***
Этого не может быть. Пейджер выскальзывает из руки, с оглушающим треском падая на деревянный пол, отскакивая к стене. Этот звук эхом раздаётся в ушах, переплетаясь с гулким набатом сердцебиения колючим плющём, царапающим горло. Как такое могло произойти? Кларк опускается на стул, придерживаясь дрожащей рукой за стену. Колени подгибаются. Земля уходит из-под ног. Внутри воцаряется леденящий холод, замораживающий кровь, леденеют лёгкие. Дышать становится больно, и с каждым вздохом боль усиливается. Он знал. Эта мысль томно присоединяется к оркестру в ушах, слова кружатся перед глазами, точно проклятие, когда она выпускает такой болезненный, иголками распространяющийся тяжелый выдох. Кларк прикрывает глаза, пытаясь найти ответ в веретене забытых воспоминаний, но в голову ничего не приходит. Как она могла не заметить? Его тихие посиделки с матерью на кухне приобретают теперь совсем другой, сероватый, оттенок. Их порой громкие ссоры становятся колыбельной ужаса в ушах. Всего-лишь одна маленькая строчка перевернула мир вверх дном, смешала прошлое и настоящее, стёрла грань между реальностью и фантазией, но правдой так и не перестала быть. Джейк Гриффин — казнён за попытку разглашения конфиденциальной информации. В глазах всё плывет, когда Кларк зажмуривается настолько сильно, что веки начинают жечь огнем, но картинки одна за другой продолжают мелькать перед глазами. За всё это время здесь она не раз задавалась вопросом, как бы поступил на её месте отец. Продолжал бы слепо подчиняться приказам, продвигать идеологию Новых Людей, восхищаться их упорством и длительными попытками построить нормальный мир, или же переступил эту черту и самолично начал бы восстание? Ответа на свой вопрос она не смогла найти даже в самых дальних закоулках своего разума, даже когда пыталась вспомнить, даже когда часами думала об отце. Она так и не смогла. Он никогда не был слепым фанатиком Новых, коим стала его дочь, но Кларк это связывала с его работой; секретов у него всегда было много, но задавать вопросы не разрешалось. Когда их захотелось всё же задать, стало уже слишком поздно. В детстве он часто говорил ей, что не всегда всё черное и белое, что не всегда можно разложить по чётко подписанным полочкам, но Кларк никогда не принимала его слова всерьёз. Их долгие разговоры по ночам никогда не поселяли в её голову не тех, не нужных Новому Миру мыслей, но глаза его в те ночи всё же утяжелялись. Она не знала, с чем это может быть связано, не понимала, возможно, даже не замечала, насколько тухнет огонёк в его взгляде, когда Кларк возвращалась со школы с очередным рисунком, посвящённым Новым Людям. Все его слова о доброте, о справедливости, о лучшей жизни она всегда несомненно связывала с Новыми, никогда не подвергалась сомнению на их счёт, и со временем все их разговоры откатывались на задний план, откладывались на неопределённое количество времени, пока не появятся новые вопросы. Но они не появлялись. Она даже не помнит, в какой момент они отдалились друг от друга, перестали делиться всем, что происходит — когда он начал готовиться к длительной командировке, когда Кларк решила связать свою жизнь со Сдерживающими Войсками или когда мать стала членом Верховного Совета? Возможно, если бы она не была настолько ослеплена Новыми Людьми и их политикой, то смогла бы ещё тогда понять, что он пытался до неё донести, смогла бы тогда разгадать все его за семью замками скрытые тайны, но она лишь отмахивалась, прикрываясь бесконечными домашними заданиями и проектами, своими до невозможности глупыми мыслями об идеальном Новом Мире, в котором нет места сомнениям и глубоким размышлениям о бытие. Стук в дверь отвлекает от мыслей, но сил на то, чтобы подняться, Кларк в себе найти не может. Кровь отливает от лица и по затылку пробегает холодок. Несколько секунд тянутся вечностью, пока она на негнущихся ногах пытается подняться, дрожащими руками крепко хватаясь за спинку стула. Перед глазами всё ещё стоит пелена, которую развеять не так и легко, и даже проморгавшись, Кларк перед собой видит только слившиеся в несуразицу буквы. Она открывает дверь, пытаясь сморгнуть свои мысли, но не получается. На пороге стоит Лекса. Глаза становятся влажными. Лёгкая улыбка на её губах мгновенно пропадает, стоит их взглядам встретиться. — Всё в порядке? — тихо, но обеспокоенно спрашивает она, сглатывая, а Кларк не может выдавить из себя ответ. Ком в горле разрастается до необъятных размеров, мешает дышать, и в носу начинает пощипывать. Внутри нарастает такого размаха буря, что ей становится там тесно, и она так и норовит выбраться наружу, раздавить, расплющить, уничтожить всё на своём пути, лишь бы выбраться оттуда, откуда выхода нет. Кларк в который раз сглатывает в очередной безуспешной попытке вернуть себе голос и рвано пожимает плечами, крепко хватаясь за дверную ручку, чтобы устоять на ногах. — Не знаю, — хрипло шепчет она, отводя взгляд, чтобы не истезать себя её пытливыми взволнованными глазами. Лекса неловко мнётся на пороге, и Кларк отходит, чтобы позволить ей зайти. Внутри вновь всё сжимается, когда на глаза попадает одиноко лежащий в углу пейджер и она шмыгает, поджимая губы. — Что случилось? — тихо спрашивает Лекса, но Кларк сил, чтобы посмотреть на неё, в себе найти не может. Она поднимает пейджер с пола, внимательно рассматривая его. Кларк все еще пытается взять под контроль свои эмоции, но буря внутри утихать не собирается. Она не отвечает, продолжает сохранять тишину. Стоит открыть рот, чтобы ответить, кажется, будто этот ураган внутри взорвётся, не сдержится, не сможет удержать всё внутри. — Это что-то серьезное? — Лекса ставит пейджер на стол и подходит ближе к застывшей на месте Кларк. К горлу подступают слёзы, когда она всё же поднимает взгляд. — Для меня, — тихо отвечает она всё ещё хриплым слабым голосом. Возможно, Лекса подумала, что что-то угрожает сектору, но всё не настолько серьёзно. Ей не о чем беспокоиться, эта информация вряд ли ей интересна. Ей уж точно не нужно выслушивать её личную драму, переживания об отце и новое о нём открытие. — Что ты имеешь в виду? — Не думаю, что для тебя это важно, — сглатывая говорит она и вновь отводит взгляд в попытке закончить этот разговор, — это касается меня. Она выдыхает, облокачиваясь о стену, и Лекса хмурится, складывая руки на груди, но напряжение в комнате не появляется. Её взгляд изучающий, пытающийся проникнуть глубоко под кожу, но Кларк совершенно не уверена, стоит ли делиться тем, что там. Лекса это переживания о жизни сестры, ответственность за жизни многих жителей сектора, попытка выжить в этом мире полном несправедливости и смерти. Лекса это тысячи мыслей в секунду, это постоянная осторожность и немногословность. Разве это будет её заботить? Кларк в этом очень сомневается, но её холодность будет не менее болезненна, чем то, что внутри уже сейчас, а получить другую, не ту реакцию, на которую она хотела бы надеяться. Это, возможно, глупо, но для Кларк совершенно не пустяки. По глупости она дала Лексе прямо в руки власть, которой до этого обладали только не чужие ей люди. По глупости она позволила себе надеяться, что Лексе небезразлична её судьба, и даже если это не так, то узнать об этом именно сейчас не хочется. Она была достаточно глупой, чтобы позволить этому случиться, но достаточно собранной, чтобы не позволить этому сейчас себя ранить. Поэтому даже если Кларк и доверяет Лексе достаточно, чтобы говорить о личном, она всё ещё сомневается, что это доверие может быть оправданно. Гораздо легче пытаться помочь ей, Лексе; гораздо проще пытаться её поддержать и облегчить существование в попытке приглушить навечно поселившееся в груди чувство вины. Говорить же о себе — зачем? Лекса молчит, глазами исследуя потухшее лицо Кларк, но не уходит. — Кларк, — едва слышно шепчет она, и сердце предательски ускоряется, — если бы мне было плевать, я не стояла бы сейчас здесь, — мягко добавляет она, сглатывая, и в её глазах сверкает что-то, что для Кларк сейчас непонятно. Теперь сердце пропускает удар. Кларк закусывает внутреннюю сторону щеки, потупив взгляд. Ком в горле разрастается и дрожь в пальцах возобновляется с новой силой. Произнести это в слух сложно, практически невозможно, но Лекса её не торопит, совсем нет. Стоит терпеливо, не отводя своих взволнованных глаз от Кларк. — Это касается моего отца, — отчаянно шепчет она, пока в глаза вновь набираются непрошенные слёзы. Лекса кивает, играя челюстью, и поджимает губы, но её глаза набираются понимания. Она делает несколько маленьких осторожных шагов в её сторону, опуская руки, и когда становится совсем рядом, внутри пробегает ледяная неприятная дрожь. Кларк не замечает слезу на своей щеке до того момента, пока Лекса не решает мягко вытереть её своими пальцами. Вновь хочется спрятаться, хочется сбежать, избежать этого момента, но теперь это невозможно. Слишком поздно. Когда их глаза встречаются, внутри взрывается то, что Кларк так сильно пыталась сдерживать, и слёзы теперь одна за одной обжигающим ручьем текут по щекам, распаляя кожу. Струна внутри натягивается, становится такой до невыносимости тонкой, что больно дышать. Как же она не любит жалость. Это чувство, когда внутри что-то так сильно болит, а потом, стоит почувствовать каплю поддержки, до ужаса хочется плакать. Но в глазах Лексы жалости нет. И в её прикосновениях жалости нет. Даже когда она тянется к Кларк, прижимая к себе, и обнимает её, жалости всё ещё нет. Лекса касается её аккуратно, так, будто это именно Кларк, а не она, хрустальная ваза, которую можно разбить одним неосторожным касанием. Её руки сжимают её крепко и Кларк утыкаетяся носом в её волосы, прикрывая глаза. Она чувствует быстрое сердцебиение Лексы, чувствует её всё ещё равномерное дыхание на собственном плече. Струна внутри всё же не рвётся. Кларк пытается сдержать рвущийся наружу всхлип и успешно с этим справляется, ощущая, как дрожит её грудь. В объятиях Лексы есть что-то успокаивающее, что-то, что помогает Кларк освободиться от тяжести, которую она носила внутри себя, но одновременно то, что пытается вырвать всё изнутри наружу, заставляет зарыться в своей голове и до бесконечности много думать. — Я знаю, как тяжело это может быть, — тихо шепчет Лекса и Кларк неосознанно сжимает её руками ещё крепче, вновь подавляя порыв всхлипнуть. В объятиях Лексы становится ошеломляюще больно дышать, думать; в её руках утонуть в жалости к себе дело поразительно простое. — Его должны были отправить сюда, — хрипло говорит Кларк, пряча глаза в волосах Лексы, и вытирает щёки. Когда она отстраняется выровнять дыхание становится легче. Кларк делает глубокий вдох, вновь шмыгая носом, и Лекса поддерживающе улыбается, вновь протягивая руку, чтобы вытереть щеку Кларк. В этот раз её пальцы холоднее и задерживаются на долю секунды дольше. Её глаза остаются наполненными тем же светом понимания, но теперь в них также мерцает что-то заботливое, что-то отдалённо похожее на то, как она смотрит на Дейзи. Сердце вновь возвращается в свой стремительный ритм. — Расскажи мне, Кларк, — тихо говорит она и Кларк возвращает взгляд в её горящие тихим пониманием глаза. — Он много раз пытался дать мне понять, что всё не так, как кажется, — охрипшим голосом говорит она, подходя к подоконнику, на котором всё ещё лежит тёплый плед, и садится. Лекса молча следует за ней. — Я никогда не пыталась действительно услышать его слова, была слишком занята своими амбициями и восхищением Новым Миром, чтобы понять, о чём он говорит, — Кларк на несколько секунд замолкает, чтобы перевести дыхание, и вновь поджимает губы, опуская взгляд вниз. Сердце колотится с бешеной скоростью, гулко бьётся о рёбра, запуская точно электрические разряды боль по венам, но теперь справиться с ней легче. — Когда мне было шестнадцать, он начал готовиться к коммандировке. Они с мамой начали много ссориться, и я думала, это потому что он согласился на эту работу, но я ошибалась. Потому что он хотел рассказать о секторах, Лекса, — обрывисто говорит Кларк, сглатывая горькую слюну, Лекса резко к ней поворачивается, — он умер буквально за несколько дней, мне даже не сказали, чем он был болен, но теперь я понимаю, что он не был болен. Его казнили. Она всматривается в собственные руки так, будто в них найдёт ответы на свои вопросы, но даже в таком состоянии понимает, что больше ответов получить не сможет. Разговаривать с матерью бесполезно на все триста процентов — она не скажет ни слова больше, чем можно. А так как за всё это время она не обмолвилась о настоящей причине смерти отца, об этом распространяться нельзя. — Что если это именно моя мать добилась его казни? — выскальзывает откуда-то изнутри вопрос, на который ответ знать не хочется. Он повисает в воздухе, стократ его утяжеляя. Лекса поджимает губы, но взгляд от Кларк не отводит, продолжая исследовать её лицо своими изучающими глазами, а сердце набатом отбивается в ушах. — Думаешь, она способна на это? — задаёт встречный вопрос она, слегка пододвигаясь, и тепло её тела касается Кларк ненавязчиво, практически незаметно, но Кларк всё же замечает. Она только кратко пожимает плечами. Посетила бы ли её эта мысль, если бы Кларк была уверена, что мать не смогла бы так поступить? Ответ достаточно прост. — Я всегда думала, что она преданнее Четвёртому, чем своей семье, — тихо говорит она, сцепляя между собой холодные пальцы. Лекса молчаливо отводит взгляд, уставившись в стену напротив и задумчиво хмыкает. — И я всегда думала, что моя мать преданнее нашим людям, чем нам, — тихо говорит она, усмехаясь, и Кларк поворачивается. Обречённая улыбка появляется на её губах. — Я уверена, что Дейзи не задаётся таким вопросом по поводу тебя, — тихо говорит она и в глазах Лексы сверкает что-то необъяснимое, — это должно быть приятно иметь кого-то, кто всегда выбирает тебя, несмотря ни на что. Лекса кивает, видимо, погруженная в свои собственные мысли, но глаза её с каждой секундой тускнеют. Была ли она для кого-нибудь приоритетом? Кларк никогда всерьёз не задумывалась над этим по-настоящему, даже если иногда и хотела быть к матери ближе. Она всегда понимала, что выбирать между семьёй и долгом невозможно, да и не нужно было — раньше этот вопрос ребром не стоял никогда. Сейчас же ситуация совершенно другая. Стала бы мать на её сторону, если бы знала, какие мысли витают в голове у Кларк? Выбрала бы она её, предала бы Новых Людей, чтобы поддержать дочь? Ответ на этот вопрос уже не такой очевидный, как на предыдущий. На языке появляется горечь. — Я знаю, что Рейвен вам помогает, — тихо говорит Кларк и плечи Лексы постепенно опускаются. Это почему-то не застаёт её врасплох, и она слегка прищуривается, вновь поворачиваясь к Кларк. Она не спрашивает откуда, не спрашивает как Кларк дошла до такого вывода, только закусывает губы, кивая. — Теперь, когда я узнала, что и отец был против всего, что здесь происходит, мне легче смириться со своими мыслями, — Лекса внимательно вглядывается в лицо Кларк и слегка наклоняет голову набок, чтобы она продолжила. — я не могу больше оставаться в стороне. Лекса медленно кивает, вновь прикрывая глаза, но её губы дрожат. Она понимает, о чём говорит Кларк, и в конкретику даже вдаваться не стоит. Сейчас она не закатывает глаза на её слова, не пытается протестовать и отрицать нужность мятежа, как стала бы раньше. Возможно, она и сама понимает, что теперь другого выхода нет. — Я знаю, — шепчет она, прочистив горло, но её голос всё ещё отдаёт хрипотцой, — это просто… настолько сложно. Кларк кивает, пока внутри вновь затягивается тугой тягучий узел. — Все ожидают от меня решительных действий, а я не могу собрать волю в кулак и сделать то, что требуется, — она обречённо вздыхает и тяжесть всего мира вновь ложится на её сгорбленные плечи. — Я не хочу, чтобы ты выбирала между семьей и восстанием, Лекса. Это не только твоя ответственность. — Получается, что только моя. — Это не трусость, если ты не можешь сделать этот выбор. Ты преданна своей семье и я не видела ничего прекраснее, чем это, — Кларк слегка улыбается, пытаясь отвести взгляд от Лексы, только не получается. Она замирает и её зелёные глаза становятся слегка влажными. Хотела бы Кларк забрать весь груз с её плеч на себя, только это невозможно.Chapter XVII
22 ноября 2023 г. в 18:19
Сердце стучит с бешеной скоростью, пока Лекса топает ногами, пытаясь согреться в это необычайно морозное утро. Пахнет зимой и мёрзлым, свежим воздухом.
Трава за ночь успела покрыться белоснежным инеем, а небольшие лужи, оставленные проливным дождем, что не прекращая шёл несколько дней подряд, покрылись тонким слоем льда. Когда-то зима была её любимым временем года. Тогда ей ещё не приходилось не покладая рук охотиться в остывшем за ночь лесу в тонкой охотничьей форме и думать о том, как согреть дом. Благо, сейчас им выдают зимнюю форму раньше, чем выпадет первый снег.
Несколько людей выходят из общежития, и Лекса вглядывается в их лица, не в силах подойти ближе, но Ниссы среди них не находит. Дейзи топчется на месте, пытаясь разогнать кровь по венам, но это не помогает. Она хмурится, когда выдыхает облачко пара, но недовольство холодом оставляет при себе. Сама ведь захотела присоединиться.
Лекса не отрывает взгляда от собравшихся. Хоть и ветер пронизывает кости сквозь куртку, она почти не ощущает холода. Её разум занят другими мыслями. Взгляд на перебинтованные руки вызывает, почему-то улыбку, но Лекса списывает это на хорошее настроение от того, что Нисса сегодня возвращается.
В тот вечер она впервые почувствовала, что быть уязвимой перед кем-то не всегда плохо. Она всё ещё при этом может быть стойкой и сильной, непоколебимой, но позволить кому-то о себе позаботиться, и это ничего не поменяет. Кларк была с ней очень осторожна, и это не выходило из головы. Каждое её прикосновение развеивало тяжесть, разбавляло бурю эмоций внутри, и это казалось чем-то нормальным.
Даже если она не пыталась перенять на себя хотя бы долю того, что у Лексы тогда творилось внутри, ей это удалось, и на те несколько мгновений стало легче. Кларк не стала в очередной раз говорить ей, что если бы они восстали раньше, этого бы не произошло. Не стала напоминать, что её бездействие порождает насилие и смерти. Не стала вновь пытаться её на что-то сподвигнуть. В кои-то веки, это почувствовать было приятно.
Это ведь не вина Лексы, что с ними так обходятся солдаты. Не вина Лексы, что она защищает сестру от смерти, не вина Лексы, что на неё возложили ответственность за десятки тысяч людей. Кларк, кажется, это понимала.
Анья этого не понимала. Нисса, возможно, тоже, но никогда этого не показывала. Костия просто не касалась этой темы, избегая её всеми силами, как только могла. Иногда это было даже смешно.
Кларк же оказалась другой.
— Чего улыбаешься? — тихо спрашивает Дейзи, поворачивая голову к ней. Лекса выныривает из своих мыслей и поджимает губы, закусывая щеку. Она пожимает плечами в ответ.
— Задумалась, — говорит она; улыбка появилась на губах неосознанно, видимо, и Дейзи, конечно же, это заметила.
Дейзи несколько раз быстро кивает, вновь поворачиваясь ко входу в госпиталь. Люди продолжают выходить, не ожидавшие такого пронизывающего холода, укутываются в свои ещё тонкие одеяния, и время от времени приветственно кивают Лексе.
— А вы чего тут стоите?
Дейзи подпрыгивает от неожиданности, когда сзади раздаётся тихий голос. Лекса мгновенно поворачивается, улыбка на губах расширяется с каждым мгновением и сердце вновь подскакивает в груди.
Раньше чем может подумать, она бросается вперёд, раскидывая руки в стороны, обхватывая улыбающуюся Ниссу. Лекса облегчённо выдыхает, крепко зажмуриваясь, чтобы сбить непрошенные слёзы в уголках глаз.
— Двадцать третья! — вскрикивает Дейзи, подбегая к ним, и вплетается в их крепкие объятия. Нисса крепко обнимает их обеих и пульс отбивает чечётку в ушах, когда Лекса утыкается носом в её плечо. Внутри разливается такое долгожданное тепло. Она сжимает подругу ещё крепче, пытаясь передать всю радость этого момента через объятия.
— Как же я скучала, — шепчет Нисса, выдыхая и крепко обнимая Лексу, и поглаживает их обеих по спине. Её руки подрагивают, но в этот момент весь окружающий мир растворяется и Лекса вновь чувствует себя дома. Слёзы всё же продолжают набираться в глаза и в горле встаёт тягучий ком.
Лекса даже не сразу слышит свисток, адресованный именно им, и только когда грубые тяжелые руки хватают её за плечи, понимает, что они вновь нарушили одно из правил. Их резко разъединяют.
— Отпустите их, — холодный голос раздаётся позади, прямо тогда, когда Лексу отбрасывают в сторону. Она смогла удержаться на ногах, но тут же бросает взгляд на Дейзи, которую держит второй солдат.
Лекса даже не сразу узнала Кларк, приказывающую солдатам их отпустить — настолько её голос был холоден и спокоен; Лекса уже несколько месяцев не слышала его таким. Солдаты медленно опускают руки, Райкер сжимает пальцы в кулаки, и на его мерзком лбу выступает вена от злости.
— Но, Кларк, они нарушили правило… — сквозь зубы пытается что-то сказать он, но Кларк кратко поднимает ладонь, останавливая его речь.
— Попрошу не фамильярничать, офицер Дайри, — чётко говорит она, достаточно громко, чтобы её услышали все рядом присутствующие. — У них было моё разрешение, — добавляет она, а глаза выражают ледяное спокойствие, и они настолько жёстки, что смотреть в них некомфортно, как-то не по себе, но отвести взгляд Лекса по какой-то причине не может.
Она не слишком много раз видела Кларк в деле, кроме как тогда, в начале, когда она остановила их наказание, — но тогда Лекса была слишком в ярости, чтобы что-либо замечать, — или когда приходила к ним домой и своим нахально-властным тоном приказывала принимать от себя помощь. Сейчас же это ощущается по-другому.
Её руки прибиты по швам, глаза смотрят чётко вперёд, на этого придурка Райкера, что пытается ответным взглядом показать Кларк всё, что он о ней думает, но Кларк совершенно непробиваема, и он в конечном итоге отворачивается, потупив взгляд.
Внутри всё на несколько секунд замирает, когда Кларк мельком бросает взгляд на них с Дейзи, и Лекса кивает, давая ей понять, что всё хорошо и никто из них не пострадал.
— Если я ещё раз увижу, что вы распускаете руки, офицер Дайри, то вы будете иметь дело не только со мной, — сквозь зубы шипит она, — вы отстранены от патрульной службы на неделю.
И поворачивается, чтобы уйти, оставив всех в глубоком замешательстве.
— Сука, — сплёвывает Райкер, даже не дожидаясь, пока Кларк отойдёт достаточно далеко, чтобы это не услышать; он сделал это специально, только вот никто здесь за это его уважать уж точно не станет.
— Месяц, — вскидывая руку вверх громко отвечает ему Кларк, продолжая свой шаг, — и в конце дня жду вас в главном корпусе.
Нисса бросает удивлённый взгляд Лексе, на что та пожимает плечами, и улыбка вновь появляется на лице. Двадцать третья, наконец, здесь, так ещё и Кларк привселюдно опустила этого ублюдка.
Он поворачивается, уставив свои разъяренные покрасневшие глаза прямо на Лексу, и делает к ней несколько нетвёрдых шагов. Вытягивает вперёд палец, толкая прямо под ребра, туда, где всё ещё есть ожог от сигареты Макрири, но Лекса сцепляет зубы, не позволяя себе скривиться от боли.
— Только потому что ты её сучка, это не значит, что теперь тебе всё позволено, — шипит он прямо в её лицо, и его глаза настолько взбешены, настолько животны, что внутри зарождется клубок волнения, а сердце ускоряется. В прошлый раз, когда он был настолько зол, убили Ника.
Лекса резко отворачивает лицо, опуская взгляд. Сейчас она не позволит ничему случиться с её близкими. Теперь у неё есть поддержка не только в лице Рейвен.
Испуганный взгляд Дейзи мелькает перед глазами и Лекса медленно сглатывает, когда к сестре подходит Нисса и приобнимает за плечи, слегка закрывая её собой от взора всех остальных солдат. Райкер отодвигается и, вновь сплёвывая, отходит, забирая с собой остальных дружков.
Лекса слегка дрожит от накатившего стресса, и её сердце, которое только что пульсировало от радости в объятиях Ниссы и Дейзи, теперь бьется сильнее, но уже от внутреннего напряжения. Нисса вновь прижать её к себе не рискует.
— Ты в порядке? — обеспокоено шепчет она, слегка поворачиваясь к Лексе, всё ещё обхватывая Дейзи рукой.
Лекса кивает, на секунду замешкавшись, но тревога внутри почему-то усиливается. Райкер совершенно неуравновешен и ожидать от него можно чего-угодно, особенно если это касается Лексы, к которой у него уже несколько лет особая неприязнь.
— Давай проведём Дейзи в цех, — говорит она и Нисса кивает прежде, чем Лекса успевает закончить. Она хватает руку Двадцать третьей в немой попытке найти хотя бы капельку утешения, и это прикосновение приносит ей его. Дыхание постепенно успокаивается, пока тёплые пальцы подруги мягко сжимают её собственные. Этого так не хватало.
По дороге к цеху они болтают о чём-то неважном; Дейзи продолжает лепетать о планах, что успела настроить, пока они ожидали Ниссу, и мельком пытается рассказать всё, что происходило, пока её не было, но получается очень обрывисто и поверхностно, так как дорога до цеха занимает около пятнадцати минут.
— Пожалуйста, — Лекса приседает на корточки, оказываясь с Дейзи одного роста, и вглядывается в её искрящиеся голубые глаза, слегка улыбаясь, — будь осторожна. Не иди домой сегодня одна, дождись меня или найди кого-нибудь, кто может тебя провести, а если рядом будет Кларк, пожалуйста, обратись к ней, — она берёт её прохладные ладони в свои, осторожно сжимает их своими перебинтованными руками, и Дейзи доверчиво льнёт к ней, кивая. Их объятие длится несколько секунд, чтобы вновь не разозлить солдат.
Она поворачивается к Ниссе и сжимает её в своих руках так сильно, что она почти взвизгивает от неожиданности, но только улыбается, потрёпывая её по голове.
— Будь осторожна, — шепчет ей Лекса ещё один раз и поднимается с корточек, расправляя складки на штанах. Дейзи вприпрыжку заходит в цех, и только когда она скрывается за толстыми стенами, Нисса и Лекса разворачиваются, чтобы продолжить свой путь.
— Как скоро ты возвращаешься? — спрашивает тогда Лекса, вновь обхватывая её руку своей и мысленно улыбается такому простому жесту, когда Нисса слегка сжимает её пальцы.
— Прямо сейчас, — она хмыкает в ответ на удивлённый взгляд Лексы, но это вполне могло быть ожидаемо. Солдаты вряд ли позволят ей прохлаждаться ещё дольше. — Значит, моей заменой была Семнадцатая, — добавлет она тише и Лекса закатывает глаза на её слова. Утренняя болтливость Дейзи кого-угодно сведёт с ума.
Шестнадцатая кивает, поджимая губы, но этот разговор будет происходить не здесь, в пределах сектора, где повсюду есть лишние уши, а в лесу, где они, скорее всего, не будут никем услышаны.
Тишина, которая воцаряется между ними, совсем не отяжеляет, только наоборот, и кардинально отличается от тишины, которая сопровождала Лексу по дороге домой последние десять дней.
Щебёнка хрустит уже не только под её двумя ступнями, а тихое насвистывание какой-то непонятной песни умиротворяет. Лекса вновь улыбается, неосознанно сжимая руку Ниссы крепче, и та поворачивается, отражая лексину улыбку.
— Я действительно скучала, — шепчет Лекса, не замедляя шаг, и к глазам вновь подкрадываются предательские слёзы.
— Хэй, — она слегка толкает Лексу кулаком в плечо, всё ещё не расцепляя их прикованные друг к другу руки, — меня только неделю не было, а ты тут уже в мякиш превратилась, — хмыкает Нисса и смешок вырывается из её горла.
Но её глаза тоже влажные.
В груди становится тесно от всего, что хочется рассказать, но в горле всё ещё стоит ком, не позволяющий выдавить из себя ни слова.
— Как ты смогла охотиться с Семнадцатой?.. — спустя несколько минут приятной тишины наконец подаёт голос Нисса, слегка замедляя шаг.
— Я не знаю, — пожимая плечами отвечает Лекса, вздыхая. Внутри всё сжимается, стоит подумать обо времени, что им пришлось провести вместе.
Нисса устремляет на неё внимательный взгляд, но ничего не говорит. Вместо этого она поднимает руку и осторожно проходится по перебинтованным пальцам Лексы, словно проверяя, нет ли новых повреждений.
В воздухе витает запах сырости и песка; благо, пыль поднимается уже не так высоко, отягощаемая постоянным дождём.
— Она меня поцеловала, — признаётся вдруг Лекса, сглотнув и потупив взгляд, словно пытаясь спрятаться от собственных слов, только вот прячься или нет — это не изменится.
Нисса хмыкает, приподнимая брови, и говорит:
— Похоже, я единственная девушка в этом секторе, кто не хочет тебя поцеловать, — шутит она, усмехаясь, и Лекса поворачивает голову к ней, хмыкая.
— Ты совершенно не выглядишь удивлённой, — тихо говорит она, прищуриваясь, и Нисса вновь пожимает плечами.
— Я догадывалась, что у неё есть к тебе чувства, — отвечает она, мимолётно облизнув губы, но глаза её всё же озабочены. Лекса поднимает брови, внимательно глядя на Ниссу. — Но не ожидала, что она сможет на это решиться.
Лекса вздыхает, пытаясь найти слова, чтобы выразить свои чувства и переживания, но в голове всё вверх-дном, а думать об этом больше, чем требуется, совершенно не хочется.
— Я не оттолкнула её, — шумно сглотнув добавляет она, в сердце на несколько бесконечных мгновений замирает. Нисса сжимает её ладонь крепче, а хочется, чтобы так сильно, до боли в костях сжала.
До того, как Лекса встретила Костию, именно Нисса вытаскивала её из собственноручно созданной пропасти, в которой месяцами пропадала Лекса. Она не забывала о своих обязанностях и продолжала заботиться о Дейзи, но саморазрушалась с такой силой и скоростью, что даже законы не преуспевали в этом настолько, насколько преуспевала Лекса.
Это именно Нисса помогла ей встать на ноги и именно Нисса помогла ей попытаться двигаться дальше. Именно Нисса помогла понять, что мир не кружится вокруг Рут.
Станет ли она вновь думать, что Лекса уверенным шагом идёт к той же пропасти, из которой так сложно было выбраться? Станет ли она думать, что Лекса вновь возродила в себе те чувства, с которыми справляться было невозможно?
— Ты не обязана понимать всё сразу, — успокаивает её Нисса, позволяя Лексе почувствовать, что она может быть открыта и честна. — Это сложное время, и каждый из нас сталкивается с трудностями по-своему.
— Это ничего не изменило, — быстро говорит Лекса, очерствив голос, но это правда. — Она сделала то, что сделала, и никакие чувства или поцелуй не сможет это стереть. Это просто сложно держать в голове.
Нисса молча кивает, сглатывая, и улыбается краешком губ.
— Я просто беспокоюсь о тебе, — шепчет она, когда пропускные пункты появляются в поле зрения.
— Она лишила меня члена моей семьи, — на этих словах в горле встаёт ком, который Лексы безуспешно пытается проглотить, — и не одного. Это не проходит так просто.