Hidden Underneath It All

      — Ты глупец, брат. Оставлять девушку, что по силе равна Далии, на произвол судьбы. — Элайджа тяжело вздохнул, медленно поднимая фигурку ферзи и делая ей несколько шагов по диагонали. Клаус поморщился, видя, что теперь от «шаха» его отделяет лишь один ход. Их шахматная партия длилась уже около получаса; братьям нужно было обсудить кое-что важное, не привлекая внимания непоседливого Кола или Ребекку. Кол мог бы все испортить, ведь привык сначала действовать, а потом думать; никто не отрицал сообразительность Кола и его способность придумать неплохую стратегию в нужный момент, но все же балагур семьи Майклсон слишком любил решать проблемы грубой силой. Ребекка же всегда была более сконцентрирована на результатах, а не на том, что к этим результатам ведет; сложные комбинации были не для нее. Поэтому шахматы в кабинете Клауса были идеальным решением; они могли подумать обо всем, и в тоже время не тревожить остальных обитателей Бойни. — Зато ты, как всегда, брат, — на лице Клауса появилась насмешливая улыбка, — Играешь принца в железных доспехах. Элайджа нахмурился, наблюдая за тем, как Никлаус закрывает своего короля ладьей. Теперь король снова был в безопасности, а вот королеве Элайджи угрожала ладья. Старший брат задумчиво рассмотрел ситуацию на поле, прежде чем вернуться к диалогу: — В любом случае, Никлаус, это не важно. Я не жду благодарности, или того, что ты вспомнишь о приличиях. Я лишь хочу, чтобы ты понимал, насколько лояльность Кэролайн ценна для нас. Мне напомнить, как ты был зол, когда понял, что де Мартели провели нас? Фигурка коня, убитая немногим ранее, которую Клаус от скуки вертел в руках резко хрустнула. Старший брат как всегда попал в точку, и это бесило Никлауса. — Но я же все решил, не так ли? — фигурка разломилась на две части, и гибрид положил ее на край доски, обращая взгляд на Элайджу. Тот лишь покачал головой: — Не делай вид, что ты хозяин положения, Никлаус. Ты считаешь, что Марсель на твоей стороне и веришь ему. Я прав? Клаус плотно сжал губы, и несколько складок на лбу свидетельствовали о его напряженном размышлении. — Почему творение всегда должен предавать творца? — Потому что творец ужасно обошелся с ним? — предположил Элайджа, хотя Никлаус не ждал ответа. Никлаус скривился: — Ладно, ты убедил меня. Марсель ведет себя чересчур подозрительно. Он должен был следить за Тристаном из тени, а не открыто втираться к нему в доверие. — И еще, — продолжил Элайджа, — мы до сих пор не уверены, участвовал ли Марсель в похищении Кэролайн по приказу Тристана? Мы так давно ничего не слышали о де Мартелях и я думал, что это затишье продлится как можно дольше. Клаус согласно кивнул. — Ты дал Марселю слишком много власти, Никлаус. При этом, не научив его ей пользоваться. Тебе не хватает полуночников, что подчиняются ему, и ненавидят нас? — Они боятся меня. И пока так будет продолжаться, ничего страшного не произойдет, — возразил Никлаус. — Так не будет продолжаться вечно. Рано или поздно твоя власть падет. Вампиры все еще на стороне Марселя, и они не будут на твоей до тех пор, пока ты не прекратишь запугивать их. Эти вампиры — не твои. Их хозяин — Марсель. Клаус почувствовал, как виски начинают неприятно покалывать. Элайджа безусловно был прав, как и во многих других случаях. Просто сейчас Никлаус не хотел так быстро прогибаться под стратегию брата, ведь речь шла о Марселе — его названном сыне, о том, кого Ник помнит еще совсем маленьким мальчиком, и чья история так трагически похожа на его собственную. — Что ты предлагаешь, брат? Элайджа вместо ответа плавно взял ладью Клауса, и поставил на ее место своего офицера. — Ты отчаянно защищаешься, Никлаус. И не следишь за тем, откуда угроза. — Может быть. — пробормотал Клаус, опуская взгляд на шахматную доску, — Может быть я слишком доверяю Марселю. В этом мире и так чертовски мало людей, достойных моего доверия. И теперь мне еще вычеркнуть из них Марселя? Элайджа безразлично пожимает плечами. Его лицо бесстрастно, расслабленно и ничего не выражает. — Я хочу сказать, что Марсель больше не подчиняется нам. Для меня до сих пор загадка, почему он освободил Кэролайн по твоей просьбе. Этим он раскрыл себя перед Тристаном. И это не было бы ему выгодно, если бы он был на нашей стороне. Клаус хмыкнул: — Ты думаешь, что Марсель бы ослушался приказа своего творца? Элайджа приложил руку к лицу, услышав это. — Он уже давно не просто твое творение, Никлаус. Марсель может подвести нас в самый ответственный момент. И я скажу тебе это еще раз, если бы ты не обошелся с Кэролайн подобным образом, сейчас мы бы знали гораздо больше. Она была у де Мартелей, она разговаривала с кем-то из них. Она была с Марселем какое-то время, в конце концов. Просто признай, Никлаус, ты боишься узнать о том, что он предал тебя. Ты боишься этого, и готов отрицать до того момента, когда отрицание станет бессмысленным. — Я. Не. Боюсь. — отчеканил Клаус, тон его стал грубее и резче, и брови теперь были плотно сдвинуты к переносице. Он оперся рукой на шахматный столик, отчего доска и фигуры на ней затряслись. Глаза гибрида на мгновение вспыхнули медовым, а потом снова вернулись к серому оттенку. — Ты можешь думать все, что хочешь, Элайджа. — Хорошо, — старший Майклсон терпеливо кивнул, и, дождавшись пока Клаус сядет на место, поправил несколько пошатнувшихся фигур, — Твой ход, — спокойно добавил он, указывая брату на фигуры. Их разговор прервался, поскольку Клаус размышлял о следующем ходе, и о том, что и правда слишком увлекся защитой короля, забыв о том, что остальным фигурам может грозить опасность. Элайджа внимательно наблюдал за братом, пытаясь понять, что происходит в голове Никлауса сейчас, и надеялся, что тот сделает правильный выбор. Он надеялся, что слепая ярость не завладеет братом, и что тот сможет рассудить здраво. А еще Элайджа рассчитывал на то, что сможет расположить Кэролайн к себе; ведь она могла многое объяснить, и в том числе помочь им обнаружить временное убежище Де Мартелей. Единственное, что не понимал старший Майклсон, как не старался — донельзя предвзятое отношение брата к Кэролайн. Ни для кого не было секретом то, что Клаус терпеть не мог ведьм; возможно, от того, что слуги природы постоянно меняли свою сторону и никогда не оставались верны гибриду, может быть, потому что его мать, Эстер — так же была ведьмой и обошлась с Ником не лучшим образом. Но Кэролайн, пусть и была ведьмой — не сделала Клаусу ничего, за что ее можно было бы презирать или ненавидеть. По крайней мере, с позиции Элайджи. — Мне стоит принять во внимание твои слова, брат. — голос Никлауса вывел старшего Майклсона из размышлений. Сейчас Ник был сосредоточен и использовал свою королеву, чтобы перейти в нападение, — Шах. — объявил гибрид, ставя фигуру на нужную клетку. Элайджа немного растерялся, ведь упустил возможность такого хода со стороны брата. — И, — продолжил Ник, — Не жди, что я приму эту ведьму. Ведьму, что знала Далию и Эстер. — Почему ты так груб с этой девушкой? — поинтересовался Элайджа, не отрывая взгляда от шахматного поля. — Разве не она — ключ к спасению Хоуп? Разве не она может остановить Далию? Я прошу тебя, Никлаус, не веди себя безрассудно. Ник нахмурился. — Ты же не думаешь, Элайджа, что я поставлю свою дочь под угрозу? — Успокойся. Твоя импульсивность, Никлаус — одна из худших черт. — Твое напускное спокойствие — тоже. — Клаус скучающе оглядел своего брата, но тот, даже чувствуя на себе взгляд, не оторвался от шахматного поля. Элайджа был безупречен в манерах, идеален — в переговорах, и донельзя запутан в своих собственных понятиях «добра и зла». — Может быть. — подтвердил Элайджа, и рука его медленно потянулась к своему королю, отодвигая его на одну клетку влево. — Но, в любом случае, я хочу чтобы ты был помягче с Кэролайн. Тебе нужно поговорить с ней и попытаться не сделаться ее врагом номер один. Справишься? — тонкие губы Элайджи озарила легкая улыбка, словно вызов Никлаусу, как в старые добрые времена, — Или мне взять это на себя? Клаус усмехнулся: — Раз уж ты просишь, брат. Через мгновение его пальцы дернулись к своей ферзе, и переставили ее чуть левее. — Тебе так просто не уйти от меня. Шах. — Я скоро подумаю, что ты и правда наслаждаешься нашей партией, — предположил Элайджа, чувствуя, как напряженная атмосфера между ними рассеивается. Мужчина более расслабленно устроился на стуле, и теперь осанка больше не была такой ровной, а руки вольготно лежали на ручках стула. Весь вид вампира свидетельствовал об умиротворенности; холодность и напряжение исчезли, уступив место снисходительным улыбкам и взглядам. — Возможно, — на этот раз Ник улыбнулся искренне, обнажая ямочки на щеках, — Просто мне нравится, когда я выигрываю. Элайджа понял, что их игре в шахматы пришел конец еще раньше, чем Никлаус успел довольно заявить: «шах и мат». Но настоящая игра только начиналась.

***

      — Вы слепые идиоты, а не вампиры! — высокий голос с истеричной интонацией раздался по всему особняку, заставляя вампиров-стражей зажать со всей силы уши, ведь вампирский слух очень хорош, но явно не в моменты гнева взбалмошной де Мартель. — Я поджарю вас всех, безмозглые! — еще один истошный выкрик с верхнего этажа, где сейчас по всей видимости и бушевала Аврора. Два вампира стража, что стояли у внутренних дверей особняка на первом этаже, переглянулись: — Надеюсь, эти бедняги еще живы, — прошептал один из них, пытаясь пригладить свою кудрявую шевелюру. Его напарник лишь рассмеялся, причем даже не стараясь сделать это тихо: — Да эта мегера их уничтожит! — И как они могли проворонить ту ведьму? На ней же были кандалы, которые нельзя снять, — все еще боясь быть внезапно услышанным, пробормотал кучерявый. — Да снять-то можно! — рубанул воздух ладонью его более смелый товарищ, — Вопрос только в том, у кого был от них ключ, — заговорщицки закончил он, кинув взгляд на второй этаж, где все еще раздавались крики Авроры. — Не видать тому больше своей головы, — прошептал первый страж. Его последние слова заглушил новый истошный взвизг. Но на этот раз кричала не Аврора. Нет, на этот раз это был крик, принадлежащий явно мужчине, впрочем, не сильно удачливому, раз сейчас его заставляли скулить от нестерпимой боли. Стражи переглянулись, но переговариваться больше не решили. Когда через несколько секунд на втором этаже что-то вспыхнуло, и вампиры учуяли запах паленого, кудрявый страж испуганно сглотнул. Его товарищ, очевидно был более подготовлен к выкрутасам Авроры, раз лишь пожал плечами: — Двадцать один. Кудрявый удивленно заморгал: — Что? Его напарник закатил глаза, будто все происходящее было для него нормой. — Она сожгла уже двадцать одного вампира. Мы так скоро основной силы лишимся. Сразу после этого в особняке де Мартелей раздался еще один ужасающий крик. Глаза кучерявого снова испуганно расширились, но тот не решился двинуться с места. Его словно парализовало от жуткого завывания, последующего после, но напарник едва ли переменился в лице. — Уже двадцать два. И где, интересно, пропадает ее брат? На самом деле, именно этот вопрос и интересовал саму де Мартель. Как Тристан смел исчезнуть, оставив ее разбираться с этими тупицами? Как эта девчонка, что так приглянулась ей, смела сбежать? Какой самоубийца осмелился освободить ее? Хоть бы Тристан не сильно расстроился, когда узнает о пропаже; ведь тогда не видать ей ни встречи с Ником, ни свободы — придется снова прохлаждаться где-нибудь за тысячу километров от Нового Орлеана. Аврора покачала головой, откидывая неприятные картинки и уставилась на огромную кучу праха перед ней — нужно будет срочно напрячь горничную, или кто тут у них занимается уборкой. Тристан ведь любит чистоту и порядок, а кучка пепла, оставшаяся от двух вампиров-идиотов, не очень то в это вписывается. Девушка откинула копну волос, помассировала тонкими пальцами виски, пытаясь успокоиться. В конце концов, крики умирающих вампиров целительным бальзамом действовали на нервы. Вот бы еще пару раз услышать это отчаяние, когда она резким жестом открывает шторы, и комната заливается солнечным светом. Ее кольцо защиты от солнца мягко поблескивает в его лучах, а вампиры корчатся от непередаваемой боли, горя от воздействия солнечных лучей. Ох, их расплывающиеся личики стоили того! А это выражение беспомощности, когда жертва понимает, что выхода нет? Мм, ради таких моментов и стоит возиться с скучными приспешниками Тристана. Вот только, когда пытки заканчиваются, а криков больше не слышно, Аврора ощущает лишь пустоту, окутывающую ее сознание. И эту пустоту нужно как-то заполнить, иначе ей начинает казаться, что она сходит с ума. Быть может, ей хочется, чтобы братик скорее вернулся и обнял ее. Или, может быть, она хочет наконец увидеть Ника. Или… или… Или найти и покарать эту стерву-ведьму, что втерлась к ней в доверии и сбежала, как последняя сволочь!       На лице Авроры расползается кровожадная усмешка. Да, опреденно последнее.