейчас по расписанию должен отыграться последний акт трагедии, где девушка попадает в крепкие и манящие объятия смерти.
Романову захватом стальным душат до хрипоты, к груди прижимая извивающееся тело. Та пытается руками от шеи лебединой оторвать бионику, что бесполезно ровно настолько, насколько и попытки нанести урон. Наташа чувствует, как по венам расползается пламя, последняя попытка организма придать сил и возбуждению конечностям, дабы выбраться из капкана. Но перед глазами уже плывёт, что означает конец. Рука уже тянется к металлу, чтобы похлопать по нему жестом сдавшегося бойца, как в ушах проносится клацанье зубов соседки, подобно волчьему прикусу.
Ярость, вещь столь могущественная и опасная, зарождается в лёгких с той секундой, как там не остаётся воздуха, занимая собой всё пространство. И Наташа, ведомая ею, не может себе позволить за один бой потерпеть два поражения, иначе по принципу домино всё обрушится. Рука её в воздухе замирает в нескольких сантиметрах от бионики. Ступнёй же левой ноги слегка замахивается и ударяет по колену Солдата, чем особого вреда не приносит, вот только боль оказалась столь резкой и неожиданной, что мужчина слегка отстраняет свой корпус от спины ученицы. Шея девушки больше не в столь тугих тисках, ведь получена минимальная дистанция между телами.
В первую секунду удаётся сделать обжигающий глоток воздуха, во вторую Наталья поворачивает голову в сторону учителя и с силой вонзается зубами в его шею, желая упиться кровью врага. Солоноватость кожи и привкус металла под клыками пробуждает нечто животное и первобытное, отчего хочется подчиняться лишь инстинктам, а не вскруженному адреналином разуму.
Солдат буквально на мгновение дезориентирован наглостью рыжей, отчего хватка бионики ослабевает, чем та успешно и пользуется: полностью разворачивает к нему свой корпус, а руками упирается в плечи, используя их, как опору для прыжка.
У всех девочек в зале глаза размером с блюдце, а лица искривлены удивлением, когда Наташа в высоком прыжке перегруппировывается и обхватывает натренированными икрами жилистую шею мужчины, в падении же тянет его за собой под тяжестью собственного тела — тела столь ничтожного и маленького перед большим и массивным Солдатом, который сейчас разлёгся под захватом девчушки. Теперь Романова перекрывает ему воздух, соорудив из ног ножницы, отчего синева у них на коже отныне одна на двоих. Двумя ладонями оттягивает пульсирующую жизнью руку его в бок до предела, чем посылает волну боли. А если тот решит воспользоваться плотью из металла, то последним звуком для него станет хруст собственной шеи.
Лёгкие мужчины скручивает от недостатка воздуха, и любая попытка выбраться из-под захвата приводит к тому, что ноги шпионки в судорожном порыве окольцовывают сильнее. В зале этом всем впервой наблюдать, как Солдата уложили на лопатки, оттого и кажется всем, что вот-вот и он встанет, плечи гордо распрямив, а девчонку на место поставит. Но мужчина лежит терпеливо отныне, лишь бионикой медленно, дабы не спугнуть, совершает два хлопка по икрам, говоря, что конец.
Наталья встаёт резко и отскакивает на метр, взглядом касаясь лица каждого участника. Девочки и звука не выдавливают, лишь моргают часто-часто, будто пытаясь убедиться в реальности. Дальше рыжая смотрит на поднявшегося Солдата, глаза чьи горят безмолвным огнём, осматривает кровоточащий укус и поджимает собственные губы, которые до сих пор отдают металлом.
— Поздравляю, Романова, — мужчина проходится по ране тыльной стороной ладони, после чего рассматривает кровь на свету. Ухмыляется еле заметно. — Я тебя такому не учил, отчего же такое решение пришло в твою милую головку?
— Оттого и сработало, что не учили, — Наташа вздрагивает, когда Солдат делает вначале один широкий шаг, а затем и второй, полностью приблизившись. Готовится к пощёчине, зажимая крепко кулаки.
— Верно, сработало, — лицо учителя безучастливо и спокойно, будто в голове его молнии не орудуют. Но Солдат доволен. Доволен до безумия, что позволяет себе до ныне не свойственную похвалу.
Молодец, Романова, молодец.