Legacy of Norway

В детстве Норвегия особо не задумывался о том, что где-то ещё существуют личности, подобные ему. Он думал о том, что видит перед собой. И, если быть откровенным, у него не было много времени на думы, ведь если немного зазеваешься, отвлечёшься — ты труп. Сражения были обычным явлением, а в перерывах между ними были обязанности в повседневной жизни. Многие моменты того времени забылись, но есть достаточно того, что Сигурд помнит и по сей день. Строительство церквей двигалось невероятно медленно. Хакон пытался привить людям христианство, навязывал, что многим действительно не нравилось. Отказаться от своих убеждений и веры в пользу другой для них было сущей дикостью. А Сигурд старался не перечить ему прямо, но сам давал намёки, что он против. В итоге он принял крещение гораздо позже, а Луна воспользовалась этой возможностью сразу после того, как вернулась из Англии. Что ж, это было её дело, а он не собирался оставлять язычество. Язык природы был ему более близок, чем что-либо ещё. Он скорее поверит вороне, чем туманным небесным знакам. Чудес не было и не будет, нужно всегда полагаться только на свои силы — так он рассуждал. Но ещё больше проблем было в другом деле. Сражения всё ещё занимали большую часть времени мужского населения. Молодых старались уберечь, хотя они и рвались в бой, но брали только тех, у кого ещё были младшие братья. В поселениях должны были оставаться мужчины на случай нападения, а это тоже было очень важно — кто бы ещё мог уберечь их женщин и детей? И главной проблемой при Хаконе были сыновья Эйрика Первого. Сам он ранее пал в бою, а его жена и сыновья сумели сбежать. До Норвегии доходили слухи, что они с кем-то заключили союз, но Сигурд сомневался, что Англия или Шотландия оказывали им помощь. В случае с Англией имели место королевские отношения, к тому же, долгое время там находилась Луна, а в случае с Шотландией и не приходилось много ломать голову — они совершали набеги на её территорию. Поэтому Сигурд не мог слепо доверять слухам и словам, в том числе доверенных лиц. Но вопрос оставался, к кому за помощью они обратятся? Он знал про датчан и шведов, но никогда лично не сталкивался с ними, поэтому не знал, помогут они им или нет. Но вскоре Норвегия встала на уши — отпрыски Эйрика смогли набрать армию. — Нам придётся туго, — говорил тогда Хакон, когда они собирались в бой, — Сигурд, в этот раз ты идёшь с нами, но я запрещаю тебе выскакивать на передовую. Твои лук и стрелы не лучшего качества, тебе выдадут другие. Можешь взять оружие ближнего боя, но помни — не ввязывайся в него без крайней необходимости. Он знал о том, что Сигурд не умрёт даже с ужасными ранениями, но не стоило выносить это напоказ. Одни воспримут это как магию, а иные поймут, что он и является Норвегией. Само себе вызывало подозрения то что в бою будет участвовать такой юнец, но с другой стороны так можно было обмануть людей из Дании: пусть думают о том, что на защите их домов никого не осталось. Тогда их встретит ещё более страшная и кровожадная армия. — Только не теряй голову. Если бы ты был не таким хладнокровным, я бы не стал тебя брать сейчас, — напоследок хлопнул его по плечу Хакон и отдал приказ готовить лошадей.

***

Всё время Норвегия был сам по себе. Не было тех стран, которые бы оказывали на него сильное влияние. Он верил и прислушивался к своим конунгам, верил Луне, несмотря на разные взгляды на политику того времени. Он не общался с другими странами, но понимал, что люди — смертные. Они приходят и уходят, а рядом с ним оставалась только Луна. Ссоры у них случались часто, но всё время они оставались верной опорой друг друга. Они могли обсудить всё, что угодно, зная точно — это навсегда останется только между ними. И при Хаконе он впервые встретился с Данией. Бой действительно был непростой, но Сигурд ни в коем случае не нарушал прямой указ Хакона, использовал только лук и стрелы, оставаясь в рядах лучников. Он старался не выделяться на их фоне, но стрелял точно, выбирая неприкрытые участки оппонента: шею, живот, ноги. Все те места, которые были не спрятаны бронёй. Он никогда не видел столько крови прежде, сам он никогда не убивал раньше столько людей, как в тот раз, но времени переживать об этом не было. Он знал, что над полем боя кружили Валькирии, забирали души тех, кого считали избранными. Не было ничего более, че гордого словосочетания «пал в бою». Но в глубине души его тогда терзали страх и сомнения: нельзя вот так легко разбрасываться человеческими жизнями. Но ради своего народа он сражался, пускал стрелы уверенно, желая защитить свою страну. Он сражался ради самого себя в первую очередь, и это не было самовлюблённостью. И поэтому с Данией они были прямой противоположностью. Он сражался с наслаждением в глазах, словно питался пролитой норвежской кровью. Сигурд сразу его узнал, и тогда его действительно обуздала ярость, которую он всё же умел контролировать. Он выбрал его своей мишенью, безустанно отправлял в него стрелы, но ему было всё равно. Сигурд помнит, как его руки были наполнены торчащими стрелами, но он даже не обращал на них внимания. До поры до времени. — Эй, — он тогда смотрел прямо на него, подошёл ближе, зная, что все заняты битвой, — это ты ведь Норвегия? Выходи, давай сразимся по-настоящему! В тот момент Сигурд перестал видеть ход боя, не слышал звона топоров, не чувствовал запаха мёртвой плоти. Он его быстро опознал. И он винил себя в том, что позволил эмоциям взять верх. Этого нельзя было допустить. Но он не мог отказать ему в тот раз. В конец концов, Дания — страна. Это было гораздо честнее, чем сражаться со смертными. Хоть Дания тоже выглядел ребёнком, он так резво всех убивал, что невольно нагоняло на Норвегию не столько страх, сколько ненависть. Он считал, что Дания даже не задумывался о том, сколько людей погибнет, плохих или хороших. Он спрятал лук, спрыгнул с пригорка, перемахнул через старый дуб. Шёл уверенно, не сводя глаз с того, кого возненавидел сразу же. — Неплохо выглядишь, но на воина ты едва ли тянешь, — Дания говорил прямо и, что больше всего раздражало Норвегию, улыбался, — не злись на меня, но с тобой я не буду держать себя в руках. Ты тоже, расслабься. Выглядел он дико. Норвегия видел, что он жил сражениями, дышал боем, сливался с ним воедино. А для Сигурда была важна тактика всего сражения, запоминать, кто на какой позиции, какое строение может быть следующим. Он не позволял себе отвлекаться и отдаваться эмоциям, а Дания в этом плане всегда был его полной противоположностью. Норвегия был слаб в ближнем бою. Большая часть его атак блокировалась, а небольшой топор почти не наносил никакого урона. Но никто в их бой не вмешивался. Сигурд не успевал думать, его противник не оставлял на это времени, неустанно нанося шквал ударов. Кажется, они оба выпали из всего сражения. Сигурд не знает, сколько они сражались, ему показалось, что совсем мало, несмотря на то, что сам он едва ли мог стоять на ногах, когда раздался громоподобный указ со стороны датчан об отступлении. Сам Сигурд проигрывал, но норвежцы одержали победу. Все раны саднили, он чудом не лишился левой руки, но чужое оружие достигло кости. И рубящих ударов он выстоял много, но уже под конец его ноги дрожали. Тогда-то он и решил в полной мере заняться холодным оружием. — Да ты совсем слаб. Но мы ещё сразимся. Меня зовут Матс. Назови мне своё имя. Несмотря на упадок сил и сильную боль, Норвегия поднял голову, смотря в глаза. Он прекрасно знал кодекс чести ещё в те времена, — Сигурд.