Hidden Underneath It All

      Утро в опасной близости к Французскому кварталу никогда не могло начаться спокойно. Кэролайн убедилась в этом лично, когда за несколько дней ее прибывания в квартире Давины она успела повздорить с парочкой сумасшедших туристов, чуть не сломать себе спину, поскользнувшись на холодной плитке ванны и в конце концов по ошибке зайти в соседнюю квартиру. И поэтому, когда солнце поднялось достаточно высоко для того, чтобы отбросить лучи в ее спальню, Кэролайн была готова к чему угодно. С улицы бурно голосили местные торговцы; сквозь шум и суету квартала можно было разобрать робкий девичий голосок, напевающий песню о любви с первого взгляда. Кэролайн даже попыталась вслушаться, но внезапный резкий стук в квартиру заставил девушку вздрогнуть и подпрыгнуть на кровати. Матрас раздраженно скрипнул, будто укоряя белокурую. Кэролайн быстро вскочила с постели, недоумевая, кто может быть по ту сторону двери. Это точно не могла быть Давина — юная ведьмочка ушла на ранок за продуктами и травами еще на рассвете; и это определенно не мог быть Элайджа, так как его стук был особенным — три легких постукивания, небольшая пауза, снова три постукивания. Он велел запомнить ей этот сигнал, и не открывать посторонним двери. Именно этому совету и хотела последовать Кэролайн, но стук повторился. Только теперь по двери буквально барабанили. Девушка проигнорировала это и поспешила в ванную. За эти пару дней, после того как Элайджа устроил ее жить с Давиной, Кэролайн узнала очень много о жизни современного среднестатистического человека и была ей вполне довольна. Она уже прекрасно разбиралась в утренней рутине, и у нее почти сразу получилось разобраться с газовой плитой, чтобы приготовить завтрак… или его подобие. Чистка зубов, например, с этой удобной щеткой делалась в сто раз легче, а зеркало прямо над раковиной позволяло сразу оценить свой внешний вид после умывания. Что касалось еды… ну, Кэролайн бесспорно благодарила всех изобретателей полуфабрикатов и остальной еды, что не требует особой готовки. Взять ту коробку с мюслями и залить молоком — и пожалуйста, завтрак готов. Да она многое бы отдала, если бы тысячу лет можно было бы также питаться. И хоть Давина предупредила ее о вредности данной еды, белокурая ведьма пропустила ее слова мимо ушей. Все таки, двадцать первый век продолжал поражать ее, и безусловно — в хорошем смысле. Жизнерадостные мысли покинули хозяйку аккурат после выхода из ванны. В дверь больше не ломились — она была безнадежно сломана. И это было не самой большой проблемой. Перед ней стоял Клаус Майклсон. Поправка, Клаус Майклсон с жутко недовольным лицом. — Ох. — все, что успела Кэролайн, замирая рядом с ванной комнатой, что была напротив входной двери. Выломанной входной двери. Девушка почувствовала, как по ногам скользнул холодный порыв ветра — и в то же мгновение поняла, что на ней лишь шорты, что одолжила Давина и длинная белая футбола, что тоже принадлежала Клэр. Клаус лениво скользнул взглядом по длинным ногам, вид на которые открывали короткие шорты, но лицо его приобрело лишь еще больше недовольства. — Неужели вы, ведьмы, не мерзните? — ехидно поинтересовался Майклсон, облокотившись на оторванный косяк двери. Возмущение Кэролайн вспыхнуло мгновенно. — Серьезно? — она скрестила руки на груди — отчасти, чтобы согреться от сквозняка, и отчасти, чтобы придать виду хоть каплю серьезности, насколько это было возможно в ее положении. Клаус вопросительно приподнял брови, и уже хотел сказать что-то, но Кэролайн заговорила первее: — Именно это тебя интересует? А как насчет того, что ты сломал дверь? Дверь! Губы Клауса вытянулись в издевательско-удивленном «о». — Мне очень жаль, — произнес он, и по блестящим от затаенного смешка глазам Кэролайн поняла, что этому идиоту не жаль от слова совсем. — Неужели вас, вампиров, не научили вести себя прилично? — Кэролайн насупилась, не понимая, что ей теперь делать с этой сломанной дверью, с этим первородным вампиром на пороге, и с этим великолепным утром в Французском квартале. Девушка бегло оглядела Клауса — тот был одет в серую рубашку без воротника, с вырезом на пуговицах, и черные брюки, что весьма выгодно сидели на этом заносчивом вампире. Но взгляд Кэр привлекли амулеты на его шее — по видимому, он не снимал их, поскольку девушка помнила эти талисманы еще с дня их знакомства. От них веяло чем-то древним и могущественным; это ощущалось глубже, чем обычные запахи и вкусы, коих было миллион в лавках квартала. Магия, что таилась в них, притягивала белокурую ведьму, но хозяин амулетов — это влечение мгновенно рассеял. Кэролайн долго не могла понять, почему Клаус так раздражает ее с самого первого дня; где же кроится та взаимная неприязнь, возникшая между ними? Первородный не пытался идти на контакт, как тот же Кол или Элайджа, а если и шел — то их разговоры скорее переходили в перепалки. Клаус ее ни во что не ставил — сомневался в силе, в способностях, в заклинаниях — во всем, что она делала. Он не доверял ей, и даже не хотел попытаться выказать ей хоть долю уважения. Он заставил ее пойти на сделку, и ему было абсолютно плевать, согласна она или нет. В конце концов, главная причина их неприязни — крылась в его ненависти к ведьмам; и Кэролайн могла лишь гадать, где находятся корни этой ненависти. — Еще долго будешь смотреть на меня? — голос Клауса, что внезапно отдал легкой хрипотцой вырвал ведьму из размышлений. Кэр хотела было смутиться, попытаться оправдаться тем, что она глубоко задумалась, но потом отвергла эту идею — Майклсону плевать на ее оправдания. — А я не могу? — Обычно те, кто слишком долго это делают — умирают. — на лице вампира появилась сочувствующая усмешка, и Кэролайн закатила глаза. То, как этот Майклсон кичился своей властью и силой — лишь раздражало и вызывало смех. Так маленький ребенок хвалится своими достижениями и пытается доказать родителям свою значимость. — Ну, я все еще жива, — ведьма послала ответную ухмылку, намекая на то, что они связаны договором, по условию которого — она должна жить. Клаус хмыкнул, но промолчал. Ведьма, как не хотелось этого признавать, была права. — И вообще, — продолжила Кэролайн. возвращая беседе серьезный тон, — Почему ты здесь, а не Элайджа? Не то чтобы гибрида покоробило это выделенное «ты», просто это звучало так, словно ведьма ждала только Элайджу. Словно его старший братец опять смог втереться в доверие и найти еще одного союзника быстрее, чем Клаус успел моргнуть. Клаус знал, что Элайджа — дипломат по всей своей сущности, человек, готовый идти на контакт и переговоры прежде, чем применять силу. Но еще гибрид знал, насколько лицемерен бывает брат, и как легко может предать союзника в самый неожиданный момент без всяких мук совести. И пусть его предательства несут высшую цель — защиту семьи, — от этого они не перестают быть предательствами. «Семья превыше всего» — говорит Элайджа, вырывая сердца тем, кто верил ему до последнего. Наблюдает за искажающимися в вечных муках лицами, последнее воспоминание которых — нож в спину от человека, что меньше всего похож обманщика.       Элайджа дает клятвы, и Элайджа нарушает их. Элайджа дает надежды, и отбирает их своими же руками. Элайджа делает все то же, что и Никлаус; однако Ник навечно будет «плохим» братом, а старший Майклсон — «хорошим». — У меня есть одно предложение, на самом деле, — произнес наконец Клаус, видя что белокурая терпеливо ожидает его ответа. — Предложение? — голубые глаза заискрились любопытством, однако ведьма постаралась не показывать свой интерес. Вампир кивнул, но договорить не успел. За его спиной раздались неторопливые шаги — звучный стук каблуков по ступенькам говорил сам за себя. Клаус даже не хотел оборачиваться — все равно знал, кто это. Гибрид поморщился, заметив расцветшую за секунду улыбку на губах Кэролайн, то, как заблестели в утреннем свете глаза ведьмы. — Элайджа, — радостно воскликнула девушка, помахав вампиру позади Ника рукой. Этот жест был таким непосредственным и естественным, и это так отличалось от их с ведьмой беседы, что была пропитана витавшим в воздухе напряжением. Ник почувствовал твердое плечо брата, вставшего рядом, лишь на мгновение — тот смело шагнул в квартиру Кэролайн — ну конечно, его ведь пригласили. Кэролайн сразу же подошла к вампиру, и предложила пройти на кухню, потому что она не успела позавтракать. Элайджа успел ответить ей, легко улыбнуться, и… и Клаус понял, что они сейчас уйдут в другую комнату, оставив его стоять одного около дверного порога. — Мы еще не договорили! — проговорил Клаус достаточно громко, чтобы Кэролайн точно услышала это. Теперь в его голос неосознанно скользнула жестокость и подобие зависти к тому, как просто и играючи добивается всего старший братец. Кэролайн, что уже успела зайти в кухню, вынуждена была вернуться в прихожую. Элайджа стоял позади нее, и в его взгляде Клаус увидел — о, неужели — неодобрение. Неужели он снова сделал что-то не так, а прекрасный Элайджа должен это исправить? — Никлаус, объясни мне одну вещь, — брови старшего Майклсона свелись к переносице, — чем тебе не угодила входная дверь? Из Кэролайн вырвался смешок. И снова беззаботность сквозила в ее чертах; теперь они были мягки и спокойны — противоположность того, как все было в их разговоре. Неужели Элайджа настолько располагал к себе людей, а в Клаусе сразу видели жуткого монстра, прячущегося в теле человека? И хоть Клаус уже решил, что эта ведьма — не более чем инструмент, нужный для спасения Хоуп, то, как она менялась при Элайдже выглядело… занятным. Он еще не раз отметит это в будущем, а пока лишь вынужден вынести тяжелый взгляд старшего брата, будто он — лишь нашкодивший котенок. — Она не открывала мне, — пожаловался Ник, состроив поникший вид, — Пришлось использовать радикальные меры. — Или тебе просто захотелось сделать пакость и сломать мне дверь, — предложила альтернативный вариант Кэр, показательно закатив глаза. — В любом случае, — Элайджа положил руки на плечи Кэролайн, чуть подталкивая ту к порогу, — Никлаусу следует извиниться. И не только за дверь, — добавил он, выразительно глянув на брата. Клаус неосознанно заметил, как длинные пальцы брата легли на хрупкие плечи ведьмочки, обтянутые лишь легкой футболкой. Майклсон уверил в себя, что ему безразличен этот жест, но в сознании шевельнулась неприятная мысль — о том, как же Элайджа завоевал благодушное расположение Кэролайн. Ник, как никто другой знал, что для брата — любые средства хороши, если они приведут к желаемой цели. И подсознание вернуло ему несколько странные картины, где фигурировала эта парочка — заставив гибрида мотнуть головой, убирая наваждение. В конце концов, ему должно быть безразлично на то, каким способом ведет дела старший брат. На ум внезапно пришла недавняя кончина Хейли и безмолвные страдания Элайджи, и порочные мысли о внезапном любвеобилии брата — отпустили. Неприятный осадок, однако, остался. — Вау, — тем временем воскликнула Кэр, — он умеет извиняться? Неужели? Клаус прекрасно видел, сколько сарказма вложено в ее преувеличено дружелюбный тон. Но, быть может, если он принесет извинения этой ведьме, она перестанет считать его угрожающим без повода мудаком? Хотя, чего греха таить, именно таким Клаус меньше всего хотел быть — и, по иронии, — именно им и был. — Я прошу прощение за свое поведение, — его голос стал грубее, интонация резче, но на лице сейчас не было усмешки или намека на издевательство. Клаус мог быть серьезен, когда того требовало положение. Ведь от этой ведьмы правда зависело слишком многое, и пора бы было прекращать играть с ней, — Я признаю, что моей дочери нужна твоя помощь, и я рассчитываю на тебя.       Это не было простым «извини». Это было завуалированной мольбой. Это не делало их с Клаусом мгновенными партнерами и друзьями, но это было началом их пути — как союзников, как людей, связанных одной целью. Это не было искренне в полной мере, и это не забирало тех ужасных слов, что Никлаус наговорил ей в ночь заключения сделки. Это было безэмоционально, и это никак отменяло отвратительного поведения вампира прежде. Но это было началом. И пока этого было достаточно для Кэролайн.