Затопление/Inundation

Я не знаю, зачем я влезла в его дерьмо со своими бессмысленными словами. Возможно, мне просто необходимо было ему сказать то, что не скажет ему ни один его друг, забавляющийся точно так же, или девушка, забивающая его голову нытьём, или же родители, тщетно наставляющие и обещающие, что всё всегда будет хорошо. Я не знаю, понял он меня или нет. Да и не хочу знать. Я не из тех людей, кто захочет о нём позаботиться и, скажу больше, я даже не попытаюсь ему помочь, ведь всё, что он делает — это его осознанный выбор. И не нужно говорить, что он ребёнок, он не знал, что делает, он глупые ещё… Нет, друзья. Подростки умнее взрослых, и они всегда знают, что делают. Мы — создатели наших же проблем. И я не поверю оправданию, что какой-то глупый мальчик случайно подсел на крэк или на чём он там сидит… Ребят, очнитесь. Люди должны нести ответственность за свои поступки и каждый должен сам для себя выбирать дорогу. Он выбрал путь. Да, он умрёт, но это навсегда его выбор. И не говорите, что я слишком жестока. Я просто мыслю здраво и осознаю, что наркотики — это реальная смерть, которая забирает так быстро, что даже и не заметишь. Когда день в школе подошёл к концу, я, выслушав напоследок очередной груз оскорблений, вышла из коридоров училища и побрела в сторону дома. Пора признать, что сон даже в неуютной постели мне необходим. Уже на пороге дома я выдохнула. Мерзкий запах травы уже ударил в нос, а это значит, что Билл варит товар. Дверь поддалась не сразу, но я вошла в дом и тут же, даже не оглядываясь по сторонам, двинулась к двери в подвал, мной же оборудованной под комнату. — И где тебя чёрти носили, а? — с кухни доносится отвратительный голос мужчины, и я тяжело вздыхаю. Если не отвечу, то он будет ломиться в дверь всю ночь. Этот ублюдок не оставит меня в покое. — Я была в школе, — без страха я вошла в кухню и облокотилась о косяк, сжимая в левой руке пояс сумки. — Двое суток? — на столе стояла понятная мне конструкция наподобие парилки, и из горлышка шёл пар, окрашивая наш ранее белоснежный потолок в едкий, грязный оттенок серого вперемешку с тёмно-зелёным. — Ночевала на улице, — фыркнув, я повернула голову влево и на полу увидела мужчину лет сорока. Бледная, почти синяя кожа, повсюду шприцы, иглы и запах. Чёрт, очередной мамин дружок… — О Боже, милая… — мать, видимо, на несколько минут вышла из наркотического дурмана, увидев меня, но её голубые глаза были блуждающими, ненормальными. Она худая. Я поджала губу, чувствуя внутри тошноту. Порванная майка висела на ней бесформенно, открывая светло-серые трусы, испачканные кровью и спермой. Волосы тёмно-каштанового цвета были похожи на половую тряпку. Редкие, сальные, запутанные настолько, что проще просто сбрить. На кистях, сгибе рук тысячи маленьких точек и синяков от шприцов. Неужели это и моё будущее? — Ты… Ты не должна это видеть… — она, еле плетясь, спотыкаясь на каждом шагу, направилась ко мне. — Он просто… Уилл просто спит… — её улыбка была такой… Чёрт, она была убогой. — Брось, девчонка уже достаточно взрослая, чтобы видеть смерть, — усмехнулся Билл, смотря на всю эту картину. — Милая, — мать почти дошла до меня и, протянув руки, ожидала, что я её поймаю, но она лишь уцепилась за мою мастерку и скатилась вниз, тщетно хватаясь за всё, что рядом. Она сидела у моих ног, когда медленно, палец за пальцем, отпускала ткань кофты и в конце просто упала на пол, раскинув ноги в разные стороны. Меня затошнило, и я еле сдерживалась, чтобы не вывернуть желудок прямо на неё. — Помоги матери, Джой, — настырно проговорил Билл, добавляя какие-то ингредиенты в колбу. — Ей уже никто не поможет… И под крик ублюдка я развернулась и побрела к «своей комнате», чтобы уснуть. Прекрасный вечер в компании семьи, не так ли?

***

Химия первым уроком была тяжёлой. Я поспала каких-то жалких четыре часа, так как ублюдки всю ночь то кричали, утопая в наркотическом экстазе, то долбились ко мне в дверь. Чувствую себя ещё хуже, чем когда вообще не сплю по несколько суток. Тело болит и живот тянет. Я не ела уже… Уже три дня. Это плохо. По окончанию урока, я вышла из кабинета и направилась в кафетерий, чтобы взять хотя бы бесплатное яблоко и чай. Уже в дверях в столовую я оглянулась, чувствуя на себе осуждающие взгляды. Боже, вам не плевать? Не желая долго находиться под взглядами людей я схватила первое попавшееся яблоко у стойки в углу и хотела бы идти назад к двери, как моя рука была резко перехвачена кем-то и я обернулась, чтобы посмотреть на самоубийцу. — Это всё, что ты ешь? — хмурые карие глаза были не такими, как вчера. Они были… Измотанными. Вид Джастина оставлял желать лучшего, если уж говорить откровенно. Бледный, красные, почти багровые синяки под глазами и сухие, потрескавшиеся губы. Чувак, если так на тебя действует наркота, то мне тебя жаль… — Мне повторить вопрос? — несмотря на его состояние, голос был достаточно грубым и резким, что резало слух. Я молчала, ожидая, когда же он всё-таки отпустит меня, но вместо этого, под удивлённые взгляды людей, Джастин, не считаясь с моим мнением, потащил меня вглубь столовой к стойке с едой. Я просто обомлела от такой наглости. — Что ты… — только я заговорила, как вновь увидела карие, залитые кровью, глаза. — Бери то, что хочешь, — уверенно заявил он без капли храбрости или же пафоса в голосе. — Мне не нужны подачки, — фыркнула я и попыталась расцепить его руку. — Ты не поняла то, что я сказал? — это было грубее, чем ранее, и его рука сжалась так сильно, что сразу начала проступать синева на моей коже. — Бери еду. Сегодня ты поешь.