Burn me & her

      Починка рации заняла чёртову Рейес на два дня.       Полчаса, если быть точнее, но подходящий экспонат попал в руки только через два дня.       Два дня Лекса продолжала бороться с нарастающей в груди тревогой, два дня пыталась заткнуть свои глупые мысли в голове, два дня пыталась справиться с этим противным чувством пустоты внутри.       Получается только перед Ниссой. Для неё Лекса решительная и сильная, спокойная и бесстрашная. Этот образ разрушать не хотелось до невозможности. Да и с ней вовсе это было не сложно — одни только её искрящиеся глаза говорили, кричали о том, насколько она сильно ждала этого момента. Хочет ли Лекса его омрачить? Совершенно точно нет.       Внутри ощущался холодный ветерок, бьющийся о рёбра, заставляющий сердце в груди трепыхать. Оно упорно пыталось выбраться из цепкой хватки необоснованной тревоги, но каждая до единой попытка была тщетна.       Дейзи, по глупости своей, совсем не понимала, насколько это для Ниссы было опасно. Не осознавала, наверное, что они могут видеться в последний раз — только твердила, насколько рада, что Двадцать первая, наконец, сможет узнать своих родителей по-настоящему. Может, это говорило в ней желание узнать и своих, а может, детская жажда приключений; наверное, всё вместе.       Лекса завидовала её такой непосредственности. Завидовала её искренней радости за Ниссу, ведь, даже если и всегда хотела, чтобы та нашла свою семью, не думала, что всё произойдёт в таких условиях. Но для сестры она просто ехала узнать родителей. Для Лексы же её миссия заключалась ещё и в том, чтобы найти там однодумцев. Дейзи об этом, конечно же, не знала.       Холод внутри стал постоянным гостем. Тревога стала лучшим другом. Шестое чувство говорило о том, что сейчас это затея не лучшая. Заткнуть его всё же хотя бы временно, но получалось. Кларк помогала.       Ветерок внутри нарастал, словно предвестие бури, что могла в любой момент подняться. Кларк, замечая перемену в настроении Лексы, поддерживала её, стараясь быть рядом в те моменты, когда тревога становилась неподдельной болью. Лекса оценивала эту поддержку, но чувствовала, что внутренний бой её собственных чувств далёк от завершения.       Но этот день настал. Нет больше времени на разглагольствования о том, насколько это опасно или нет. Нисса уезжает сегодня.       Когда Лекса, в кулаках сжимая своё сердце, вплетала сделанную Рейвен гарнитуру в пышные тёмные волосы Ниссы, ком в горле практически перекрыл путь для воздуха. Руки продолжали дрожать, внутри всё ходуном ходило, но сдержаться ей удалось.       Их прощание с Дейзи она эгоистично увидеть не захотела. Боялась.       Боялась, что не сдержит слёзы. Боялась, что не сможет совладать с собственными чувствами, будто они теперь её самые настоящие противники, а Лекса бессильна. Боялась, что самые ужасные и страшные мысли вновь попадут к ней в голову и выгнать их оттуда сможет только физическая боль.       Холодный ветер пробирает до костей, синхронизируясь со льдом внутри, только вот от этого холода не спасёт даже зимняя утеплённая форма. Улицы переполнены солдатами и провожающими тех, кого переводят в пятый сектор. Лекса не думала, что когда-то будет в их числе.       Когда она подходит к ним ближе и поворачивается, сердце грозит упасть в пятки.       Нисса осторожно наклоняется и оставляет на лбу Дейзи долгий крепкий поцелуй.       — Обещай мне, что будешь себя хорошо вести и слушаться Шестнадцатую, — говорит она, а Лекса теперь не может найти в себе силы, чтобы развернуться. Дейзи кивает, сияя улыбкой, но в глазах её мелькает мимолетная тень печали. Она крепко обхватывает Ниссу своими маленькими ручонками, прижимается к ней, поджав губы.       — Я буду тебя ждать, — шепчет она в куртку и по спине пробегают ледяные мурашки.              Нисса, с улыбкой, но с тоской в глазах, нежно гладит волосы Дейзи. Лекса смотрит на эту сцену, словно в подсознании понимая, что вот оно — прощание. Холодная волна тревоги поднимается внутри, и от происходящего внутри что-то болит.       — И я тебя, Дейзи. Будь смелой, — шепчет Нисса, пытаясь улыбнуться. Она поднимает лицо девочки и проводит пальцами по её щеке, словно замедляя этот момент прощания.       Когда они в последний раз обнимаются, Дейзи уже не таким бодрым шагом, как раньше, заходит в цех.       Лекса не смотрит в её карие, теперь потемневшие глаза. Стыд за свою слабость появляется на щеках; за то, что не может поддержать её, как хотелось бы. Внутри вьётся нечто зловещее и мучительное, и она не знает, как с этим справиться.       Её рука сегодня холоднее, чем обычно. Холоднее даже, чем лексина.       У ровера, что будет отвозить их в пятый сектор, собрались несколько солдат из отряда Кларк, вместе с ней и ещё несколькими солдатами из других отрядов.              — Прости, что не могу пойти с тобой, — сквозь ком в горле шепчет Лекса хриплым голосом, когда Нисса сжимает её руку крепче.       — Не извиняйся. Ты всегда была со мной, — отвечает Нисса, пытаясь поддержать её улыбкой. Она чувствует, как её собственные глаза наливаются слезами, но она не хочет, чтобы Лекса видела её слабость.       — Я всегда буду тебя поддерживать, куда бы ты ни пошла, — тихо говорит Лекса, сглатывая непрошенные слёзы, — но помни, что здесь у тебя всегда будет дом.       Нисса кивает, и её блестящие глаза наполняются влагой. Сердце замирает; осознание момента, осознание того, что Нисса действительно уезжает до мозга ещё не добирается, заседает где-то в желудке противной тяжестью.       — Я обещаю, что вернусь, — шепчет она, обнимая Лексу крепко, с силой сжимая свои руки на её спине, и дрожь разрядом пробивает тело. Лекса закусывает щеку с такой силой, что на глаза наворачиваются слёзы; только вот от этой ли боли?       Лекса обнимает её в ответ, пытаясь стиснуть в себе все эти дурацкие чувства. Пусть Нисса сделает свой выбор, и Лекса поддержит её в этом, но сердце все равно страдает от потери и неопределенности будущего. Она позволяет себе обнять Ниссу ещё крепче, как будто она могла бы удержать её здесь, не отпуская ни на шаг, но сердце бьётся только сильнее, и этот момент кажется бесконечным, но таким до невозможности коротким.       — Если что-то пойдет не так, если…       — Не думай об этом, — перебивает Нисса, прерывая её тихий шепот. — Всё будет хорошо. Мы будем вместе снова.       Лекса кивает, пытаясь улыбнуться, несмотря на слёзы, которые упорно пытаются сорваться с её глаз. Она ощущает тепло Ниссы в этом объятии, но вместе с теплом приходит и пустота, что с каждым вздохом расширяется в груди. Когда они разрывают объятия, Шестнадцатая невесомо касается её щеки, подбирая упавшие из глаз слёзы.       — Будь осторожна. Обещай мне, что ты будешь осторожной, — сквозь тоскливую улыбку говорит она, задерживая дыхание от боли в сердце.       Нисса кивает, их глаза встречаются, и Лекса видит в них решимость и тепло. Но в её сердце таится страх, что эта решимость может привести к чему-то непоправимому.       — Обещаю, — шепчет Нисса и прижимается к Лексе боком, словно ища утешение в её руках. — Ты тоже.       Лекса кивает, не в силах ответить. Колючему кому удалось заполнить всё внутри, перекрывая выход словам, но они сейчас уже не нужны.       Свисток раздаётся, кажется, прямо над ухом, но они даже не обращают на него внимание. Сердце в очередной раз сжимается, когда один из солдат громким басом говорит:       — Время!       Лекса ещё один раз крепко, но мимолётно обнимает Ниссу, пытаясь задержать их отъезд на как можно дольше. Холодный ветер окутывает их, провожая, пронизывает воздух. Нисса отпускает Лексу, взгляд её упирается в тот лексин взгляд, что будто хочет сказать множество слов, но все слова застревают в немом прощании.       Её рука остаётся в воздухе, словно хочет удержать частичку тепла, которое уходит вместе с Ниссой, когда она ступает назад.       — Буду ждать тебя, — шепчет Лекса, отпуская, наконец, её теперь потеплевшую, но всё так же дрожащую руку. Внутри что-то обрывается, с такой силой падает, что в рёбрах снова появляется боль.       Солдаты уже несутся к роверу, готовому отправиться в пятый сектор. Лекса стоит, ступни точно в огромные валуны превратились, мешающие сдвинуться с места; смотрит, как Нисса поднимается на машину, как дверь закрывается за ней. Нисса отвернулась, но Лекса видит, как она вытирает слезы.       Ровер заводится и начинает свой путь, оставляя Лексу стоять на почти пустой улице. Поднимается пыль, но она всё ещё видит наклоненную голову Ниссы в окне.       Когда машина исчезает из виду, остаются только шум сектора и тяжёлое чувство утраты.        Лекса делает несколько шагов назад, чтобы скрыться из виду, и становится у стены, прикрываемая в тени дома. Пальцы бьёт крупная дрожь. В лёгких зарождается увеличивающийся в размере с каждой секундой снежный ком, что сейчас грозит обрушиться прямо на голову. Внутри всё ходуном ходит, пока солдаты расходятся в разные стороны, чтобы продолжить патруль.       Кларк подходит слева тихо, незаметно, поэтому её тихий шёпот становится неожиданностью, когда попадает в уши вместе с ветром. Её слова остались кашей в голове; ни слова разобрать Лекса не смогла, погружённая в удручающие мысли.       — Спасибо, — шепчет вдруг она онемевшими губами, — она этого хотела.       Кларк кивает; её глаза в тусклом свете омраченного облаками солнца становятся серыми. Всё вокруг становится серым. Может, оно таким и было.       Она поджимает губы, вглядываясь в тёмную каменную кладку. Дыхание успокоить не получается, даже если прикрыть глаза и выгнать все мысли из головы — тело и само знает, что её частичка теперь утеряна.       Один только взгляд на Кларк — и слёзы становятся в разы настойчивее, уже не просятся — требуют выхода. Один только взгляд в её влажные глаза и всё внутри затягивается, тяжелеет, с треском разрывается на части в сотню раз ощутимее. В её тихих печальных глазах можно, всё же, отыскать хотя бы частичку покоя.       — Мне жаль, — шепчет она так же тихо, разрывая зрительный контакт, сглатывая, и поворачивает лицо прямо вперёд; сцепляет руки за спиной, всё ещё прячась в тени дома, но взгляд её теперь, когда не обращён на Лексу, становится отчуждённее.       Лекса качает головой, стискивая ладони в кулаки, пока сердце успокаивается в груди. С каждым ударом меньше боли оно не приносит, нет. Наоборот.       С каждым вздохом в лёгкие попадает яд, попадающий в каждую клеточку, отравляющий каждую мысль, каждое биение сердца, каждое движение ускоряет его распространение по телу. Мышцы тянутся неприятной сухостью, стоит сжать ладони в кулаки.       Отправив один последний мимолётный взгляд на Кларк, Лекса разворачивается, готовая приступить к охоте; уже самое время выдвигаться, если она хочет успеть. Взгляд Кларк выжигается на затылке, кажется, до тех пор, пока Лекса не перейдёт черту поселения.       Вновь идти по пустой дороге одной снова болезненно; это бьёт в грудь, воздух из лёгких одним движением выбивает.       Они познакомились во время менторства у Аньи. Она воспитывала тогда Ниссу, вместе со всеми в её общежитии, и когда пришло время выбирать, она решила стать охотницей. Насколько Лекса помнит, она стала её помощницей задолго до того, как там появилась Лекса. Поначалу её тогда возмущало такое особенное отношение к Ниссе, ведь правила для всех одни — в десять начинаешь обучение, в двеннадцать идёшь работать. Нисса же лет с шести прохлаждалась рядом с Аньей, и когда Лекса, совсем ещё юная и неуклюжая, пришла на обучение, Нисса уже мешалась под ногами и утомляла своими навыками.       Они были всего-лишь детьми, но поэтому это для них стало так легко начать негласную борьбу за первенство. Лекса, недостающая материнской любви, хотела быть в глазах Аньи лучшей, хотела заставить её гордиться — Нисса же с точностью наоборот — никогда не гналась за похвалой и признанием, но была настолько неосознанно искуссной, что Лексе хотелось зарядить ей кулаком в лицо.       В какой-то момент это вражда переросла во что-то большее — этот момент Лекса уже, наверное, и не вспомнит; может быть, когда их поставили в пару, когда Лексе было тринадцать. Может, когда Анья в очередной раз наказывала их совместным заданием, чтобы научить друг с другом ладить. Может, когда Лекса поняла, что Нисса такой же человек со своими тайнами и проблемами, со своими страхами и переживаниями. До этого же, казалось, её заботило только одно - как бы покрасоваться перед Аньей и выставить Лексу идиоткой.       Когда Лекса осталась без матери, именно Нисса поделила с ней воспитание Дейзи. Не Ник, который был всегда был занят попытками привлечь внимание Рут, и даже не она, что тогда была полностью в своих делах. Именно Нисса, которая всегда твердила, что ни в ком не нуждается, никому не помогает, да и в целом — сама по себе.       Конечно, так было проще. В три года её увезли из сектора, далеко от родных, без возможности вернуться. Из любящей семьи и заботливых рук родителей её отправили прямо в общежитие, поселили с пятидесятью взрослых женщин и мужчин, и это чудо, что именно Анья смогла о ней позаботиться. Смогла подарить какие-никакие, но воспоминания о детстве.       Камни неприятно хрустят под ногами, когда Лекса замедляет шаг, видя перед собой одинокое дерево. Холод больше не окутывает, больше не заставляет съёжиться, но кончики пальцев всё же немеют, неприятно покалывая.       Была ли это их последняя встреча?       Об этом думать совершенно не хочется, только вот только об этом мысли и кружатся в голове. Доживет ли кто-то из них до того момента, когда им представится возможность вновь друг друга увидеть? Сомневаться не хочется тоже, но всё ещё не получается.       Боль совсем не в ласковых тисках сжимает сердце, осторожно, почти незаметно проникая через кровь к каждой клеточке кожи, неприятно отдаётся в пальцах. В висках болезненно пульсирует, когда Лекса опускается возле дерева, опираясь о неприятный шершавый ствол спиной. Дорога теперь кажется бесконечно долгой.       Лекса стискивает руки в кулаки, пытаясь сглотнуть неприятную тягость в горле; безуспешно. С каждой попыткой становится всё тяжелее дышать, всё больнее существовать, всё сложнее думать. Могла ли Нисса подумать, что она такая тряпка?       Наверное, нет.       Примерзлая земля неприятно касается кожи, только это сейчас совсем не заботит. Холод, хотя бы ненадолго, может выгнать эти мысли и эту боль из головы, только вот это ненадолго совсем уж мимолётное.       Она поджимает колени и складывает на них руки, сжимаясь в безуспешной попытке уменьшиться в размерах до невидимости, но стоит ли говорить, что и эта попытка так и остаётся попыткой?       Сердцебиение продолжает набатом бить по затылку, внутри всё холодеет, немеет; кажется даже, что можно вновь услышать там звуки завывающего ветра.       Нужно подняться и продолжить путь, но ноги деревянные, несгибаемые, стоит ей попытаться их распрямить. Вновь не получается. Руки сжаты в кулаки до боли в запястье.       Наполнить себя ложной надеждой тоже не выходит — сколько раз она пыталась это сделать, и ни разу ни к чему хорошему это не приводило, только вот все эти мысли теперь делают только хуже, заставляют кровь кипеть от тревоги, а это глупое дурацкое шестое чувство кричит, воет, что что-то обязательно случится, что что-то обязательно пойдёт не так.       Когда силы на то, чтобы подняться, всё же в Лексе обнаруживаются, она возобновляет шаг с тройным упорством, пытаясь заглушить мысли физической нагрузкой. Это в каком-то смысле работает, поэтому когда она видит пропускные пункты, ускоряет шаг, почти срываясь на бег. Это было всё же хорошим решением — она едва не опоздала.       На стене возле склада с формой и луками висит новое распределение партнёров, связанное с отъездом небольшой части охотников в пятый сектор. Упорно всматриваясь в текст на листе, Лекса останавливается, когда находит свой номер, и прикрывает глаза, позволив сердцу наполниться злостью.       Её напарницей стала Семнадцатая.

***

      Она сделала всё правильно. Так, как нужно было. Рано или поздно это должно было произойти.       Сколько бы угодно подобных мыслей не появлялись в голове, себя в этом убедить так и не удалось. Переполненные слезами глаза Лексы продолжают всплывать перед прикрытыми веками, а головная боль медленно, но уверенно прокрадывается к вискам.       Для Ниссы это, безусловно, очень важно. А Лексе важна Нисса. Наверное, для Кларк теперь важна Лекса тоже, раз картина их прощания раз за разом вызывает ком в горле. Про свою причастность к отъезду Ниссы думать совсем не хочется.       Поэтому Кларк и пришла в Главный Корпус. Конечно, это вряд ли принесёт должное удовлетворение и спокойствие, но отвлечь голову всё же чем-то хочется.       Кларк медленно растягивается на стуле, потирая виски, когда Джаспер с оглушающим грохотом роняет что-то на пол. Третий раз за последние пятнадцать минут. Он неуклюже извиняется и громко зовёт Монти, чтобы помог собрать запчасти развалившегося аккумулятора.       — Он в порядке? — спрашивает Кларк у, как обычно, нахмуренной Рейвен, внимательно всматривающейся в экран монитора. Теперь, когда её настоящее мнение по поводу Нового Мира стало ей известно, общаться с ней становится намного легче.       Она пожимает плечами, не отвлекаясь от своего занятия, поэтому Кларк только вздыхает, понимая, что поговорить с ней не удастся.       — У Майи сегодня день рождения, — поясняет Монти, поднимаясь с колен с наполненными мелкими деталями ладонями. Он складывает всё в небольшую коробку, нахмуривается и тяжко вздыхает, потирая переносицу. — Может тебе лучше выходной взять?       Джаспер поспешно качает головой, надевая очки, и пытается упорно что-то спаять.       Монти несколько долгих секунд за ним наблюдает, внимательно следя за каждым движением, и подходит к Кларк.       — Они не виделись уже бог знает сколько лет, — добавляет он, протягивая руку к бумажному стаканчику. — А он до сих пор по ней убивается, — невесело ухмыляясь говорит Монти и набирает воду из куллера.       — Ничего я не убиваюсь! — нервно вскрикивает Джаспер, откладывая паяльник в сторону. — Скажи им, Рейвен!       Она закатывает глаза на очередную попытку отвлечь её от работы, и резко складывает руки на груди. В пятый раз кто-то из них, — и это если не считать Кларк, — пытался вовлечь её в какой-то неважный разговор, но ни у кого из них это сделать не получалось.       — Что я, по-твоему, должна сказать?       — Что я, вообще-то, уже давно к тебе пытаюсь подкатить, — цокая языком отвечает Джаспер, слегка опешив от её эмоциональной, слегка агрессивной, реакции, и складывает руки на груди. Кларк от его ответа не может сдержать рвущийся наружу смешок. — А значит, Майя меня не интересует.       Рейвен молча шлепает ладонью по лбу, потирая его, и прикрывает глаза, но улыбка всё же появляется на её губах.       — Идиот, — шепчет она, — нашёл на кого переключиться. У Кларк и то больше шансов, чем у тебя.       Кларк только разводит руками, добро усмехаясь, когда наигранно злобный взгляд Джаспера переходит прямо на неё. Монти даёт ему дружеский подзатыльник.       — Ладно, — обречённо вздыхает Рейвен, потянувшись к рюкзаку, чтобы достать свой ужин, — ваша взяла.       Монти и Джаспер победно дают друг другу пять, а Рей мимолётно улыбается; грусть в глазах пробегает секундная, но всё же для Кларк заметная. Конечно.       Кларк не успела обзавестись здесь слишком многим количеством друзей, тем более близких — ей, по большому счету, из состава Новых терять некого. У Рейвен же ситуация совершенно другая. Монти и Джаспер, как она выражалась, ей как братья, но даже с ними она не смогла поделиться своими мыслями по поводу секторов.       Даже с такими близкими для себя людьми не смогла найти в себе силы, чтобы довериться и рассказать об этом. Какова вероятность, что они поддержат её? Какова вероятность, что им не придётся в течении восстания их убить?       Никаких гарантий получить невозможно. Рейвен, должно быть, долго шла к тому, чтобы с этим смириться.       — Но теперь вам придётся меня развлекать, — с набитым салатом ртом говорит она, накалывая на вилку несколько помидоров. Запах машинного масла и железа смешивается с запахом салатной заправки. — Рассказывай уже про свою Майю. Что с тобой сегодня?       Джаспер вновь складывает руки на груди, пододвигая к ним стул, и хмурится, кривовато усмехаясь.       — Я пару дней назад с другом разговаривал, и, оказывается, у неё свадьба скоро, — глаза Рейвен расширяются одновременно с Монти, когда они синхронно поворачиваются к Джасперу.       — Ты мне не говорил, — едва слышно говорит Монти; глаза его шутливы, но теперь выражают заботу больше, чем насмешку. Джаспер пожимает плечами. — Ты в порядке, Джас?       — Конечно, я в порядке, — улыбается тот, но взгляд его омрачен. — Просто странно осознавать, что всё меняется так быстро. Жизнь, да?       — Угу, — бормочет Рейвен, откусывая достаточно внушительный кусок сэндвича, — у моего бывшего уже вообще ребёнок есть.       — Это у Вика-то?! — она кивает, прокручиваясь на стуле, когда Джаспер ошарашенным голосом задаёт вопрос.       — Уже второй на подходе, — качает головой Рейес и Кларк не может сдержать небольшой едва заметный смешок под ошеломлённые возгласы ребят. Впервые за такое долгое время она чувствует себя если не как дома, то максимально возможно к этому приближенно.       Глупые разговоры о бывших болью в затылке напоминают об Октавии, что никогда не упускала момент поговорить о личной жизни. Кларк это никогда не доставало, но со временем её желание обязательно Кларк с кем-то свести начинало надоедать.       — А у вас с Харпер как всё проходит? За ручки уже держались? — Рейвен переводит взгляд на отставившего в сторону стакан с водой Монти, который с заметным облегчением на лице собирался возвращаться к работе. Кларк мысленно вновь хихикает, когда кончики его ушей краснеют, но о том, что они вместе, она не догадывалась.       — Мы живём вместе, Рейвен, — с шуточной издёвкой в глазах говорит он, ухмыляясь, — конечно же нет, это только после свадьбы, — шутит Монти и складывает руки на груди, делая несколько шагов назад.       — Засранец, — бросает через плечо она отошедшему парню, — и это у него здесь, единственного из нас четверых есть регулярный секс! Поверить не могу!       — Может, если бы ты не так много шутила, у тебя он бы тоже был, — серьёзно предполагает Джаспер, нахмурившись, будто раздумывает, и пожимает плечами. Он присоединяется к Монти и они вновь дают друг другу пять, только Монти воодушевленно приговаривает ещё, что так её, задиру.       Рейвен смотрит на них, как на идиотов, и возвращает взгляд к сдерживающей смех Кларк. Теперь и её взгляд переполняется напускным возмущением, когда она видит улыбку на её губах.       — Что, и ты туда же? — обреченно говорит она, откладывая контейнер с оставшейся едой в рюкзак, — надоели мои шутки?       Кларк поспешно качает головой:       — Я твой юмор люблю, — и в победном жесте поднимает руки, — но с сексом точно не помогу, — в ответ на её обнадёженные глаза говорит Кларк, отмахиваясь от её мечтательной улыбки.       Рейвен моргает, будто пытаясь освоить этот неожиданный поворот разговора. Затем она снова улыбается, на этот раз чуть более дружелюбно.       — Ну что ж, если не с сексом, то с чем ты мне поможешь?       Кларк разворачивается на стуле, прикидываясь задумчивой.       — Могу предложить компанию и внимание, — предлагает она, покачивая головой, — ну и, конечно же, надежный совет, если потребуется.       Рейвен наигранно тяжко вздыхает, кивает, будто оценивая предложение, и добавляет:       — По крайней мере, это уже что-то. Да и кого я дурю, я сама себя и так развлеку, — подмигивает она, и Джаспер сзади закашливается от этих слов, пока Рейвен весело смеётся.       Интересно, нужно ли ей притворяться в такие моменты? Пытается ли она прогнать все эти мысли из головы и даже сейчас, отправив Ниссу в пятый сектор, она совсем не выглядит грустной или задумчивой, даже если приглядеться. Время от времени в её взгляде проскакивает что-то, от чего она ищет отвлечения, но понять что же это на самом деле сейчас возможности не предоставляется.       Но с ними Рейвен на удивление выглядит как никогда живой, радостной — даже заботы сектора и Нового Мира её, кажется, совсем не обременяют, только вот Кларк не понаслышке знает, что это не так.       Рейвен перебрасывается ещё несколькими фразами с Джаспером и Монти, что продолжают тихо перешептываться; их голоса сливаются с гудением вентиляций, создавая приятный фоновый шум для уставших за день от постоянных разговоров солдат ушей.       Кларк упирается локтём о стол, укладывая на него щеку, и зевает, внимательно вглядываясь в клавиатуру, по которой усердно нажимает.       — Устала? — тихо спрашивает она, бросая раздосадованный взгляд в сторону Кларк, практически улягшейся на её рабочий стол. Она только неразборчиво мычит что-то в ответ. — Может, домой?       Кларк неспеша кивает, вновь позволяя мыслям ускользнуть туда, где контролировать их уже нельзя.       — Не хочу уходить, — бормочет она, потирая глаза тыльной стороной ладони, но всё же поднимается с места. — Одной не по себе.       Рейвен понимающе кивает, глаза её сверкают в свете отблесков от экрана.       — Скоро пройдёт, — ободряюще улыбается она, утверждающе сжимая рукой расположившуюся на столе ладонь Кларк, и та скованно улыбается ей в ответ, кивнув.       Попрощавшись с ребятами, Кларк выходит на улицу, тутже делая глубокий вдох свежего морозного воздуха. Температура ещё не упала ниже нуля, но уже к этому близка, однако холод всё же приятно пощипывает разогретые щёки.       Заключённые всё меньше и меньше появляются в вечернее время на улице, а темнеть начинает уже почти в пять. К восьми, если бы не поодинокие фонари, здесь можно было бы глаз выколоть от такой давящей всепоглощающей темноты. Даже Кларк здесь становилось не по себе, хотя ей уж точно никакая опасность не грозила, что уж говорить о заключённых, которым и в дневное время суток передвигаться не особо безопасно?       Мелкие камни хрустят под ногами, когда Кларк неспеша возобновляет свой шаг в сторону дома, а негромкий стук каблуков эхом отдаётся между улицами. Каждый вздох её, кажется, слышен — настолько здесь сейчас тихо. Лишь бы не думать также громко, думает Кларк, засовывая руки глубоко в карманы. Кончики пальцев начали уже было от холода пощипывать, теперь же только тепло приятной колкостью распространяется по коже.       Мысли, как бы она не уговаривала себя об этом не думать, вновь возвращаются к теме Лексы и печали, что за ней по пятам следует. Как бы ни хотелось этого избежать, чувство вины вновь занимает свое законное место рядом с сердцем, стоит подумать о том, что Нисса уехала и Лекса теперь осталась одна.       Да, хотела бы Кларк показать Лексе, что с ней теперь и она тоже, только вот это не то, что ей сейчас нужно. Конечно, её пустоту внутри хотелось бы заполнить, но Кларк не та, кто сможет это сделать.       Тихие шаги сзади запускают мурашек по коже, только вот они появляются не от напряжения. Эти шаги она узнает из сотни — Лекса.       Сердце Кларк начинает биться чаще, а напряжение, которое она собиралась затаить внутри, медленно рассеивается. Но она не оборачивается. Вместо этого, она останавливается, ощущая, как шаги приближаются. Лекса медленно обгоняет её, оказываясь перед ней, и теперь они идут нога в ногу.       — Привет, — голос Лексы звучит спокойно, но в нём есть некоторая теплота; она говорит тихо, едва слышно, и её голос смешивается с тихими завываниями ветра. Кларк даже кажется, что ей это показалось.       Кларк кивает. Она поднимает взгляд, встречаясь с глазами Лексы. В этих глазах читается неопределённая грусть, и Кларк не может оторвать от них взгляд.       Остальной путь они проделывают в тишине; но она их шаги не утяжеляет, нет, только делает их легче, невесомее, проще — чувство осторожности теперь отступило, сдаваясь перед умиротворением. Лекса дышит громко, выпуская облачки пара изо рта, а в её глазах отражается лунный свет, смешанный с фонарями, и даже если внутри всё с каждым шагом болезненно сжимается, особенность этого не заметить невозможно.       Когда они поворачивают в предпоследний поворот перед её домом, они продолжают шагать в унисон; когда её домик уже перед ними виднеется, они тоже продолжают шагать в унисон. Когда Кларк открывает входную дверь, вытирая ботинки о коврик, и стаскивает с себя неприятно давящую куртку, её шаги продолжают эхом отбиваться от висков в голове, но Лекса заходит за ней, на несколько секунд замявшись на пороге.       — Замёрзла? — тихо спрашивает Кларк у теперь распрямившейся Лексы, упорно избегая её взгляда. В горле пересыхает; очень хочется пить.       Лекса отрицательно качает головой, снимая с распушившихся от влаги волос капюшон. Улыбка появляется на губах так же быстро, как поднимаются её слегка растрёпанные волосы, но стук сердца болезненным спазмом отдаёт в груди — некому теперь утихомиривать её безрассудные локоны. Вряд ли она позволит Кларк взять на себя эту миссию; скорее будет сама пытаться, мучиться со своими волосами, чем уступит этот момент уязвимости кому-то, кроме Ниссы.       Поставив чайник, Кларк зажигает несколько стоящих на столе свечей, чтобы хотя бы немного осветлить прихожую, но не привлекать лишнего внимания к окнам. Лекса внимательно наблюдает за её движениями и от этого проницательного взгляда внутри всё туже и туже затягивается узел.       Стоит тусклому свету свечей осветить гостиную, Лекса выпрямляется и медленно подходит к подоконнику, на котором всё ещё лежит несколько пледов и подушки, а ещё несколько фантиков от конфет Рейвен, и господи, ну почему Кларк не убрала их сразу?       Лекса по-доброму хмыкает, улыбка прокрадывается к её глазам, и это останавливает время.       — Мне жаль, — вновь повторяет она свои утренние слова, и открывает рот, чтобы продолжить, но Лекса не позволяет ей ничего добавить, вмиг посуровев.       — Я не хочу об этом говорить, — ровно говорит она, поворачиваясь, и бросает мгновенно холодный взгляд в сторону Кларк, который она встретить не в силах. Лекса отворачивается, вновь возвращает свой взгляд к окну, — Дейзи спрашивала, когда ты снова зайдёшь, — говорит она, сморщившись от яркого запаха пряной свечи на подоконнике, и ставит её на место. Кларк набирает воду в чайник, продолжая боковым зрением наблюдать за ней.       Лекса в её доме уже далеко не первый раз; только вот именно сейчас это чувствуется по-другому, так, будто это тот раз, в который она пытается с ним по-настоящему познакомиться, увидеть, понаблюдать за тем, как сейчас живёт Кларк, и это ощущается, почему-то, совсем по-новому, и это чувство уязвимости впервые совсем не мешает. Лекса к мелочам внимательна, и впускать её в эту часть своей жизни на удивление легко.       — Я хотела завтра зайти, — отвечает Кларк и Лекса сразу ей кивает, возвращая взгляд назад.       Её руки останавливаются возле недавно расположившейся на подоконнике, рядом со свечами, их совместной фотографии с Октавией и Беллами, что теперь облачена в тонкую из тёмного дерева рамку, и Лекса берёт фотографию в руки, внимательно вглядываясь в их радостные лица.       — Это Беллами и Октавия, — тихо говорит Кларк, сделав несколько шагов к Лексе, и та вздрагивает, стоит Кларк оказаться рядом. Лекса поднимает голову, слегка поворачиваясь к ней, и проводит большим пальцем по её застеклённому улыбающемуся лицу, — мои лучшие друзья.       — Ты выглядишь счастливой, — кивает она и, задержав взгляд на изображении ещё на несколько секунд, отставляет рамку на место, прочищая горло.       — Наверное, — пожимает плечами Кларк в ответ, закусив губу, пока шум уже почти закипевшего чайника разрывает воцарившуюся тишину. — Почему ты здесь? — спрашивает вдруг Кларк раньше, чем может об этом подумать.       Она не пытается быть грубой, да и Лекса не кажется этим вопросом обиженной, только растерянной; возможно, даже сама себе когда его задавала, ответа найти не сумела.       — Хотела тебя увидеть, — шепчет Лекса в ответ, облизывая губы, и неловко пожимает плечами, перебирая пальцами по подоконнику. Кларк шумно втягивает воздух, и жар поднимается к щекам. Хоть бы Лекса не заметила этого, думает она. Сердце на несколько секунд до невозможности ускоряется.       — Ты хотела меня увидеть, — повторяет Кларк и что-то внутри разглаживается, становится приятнее, стоит ей ощутить вкус этих слов на языке. — Почему?       Лекса кривовато улыбается, её глаза бегают по комнате, словно она ищет подходящие слова, но ничего не находит.       — Не знаю, — отвечает она и волна разочарования пробегается внутри неприятным разрядом, но Кларк пытается это скрыть — даже если бы она и хотела знать ответ на свои вопросы, это не значит ведь, что Лекса обязана ей их дать, так ведь?       Только вот внутри всё-равно, независимо от доводов здравого смысла, что-то неприятно сжимается, стоит ей поймать ещё один слегка растерянный взгляд Лексы.       — Ты хотела сделать чай? — спрашивает вдруг Лекса, кивая в сторону кухни, напоминая о благополучно забытом Кларк закипевшем чайнике; да, она хотела, до того как Лекса сбила её с толку своими словами и вновь запустила в голову стаю роящихся обнадеживающих мыслей.       Кларк возвращается в кухню, пытаясь успокоить сердце, что точно сговорилось с лёгкими в попытке страйковать и сегодня больше не выполнять свои функции. Улыбка всё же появляется на губах, стоит ей скрыться в темноте комнаты, вместе с теплом в груди.       Когда она выходит с двумя чашками чая в руках, Лекса продолжает увлечённо рассматривать небольшие наброски и рисунки, что кнопками прикреплены к деревянной обивке подоконника, но ничего не говорит. Кларк ставит чашки на поверхность, упираясь поясницей о стену.       Лексины брови слегка нахмурены так, что складочка появляется между бровей, что так схоже с выражением лица Дейзи, когда у неё что-то не получается, но Лекса не расстроена — внимательна, изучает всё, что может увидеть, и это не может не добавлять новые вопросы в копилку, но их задавать совсем не хочется. Она поворачивает голову, переводя свои зелёные глаза прямо на Кларк, совсем не ожидавшую её взгляда.       — Твой отец гордился бы тобой, — тихо говорит Лекса, но её слова громче, чем гром самого грозового дня; внутри всё начинает подрагивать, но Кларк позволяет себе грустно улыбнуться уголками губ. Эти слова тяжело виснут в воздухе, оседают на плечи, точно килограммовая пыль, под которой не согнуться невозможно. Сердце предательски сжимается. В глазах Лексы отражается маленькое пламя, но она смотрит прямо, открыто, будто предлагает все свои мысли на вытянутых ладонях.       — Я делаю всё это не только ради отца, — тихо отвечает Кларк, сглатывая, когда ловит себя на мысли, насколько нормальным ей кажется прикоснуться сейчас к Лексе. Она этого не делает; но сердце ноет, продолжая ускорять свой и без того быстрый ритм.       Лекса делает несколько крохотных шагов в её сторону, но их достаточно, чтобы их лица находились всего лишь в нескольких десятках сантиметров друг от друга. Она слегка прищуривается, облизнув губы, и спрашивает:       — А ради кого?       Кларк сглатывает, пытаясь собрать мысли в кучу в который за сегодня раз. Есть ли вообще ответ на этот вопрос?       — Обострённое чувство справедливости, помнишь? — слегка улыбаясь говорит Кларк и Лекса не успевает ответить, как улыбка занимает своё законное место на её губах, и это настолько гармонично, настолько правильно, настолько красиво, что дыхание перехватывает. Смешок вырывается из её горла, глаза становятся светлее, играют теперь новыми красками, пока она так смотрит на Кларк.       В горле вдруг образовывается непроходимый ком, а слова не могут пробраться дальше мыслей. Как часто она могла наблюдать улыбку Лексы так близко, так с собой связано, да до того, что именно Кларк её и вызвала?       Её взгляд медленно приобретает серьёзные оттенки, когда она делает ещё небольшой шаг к Кларк, которая практически вжимается в стену, чтобы избежать столкновения их тел, чтобы не догнать сердце до того состояния, когда оно просто физически больше биться не сможет.       — Прости, — тихо говорит Лекса, кусая губы, и её рука невесомо ложится на горячую щеку Кларк. Её пальцы прохладные, приятные, и это прикосновение ощущается точно поцелуй бабочки, такой же щекоткой отдаётся между рёбер. Её глаза бегают по зардевшимся щекам, следуют своим пальцам, что теперь осторожно поглаживают запылавшую вдруг кожу, и Кларк неосознанно задерживает дыхание, пытаясь не прижаться к её руке ближе.       Успокоить сердце всё же не удалось, поэтому теперь оно с утроенной силой стучится о рёбра, отбивая чечётку в ушах, когда Лекса приоткрывает рот, чтобы продолжить.       Её чистые и ясные глаза всматриваются куда-то в душу, забираются глубоко под кожу, туда, куда никому ещё доступа не было. Она выглядит уязвимой, человечной, но такой прекрасной, что внутри вновь становится до боли тесно.       — Я ошибалась насчёт тебя, — шепчет она слегка хриплым голосом, опуская глаза и это вновь заставляет сердце на мгновение остановиться, но этот взгляд мимолётен настолько, что Кларк даже кажется, что она его сама себе представила. — Сейчас я понимаю, насколько была не права по отношению к тебе, — добавляет она, прочистив горло, — поэтому я здесь.