***
Дейзи выглядит слишком радостной, когда её зубы вгрызаются в мягкую корочку сладкой плетёнки. Лекса не может не улыбнуться, глядя на отламывающую огромный кусок хлеба сестру. Она тянется к её щеке, поглаживая большим пальцем мягкую кожу, и берёт в руки морковку. Гречку надо поставить в миску с водой на ночь, чтобы она разбухла и смягчилась к завтраку, что Лекса и делает под пристальным взглядом девочки. Морковь на вкус как обычная морковь, и девушка спрашивает себя, как долго она уже не ела свежие овощи. Ответ так и не приходит, пока Лекса шумно хрустит. — Ты не боишься? — спрашивает вдруг Дейзи через несколько минут. Её голос тихий и дрожащий, и Шестнадцатая понимает, что этот момент застынет в её памяти навечно. Она снова чуть улыбается, заворачивая всю еду в ткань, и засовывает её под половицу около стола. — Нет, медвежонок, — отвечает Лекса, возвращаясь к сестре на диван и располагаясь так, чтобы твёрдая поверхность как можно меньше соприкасалась с ожогами. — А ты? — чуть тише спрашивает она, приподнимая руку, чтобы Дейзи юркнула к ней в объятия. В этот раз им очень повезло, ведь после десятого удара всё прекратилось. Лекса не позволяет себе почувствовать упор вины за то, что была так резка с Кларк, которая буквально спасла их вчера. Возможно, надо было её поблагодарить, но разве это не их приказ? Разве это не приказ тех же солдат — наказывать их за чёртово имя? Кларк одна из них. Одна из этих солдат. От мыслей её отвлекает тихий голос Дейзи. — Я боялась, что они убьют тебя. Лекса мягко целует её в макушку, сглатывая горькую слюну. Она бы хотела заверить её, что не умрёт. Хотела бы сказать, что её не убьют. Но она не может. Не может обещать то, что не сможет выполнить. Но она в силах сделать всё, чтобы выполнить другое своё обещание. — Я просто шла домой… — всхлипывает Дейзи и прижимается к Лексе крепче, обхватывая её своими дрожащими руками. Внутри что-то разбивается на мириады осколков, когда она прижимает сестру ближе к себе, успокаивая её дрожь мягкими поглаживаниями по спине. Болезненные колющие спазмы в животе снова вызывают злость и ненависть к солдатам, а Лекса не может ничего, кроме как прижать свою маленькую сестру к себе крепче. Её светлые волосы спутаны на макушке, и Шестнадцатая осторожными движениями пытается разделить небольшие прядки. Дейзи уже рассказывала, что случилось. Один из солдат ударил её, когда она споткнулась прямо рядом с его группой, видимо, подумав, что она хочет напасть. Какой идиот первым делом стал бы бить десятилетнюю девочку в страхе за свою жизнь, Лекса не знает и знать не хочет. Через пару минут прибежала она, и тогда уже от Дейзи стали требовать имя. Просто чтобы наказать. Просто чтобы был повод. Дейзи постепенно успокаивается, расслабляясь под тихий шёпот сестры, под её заботливыми и оберегающими прикосновениям. Под обещания, что никто никогда больше ей не навредит. Спустя несколько минут она уже сладко посапывает, удобно умостившись на груди старшей сестры, но та и не против. Главное — чтобы Лекса случайно не задела ожоги Дейзи на животе и рёбрах, но Шестнадцатая держит её очень аккуратно и бережно. Дверь с тихим скрипом открывается в тот момент, когда Лекса оставляет ещё один поцелуй на волосах Дейзи. Это, должно быть, Нисса. Она поворачивается к главным дверям и сразу встречается с девушкой взглядом. Это не Нисса. Офицер Гриффин. Та открывает рот, чтобы что-то сказать, но Лекса сразу прикладывает указательный палец к губам, кивая на спящую в руках Дейзи. Кларк кивает и поднимает руку с ещё одним свёртком. Она, видимо, принесла ещё еды. Что-то внутри болезненно щёлкает, когда Лекса вспоминает, как обошлась с ней утром. Впрочем, она была слишком сильно зла на солдат после того, как Дейзи ей всё рассказала, и Гриффин пришла совсем не вовремя, даже если и хотела помочь. Всё же она и правда ещё ни разу их не подставила, даже когда Лекса неоднократно переходила черту. Девушка кивает, аккуратно складывая всё на стол, и отходит на несколько шагов, пока Лекса продолжает поглаживать сестру по спине, не отрывая взгляда от немного растерянных глаз Кларк. Видимо, девушка не была готова к тому, чтобы стать свидетелем такой семейной сцены. — Подожди, — шепчет одними губами Шестнадцатая, облизывая губы. Она аккуратно приподнимается, чертыхаясь про себя от громкого поскрипывания половиц под ногами. — Ш-ш-ш, — шепчет Лекса на ухо сестре, когда та дергается от неприятного звука. — Спи, медвежонок, я перенесу тебя в кровать, — она осторожно приподнимает сестру за талию и берёт на руки, крепко прижимая к себе. За несколько секунд укладывает Дейзи в кровать и плотно укутывает одеялом, заправляя его под её холодные ступни. Она ещё раз целует сестру в лоб, на несколько секунд задерживаясь пальцами на подрумянившихся от сна щеках. Лекса на цыпочках выходит из спальни, плотно прикрывая за собой дверь, и останавливается спиной к Кларк, уткнувшись лбом в деревянную шероховатую поверхность. Она глубоко вдыхает и закрывает глаза, позволив себе всего на несколько секунд вновь стать слабой настолько, чтобы почувствовать желание извиниться, но сразу берёт себя в руки. Лекса разворачивается и делает несколько шагов к продолжающей стоять на месте девушке. Где-то глубоко появляется мысль, что лучше бы она просто ушла, тогда Шестнадцатой не пришлось бы всё это делать. Но попросила Кларк остаться именно Лекса. Лекса забирает тканевый свёрток со стола и прячет в одном из немногочисленных ящиков в столешнице, чтобы подозрительный мешок не бросался в глаза, если вдруг зайдёт кто-то из солдат. Она не рискует прятать это под половицу в присутствии офицера. Лекса стоит в нескольких футах от блондинки, покусывая губы. Она почти впервые в жизни чувствует себя немного неловко в присутствии кого-то. Перед солдатами, особенно Шестнадцатая, никогда не проявляла никаких эмоций, кроме как наигранного страха и абсолютно настоящей злости, но сейчас всё по-другому. Лекса не чувствует, будто её отношение к Кларк как-то поменялось — никакой её хороший поступок не сможет перечеркнуть всё, что с ними столько лет творили солдаты, но, возможно, она не должна вести себя с ней так же, как раньше. Впрочем, они не станут друзьями или даже хорошими знакомыми, ведь Гриффин будет продолжать служить Новому Миру и подчиняться его приказам, а Лекса так и продолжит их всех ненавидеть и презирать. С одной стороны, Кларк почти с самого первого своего дня здесь помогает секторанцам, а не только Лексе с Дейзи. Она, в конце концов, и правда утаила тот факт, что Нисса воровала птицу из леса, чтобы они могли нормально поужинать в те дни, когда пайки были особенно бедными. Она не рассказала о Дейзи, промолчала о том разговоре между ней и Аньей, снова принесла еду, хоть Лекса и не единожды ей нагрубила. С другой стороны стоит каждая смерть от рук солдат, каждый крик боли, который Шестнадцатая слышала за всю свою жизнь, каждая слеза, которую проливала по своим близким людям, дрожание Дейзи, её любимой маленькой сестры, и страх в детских голубых глазах. Никто из солдат никогда не проявлял к ним ничего кроме жестокости и безжалостности. Никто никогда не пытался им помочь залечить раны или освободить от работ тогда, когда это было нужно. Лекса привыкла к их поведению и то, что Кларк действовала по-другому, едва ли не выбивало девушку из колеи. Может ли это всё быть какой-то глупой игрой или шуткой, очередной проверкой? Или как раз тем, что и станет её путём к смерти? Лекса полна противоречивых мыслей насчёт не подозревающей об этом Гриффин, что очень злит. Непонимание, чего от неё ожидать, сбивает устойчивую раньше почву под ногами. — Я не должна была быть так груба с тобой утром, — вдруг говорит Лекса чуть хриплым от продолжительного молчания голосом, сжимая пальцами края зелёной майки. Она смотрит куда угодно, но не на Гриффин, опешившую от этих слов. Наверное, та ожидала ещё каких-нибудь нападков, но никак не того, что только что произнесла Шестнадцатая. — Я была в бешенстве после вчерашнего, а потом появилась ты, и мне показалось хорошей идеей сорваться на тебе, но… — Я понимаю, — тихо перебивает её Кларк, и Лекса резко поднимает голову, сталкиваясь взглядом с её спокойными глазами. В них нет абсолютно ничего, что могло бы не понравиться Шестнадцатой. Конечно же, в плане эмоций, да. Она не увидела чего-то, что могло бы её разозлить или заставить сомневаться в искренности желаний Кларк, и это очень пугает. В огненном свете заходящего солнца её светлые волосы отливают золотом, а глаза кажутся лазурными, как любимое озеро Лексы, воспоминания о котором родом из детства. Она кажется такой мягкой на этом фоне, и это тоже совершенно сбивает с мыслей. Лекса не замечает каких-то особых оттенков чьих-либо волос или глубины глаз. Больше не замечает. Не должна. Но сейчас, после всех этих событий, когда она чувствует себя такой уязвимой и уставшей, это кажется вполне уместным. — Правда, — уверяет её Кларк ещё раз, после чего Лекса позволяет себе коротко выпустить носом воздух в ответ, поджав губы в неуверенном жесте. Она несколько раз кратко кивает, на пару секунд отводя взгляд от Гриффин к полу. — Спасибо, — едва слышно шепчет Шестнадцатая, позволяя своему голосу дрогнуть, но совсем на секунду, так, чтобы это даже не было заметно, и винит во всём Ниссу. Это именно её слова заставили Лексу засомневаться. Хотя бы потому, что Кларк одним лишь словом могла лишить жизни их всех. Это должно было её отрезвить, но девушка чувствовала, что с ней может позволить себе немного больше, чем с другими солдатами. Эдакая Гриффин для разгрузки, на которую можно спустить пар ненависти к солдатами, хоть она и вряд ли это заслужила. Впрочем, эта мысль исчезает так быстро, как и появилась, — каждый из солдат этого заслужил, даже если они о чём-то не знают. Или не хотят знать. Кларк немного улыбается, на секунду обнажив перед Шестнадцатой свои эмоции, и почти сразу возвращает свой суровый взгляд, который любого мог бы бросить в дрожь. Но не Лексу. Конечно, не её. Та смотрит на Гриффин со скептической улыбкой, а взглядом явно показывает, что подружками они уж точно не станут, но Кларк лишь прикусывает нижнюю губу в ответ, опуская подбородок и глядя чуть в бок. Лекса сразу меняется в лице, когда слышит три быстрых стука в дверь. Нисса обычно никогда не стучится. Может, это Анья? Кларк сразу ощетинивается, снова принимая своё обычное безэмоциональное выражение лица, и Лекса кивает ей в сторону другой двери, ведущей на задний дворик. Кларк без слов всё понимает и быстро направляется туда, на секунду остановившись прямо возле Лексы, едва ощутимо задевая её плечо своим. — Спокойной ночи, — желает она ровным голосом и возобновляет свой шаг, а через несколько секунд уже открывает дверь на улицу. Лекса даже не успевает пожелать ей того же в ответ, но быстро мирится с этим, направляясь к главному входу. Дверь распахивается сама, а от лица, которое девушка там видит, она подаётся назад, хватаясь ладонью за край стола, почти до боли сжимая на нём пальцы. — Лекса, — шумно выдыхает гостья надтреснутым голосом, делая большой шаг внутрь и поспешно закрывая за собой дверь. Шестнадцатая только молчит в ответ, с силой сцепив зубы. — Лекса, — ещё раз надрывно зовёт её девушка, запахивая растянутую кофту и приобнимая себя руками. — Что ты здесь делаешь? — сквозь стиснутые зубы шипит та, с каждой секундой сжимая стол сильнее. В ладонь впиваются острые занозы, но это только помогает Лексе не провалиться в пропасть. Её зелёные глаза не хотят слушать команды мозга, а сил, чтобы сопротивляться этому до безумия глупому желанию, совсем нет. И именно поэтому она всё же смотрит на дрожащую от переполняющих её эмоций Рут. Красные глаза на бесцветном лице притягивают к себе больше всего внимания, и Лекса не хочет чувствовать, как сердце в груди предательски ускоряется, когда их глаза встречаются. Её лицо кажется таким знакомым и одновременно таким чужим и ненавистным; карие, раньше излучающие тёплый свет глаза теперь не выражают ничего кроме боли, и вместе с бешено бьющимся сердцем Лекса чувствует, как по венам поднимается ликование. Совсем исхудавшее тело мелко и быстро трясётся, а ноги и вовсе не могут устоять на одном месте. Она заслужила абсолютно каждую секунду своей боли, которую теперь вынашивает. Её тёмные волосы давно потускнели, отдавая последние признаки жизни своей хозяйке, которая с таким же успехом потеряла и их. Рут выглядит по-настоящему жалкой, а Лексе ни капли её не жаль. В горле встают все несказанные слова, смешанные со злостью и ненавистью, и Шестнадцатая почти усмехается от мысли, что эти чувства, видимо, её самые любимые. Глаза Лексы находят её взгляд сами, без разрешения, и в них плещется отчётливое желание всё это закончить под руку с такой же ненавистью, как и у Лексы. Шестнадцатая не знает, ненавидит ли Рут её или же саму себя, но ей это даже ни капельки не интересно. В голове набатом бьётся пульс, заглушая почти все мысли, а дыхание ускоряется, стоит Рут сделать ещё один шаг навстречу. Лекса выставляет руку вперёд, чтобы не позволить ей приблизиться ещё ближе, но напор сразу же ослабевает, стоит почувствовать ладонью её ледяную кожу и колотящееся внутри сердце. Когда-то Шестнадцатая всей душой желала, чтобы оно остановилось, и это не изменилось. Рут сокращает дистанцию между ними за несколько мимолётных секунд, и Лекса чувствует, как воздух испаряется из лёгких, когда их губы соприкасаются. Брюнетка крепко прижимает её к столу всем своим телом, вжимаясь в губы Лексы так, будто это последнее, что она делает в собственной жизни, а Шестнадцатая не находит в себе сил, чтобы сопротивляться, когда Рут резкими прикосновениями собирает с её губ тихий рваный выдох. Это не похоже на поцелуй, о котором раньше мечтала Лекса, это не похоже ни на любой другой поцелуй, который она хотела от неё получить. Губы Рут совсем не нежные и любящие, а обжигающие. Они бессовестно жалят, жалят настолько болезненно, что Лекса не может дышать. Губы Рут целуют её собственные так, будто завтра никогда не наступит и им не придётся снова столкнуться с этой всепоглощающий ненавистью и чувством вины. Этот поцелуй наполнен болью прошлого и яростью настоящего, запахом крови и плохими воспоминаниями, но Шестнадцатая настолько в него погружается, что вынырнуть уже нет возможности. Она задыхается от захлёстывающих с головой чувств, тонет в горячих губах напротив, сжимая ткань старой футболки в ладони, пока руки Рут обхватывают её талию под майкой, запуская стаю мурашек под кожу. Лекса улавливает полувсхлип-полустон из сминающих её рот губ и чувствует, как к горлу подкатывает необъятных размеров ком. Сердце продолжает тщетные попытки вырваться из груди, а тело начинает потряхивать от такого всплеска чувств, когда Рут мягко прижимает ладонь к затылку, чтобы приблизить её лицо ещё ближе к своему. Именно в этот момент перед глазами появляется Ник. Следом за ним Костия. Всё разрушается за секунду, когда Лекса отталкивает Рут от себя всё ещё плохо слушающейся её ладонью, находящейся прямо напротив сердца брюнетки. Она чувствует бегающий на своем лице взгляд её глаз, выжигающий кожу дотла, и не может совладать с чувствами настолько, что продолжает стоять с закрытыми глазами, задержав дыхание. Она крепко держится за стол, чтобы устоять на ногах, всё ещё ощущая на коже обжигающие льдом прикосновения тонких пальцев. Лекса знает, что вскоре волна ненависти к этой девушке снова захлестнет её с головой, и это намного проще, чем чувствовать всё то, что и раньше, будто между ними ничего никогда не менялось. Лекса не открывает глаза, чувствуя на губах остатки неожиданного поцелуя, колющие прикосновения когда-то желанных губ и нежных пальцев, и не может успокоить свои собственные руки, которые сейчас мелко вздрагивают. Она слышит тяжёлое и быстрое дыхание Рут, обжигающее её лицо горячим воздухом, слышит, как она шумно сглатывает, облизывая губы языком, который только несколько секунд назад касался Лексы так, будто она разгорающийся пожар. — Зачем ты здесь? — хриплым голосом спрашивает Шестнадцатая, надеясь, что если будет и дальше не позволять себе сделать вдох, то просто задохнётся и перестанет чувствовать всё то, с чем ей ещё предстоит столкнуться. Она отгоняет подбирающиеся к глазам слёзы болезненными укусами внутренней стороны щеки до крови, и это успешно работает. Уверенная, что не станет проявлять такую слабость перед Рут, она открывает глаза, смотря прямо на её лицо. — Что ты делаешь здесь, Рут?! — почти позволяет себе вскрикнуть Лекса, вовремя одёргиваясь, вспомнив, что в соседней комнате спит Дейзи. Её голос всё еще отдает режущей уши хрипотцой, и девушка делает всё, что в её силах, лишь бы не опустить взгляд ниже, на едва движущиеся после поцелуя розовые губы. Нет, она не настолько слаба. Рут дрожащими руками тянется в огромный карман кофты, и только сейчас Шестнадцатая замечает, что там есть что-то объемное. Девушка засовывает туда руку, а Лекса может увидеть колебания и страх в её глазах, но решает не обращать на это внимание. Она даже не будет спрашивать, что всё это значило. Рут закрывает глаза и глубоко вдыхает, прежде чем достать руку из кармана. В пальцах она зажимает ничто иное, как чёрный пистолет. Лексе даже не требуется спрашивать, чьё это оружие, когда девушка протягивает его ей. Онемевшей рукой она принимает металл, одеревеневшими пальцами прикасаясь к рукоятке, пока сердце медленно останавливается. Пистолет в её ладони лёгкий и холодный, выпускающий всех демонов наружу. — Это тот же?.. — сломанным голосом спрашивает Лекса, сцепляя зубы и сглатывая, и понимает, что ей не нужен ответ. Рут быстро кивает, пока в её глазах набираются слёзы, и Шестнадцатая ненавидит себя уже за то, что это замечает. Вниз по позвоночнику медленно сползает леденящая кровь боль, ничего после себя не оставляя. — В нём было два патрона, — тихо шепчет Рут, делая небольшой шаг назад. — Остался один, — ещё тише добавляет она, пока её голос окончательно ломается. Лексе не нужны объяснения. Теперь всё это имеет смысл: её появление здесь, этот глупый поцелуй и неуравновешенное состояние, как последние её воспоминания. Шестнадцатая крепче сжимает рукоятку в ладони, упираясь дулом прямо в чужой лоб. — Значит, ты этого хочешь? — она резким движением снимает пистолет с предохранителя, усиливая давление на голову Рут, с остервенением пытаясь побороть желание случайно соскользнуть пальцем на курок. Они смотрят прямо друг другу в глаза, и Рут едва заметно кивает, опуская веки, пока из-под них медленно начинают капать слёзы. Лекса не знает, что за эти несколько секунд рассчитывала в них разглядеть, но она просто делает небольшой шаг в сторону девушки, ожидающей, пока Лекса выстрелит в её голову. — О, нет, Рут, — бросает она сквозь издевательский смешок, — я не подарю тебе освобождение. Девушка распахивает покрасневшие глаза и приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но из неё вырывается только тихий всхлип. Лекса рывком бросает пистолет на стул, мёртвой хваткой хватая её за предплечье и дёргая в сторону двери. Глаза наливаются яростью, пока Шестнадцатая тащит её за собой на задний двор, чтобы никто из солдат или жителей не стал свидетелем их небольшого конфликта. Рут даже не пытается сопротивляться, тряпичной куклой повиснув на когда-то любимом теле, оставаясь на ногах только за счёт крепко держащей её руки Лексы. — Ты будешь жить, зная, что сделала, — шипит она, аккуратно закрывая дверь, чтобы она не создавала громких звуков. Глаза Рут выглядят безжизненными и пустыми, но Лекса знает, сколько всего прячется там, внутри, по ту сторону от неё. — Ты будешь думать об этом каждый день, будешь обо всём помнить и знать, что никогда не найдешь покоя. Ты сделаешь Трину счастливой, и мне плевать, будешь ли ты притворяться перед ней или нет. Но, даже если твоя дочь заслужила лучшую мать, чем та, которая есть, она всё ещё тебя любит. И ты не посмеешь сделать её круглой сиротой. Рут только машет головой на каждое слово Лексы, закусывая губы, чтобы не заплакать вслух, но Шестнадцатой всё равно. Она хочет, чтобы было всё равно, и, если игнорировать что-то, лопнувшее внутри, это так и есть. Лекса за два шага возвращается в дом, с гулким сердцем разряжает пистолет и складывает его под половицу, немного закидав сырой землёй. Сегодня она опять вряд ли сможет уснуть.Chapter VI
22 июня 2020 г. в 12:24
Кларк чувствует это странное дежавю, расползающееся по телу стаями непослушных мурашек, когда снова стоит перед обшарпанной дверью тридцать третьего дома четвёртой улицы. И это уже даже не смешно.
В этот раз она снова три раза стучит, прислушиваясь к враз смолкнувшим голосам за стеной. Запах обгорелой кожи смешивается с запахом крови и солёных слёз, заполняя собой разрывающиеся лёгкие. Ветер обдувает лицо со всех сторон приятными прохладными потоками. Кажется, сегодня будет дождь.
Дверь открывает вторая охотница, которая работает в паре с Лексой, и она совсем не выглядит дружелюбной. Однако почти сразу отходит в сторону, когда замечает, чем заняты руки офицера.
Они неловко друг другу кивают, и Кларк наконец заходит в серое и тёмное помещение.
Солнце взойдёт через полчаса, поэтому у неё есть не слишком много времени, чтобы остаться незамеченной в своём очередном безрассудном порыве помочь заключённым. Остаётся только догадываться, почему ей до сих пор не выписали выговор или не отстранили её от обязанностей.
Лекса стоит на коленях перед сидящей на деревянном кухонном стуле сестрой и аккуратно отрывает небольшие присохшие к сожженной коже куски бинта. Она прекращает свои движения, когда Дейзи напрягается и встречается своими покрасневшими глазами с настырным взглядом Гриффин.
— Воду лучше нагреть, — говорит Кларк, когда Лекса опускает небольшой кусок ткани в маленькое ведёрко с жидкостью и увлажняет бинт на рёбрах сестры. Девушка рядом хмыкает, но Гриффин не обращает на это никакого внимания, делая шаг в сторону Лексы.
Она выкладывает всё содержимое небольших свёртков на стол, раскладывая то же самое, что приносила раньше. Намазывает на запястья мази и принимает таблетку под пытливым взглядом Дейзи, погружая руку во второй свёрток.
— Это лучше спрятать, — говорит она, доставая небольшую буханку зернового хлеба и сладкую маковую плетёнку вместе с парой каких-то овощей и жменей гречки. — Остальное я принесу завтра…
— Не надо, — перебивает её Лекса, так ни разу и не повернувшаяся к девушке лицом, продолжая очищать обожжённую кожу от присохшей и затвердевшей ткани. Дейзи легонько шлёпает её по плечу, выбирая место без ран, чтобы не причинить сестре ещё больше боли. Слова Лексы оседают в груди, несмотря на то, что изначально многого Гриффин и не ожидала.
Кларк быстро сглатывает, заворачивая все продукты обратно в плотную ткань, и протягивает свёрток стоящей позади охотнице.
— Проследи, чтобы они ели, — строго говорит она, возвращая свой командирский тон назад. Это звучит как настоящий приказ, и Лекса сразу же напрягается. Её движения становятся рваными и неестественными, костяшки на сжатых вокруг ткани кулаках белеют, а плечи расправляются. Кларк даже кажется странным, что она так детально следит за каждым движением шестнадцатой.
— Теперь ты будешь мне приказывать, Кларк Гриффин из Сдерживающих Войск первого сектора Нового Мира?
Голос Лексы холодный и тихий, он невесомо, но ощутимо оседает на каждом предмете в этом помещении невидимой пылью, незаметно распространяется по воздуху, оставляя после себя колющий осадок.
Кларк распрямляет плечи и складывает руки за спиной, чтобы казаться выше и твёрже, заглушая в голове ехидные смешки внутреннего голоса.
— Я не сделала ничего, чтобы заслужить к себе твоё неуважение, — заключённая 01-48-16, хочет добавить она, однако вовремя замолкает, приподнимая подбородок. Лёд распространяется по телу под кожей, но Кларк не позволит к себе так относиться.
— Извините, — сразу бросает Лекса, вытерев лоб тыльной стороной ладони. Это не приносит Гриффин должного удовлетворения; в слове нет ничего, кроме плохо скрытого презрения.
— Мне не нужны извинения.
— А что вам нужно? — вдруг спрашивает Лекса, медленно поднимается с колен, придерживаясь за подлокотник стула и аккуратно разгибаясь. Это «вам» неприятно режет уши, на что Кларк только сжимает зубы, прикусывая собственный язык. — Благодарность?
Лекса наконец поворачивается к ней боком, демонстрируя своё безразличное и холодное лицо, освещаемое слабым светом из окна.
— Ради благодарностей ты, — она делает большой шаг к Гриффин, сжав челюсть, — всё это делаешь? — ещё один шаг сближает их настолько, что между носами остаётся всего лишь несколько сантиметров. В глазах Лексы плещется тёмно-зелёная ярость и что-то совершенно нечитаемое, но Кларк не позволяет себе отвести взгляд первой. Она успешно справляется с настойчивостью Лексы, чувствуя, как сердце подбирается к горлу со скоростью света. Пульс в ушах отбивает чечётку, пока блондинка понимает, что проигравшая в их немом диалоге именно она.
Гриффин не отвечает на провокационный вопрос, предпочитая оставить свои мотивы скрытыми. На самом деле, она и сама не может понять, чем сейчас руководствуется, кроме как устоявшимися правилами, которые ей с детства прививали родители и Новый Мир, теперь так некстати пожинающий свои плоды.
Кларк не привыкла к тому, чтобы на постоянной основе видеть настолько жестокое поведение людей. Не людей — в первую очередь Солдат, которые должны защищать этот мир от внешних проблем, но никак не создавать внутренние. Поведение войск в этом секторе настолько нечеловечное и омерзительное, что Кларк уже не раз думала о том, почему только у неё это вызывает внутренний диссонанс. Почему никто из подчинённых, с которыми она приехала вместе из Полиса, ни разу не усомнился в действиях Макрири и Дийозы?
Неужели одна лишь Кларк, пока росла, действительно впитывала всё, о чём говорили ей родители? Неужели только у неё сложились свои, правильные мысли насчёт физических наказаний, казней и прочих варварских привычек?
Кларк приоткрывает рот, чтобы сказать, что просто хотела помочь, но слова так и остаются в горле, сворачиваясь неприятным комом. Это будет звучать как оправдание, думает Гриффин, пока Лекса вновь поворачивается к ней исполосованной спиной. От одного взгляда на её новые ожоги что-то больно сжимается в животе, но блондинка просто сглатывает, облизывая пересохшие губы.
— Сегодня для вас работы нет, — прочищая горло, говорит она через несколько долгих секунд, практически вслух рассмеявшись от мелькнувшей в голове бесконечно глупой мысли. Боже, она правда сейчас подумала о том, чтобы помочь Лексе с повязкой?
Кларк не позволяет непонятно откуда взявшемуся румянцу расползтись по шее и щекам. Бросив последний быстрый взгляд на Лексу, она разворачивается и выходит из дома, твёрдым неспешным шагом направляясь в сторону главного корпуса, где скоро её будет ждать военный «ровер».
Она удаляется на несколько десятков футов, сопротивляясь мыслям, так невовремя лезущим в голову.
Кларк не начнёт сомневаться в правильности своего решения только из-за того, что Лекса не захотела принимать её помощь и нагрубила. Это совсем не становится в уравнение со всеми зверствами, которые творят здесь солдаты, однако никаких путных мыслей на этот счёт до сих пор не приходило.
Что она может сделать? Разве восстание секторианцев не приведёт к кровопролитной войне, которую столько лет не допускал Новый Мир? Разве это не приведёт к еще бόльшим числам потерянных жизней? Разве это не станет очередной точкой невозврата?
Другой выход — это переговоры. Переговоры, которые могут привести к тому, что Новые Люди либо ужесточат здесь условия, либо же, наоборот, облегчат. Но почему-то кажется, что этого для заключённых будет недостаточно. Они прожили в таком мире почти сто лет — обычного смягчения условий жизни будет недостаточно. Неизвестно, чего вообще после всего этого будет для них достаточно.
На прошлой неделе Кларк заходила к мужчине, которого приговорили к пятнадцати ударам электродубинкой за то, что он нарушил комендантский час, опоздав на две минуты. Страх на его лице снился ей каждую последующую ночь, пока она лежала в мягкой и тёплой кровати с двадцатисантиметровым матрасом. Конечно, тот домик, что ей выделили здесь, не идёт ни в какое сравнение с квартирой в Полисе, которую она любила всем сердцем. Но по сравнению с помещениями, — язык не поворачивается это назвать домами, — в которых живут заключённые… Люди, родители которых по каким-то причинам не смогли построить дом раньше, живут в огромных общежитиях, в комнатах по пятьдесят и больше человек, что Кларк не единожды видела всё это своими глазами.
Их запугали до такой степени, что Лекса едва ли не единственная из пятнадцати тысяч человек может как-то пытаться противостоять. Кларк даже не знает, почему они до сих пор её не убили.
Впрочем, заключенные слишком напряжены, слишком взвинчены, слишком обнадёжены. Трудно не заметить, как они хотят свергнуть Сдерживающих, и Макрири не служил бы здесь столько лет, если бы был достаточно глупым, чтобы этого не понять. Может, именно поэтому они и не могут убить Лексу — если они это сделают, больше ничего не сможет сдержать недовольную толпу. Заключённые очень превосходят их в количестве, и, если они все сплотятся против Сдерживающих этого сектора, шансов у последних будет не много.
Может, Четвёртый отдал приказ не убивать шестнадцатую самолично, чтобы не втягивать первый сектор в очередную жестокую бойню, которая закончится потерями обеих сторон. В Новом Мире и так слишком мало людей.
С другой же стороны, они бы убили Лексу, если бы чувствовали от неё настоящую угрозу. Может, она просто пешка в руках Новых Людей, которую те используют, чтобы показать заключённым на конкретном примере, что будет с каждым, кто посмеет высказать какое-либо недовольство. Это звучит логично, но что-то никак не даёт Кларк покоя. Какая-то маленькая деталь, неуловимая загвоздка. Мысли роятся в голове, спутываясь в огромный комок, и даже пресловутые сдержанность и рациональность, так присущие солдату, никак не могут помочь разобраться в этом вопросе. То, что она никогда раньше с таким не сталкивалась, ещё больше запутывает сознание.
Тихие шаги сзади на секунду отвлекают. Мысль о том, что это кто-то из солдат, уличивший её в помощи заключённым, растворяется так же быстро, как и появилась. Солдаты ходят шумно и твёрдо, в идеальном ритме, сопровождаемом постукиванием винтовки о металлический пояс. Им незачем пытаться быть незамеченными и скрытными.
Это кто-то из заключённых. Кто-то, кого Кларк могла и не заметить, будь она не настолько натренирована. Кто-то из охотников — только им присущи лёгкие, практически невесомые движения, что помогают в лесу. Где-то глубоко внутри проскакивает мысль, что это Лекса, но она даже не успевает выбраться наружу, гонимая здравым смыслом офицера. Из-за своих ожогов она не может шагать настолько быстро; это не Лекса. Это может быть её напарница.
Кларк ускоряет шаг и через несколько футов сворачивает в небольшой безлюдный и плохо освещённый переулок. Тот, кто идёт за ней, поступает так же.
Она поворачивается и приподнимает подбородок, когда их взгляды встречаются. Кларк оказалась права. Это напарница Лексы.
Карие глаза упорно сканируют всё лицо Гриффин, и, если это очередная игра в гляделки, офицер не собирается тратить время.
— Заключённая, — говорит ровным голосом блондинка, призывая девушку сказать то, за чем пришла.
Та явно сомневается в своих действиях и не знает, с чего начать, но упорно пытается показать, что уверена в своих действиях. Девушка сглатывает, прежде чем облизнуть губы.
— Шестнадцатая… Она может быть грубой, но не принимайте это на свой счёт, — прочистив горло, начинает двадцать первая. С каждым словом её лицо разглаживается и глаза становятся яснее. — Пожалуйста.
Почему-то Кларк чувствует, как внутри что-то клокочет. Понимание. Эта девушка решила пойти за ней, только чтобы убедиться, что Гриффин не станет наказывать Лексу.
— Я остановила их наказание не для того, чтобы приговорить её снова, если ты это хотела услышать, — так же ровно заверяет Кларк, придавая своему голосу как можно больше безразличности. То, что тут действительно избивают людей током, до сих пор никак не могло уложиться в голове. Как и то, что вчера вечером она ослушалась прямого приказа Макрири и остановила этот ужас.
Напарница Лексы кивает, поправляя волосы, пока её раскосые глаза опускаются вниз. Она определённо на несколько лет младше Лексы — ей точно не больше девятнадцати, а на её плечах уже лежит груз заботы о том, чтобы никто из её близких не погиб.
Кларк никогда не имела подобного страха. Ни до того, когда отец умер от сердечного приступа, ни после. Смерть никогда не была их главным врагом. Ничто никогда не было их главным врагом — люди просто жили, занимаясь своими делами, строя семьи и карьеры, и туча убийств или физической боли никогда над ними не нависала. Никто не боялся, что в один день они сделают что-то не так и их потащат в центр Полиса, привяжут к столбу и будут пытать электричеством на глазах у детей, друзей и соседей. Никто не боялся, что в один день их поставят на колени на той же самой площади и жестоко расстреляют, после оставив истекать кровью и ждать своего часа. Это совсем не нормально.
Картинка той казни всплывает перед глазами, и Кларк поправляет неприятно прилипшую к коже чёрную куртку. Только сейчас, почему-то, она замечает, как жмут ботинки и неприятно тянут бёдра обтягивающие штаны, насколько невыносимо соприкосновение кожи и материала жёсткой рубашки. Только сейчас она понимает, насколько ей некомфортно находиться в этой одежде. Она никогда раньше не чувствовала себя так в форме Нового Мира.
Лекса ведёт себя в присутствии Кларк определённо точно спокойнее, чем её напарница, которая всё же пытается сгладить их недавний конфликт. Хотя это и конфликтом назвать нельзя — Кларк ведь пришла не для того, чтобы слушать возгласы о том, какая она добрая. Она пришла помочь, что и сделала.
— Лекса сделает всё что угодно ради Дейзи, — вдруг говорит охотница, сглатывая. Она складывает руки в замок перед собой, поигрывая пальцами и пытаясь определить реакцию Кларк на их имена. Та молчит. — И она не готова рисковать… Только не сестрой.
Кларк кивает, улавливая ход её мыслей. Двадцать первая хочет сказать, что Лекса не станет зачинщицей восстания, не будет подчиняться неразумным желаниям. На минуту офицер понимает, насколько сильна любовь между сёстрами, и это только доказывает то, что она и так уже знала: они не дикари. Вчера, на той площади, Кларк видела, как все реагируют на их наказание. Она видела их сплетённые руки и понимала, что так быть не должно.
Наверное, именно это и подтолкнуло Гриффин к тому, чтобы приказать солдату остановиться. Наверное, именно то, насколько сильно Лекса заботится о своей сестре и не боится ради неё умереть, дало ей понять, что все они находятся не на той стороне. Лекса и Дейзи. Две сестры, одна из которых ещё совсем ребёнок, держались за руки, пока их по очереди награждали ударами и порциями тока. Именно тогда, когда её взгляд наткнулся на прикрытые глаза Лексы, устремлённые прямо на сестру, когда её губы шептали немой вопрос, адресованный девочке, она остановила это.
Это осознание подарило ей сегодня спокойный сон, хоть Кларк и хотела пойти к заключённым сразу же. Нельзя настолько рисковать.
— Спасибо, — тихо говорит девушка после нескольких мгновений тишины. Она наклоняет голову в сторону и немного прищуривается.
Пытается считать меня, — догадывается Кларк, позволяя мимолётной улыбке появиться на губах, чтобы заверить охотницу, что всё нормально.
— Не только за… — та кивает в сторону дома, и Гриффин понимает, что она ещё и о том, что офицер пропустила её на контрольном посту.
Кларк снова кивает, благодаря за то, что девушка не стала произносить это вслух. Слова одной из заключённых, тридцать второй, не выходят у неё из головы.
Все они думают, что у Гриффин есть какие-то особые мотивы, что она хочет изъять выгоду из своих действий, и Кларк их не винит. Всё здесь происходит со скоростью катящегося с огромной горы снежного кома, с каждой секундой становящегося всё больше и больше, что в конечном итоге погребёт под собой не одну жизнь.
Если Кларк расскажет Макрири о том, что слышала, — они вполне смогут убить и Лексу, и Дейзи, и эту охотницу, и ту девушку, которая вчера перекинулась парой фраз с Гриффин. Они убьют ещё не одного человека, чтобы показать свою власть, и всё будет продолжаться.
Или же она промолчит. Смолчит и позволит заключённым восстать, унести с собой сотни жизней солдат. Её солдат. Тех людей, за которых именно Гриффин несёт ответственность. Её людей.
И что будет потом? Они захотят захватить власть? Или просто уйдут с территории Нового Мира и создадут какое-то своё сообщество? Что будет после? Что будет с её матерью, с Беллами и Октавией, с Финном, Найлой и той пожилой парой?
Кларк тяжело вздыхает, прикрывая глаза, когда охотница быстрым шагом уходит. Если бы только с ней был отец, если бы только Джейк был жив, он бы точно подсказал выход из этой ситуации. Он бы разделил с ней ответственность за все эти решения и показал бы правильный путь.
Но его нет, и Кларк придётся делать выбор самой.