Hidden Underneath It All

      Они неторопливо шли по пробуждавшемуся от кровавой ночи кварталу, Кэролайн кидала любопытные взгляды на маленькие сувенирные лавки, наполненные всякой всячиной, вдыхала аромат благовоний, разносящийся по всей улице, и пыталась разгадать невероятно задумчивое лицо Клауса, вышагивающего рядом. Элайджа шел далеко впереди, и его новый черный костюм развевался на весеннем ветру, в то время как сам вампир увлеченно беседовал с кем-то по телефону. Кэролайн не могла ничего услышать, но Элайджа был, как всегда, поразительно спокоен и собран, что вызывало облегчение, мягко расползающееся в груди. Будто этой бесконечной ночи с пожаром, убийствами и кровью — не было. Будто все произошедшее — лишь ее страшный кошмар. Если бы. Но кровь прочно въелась в память, и ужасные образы лежащих повсюду тел так и возникали перед глазами. Но больше всего в сознании отпечатался вампир, которому почти удалось убить ее, если бы не Клаус. Клаус. Что-то в желудке неприятно шевельнулось, и в голову закралось опасение о том, что все ее внутренности может вывернуть прямо на асфальт. — Ты в порядке? Голос Майклсона звучал довольно безразлично. Впрочем, Кэролайн и не удивилась бы этому, если бы не знала, сколько разных интонаций припасено у первородного. — Все нормально. Ложь легко соскользнула с обветренных губ. Кэролайн постаралась вдохнуть глубже, чтобы прогнать тошноту, подкатившую к горлу. — Тебе лучше быть честной со мной, — неужели, оттенок опасности скользнул в непроницаемый тон гибрида. Кэролайн отметила это практически на автомате, как и в бесчисленное количество предыдущих раз, когда от скуки начинала анализировать состояние Клауса. Ну, знаете, именно о таком и думаешь в свободное время. Кэролайн бы усмехнулась собственным мыслям, если бы не столь плачевное состояние. Клаус, на самом деле, занимал слишком много места в ее голове. Что, на самом деле, было очень плохим знаком. — Я не вру. — огрызнулась девушка, чувствуя, как ноги начинают тяжелеть, и каждый шаг дается невероятно тяжело, — Меня просто… забудь. — она махнула рукой, опуская голову вниз и пытаясь сосредоточиться на звуке собственных шагов. Она физически ощущала, как тяжелеет взгляд гибрида после ее слов. А еще через мгновение Кэролайн чуть не свалилась на дорогу, если бы не Клаус, вовремя подхвативший ее. — Ты ужасно слаба. — Спасибо, что сказал. — прохрипела Кэролайн, пытаясь удержаться на ногах, — Я же не догадалась сама. Клаус нахмурился, да так, что брови казалось, сдвинулись к самой переносице, образовав несколько морщинок на лбу. — У вас, ведьм, всегда так? — довольно примирительным, Кэролайн, боже, прекрати анализировать его интонации, тоном начал гибрид, — Становитесь невероятно остроумными, когда еле живы? Кэролайн почти что растянула губы в подобии улыбки, но сил хватило лишь на обреченное: — Может быть. — Сарказм помогает справиться с жизненными трудностями? Довольно необычно. — тянет Клаус, пряча улыбку в уголках губ, и устраивая руку на талии Кэролайн, удерживая ту от еще одного возможного падения. — А я думала психолог здесь нужен тебе, — хрипит Кэролайн, вызывая у вампира рядом искренний смешок. — Очень забавно. — Клаус, давай будем честны, не я здесь готова убивать направо и налево, если что-то идет не так, — все еще слабым, но уже более уверенным голосом заявила ведьма. Гибрид, на удивление, не потерял благодушный настрой от ее замечания. — Ты могла бы остаться дома, — чуть подумав, произнес Клаус, смотря на еле бредущую с его поддержкой Кэролайн, которая упрямо изучала взглядом свою обувь. Дома… что-то неясное, эфемерное, отдало в районе груди, но девушка проигнорировала это ощущение, концентрируясь на собственных шагах. — Нет. — просто ответила ведьма. — Потому что ты возомнила себя Фемидой, и теперь жаждешь узнать, почему Марсель оказался предателем? — полушутя-полусерьезно спросил Клаус, на самом деле, не ожидая какого-либо ответа. Брови Кэролайн поднялись в замешательстве, но гибрид, конечно же, не мог видеть ее лица в этот момент. — Фемидой? — повторила Кэролайн, но затем быстро вернулась к остальной части вопроса, — Мне плевать на предательство Марселя, особенно, когда предали не меня. Голос ее сейчас был тверд. Девушка была абсолютно серьезна, и Клаус, вопреки расслабленному тону, мгновенно помрачнел. — Тогда почему? — Потому что только Марсель знает, что случилось с моей силой, — Кэролайн не хотела этого, но голос сорвался на беспомощный шепот. Клаус застыл на мгновение, но через секунду они продолжили путь, а вдалеке все так же виднелась фигура Элайджи. — Ты уверена, что это дело рук Марселя? Кэр встретилась взглядом с вампиром, продолжавшим бережно держать ее. Голубые глаза светились уверенностью. — Абсолютно. — И все же… — Тогда, на заднем дворе Бойни, Марсель уже знал, что мои силы исчезнут. — на выдохе сообщила девушка, неосознанно стиснув кусочек хенли Клауса, — Он знал, на что я способна, и был спокоен, когда я напала на него. Это был он. Их зрительный контакт продолжился, и Форбс показалось, что все вокруг них будто застыло. Улица, шум редких прохожих, порывы весеннего ветра, Элайджа, идущий впереди — все это исчезло, оставив лишь множество размытых пятен, не складывающихся в общую картину. Наверное, ей становилось хуже. Наверное, она цеплялась за Клауса, чей образ все еще был довольно четким в этом полузабытье, потому что знала, что тот — поймает. — Кэролайн, — гибрид посильнее сжал тонкую талию одной рукой, дотронувшись до бледной щеки девушки второй. Никакой реакции. Он легонько похлопал по бархатной коже, надеясь привести ведьмочку в чувство, но глаза той еще были приоткрыты, а руки с силой сжали его хенли. Кэролайн почувствовала, как образ Клауса начинает теряться в тысячах других; как уже привычные черты, вроде нахмуренных бровей и небрежных кудряшек исчезают, превращаясь в еще более знакомые, тонкие и резкие. Ведьма беспомощно замирает, видя, как перед ней предстает та, кого она меньше всего хотела увидеть вновь. Далия. — Кэролайн, — до боли знакомый голос зовет ее, и белозубая, холодная и пустая улыбка расцветает на губах женщины. Кэролайн всматривается в лицо ведьмы напротив — ни постарела ни на день, как и говорила. Далия улыбается еще шире, будто читает мысли, и рука с переливами темно-синих вен тянется к ней, останавливаясь на щеке. Прикосновение обжигает белокурую ведьму, и виски пронзает нестерпимая боль, словно кровь в ее сосудах вот-вот вскипятят. — Давно не виделись, пташка. — Далия… — боль ударила с новой силой, и Кэролайн почувствовала, как еще секунда, и голова взорвется, будто фейерверк над Новым Орлеаном. Новый Орлеан. Перед глазами пронеслись разноцветные огни Квартала, бал-маскарад, переулки, усеянные кровью, злополучный балкон их с Давиной квартиры, из которого она бы выпала, если бы не Клаус. Клаус. Она была с Клаусом. На мгновение раздирающая боль отступила, оставляя пустоту, которую Кэролайн внезапно начала заполнять воспоминаниями. Пробуждение от сна, спасение Майклсонами, падающий самолет, особняк Де-Мартелей, Марсель, стоящий перед ней, Марсель, стоящий на коленях, сделка с Клаусом, знакомство с Элайджей, их уроки этикета, посиделки с Давиной, Клаус и Элайджа, сидящие на кухне, фамилия, что они выбрали для нее, их танец с Клаусом на балу, перехватившее дыхание от простого поцелуя в щеку, напавшие вампиры, ночь, пропитанная смертью… — Все так же юна и прекрасна, как и в нашу последнюю встречу, — голос Далии безжалостно влез в ее сознание, заставляя яркие вспышки моментов, проносившихся перед Кэролайн, исчезнуть. — Ты тоже совсем не изменилась, — хрипя, соглашается Кэролайн. Боль стихает, и теперь девушка может видеть Далию перед собой довольно четко, пусть все остальное и остается размытым. — Не льсти мне, — хмыкает Далия, проводя ладонью по подбородку девушки, и приподнимая его, — Почти десять веков не проходят бесследно. Кэролайн сглатывает, ощущая, как все тело начинает мелко дрожать. — Как жаль, что у людей за эти десять веков так и не прибавилось ума. Викинги, что захватили наши земли, умирают — и рождаются другие. Они снова захватывают земли, рушат чужие жизни, и умирают. Войны заканчивают, просто чтобы начать новые. Это замкнутый круг, Кэролайн. Здесь все повторяется. Ненависть порождает ненависть. Далия смотрит сквозь нее, продолжая касаться нежной кожи. — И это вся мудрость, которую ты накопила за столько времени? — неожиданно Кэролайн вырывается из хватки ведьмы, начиная смеяться почти что истерично, — Замкнутый круг, бла-бла-бла. Тоже мне открытие, — рваные смешки прекращаются, и глаза Форбс загораются решимостью, как и тогда, много веков назад, в их последнюю встречу.  — Разве ты так и не поняла, что проблема в самой человеческой природе? — голос Кэролайн отрывистый и взволнованный, — Войны прекратятся только тогда, когда на земле никого не останется. От этого круга невозможно отмахнуться, или избавиться, или продолжать игнорировать, изображая наблюдателя, как это делаешь ты! Этот круг можно разорвать только… — голос сбивается на мгновение, кровь стучит в висках, но девушка упорно продолжает, — только любовь может победить ненависть. — Ты просто все та же наивная девчонка, — почти выплевывает Далия, и голос ее теперь пронизывает все тело насквозь, — одному дьяволу известно, почему именно тебе досталась эта сила. Любовь не спасет мир, пташка. На губах Кэролайн появляется мягкая, почти что снисходительная улыбка: — Я и не говорила о целом мире. Иногда достаточно лишь одного человека, чтобы прекратить войну. — Неужели ты про Клауса Майклсона? — на лице Далии проступает ехидство, и Кэролайн заново удивляется этой эмоции на ее лице, будто видит впервые. Форбс молчит, не желая, чтобы Далия тешилась тем, что полностью раскусила ее мысли. — Увидела его любовь к дочери, и теперь думаешь, что можно приручить монстра за пару дней? — усмехается Далия, и плечи ее до нелепого странно дрожат, когда она отводит лицо в сторону. Форбс непонимающе смотрит на ведьму, пока с ужасом не понимает, что та бесшумно смеется. — Ты наивнее, чем я думала, пташка. — утирая невидимые слезы рукавом, сообщает Далия, — Такого монстра невозможно изменить. Тем более, когда его моральный ориентир настолько хрупок, да и разговаривать еще не умеет. Кэролайн пораженно молчит, все еще шокированная такими, пусть и наигранными, но довольно яркими эмоциями Далии спустя столько времени. Она помнит ледяной, пронизывающий все внутренности тон, и холодный крик, заставляющий свернуться где-нибудь в тишине и молить всех богов о том, чтобы исчезнуть. Она помнит их. Смех и улыбка Далии давно канули в лету; и, на самом деле, ей не стоит сейчас вспоминать о том, что когда-то они все были другими. Далия изменилась, и когда Эстер просила ее о том, что запретила сестра, Кэролайн согласилась. Это была их общая ошибка, и… И Кэролайн не хотела вспоминать это сейчас, пусть картины из прошлого продолжали настойчиво лезть в сознание. — Что тебе от меня нужно, Далия? — вырвалось у Форбс, когда она попыталась отмахнуться от очередного воспоминания, что становилось все сложнее, и Кэролайн догадывалась, что Далия может быть причастна и к этому. — Не хочешь вспоминать старые-добрые деньки? — усмехнулась старая ведьма, поджав губы. — Не хочу больше видеть твое лицо перед собой. У меня даже больше нет сил, — ведьма тяжело вздохнула, — и скорее всего, ты приложила к этому руку, да? Далия растянула губы в улыбке, словно была втайне довольна, что Кэролайн догадалась. — Все так же сообразительна, когда не нужно, и слепа в мелочах, — хмыкнула Далия. — А ты все так же не хочешь дать мне спокойно жить, — без малейшей иронии заметила белокурая, тяжело вздыхая, — Верни меня обратно. Следующие слова Далия произнесла с абсолютно безразличным выражением лица: — Не сочти меня сентиментальной, но я хотела посмотреть на тебя в последний раз, прежде чем убить окончательно. Холод в ее голосе напомнил Кэролайн о том, с кем она сейчас разговаривала. Сердце болезненно сжалось, но отнюдь не от угрозы старой ведьмы, а оттого, что несмотря на то, что прошло столько времени, Далия так и осталась той, кем была в их последнюю встречу. Ведьмой, помешанной на вечной жизни и безграничной власти, с которой она не хотела ничего делать — лишь единолично держать в своих руках, упиваясь силой. — И я была удивлена, — так же безэмоционально продолжила Далия, — узнав, что ты якшаешься с детьми ненаглядной Эстер. Той, что бросила тебя и сбежала на другой материк со своим мужем-викингом. Далия, казалось, полностью насладилась ошеломленным и потерянным видом Кэролайн, которая так и застыла в ступоре после этих слов. — Прощай, пташка. Перед глазами взорвалось множество разноцветных вспышек, ослепляющих своей яркостью. Далия растворилась в мгновение ока, и Кэролайн ощутила, что ее все так же придерживают за талию, а потом увидела перед собой встревоженное лицо Клауса, облегченно выдохнувшего, когда она моргнула несколько раз, привыкая к солнечному свету. — Не пугай меня так больше, — раздраженно выплюнул гибрид, как только понял, что девушка вернулась в сознание. Но та никак не отреагировала на это. Спереди все так же маячила спина Элайджи, ушедшего уж слишком далеко, позади раздавались возбужденные крики владельцев лавочек, а самом квартале играл джаз темнокожий мужчина на трубе, виртуозно владея инструментом. Все это было не важно. — Эстер. — ее голос был хриплым и надрывным. — Твоя мать — Эстер? Это она создала вампиров? По растерянному лицу Клауса можно было понять все, без слов. Однако, он не поскупился и на них. — Ни первым, ни вторым, я не горжусь. Кэролайн непонимающе уставилась на него. — Как она это сделала? Она же нарушила все законы природы, вампиры неугодны ей. Она… — Кэролайн замерла в волнении, прежде чем спросить, — Тоже стала вампиром? Она… жива? Да? Но лицо Клауса говорило об обратном. — Не думаю. — Не думаешь? — взвилась Кэролайн, и попыталась выбраться из хватки сильных рук, но безуспешно, — Что это значит? Клаус нахмурился: — То и значит. Эстер мертва уже очень давно. Рвение Форбс, зашкаливающее еще мгновение назад, исчезло. — Мертва… — на автомате повторила за ним девушка, — Она… была хорошей матерью? Никлаус чуть не поперхнулся от ее вопроса; он не хотел говорить об Эстер, особенно после того, как был уверен, что Кэролайн даже не знала о том, кем она им являлась. Это значило, что пока ведьма была без сознания, что-то произошло. Что-то не очень хорошее, раз она задает такие вопросы. — Я не хочу говорить об Эстер, — отрезал Клаус, видя, как потухают глаза белокурой ведьмочки. Он ничего не мог сделать с этим, даже если в глубине души и хотел вернуть тот взгляд, обращенный на него. То, какой затаенной надеждой были заполнены глаза-океаны… — В любом случае, Кол или Элайджа, — Майклсон замялся, не отрывая взора от Форбс, — просветят тебя с этим. — Ладно. — согласилась Кэролайн, и они снова начали путь, следуя за виднеющейся вдалеке фигурой Элайджи. У ведьмы сейчас не было сил спорить с первородным, или пытаться выдавить из него информацию, ей просто хотелось… отдохнуть. Быть может, следовало остаться с Давиной и Колом, тем более, когда она теперь была уверена, что Марсель был лишь пешкой в руках Далии, и ничего нового по поводу ее исчезнувших сил он не скажет. Быть может, следовало послушать раздражающе-нравоучительный голос Клауса, и мягкий тембр Элайджи, говорящих, что ей нужно поспать. Быть может… Кэролайн поморщилась. Она может рассуждать так бесконечно, и в конце концов придет к выводу, что нужно было оставаться в родной и одновременно чужой долине, а не лететь с братьями в Новый Орлеан. — Что ты видела, пока была без сознания? — тишину между ними первым нарушил Клаус, и девушка ощутила, как любопытный взгляд беззастенчиво скользит по ее лицу. Девушка демонстративно отвернулась, уставившись прямо, наблюдая за снующими туда-сюда людьми, и на самом деле, мечтая проигнорировать вопрос упрямого гибрида. Но не могла. Это же был Клаус, мистер-я-убью-тебя-и-всех-кто-тебе-дорог, поэтому она нехотя разлепила губы и попыталась объяснить: — Я встретилась с Далией. — Что? — Клаус схватил ее за запястье второй рукой, резко, оставляя на нежной коже небольшие отметины, — Она сказала что-то про Хоуп? — он отшатнулся от нее, и взгляд его мгновенно потерял всю человечность и мягкость, — О чем вы говорили? — теперь Кэролайн не нужно было искать определение очередной интонации, эту она и так отлично знала. Угрожать Клаусу удавалось лучше всего. Майклсон сейчас был готов растерзать ее, если она ничего не скажет. Ведьма не была удивлена или шокирована его изменившимся за секунду поведением. Она даже была рада, что знает Майклсона достаточно, чтобы предвидеть это. И Кэролайн не хотела быть растерзанной. — Мы говорили о нашем прошлом, — отозвалась ведьма, медленно вытаскивая руку из хватки. Ребра и кисти наверняка будут в отвратительном фиолетово-синем мареве после прикосновений Клауса, учитывая то, как внезапно и сильно он хватает ее, словно плющевую игрушку. — И? — выжидающе сощурился Клаус, готовый, кажется, напасть на нее в любую секунду, стоит сказать что-то не то. Кэролайн не была дурочкой, и знала, что следует сказать. — О Хоуп речи не было, это скорее… был разговор о более пространных вещах. О течении времени, и все в таком роде… — Я надеюсь, что ты не издеваешься надо мной сейчас, Кэролайн. — на этот раз ведьма видела, как Клаус пытается успокоиться, подавить внутреннего демона, чтобы не сорваться. Но в глазах гибрида стояла тревога, душащая, практически животная.       И мысль о том, что любовь способна менять даже самых страшных монстров, снова пронеслась в мыслях Кэролайн. — Я полностью серьезна, Клаус, — они встретились взглядами, и что-то в голубых глазах Кэролайн немного отрезвило гибрида. — Хоуп ничего сейчас не угрожает? — задал следующий вопрос Майклсон, — Я бесконечно жалею, что оставил ее с кем-то вроде Кола. Кэролайн почти улыбнулась последней фразе, если бы не давящая напряжением обстановка. — Думаю, пока она в безопасности. — она практически слышала облегченный выдох гибрида, — Но это не надолго. За нападением на Хоуп определенно стоит Далия. Но она почему-то действует чужими руками. Может, пока не может лично подобраться. Кэролайн определенно сама считала так, и хотела, чтобы Клаус тоже принял ее версию. В конце концов, пока не хотелось заикаться об участии во всем этом Марселя. К тому же, зная вспыльчивость Клауса Майклсона. — Ладно, — уже более спокойным тоном произнес Никлаус, что Кэролайн определенно отнесла к маленькой победе, — Мы почти пришли, обсудим это, как разберемся с Жераром. Кэролайн согласно кивнула, замечая, что Элайджа уже ждет их у металлических ворот, расположившихся в самом уголке квартала. Форбс примерно помнит это место, всего в пару домах от Бойни, и поэтому девушка надеется, что не увидит за этими воротами гору трупов или что-то в этом роде. Ворота распахиваются перед старшим Майклсоном, и Кэролайн видит лишь узкую кирпичную дорожку, приглашающую внутрь, по которой уверенно следует Элайджа, а затем оборачивается, чтобы посмотреть на Клауса. Тот пришел в себя, и о недавней вспышке свидетельствует лишь опасный блеск медового в радужке дымчатых глаз. Клаус пропускает ее вперед, и ворота закрываются. Закрытое пространство заставляет ведьму напрячься, картина с выпотрошенными частями тел и не думает исчезать, а еще затылком она будто ощущает внимательный взгляд Никлауса. Они проходят в подвальное помещение, которое Клаус величественно называет «Садом», и ведьма даже не решает спрашивать, почему именно так. В конце концов в груди растет странное чувство, будто Кэролайн уже упустила какую-то важную деталь. Но она отмахивается от проснувшейся неожиданно интуиции, и поспевает за старшим Майклсоном, пока не врезается в широкую спину. Клаус подходит к Элайдже в одно мгновение, пока Кэролайн разминая голову, пострадавшую от столкновения, протискивается между братьями. Она холодеет от увиденной картины. Камера, где должен быть Марсель — пустует; лишь посеревшие тела четверых вампиров, разбросанные по помещению, и разбрызганная всюду кровь — вот что видит Кэролайн, замирая между Майклсонами. Элайджа тяжело вздыхает, потирая пальцами переносицу, надеясь избежать нарастающей головной боли, а Клаус лишь тихо чертыхается, смотря на эту картину. Чего они оба не видят, так это маленького пожелтевшего листка бумаги, спрятанного между оторванной головой одного вампира и валяющейся рядом рукой другого, рядом с выходом из импровизированной клетки. Кэролайн аккуратно наклоняется вперед, опуская голову вниз, делая вид, что ее сейчас снова стошнит, и напрягает зрение из-за всех сил, чтобы прочитать надпись на бумаге: «Не торопись выбирать сторону»