Затворник

      — Ещё чуть-чуть, — хнычет Гейб, дуя опухшие губы и переводя умоляющий взгляд на Талбота, но тот остаётся непреклонен — обжегшийся о маршмеллоу Гейб должен немедленно пойти и обработать ожоги мазью вместо того, чтобы продолжать клянчить очередной сморр¹.       — Хах, да ты просто тиран, — глядя вслед таки вставшему другу, с улыбкой во весь перепачканный рот произносит Тео — Нолан его теперь боится, но в рот всё равно заглядывает, просто чтобы узнать, всегда ли парень улыбается так однобоко. Да, всегда. И это пугает его ещё сильнее.       Вместо ответа Бретт усмехается и достаёт из огня очередной сморр, показательно сильно дуя на него. А после протягивает этот сморр сидящему аж по другую сторону от костра Мейсону и ободряюще улыбается.       — Милостивый тиран, — уточняет после этого сам Мейсон.       «Милостивый тиран» между тем встаёт, отряхиваясь от древесной трухи и пепла, и переводит взгляд на Тео:       — «Главное дело правителя – это помогать тем, кто в этом нуждается»², а тирания это или нет, судить уже не ему.       Бретт скрывается в той же палатке, в которую ушёл Гейб, и Нолан спешит за ними, желая и поскорее оказаться в своём крохотном домике, и подальше от тех, в дружбу с кем он ещё не мог поверить. Никто из них не плохой парень, и их вины нет в том, что Нолан боится им доверять... Это всё мама и её глупые навязчивые наставления — Нолан умом понимает, что никто не желает ему зла (не их он уровень), потому что даже Тео, улыбаясь, как шакал, лишь старается выражать эмоции, но отделаться от чувства опасности Нолан, увы, не может.       Вбежав в палатку не глядя, Нолан мысленно просит не обращать на него внимания. Никогда. Никому. Он просит дать ему хотя бы пару минут тишины, успокоения и, возможно, крепких объятий Бретта, который погладит по голове, как маленького, и расскажет что-нибудь отвлечённое и интересное.       — Уже расходятся? — Бретт сидит возле Гейба с тюбиком мази в руках и кивает на выход из палатки.       — Да нет. Просто...       — Хэй, идём сюда, — Гейб, несмотря на то, как жирно обмазаны его губы, говорит чётко и даже улыбается при этом, широко расставляя руки в подобии объятий, в которые он готов заключить Нолана. Одна его рука при этом едва не стукает Бретта в грудину, но тот, не долго терпя, подныривает под ней и живо прижимается к Гейбу щекой. Так и не доползший до них Нолан замирает.       В голове гуляет ветер, обдувая серый пыльный налёт с некоторых мыслей: будет ли дружить Талбот с ним, когда вокруг есть такие, как Гейб? Будет ли с ним дружить хоть кто-то, как только узнает, какого он о них мнения? Что он их боится, не доверяет и кого-нибудь самую толику презирает за то, как им легко обходиться друг без друга... Едва ли хоть один из этих пунктов даёт ему достаточно очков для выигрыша в той лотерее, на которую Нолан даже перестал делать ставки. Нравящиеся кому-то веснушки не перекроют ничего из того, о чём Нолан думает. Тем более что у Лиама, если сильно присмотреться, они тоже видны.       — Ну-у, — в ожидании протягивает Гейб и вновь машет рукой себе навстречу. — Давай, иди сюда, чудик.       Бретт осторожно толкает его в бок и тоже вытягивает руки.       Нолан, скромно шаркнув ногой, отталкивает от себя негатив, идя навстречу тому, чего хотел больше всего с тех пор, как закончилась лекция мамы, — к теплу.       — А если вы сейчас не выйдете, мы начнём петь без вас! — предупреждает Мейсон.       — А если выйдете, то они всё равно начнут петь, поэтому лучше просто бегите! — рекомендует Тео и тут же недовольно шикает. Должно быть, Мейсон или Лиам его толкнули.       — Ты сам не умеешь петь, вот и ёрничаешь! — всё-таки, судя по перепалке, толкал Лиам.       — Я? Не умею? Спорим?       И он берёт Данбара на слабо, договорившись, что «съевший» спит головой к выходу. Настраивавший гитару Кори был назначен судьёй, как самый непредвзятый. Гейб тоже выбегает посмотреть на музыкальную битву, а Бретт, всё ещё дружески обнимаясь с Ноланом, спрашивает, не хочет ли тот попеть у костра позже.       — Шутишь? — начиная нервно бегать взглядом по палатке, спрашивает Нолан, пару раз хихикнув, чтобы перевести всё волнение в спектакль. Он ещё никому не признавался, что петь мечтает больше, чем быть услышанным, а смеяться над историями у костра — чем говорить по душам в машине или пустом кабинете.       — Я? С чего бы?       — Да ни с чего. Просто так, — серые глаза Талбота светятся в темноте ртутным отблеском и почти завораживают. Нолан смотрит в них и не верит себе — кто-то обязан ущипнуть его наконец, вывести из этого сна и, дав парочку хороших тумаков, привести в чувства. Чувства ненужности, безысходности и душевного беспокойства, которыми он полнился до тех пор, пока не повстречался с обладателем этих ртутных глаз в коридоре.       — Боюсь, не выйдет. У меня никогда не выходит. — В ответ Бретт пожимает плечами и поднимается, насколько это возможно. «Нет так нет», — читает в его жесте Нолан.       — Ну, тогда пошли смотреть, как не получается у других, — говорит тот вслух и, уже приоткрыв край замка, шёпотом добавляет: — У меня тоже не выходит. Стыд, и только.       И он покидает палатку, на пару бесконечных секунд оставляя Нолана наедине с сами собой и унылыми мыслями о том, что сегодня стоило бы попытаться. Если не ради себя и не ради Бретта, то хотя бы ради того, чтобы доказать маме, какой он. Ради того, чтобы она, поверив в сына, дала ему шанс и самому поверить в себя, а не в теории заговоров вокруг новых друзей и знакомых.       Кори начинает играть наконец, задав постукиваниями по корпусу ритм, и Тео начинает, как бешеный, зачитывать речитатив, лишь отдалённо ориентируясь на мелодию гитары и на мягкие подвывающие напевы Кори. Нолан высовывает из палатки нос, не решаясь совсем выползти и вернуться к костру, и смотрит, как капризно отворачивается ото всех Лиам, поджимая губы в немом ругательстве — спать головой к выходу предстоит, очевидно, ему.

***

      Несколько резких, громких вскриков, звук падающего на землю человека, пронзительное «какого чёрта?!» и рвущийся где-то неподалёку брезент — это пробуждение точно отличается от того, что было в последнюю ночёвку с парнями. Нолан в страхе распахивает глаза и застаёт уходящую в тень полуголую фигуру Бретта. Он опускает застёжку, и в палатку с новой силой врываются крики, перемешанные с хлёсткими разносящимися по лесу ударами — даже мертвецким сном спавший в прошлые разы Гейб подскакивает при очередном «пошёл нахуй!» и не глядя бросается к выходу, едва не толкая на землю менее расторопного Бретта.       Вскоре они оба смешиваются со звуками извне, лишь редкими громкими вспышками гнева давая о себе знать Нолану. Он, судя по тем рваным репликам, нужен им, но вот так запросто выбежать в неизвестность ночного гама он боится. Нужен стимул, достаточно сильный и чёткий знак того, что стоит бежать вслед за друзьями, разнимать непрекращаемый звон вокруг их лагеря и, быть может, совсем теряться в себе — до сих пор было не до конца понятно, кто и почему кричит, потому что с самого начала это делали, кажется, все.       «А почему не сейчас? — спрашивает в голове вчерашний Бретт, смотрящий за отблесками костра на лице Нолана. — Это всего лишь песня».       Это всего лишь песня, это всего лишь драка, это всего лишь жизнь. А сколько их таких будет ещё? Если сидеть в палатке, закрывшись пледом от мира, то ни одной.       Нолан откидывает свой плед и выходит, встречаясь с щекочущими веки предрассветными отблесками неба. В этих отблесках, уже относительно далеко от кострища, виднеются мечущиеся меж деревьев фигуры и Гейба, и Тео, и Лиама. Чуть в стороне от них стоит взмыленный и злой Талбот, держащий одной рукой Мейсона и другой рукой пытающийся вытащить из кучи хоть кого-нибудь, за кого успеет ухватиться. Окинув беглым взглядом оставшийся в запустении лагерь, Нолан вдруг встречается взглядом с Кори, испуганно смотрящим за дракой. Его глаза расширены почти вдвое, а кожа то ли от света уходящей луны, то ли от страха просвечивает болезненной белизной.       «Я туда не пойду», — шепчет тот одними губами и продолжает пожирать взглядом, полным ужаса.       Прежде чем Нолан что-то отвечает, в очередной раз, почти по-звериному низко и оглушающе кричит Бретт, решая всё:       — Я сказал: угомонись! Я не могу одновременно успокаивать их и тебя! — Бретт смотрит прямо на Мейсона, а тот, испугавшись, смотрит куда-то сквозь.       Нолан кидается в самую гущу событий, с готовностью выставляя руки для перехвата Хьюитта. Он знает, что Бретт увидит его и поймёт, выбрав из двух путей наиболее опасный: ринуться на помощь Гейбу в растаскивании двух сцепившихся, словно собаки, парней.       Бретт и в самом деле ловит его краем глаза и отпускает ношу, крича чёрт пойми кому:       — Хватаешь своего, я Лиама!       Щека приятно жжётся при любом касании пальцев, и Нолан дурацки улыбается на одну сторону, из раза в раз трогая свой набухающий синяк и стирая с него заживляющую мазь.       — Больно? — виновато спрашивает сидящий рядом Гейб — смотреть на него лично Нолан не рискует, боясь найти там чересчур много для такого пустяка сожаления. Поэтому просто мотает головой и вновь улыбается. — Прости, правда.       — Ты извинился уже четыре раза, — замечает ему Бретт и расковыривает продолговатым камнем золу. На нём ни одного синяка, ни царапины, но взгляд его всё равно такой побитый и раненый, как ни у кого другого в компании, точно Талбот исцеляется чужой болью.       — А вот кое-кому другому хотя бы разок извиниться не помешало.       — Ты сам начал, — фырчит на Рейкена Лиам и тут же стыдливо отворачивается ото всех, обнимая свои плечи и закусывая губу. Его друг, сидящий подле, кладёт на его колено руку, но не сжимает, позволяя ситуации сойти на нет. — Тем более ты мне футболку порвал...       — А ты мне нос разбил. Два раза. Он только зажил с прошлой субботы, и ты его снова разбил.       Лиам подрывается, очевидно, планируя разбить его в третий раз, но покоившаяся до сих пор ладонь Мейсона дёргает его назад.       Над лагерем на несколько секунд повисает неловкая тишина, в которой слышится, как, сопя и задыхаясь от негодования, падает на бревно Лиам. Ещё какое-то время молчит, а после прорезает молчание обиженным «простите», сказанным, очевидно, под какие-то очень важные шестерёнки в мыслях.       — Прости, что? — с насмешкой, но всё равно растерянно — Нолан видит это в глазах, — спрашивает Тео, ещё недавно добивавшийся извинений, а теперь так нежданно их получивший.       — Я сказал «простите», — чуть громче, чуть настойчивей и, что скрывать, недовольнее повторяется Лиам, смотря всё равно вбок и будто бы репетируя разговор, а не участвуя в нём.       Нолан его не винит и, даже напротив, будто гордится: найти в себе силы сказать «прости», должно быть, очень тяжело, когда ты гордый. А Лиам гордый, у него и во взгляде, и в жестах читается тщеславие и себялюбие, как читается и почти в каждом из сидящих у их кострища. Только у Кори в глазах читается исключительный страх и желание цепляться за жизнь, как за единственную веру. Наверно, Кори перед сном тоже мечтает.       — Я не специально... — точно ребёнок, которого ругали родители (Нолан помнил это чувство, поэтому сравнивал), продолжает Лиам. — Я не хотел никого бить сегодня... даже Тео. Но он первый начал! Мейсон, клянусь, он первый начал!       Данбар резко подрывается с пня, сбрасывая с себя руки Хьюитта, и отчаянно кричит ему в лицо. Мейсон при этом, хвала ему, не дёргается.       — Это была случайность, — также отзывается Тео, урвав момент между репликами Данбара. — Я просто задел тебя во сне!       — Тео, — шикает Гейб, прикладывая палец к губам — Лиам не слушает их, всё ещё будто репетируя с другом неловкую сцену. Кончики его ушей горят так же ярко, как горит наконец разошедшийся рассвет, и стыдливо пытаются прятаться за выжженными прядями отросших волос — стыд явно главенствует балом в его голове.       — Я просто опять... прости.       — Хэй, стоп. Стоп, я знаю, я всё знаю, Лиам. Остановись и обернись к парням. — Нолан смотрит на то, как спокойно, убаюкивающе говорит Мейсон, и думает, что он бы даже не стал ревновать к нему Бретта, сложись что-нибудь в их отношениях: Мейсон не только умный и весёлый, но и в целом приятный и рассудительный, Бретту под стать. — Давай, просто скажи им... Ты ведь знаешь, они ждут твоих извинений.       — Ха, особенно Бретт, да?       — Не-ет, Бретт подождёт, — короткий взгляд Мейсона стреляет по Бретту и возвращается к сжавшемуся покрасневшему Лиаму. — А вот остальные могли бы выслушать тебя прямо сейчас.       — Думаешь?       — Я уверен, Лиам, что они очень ждут, когда ты доверишься им.       Лиам обречённо повторяет падение на дерево и закрывает лицо руками. Сквозь пальцы видно, как пятнами с него сходит краснота, сменяясь бледностью.       Пару глубоких вздохов он не говорит ни с кем, а после, как в первый раз, в ладони просит прощения. Но теперь Нолан слышит, будто обращаются и к нему лично, виноватым взглядом за растопыренными руками ища спасения от себя.       — Всё хорошо, — отзывается Бретт, понимающе кивая.       — Простите, — снова шёпотом, тихим и пугливым, повторяется Лиам. — Я зря вспылил, знаю. Я не контролирую это. Я... не контролирую это.       — Всё нормально, — касаясь его плеча, подбадривает Мейсон, теперь уже явно уверенный, что не перетянет на себя внимание Данбара. А вот Нолан на несколько секунд вновь на нём замирает, думая о том, похож ли Мейсон на ту же спасительную нить для друга, какой для него стал Талбот.       — Я стараюсь держать себя в руках, контролировать свои мысли, но, видно, пока...       — Я... — в горле пересыхает от резкой попытки заговорить, и синяк на щеке от резкого движения челюстью отдаёт щиплющей болью, но Нолан не планирует смолкать до тех пор, пока не выскажется: — ...понимаю тебя, но не понимаю причину.       Бретт оборачивается, мутным взглядом улыбаясь и давая понять, что Нолан действует верно.       — Причину? Ты имеешь в виду, почему я такой вспыльчивый? Или почему я больше всех хочу прибить Тео? Ахах, — Лиам убирает с лица руки и неловко хихикает, задрав голову. — У меня случаются вспышки агрессии. Достаточно часто. Ну, не то чтобы очень часто, но точно чаще, чем мне бы хотелось...       — Так ты, — впервые за утро голос подаёт Кори, тоже хрипло, испуганно и несмело встревая в их разговор, — не контролируешь именно это? Гнев?       — Да, РПВ³. — Нолан видел эту аббревиатуру в кабинете психолога в старой школе. Там, насколько он знал, никто не стоял на учёте с подобным диагнозом (хотя это не точно, Нолан мог просто никого не встречать в коридоре), но чуть что, Лиама, с его выходками, точно бы приписали к одной из групп. Потому что «групповая терапия очень эффективна» и все дела... У Лиама явно низкий эффект от лечения, если оно вообще имеется.       — И ты лечишься? — Тео глядит в глаза только что повернувшемуся к нему Лиаму и приподнимает бровь, то ли смеясь, то ли вопрошая.       «Удивительно, — думает, смотря на это, Нолан. — То есть они все как бы знали, но по итогу не знали?»       Вместо Данбара отвечает Бретт:       — Поверь, и очень успешно. Натвори мы что-нибудь пару месяцев назад, и это чудо разбило бы не нос, а машину...       Лиам виновато хмыкает и вновь прячет лицо, доверяя другу весь дальнейший разговор. В этом жесте Нолан читает его осознание: важнее того, что он уже доверил им всем, сказано всё равно не будет.