***
Успокоиться получается быстро — только вот успокоить мысли это задача стократ сложнее. Они продолжают кружиться в голове, продолжают наседать одна на другую, продолжают накапливаться, давить на стенки черепа так, что кажется, будто голова вот-вот взорвётся. Но на губах всё же появляется улыбка, стоит Дейзи взглянуть на неё своими широко открытыми голубыми глазами и обхватить своими руками так, что дышать становится сложно не только от объятий. — Испугалась? — тихо спрашивает Кларк, приобнимая её одной рукой за плечи. Дейзи сглатывает, слегка неуверенно кивает, когда отпускает её и отходит к столу. — Я думала, что меня заберут, — почти беззвучно говорит она дрожащим голосом, облизывая губы, и отводит взгляд от Кларк, всматриваясь в собственные ладони. Кларк делает к ней несколько осторожных шагов, приседая на корточки, и снизу вверх смотрит в её влажные глаза. — Я бы никогда не позволила этому произойти, — тихо, но уверенно произносит Кларк, слегка улыбаясь. Никаких обещаний она дать не может — не скажет, что защитит её, если что-то будет ей угрожать, но Кларк всегда будет пытаться. Сердце сжимается, пока в глаза набираются слёзы, но она всё же улыбается, заправляя светлую прядь ей за ухо. Дейзи неуверенно кивает, но её глаза всё ещё напуганы. Лекса аккуратно ставит подносы с ужином на стол и для Кларк стало неожиданностью, что она так беззвучно зашла в дом. Она не улыбается, смотрит в пол, всячески избегает взгляда Кларк и Дейзи, молча садится на слегка пошатывающийся стул, молча берёт ложку в руки и принимается за варёную картошку. Тишина оглушает. Дейзи так же молча присоединяется к ней. — Я, наверное, пойду, — тихо говорит Кларк, ощущая, как сердце сжимается в груди. Лекса сразу поворачивается к ней, едва заметно качая головой, и взгляд её умоляющий, безысходный, просящий остаться больше, чем сотни слов. Кларк кивает, поджав губы; сердце останавливается, когда в глазах Лексы появляется неподдельное облегчение. Она не хотела заставить её думать, что может уйти тогда, когда Лексе нужно, чтобы она осталась. Дейзи не пытается начать ни единого разговора, без энтузиазма ковыряет ложкой пюре, периодически делая несколько глотков воды, но её что-то гложет, а что именно спросить сейчас кажется совсем неуместным. Через несколько долгих минут в молчании Дейзи поднимается, говоря, что будет спать, и пожелав им спокойной ночи, направляется в комнату. Лекса следит за каждым её шагом внимательным, но разбитым взглядом. Возможно, потом они смогут рассказать ей, что у Дейзи сейчас на уме. Когда дверь за ней закрывается, Лекса несколько секунд сверлит взглядом свою порцию ужина, но когда встречается глазами с Кларк, поджимает губы, едва улыбаясь, и встаёт, чтобы последовать за сестрой. И шаг её тяжелый. Кларк выдыхает, оставаясь в комнате одна, и сразу выходит на улицу, вдыхая мерзлый воздух полной грудью. Сейчас даже теплее, чем утром, поэтому сесть на крыльцо кажется идеей не такой уж нелепой. Лекса выходит через несколько минут, тихонько прикрывая за собой входную дверь. Что-то теплое, невесомое, почти что бархатное ложится на плечи; одеяло. И оно пахнет Лексой. Окутанная её запахом, Кларк на несколько секунд замирает, не позволяет себе зарыться в него носом, но сердце всё равно предательски ускоряется. Лекса садится рядом, но всё ещё держит дистанцию, хотя к ней под одеялом все же присоединяется. — Я подумала, что мы тут замерзнём, — тихо бормочет себе под нос она и Кларк на несколько секунд забывает всё, что происходило сегодня, поэтому слегка хихикает в ответ на её слова, поглощённая её нахмуренными бровями и только-только зажёгшимися искорками в глазах. — Спасибо, — отвечает Кларк улыбаясь, но магия момента рассеивается так же быстро, как и появилась. Мысли снова ложатся на плечи тяжёлым грузом, вихрём с ног сбивают, и отражение своих собственных чувств в глазах Лексы появляется точно так же. Тишина воцаряется между ними. Кларк пытается не возвращать снова и снова свой взгляд к Лексе, только вот раз за разом её попытки проваливаются и она находит себя вновь вглядывающейся в её профиль. Лекса сглатывает, облизывая губы, и складывает руки на коленях. Сердце продолжает вырываться из груди, но теперь уже не так усердно; смирилось, что вырваться ему всё-таки не удастся и теперь оно навечно взаперти, к Лексе в руки попасть ну никак не сможет. — Она сделала это, чтобы отвлечь внимание на себя, — хриплым, задумчивым голосом вдруг говорит Лекса, запинаясь, и Кларк поворачивается к ней, сглатывая горькую слюну послевкусия смерти. — Трис, — кивает она, прочистив горло, и мелкая дрожь касается её голоса, но не пустых глаз. — Она была наставницей Дейзи в цеху. Кларк поджимает губы, выпуская обрывистый выдох, когда слова добираются до головы. Та, которая выбежала из толпы, когда Райкер пытался победить в их беззвучной перепалке и выбрать Дейзи. Сердце пропускает удар и внутри всё вздрагивает, стоит вновь подумать о том, что могло бы сегодня произойти, если бы там не было Кларк и Трис. — Она сделала то, что считала нужным, чтобы спасти важного для себя человека, — тихо отвечает Кларк и Лекса вновь застывает, сжимается, плечи её с каждой секундой тяжелеют, — я сделала бы тоже самое. Лекса ещё несколько секунд сглатывает, сцепив зубы, и когда она поворачивается, в глазах стоят слёзы, что она, видимо, так усердно пыталась сглотнуть. Она мягко кивает, но когда подбородок её начинает подрагивать, отворачивается вновь. — Это больше, чем я когда-либо могла бы попросить, — тихо говорит она, и желание помочь ей преодолеть эту боль появляется в груди вместе с давящим изнутри теплом. Хочется утешить её, сказать, что Кларк защитит Дейзи, что Кларк защитит и её тоже, только слова так и не срываются с пересушенных губ. Хочется прикоснуться к ней, осторожным прикосновением показать, что она не позволит ничему случиться с ними, забрать частичку этой боли себе, попытаться расправить её сгорбленные плечи, но Кларк сидит смирно, спина натянута как струна, и не может пошевелиться от внезапно наступившего остолбенения. — Это много для меня значит, — тихо добавляет Лекса, потупив взгляд и сглотнув, и сердце в груди вдруг сжимается. Её глаза набираются слезами, которым не суждено пролиться, и Кларк поджимает губы, мелко кивая, но улыбка не касается её лица. Хочется что-то ответить, но слова застревают в горле вместе со спёртым выдохом; хотела бы Кларк быть сильной, быть для неё опорой, быть той, на кого Лекса сможет положиться, только сейчас она улучшить ничего не может. Поменять, пока что, не может тоже, а защитить эту лексину уязвимость физически необходимо. — Хотела бы я сделать больше, — тихо отвечает Кларк и в лёгких вновь становится тесно. Лекса едва слышно хмыкает, но ей не нужны слова, чтобы понять этот звук — если бы было возможно, Кларк сделала бы больше. Это согревает, но горькая безысходность всё же продолжает свои бесчётные попытки поглотить мысли. На крыльце сидеть прохладно, но всё же лучше, чем в соседней комнате с Дейзи; холодный ветер всё ещё ощущается мнимой, но свободой, сдувает остатки неуверенности и нерешительности, запах смерти и крови. — Как ты? — задаёт тихий вопрос Кларк, хоть и понимает, что вряд ли услышит всё, что услышать хочется. Лекса не будет рассказывать ей о своих чувствах в мелочах, не будет открывать душу настолько, чтобы её можно было наизнанку вывернуть, но желание спросить всё же побеждает. Она поджимает губы, качая головой, руки её дрожат. Она медленно садится рядом, вздыхая. Несколько секнуд молчит. В её глазах пробегают сотни эмоций за секунду. — Они все говорили о восстании, — хрипло отвечает Лекса, складывая руки на коленях, и дрожь в её голосе заставляет сердце сжаться. Она горько хмыкает, прежде чем продолжить, — а я не могла перестать думать о Ниссе. Кларк кивает, чувствуя, как боль в груди распространяется по телу. Нисса так и не связалась с Рейвен. — А ты? — поворачивает голову Лекса, складывая щеку на ладонь, слегка поеживаясь, и поэтому пододвигается немножко ближе к Кларк, чтобы прижаться к ней плечом. Жар сразу же приливает к щекам. — Я видела тебя на шестой улице с Миллером, мне казалось, что вы ругались. Кларк громко и медленно выдыхает, кривовато улыбаясь, и погружается в мысли, воспоминания этого до ужаса странного разговора. — Он волнуется, — отвечает она и, выпрямляясь, пожимает плечами. В ответ на лексин вопрошающий взгляд, Кларк добавляет, — мы знакомы со школы, но подружились много лет спустя. Но здесь возможности, да и желания, общаться с кем-то по душам ни у меня, ни у него не было, поэтому мы не слишком близко общались в последнее время. Лекса слушает внимательно, ни на секунду не отводит взгляд от слегка зардевшихся щёк Кларк, что запылали от её пристального взгляда. — И почему он волнуется? Кларк усмехается, негромко хмыкая вновь, и точно так же складывает левую щеку на ладонь, как и Лекса, но так, чтобы их лица были друг напротив друга. — Он думает, что из-за моих чувств к тебе меня могут убить, — просто отвечает она и глаза Лексы на несколько секунд замирают, перестают исследовать её лицо, когда она кусает губы. Сердце в груди останавливается, когда Лекса отворачивается, но глаза её всё ещё тёплые, наполненные чем-то, что сейчас Кларк понять не может. Она продолжает молчать, поглощённая чем-то, о чем думать не хочется, но сердце всё же подходит куда-то к горлу. Глаза её омрачаются и хотела бы Кларк узнать, какого рода мысли кружатся в её голове. — Он прав, — тихо говорит Лекса и Кларк даже поначалу кажется, что ей это показалось. Что она не говорила этих слов, что выбили воздух из лёгких за одно мгновение, за несколько секунд лишили устойчивой земли под ногами. — Тебя могут убить. — Как и любого из вас, — резче, чем хотелось, отвечает Кларк, сцепив зубы, на несколько секунд нахмурившись, чтобы прогнать неприятное ощущение в груди. Лексино лицо, казалось бы, безэмоционально, только вот Кларк понимает, сколько мыслей прячутся в её слегка нахмуренных бровях. — Я рискую не больше, чем вы. Чем ты. Лекса сжимает ладони в кулаки, но внутри уже скрежёт что-то цепкое, неприятное, скользкое; от этого хочется избавиться, только не выходит. — Что-то происходит, Кларк, — тихо говорит Лекса, вновь нахмурившись; голос её обеспокоенный, настороженный — Кларк с ней согласна. Что-то происходит и это что-то пугает. — Они безжалостные, как никогда, — говорит она, вглядываясь в свои сцепленные руки, только вот Кларк всё ещё не думает, что только лишь из-за неё нужно прекращать бороться. Солдаты могут быть насколько угодно безжалостны, но кроме них никто это поменять не сможет. — Это не сработает, если все будут беспокоиться только о собственной жизни. — Но я беспокось о твоей, — эти слова добавляются, умножают покалывание в рёбрах, и сердце вновь сжимается в болезненных тисках. Лекса тихая, до такой степени, что практически беззвучна в своих бесшумных признаниях, но настолько искренна, что внутри что-то переворачивается. Кларк открывает рот, чтобы ответить, но закрывает его почти сразу — слова застревают в горле, формируются в неприятный ком, что сглотнуть не получится, наверное, никогда. — Кларк, — запыханный голос Рейвен раздаётся в наушнике как гром среди ясного неба и Кларк вздрагивает от неожиданности, наклоняя голову и прикладывая руку к гарнитуре, чтобы она плотнее села к уху. — Да, Рейвен, — сразу отвечает она, пока тревога в желудке зарождается в небольшой комочек. Лекса поворачивается к ней, подсаживаясь ближе, обеспокоенным взглядом исследуя её сосредоточенное лицо. — Лекса с тобой? — её голос почему-то нагоняет тревожность, сбивает её в тягучую неприятную кучу. Неприятное чувство сосёт под ложечкой. Кларк кивает. — Со мной, — говорит она, отбрасывая взгляд в напряженные глаза Лексы и её рука находит руку Кларк сама. Её осторожное прикосновение слегка успокаивает, но тревога всё же продолжает усиливаться, когда в ответ она слышит лишь тишину и сжимает руку Лексы крепче. — Ты можешь перевести сигнал на пейджер? — Кларк подтверждает, что может, и за несколько движений руки её тихий но всполошенный голос раздаётся уже из динамиков, так, чтобы Лекса могла слышать её тоже. Сердцебиение отбивается в ушах, пальцы Лексы пульсируют в такт, и её глаза наполняются блеском, надеждой, что Нисса всё же связалась с ней и принесла хорошие новости. Сердце стучит настолько быстро, насколько это возможно и Лекса тихо, но нервно выдыхает. — Мне только что пришёл отчёт о неисправности ровера, на котором перевозили Ниссу и остальных, — тихо говорит Рейвен и каждое её слово эхом отдаётся в затылке. Лекса сжимает её руку крепче. — Они не справились с управлением. Выжило трое заключённых, — Кларк кусает губу с такой силой, что на глаза наворачиваются слёзы, но лицо Лексы стекленеет, ожесточается, и она прикрывает веки, поигрывая челюстью. Она молчит и это молчание тянется непрерывным бесконечным шлейфом, и одеяло вдруг становится невыносимо тяжелым. Лекса не открывает глаза, но даже так Кларк может чувствовать её пульс в своих руках, что с каждой секундой ускоряется. — Ниссы нет в списке. Хватка лексиной руки в мгновение ослабевает. Все вокруг смешивается в одно сплошное чёрное пятно. Она распахивает свои глаза, но Кларк не находит в себе силы в них посмотреть. — Нет, — тихо шепчет она, — это ошибка, Рейвен, — её голос дрожит, наполненный немым отчаянием, и сердце в груди медленно, но уверенно разрывается на части. Её пальцы дрожат такой неистовой дрожью, но она передаётся и Кларк тоже. Рейвен шумно сглатывает, её быстрое дыхание оглушает. — Мне жаль, Лекса, — отчаянно говорит она, но взгляд Лексы направлен в одну точку, не двигается, будто она застыла во времени, и только её громкий пульс позволяет понять, что она всё же здесь, — но она не выжила. Глаза Кларк наливаются противными щипающими слезами. — Ты не можешь быть уверенной, — сурово говорит Лекса и Кларк видит, как сильно она пытается не сдаться, не поддаться этой безудержной тьме, что поглощает всё и вся на своём пути. Тяжесть в воздухе сгущается, бьёт в грудь с такой силой, что дышать становится задачей невыполнимой. — Это правда, — тихо произносит Рейвен, и её слова висят в воздухе, как грозовая туча, готовая обрушиться прямо на них. Кларк чувствует, как её собственное тело начинает дрожать под тяжестью потери, как будто земля уходит из-под ног. — У них не было шанса, — объясняет она, как будто это может что-то изменить. — Падение было слишком крутым, людей выбросило из кузова. Выжили только те, кто был пристёгнут к спасательным креслам. — Нет, это ошибка, — повторяет Лекса, её голос сиплый, и она вырывается из рук Кларк, отступая на несколько шагов. Взгляд её тускнеет, будто поглощён тьмой, и это бессильное, паническое чувство теряется в бездне. — Мы можем проверить, — предлагает Кларк, пытаясь протянуть руку, но Лекса вновь отступает, отрицательно качая головой. — Это слишком рискованно, — безвыходно говорит она; Кларк это понимает. Возможности проверить нет. Тишина вновь опускается на них, как непрошенный приговор. Рейвен в наушниках тоже замолкает, словно сдерживая свои собственные эмоции. Кларк смотрит на Лексу, видя, как её глаза тускнеют от слёз, а тень скорби выстеляется на её лице. — Прости, — тихо извиняется Рейвен, но Лекса словно не слышит, её внимание поглощено утратой, о которой она только что узнала. Всё внутри воет от одного только взгляда в её совершенно потухшие, до ужаса безжизненные остекленевшие глаза и вдыхать с каждой секундой становится труднее. Даже время, кажется, обращается вспять, течёт теперь в обратную сторону. — Она обещала вернуться, — тихо в пустоту шепчет Лекса и сердце сжимается с такой силой, что сдерживать слёзы становится теперь сложнее, но Кларк позволить себе этого не может. — Прости, — ещё раз говорит Рейвен, будто это её вина, и голос её гнусавый, переполнен слёз. Она отключается несколько секунд спустя, оставляя после себя только гудки, что смешиваются со стуком сердца, становятся неслышными, и Лекса отходит так далеко, насколько это сейчас возможно, облокачивается о лестничные перила, закрывая голову руками. Внутри бушует буря; эта потеря первая, но далеко не последняя, а восстание ещё даже не началось. Слюна во рту становится горькой и переносица болит такой невыносимой болью, что хочется закричать. Кларк подходит к ней, но стоит поодаль, борясь со слезами в одиночестве — Лексе сейчас поддержка нужнее, ведь даже если ей настолько больно, хоть она и не знала Ниссу и в половину так же, как знала её Лекса, то каково тогда ей? Это даже представить сложно. — Она погибла, Кларк, — тихо говорит Лекса и голос её разбивается на тысячи миллионов осколков, попадающих метко, прямо в и без того уже кровоточащее сердце. Её взгляд ломается, подбородок дрожит, пальцы дрожат, плечи дрожат. На неё даже смотреть больно, да так, что ноги деревянными становятся, и когда Кларк стискивает её в крепких объятиях её оголенная кожа на пальцах ощущается сотней маленьких пожаров, болезненным разрядом тока, что проникает вглубь, в кости, доходит туда, куда добраться не могло раньше ничто. Лекса дрожит в её руках, её тело напряжено до предела, и когда Кларк сжимает её сильнее, что-то внутри в очередной раз надламываться от того, насколько сильно трясётся её тело. По шее стекает влага и начинает невыносимо колоть в сердце. Всё вокруг замирает, пока спазмы один за другим пробивают её тело и в какой-то момент она всхлипывает; от этого звука звенит в ушах. Хотела бы Кларк успокоить её, но горькая правда проникает в лёгкие с каждым удушающим вздохом. Она чувствует, как тело Лексы дрожит под её прикосновением, как сердце тяжело стучит под пальцами, как каждый вздох становится тяжелее предыдущего, как всхлипы один за другим покидают её горло. Всё, что она сейчас может — усилить хватку на её спине, положить голову на продолжающее дрожать плечо. И хотя слова могут поддержать, а объятия приглушить боль на мгновение, утрата — это нечто, с чем нужно смириться, и до этого ещё очень долго.Chapter XX
8 декабря 2023 г. в 16:58
Лекса не спала всю ночь.
Она не говорила; говорят её углубившиеся круги под глазами. Говорит её обнадёженный взгляд, когда Кларк переступает порог их дома. Говорит её немой вопрос, связалась ли с ними Нисса, и разочарование, занявшее своё законное место в глубине зелёных глаз, стоит Кларк поджав губы покачать головой. Не связалась.
Ещё есть время, думает Кларк и вслух вторит своим мыслям, Лекса кивает. Сдерживая слёзы в глазах, шумно сглатывая, пытаясь не упасть в воронку из собственных переживаний, но кивает. Перед Дейзи держится, постоянно умывается, чтобы скрыть опухлость красноватых глаз, не позволяет себе проявить хотя бы каплю страха; только вот и в её глазах виднеется тоска, что при виде Лексы становится не такой явной, не такой волнующей. Конечно, ей тоже сложно без Ниссы. К этому времени она уже должна была быть здесь, заплетать волосы Дейзи, тихонько спорить с Лексой в ожидании, пока не сможет отомстить с её волосами в руках.
Сейчас же Лекса справляется с копной Дейзи сама, спорить ей не с кем, а потом принимается и за свои собственные волосы, заплетая простой хвост. Кларк не предлагает свою помощь, понимает, что сейчас так будет лучше, но сердце всё же сжимается в крепких тисках боли. Кларк, хоть никогда и не была близка с Ниссой, всё равно ощущала её отсутствие в сгустившихся вдруг красках вокруг.
Она не была с ней близка, но прекрасно знала, насколько для неё Лекса с Дейзи дороги, поэтому всё же её уважала. Нисса не боялась пойти вслед за Кларк, чтобы попытаться смягчить вспыльчивость Лексы, чтобы избавить её от возможных проблем, пойти на риск, а это стоит немалого.
Дейзи с аппетитом расправляется с завтраком за считанные минуты, расспрашивая Кларк, когда они смогут продолжить занятия по медицине, потому что Дейзи успела усовершенствовать свои навыки наложения швов почти до совершенства, а Лекса с улыбкой на губах это подтверждает. Внутри шевелится что-то неприятно щекотливое, когда Кларк предлагает продолжить завтра; Дейзи соглашается.
Она единственная здесь, кажется, в хорошем расположении духа, и даже когда Лекса неприятно тянет её волосы пальцами, погрузившись в свои мысли, она не недовольно вскрикивает, лишь поджимает губы. Может, она прекрасно понимает, что Лекса волнуется и скучает по Ниссе. Может, просто не хочет с утра портить себе настроение мелкими перепалками.
Кларк сидит на стуле, потягивая свой теперь любимый чай, так учтиво сделанный Лексой за несколько минут до её прихода, так что он даже успел слегка остыть. Вкус высушенных цитрусовых приятно щекочет вкусовые рецепторы, а травы греют горло, разглаживают, бархатным вкусом освежают. Если бы в Полисе был такой чай она никогда не начала бы пить кофе.
Гудок прерывает всех и вся; Дейзи застывает на полуслове, Лекса ещё больше съёживается, сжимается, напрягает плечи. Это не обычный гудок, означающий начало рабочего дня. Это гудок, означающий, что всем нужно собраться на площади. Это гудок, означающий, что кто-то ещё сегодня погибнет. И Лекса знала об этом.
Её взгляд вновь становится тусклым, безжизненным, стоит им покинуть дом. Кларк выходит через заднюю дверь, Лекса с Дейзи через главную, но пересекаются они через несколько минут, уже возле площади.
На улице темно, серовато-сине, но и пахнет свежестью и сыростью. Сегодня, должно быть, будет теплее, чем вчера. Кому как.
Люди с опущенными головами собираются на площади, на автомате становятся в круг, только вот никто сейчас на возвышенности не стоит. Солдаты полукругом стоят со внутренней стороны, но Кларк, как бы ни хотела, к ним присоединиться совсем не может. Внутри зарождается склизкое неприятное чувство, хватаясь изнутри за кожу, тошнотой пытаясь освободиться. Солдаты не выводят на площадь заключённых.
Вместо этого несколько из них протягивают руку, чтобы им освободили проходы, и начинают медленно, неспеша патрулировать между смирившимися и обессиленными людьми. Кларк мысленно горько хмыкает — если не эпидемия добьёт, то солдаты, как бы горько не было бы это признавать.
Паника начинается, когда они хватают стоящую возле них женщину. Ей около сорока, её дочери, может, двадцать — но она хватается за мать, и над площадью раздаётся душераздирающий крик, от которого кровь в жилах стынет. Кларк становится перед Дейзи, пытается прикрыть ей вид на то, что разворачивается в нескольких футах от них; понимает, однако, что смысла в этом никакого. Она и не такое видела.
Девушка пытается бороться, пока мать тихо плачет и приговаривает, что ей и так немного осталось, что не нужно рисковать своей жизнью, нужно послушаться, только вот она не слушает. Выстрел эту проблему решает. Даже Кларк вздрагивает, стоит девушке свалиться на кладку, забрызгивая всё вокруг кровью. Дейзи сзади всхлипывает. Хочется всхлипнуть тоже, только нельзя даже зажмуриться. Один из солдат поворачивается в профиль. И это Райкер. Сердце останавливается.
Несколько других солдатов вытягивают даже не вырывающуюся женщину в центр площади, и она падает на колени. Даже отсюда Кларк может видеть страх, что выливается в слёзы, вместе со смирением в пустых глазах. Сердце, кажется, всё ещё не бьётся, пока Райкер возобновляет свой шаг, высокомерно вглядываясь в толпу заключённых. Это пытка.
Он не спешит, ходит молча, неторопливо, и только равномерный стук его каблуков со звоном от столкновения винтовки с ремнём разбавляет мертвую тишину. Тошнота подбирается к горлу вновь, а желудок уже точно вверх-дном перевернулся. Лекса справа стоит, затаив дыхание, смотрит в пол, не в силах поднять взгляд выше. Дейзи сзади жмётся к ней, дрожа, точно осиновый лист, и её дрожь практически передаётся Кларк.
Она всё же и глазом не моргнула, и виду не подала, что её как-то происходящее пугает. Мягкая, но ледяная ладонь Лексы вплетается между её пальцев, и стоит Кларк сжать её руку в ответ, как едва заметная дрожь добирается и до лексиной руки. Это прикосновение вновь запускает сердце биться с двойным усилием, только с тошнотой совсем не помогает.
Райкер останавливается прямо напротив Кларк, с победной ухмылкой прищурившись, вглядываясь в её теперь переполненные уверенностью глаза. Он переводит взгляд за её спину, прямо на сжавшуюся в комочек Дейзи, и хватка руки Лексы усиливается вместе с дрожью. Если он только посмеет тронуть Дейзи, Кларк убьёт его прямо здесь и сейчас, не раздумывая.
Он громко хмыкает, вперившись глазами теперь в стойкий взгляд Кларк, но дальше не двигается. Кривоватую ухмылку на его губах хочется стереть кулаком, даже взявши всё её отторжение к применению голой физической силы. Это сейчас совершенно не важно.
Кларк даже не сразу замечает, насколько сильно Лекса сжимает её руку, до боли в костях, но это отрезвляет. Она уж точно переживает сейчас больше чем Кларк, только ей не о чем переживать. Кларк с ним справится.
Она поднимает подбородок, сцепив зубы, поигрывая желваками и приподнимая бровь. Женщина напротив вдруг выбивается из очерченного круга, выбегая на середину, прямо к Райкеру и тот одним резким движением валит её с ног. Дейзи нервно дёргается, но Лекса прижимается к плечу Кларк сильнее, так, чтобы Дейзи совсем потерялась из виду солдат.
Райкер тащит женщину в центр прямо за волосы, но вырваться она даже не пытается. Её громкое дыхание присоединяется к такту его шагов и Кларк только сейчас на несколько мгновенных секунд может выдохнуть, выпуская всё напряжение, что за эти несколько мгновений накопилось внутри. Рука Лексы становится немного теплее, когда тихий, едва слышимый, но такой же облегчённый всхлип вырывается из её горла.
Райкер стреляет сразу, без раздумий, но в голову не целится. Куда-то в грудь, чтобы она умерла не сразу, а медленно, истекая кровью, и к её счастью, если это займёт не слишком долго. Солдаты из других линий под дулом автоматов выводят к ним ещё нескольких человек и одного из них Кларк знает лично. Девятый. Тот, которому она зашивала рану на голове. Тот, которому помогла побороть эту дрянную болезнь. Кларк кусает внутреннюю сторону щеки, но руку Лексы не отпускает. Даже в этом хаосе и бесконечном водовороте убийств это дарит уверенность, что Кларк сделает всё, чтобы не позволить солдатам им навредить. Дарит уверенность в своём выборе больше не прислуживать Новому Миру и перевернуть здесь всё вверх дном.
Второй солдат, Уилсон, теперь тот, кто казнит всех оставшихся, но остальные, кажется, заканчивать всё это не торопятся, продолжают выводить людей на площадь. Двадцать пять человек. Среди них есть и знакомые лица, есть те, кто беззвучно плачут в ожидании смерти, есть те, кто зардев голову с вызовом смотрят на солдат. Вся толпа сзади Кларк напрягается, это чувство буквально висит в воздухе, делает его плотнее, утяжеляет, но Лекса слегка поднимает вторую ладонь, останавливая людей от того, на что бы они сейчас были готовы пойти.
Второй гудок звучит освобождением. Облегчением. Сейчас даже счастьем. Лекса цела. Дейзи цела. Это больше, чем можно было бы просить у вселенной, бога или кто там вообще есть.
Люди разбредаются по домам с такой скоростью, что через несколько минут площадь уже остаётся пустой. Кларк отпускает руку Лексы, и кивает в сторону дома, даже к ней не поворачиваясь, и они с Дейзи уходят. Три солдата, что проводили казнь, стоят возле почти убитых, ещё два подходят ближе к главному корпусу, Райкер, Уилсон и ещё четыре человека отходят к краю площади с другой стороны, так что с ними Лекса не пересекается. Больше солдат здесь нет.
Кларк отворачивается, боковым зрением наблюдая за ними, с облегчением в очередной раз выдыхая, когда их силуэты скрываются за поворотом. Напряжение внутри с глухим звуком рвётся, позволяя теперь лёгким впускать в себя воздух.
Кларк не пытается подойти к солдатам, чтобы узнать, в чём дело — кто может ей и расскажет, так это Рейвен. Ненависть кипит в горле, в сердце, в желудке, бурлит с такой силой, что хочется плеваться от этой бесчеловечности и мразотности, что она здесь за всё это время смогла увидеть. Этот же случай стал пиком. Точкой невозврата. Нужно делать что-то сейчас, как можно скорее, иначе кого спасать уже не останется.
Она хватается за рукоятку автомата, ощущая как холодный метал успокаивает дрожь в кончиках пальцев, и медленно шагает в сторону домов, непоколебимым взглядом встречая всех солдат, что идут навстречу.
Один из заключённых стекает по стене на пол, хватаясь за сердце. Кларк подходит к нему быстрее, чем думает, и из его рта вырываются обрывистые совсем поверхностные вздохи со всхлипами, точно он задыхается.
— Что у тебя болит? — Кларк быстро приседает на корточки, вглядывается в глаза мужчины, но его взгляд неконтролируемо бегает по её лицу, они переполнены немым ужасом, таким животным страхом, пока Кларк суматошно пытается нащупать пульс на его шее. Собственное сердцебиение шумно отбивается в ушах, но она пытается сконцентрироваться на ощущениях в пальцах. Его сердце стучится так быстро, точно из груди выпрыгнет, точно больше не может там находиться, поддерживать жизнь в теле в таких условиях.
— Не могу… — закашливаясь говорит он, слёзы текут из его глаз и смешиваются с потом на его лице. Его тело дрожит от напряжения, как будто каждая клетка протестует против бессильности.
— Спокойно, дыши, — мягко наставляет его Кларк, пытаясь передать ему свою уверенность, хотя собственное дыхание тоже начинает ускоряться. Она опускается на колени перед ним, удерживая его руку и пытаясь создать зрительный контакт. — Дыши вместе со мной, хорошо?
Он кивает, пытаясь следовать её ритму дыхания. Но страх в его глазах не исчезает, словно внутри него бушует буря. Дыхание так и не нормализируется, он продолжает неконтролируемо дрожать, продолжает задыхаться, и это не работает.
Кларк быстро расстёгивает его куртку, освобождая грудную клетку от давления, и легонько хватает его за плечо, пытаясь не провоцировать ухудшение панической атаки своей грубостью.
— Я не могу посчитать, сколько окон в этом доме, — говорит она, продолжая контролировать его пульс, и указывает рукой на здание напротив, — поможешь мне?
Он растерянно кивает, пытаясь сфокусироваться на доме, но глаза его бегают из стороны в сторону, не могут сконцентрироваться на задаче, но всхлипы всё же становятся тише.
— Смотри, — вновь говорит Кларк, показывая на первое окно, — вот первое, там второе, — он следит за её движениями, пытается уследить за разговором, и его дыхание постепенно, медленно, но стабилизируется. Кларк продолжает задавать ему простые вопросы: сколько окон в доме, какой цвет двери, есть ли там сейчас люди. Эти вопросы создают маленькие точки опоры в реальности, и мужчина, кажется, продолжает медленно успокаиваться.
Её собственное сердце, ещё недавно бешено колотившееся в ушах, теперь постепенно замедляется, синхронизируясь с его ритмом. Она продолжает задавать ему вопросы, несмотря на свою тревогу.
— А сколько этажей в этом доме? — спрашивает она, указывая на высокое здание. Мужчина смотрит вслед её руке, пытаясь сконцентрироваться. Его дыхание становится более ровным, и взгляд устремляется к вершине дома.
— Четыре… пять этажей, — отвечает он тихим хриплым голосом.
— Отлично, ты молодец. Посмотрим теперь на следующий дом, — говорит Кларк, вводя его в новый ряд вопросов, чтобы удерживать его в настоящем моменте. Пока он полностью не успокоится и не прийдет в себя пройдёт ещё какое-то время, и сейчас важно максимально завлечь его вопросами, чтобы не оставить место для раздумий, поэтому они должны двигаться шаг за шагом. Постепенно паническая атака начинает отступать, и Кларк чувствует облегчение, увидев, что мужчина начинает приходить в себя.
— Ты справляешься, — говорит она, поддерживающе ему улыбаясь. — Ничего не болит?
Он качает головой в ответ и Кларк облегчённо выдыхает; скорее всего, это и правда просто паническая атака, спровоцированная эмоциональным перенапряжением после казни.
— Можешь рассказать, что случилось? — тихо спрашивает Кларк, поднимаясь с колен, и подаёт руку мужчине, что крепко за неё хватается и медленно становится на ноги, выпрямляясь. На вид ему около сорока, но в небольшой щетине виднеются седые волоски. Его глаза красные, опухшие, но видимых повреждений за всё это время Кларк на нем не обнаружила.
Он кивает, вновь закашливаясь, и застёгивает куртку.
— Я просто шёл домой, — начинает он хриплым голосом, — стены начали сжиматься, воздух стал тяжелым… Словно я пытался дышать под водой. Я думал, что умру прямо здесь, на улице, без какого-либо вменяемого объяснения.
Кларк кивает, внимательно вслушиваясь в его слова.
— Это звучит как паническая атака. Такие моменты могут быть трудными, особенно после пережитого стресса. Но ты не одинок, здесь есть люди, готовые помочь, — говорит она, стараясь передать ему поддержку через касание плеча, и он дёргается от её прикосновения, поэтому Кларк решает всё же убрать свою руку. Все его переживания как-никак связаны с солдатами или Новым Миром и простой помощью с панической атакой она страх перед собой заглушить не сможет.
В его глазах бултыхается напряжение, утопающая тревога и достаточно хорошо замаскированный страх, но Кларк уже не раз сталкивалась с такой напускной храбростью, поэтому обнаруживать страх в его глазах ей совсем не сложно.
— Прошу прощения, если я тебя напугала, — тихо говорит она, делая несколько шагов назад, — я просто хотела помочь.
Он качает головой, делая глубокий вдох, и когда Кларк вновь поворачивается к нему лицом, дрожь в его руках усиливается.
— Нет, это не вы, — отвечает он, стараясь успокоить дрожь в своих руках. — Это все после… — Кларк кивает понимающе, её глаза тускнеют от зарождающегося в груди чувства вины, ведь она не смогла сделать ничего; не смогла помочь никому из этих людей.
Каково им жить в такой глубокой безнадёжности и безнаказанности солдат? Даже представить это сложно, а каково этим людям, что день за днём проживают этот кошмар снова и снова, теряют близких, друзей, знакомых, не могут даже надеяться на справедливость и хотя бы какую-то мало-мальскую защиту? Безысходность буквально витает в воздухе на каждом шагу, преследует по пятам, в каждой паре глаз заключённых, в каждом тихом разговоре и шаге.
Только вот Кларк пропитаться ею ещё не успела.
— У меня есть чувство, будто всё это скоро закончится, — боковым зрением глядя на мужчину совсем тихо говорит вдруг она, пытаясь посеять зёрнышко надежды в его измождённых глазах. Поначалу там зажигается непонимание, но спустя несколько секунд его брови поднимаются в немом вопросе.
Она смотрит прямо перед собой, сложив руки за спиной, но он не отвечает ей ничего. Возможно, боится, возможно, думает, что это какого-то рода проверка; Кларк же не давит, позволяет ему ещё несколько мгновений подумать. Впрочем, она ничего от него не требует, только лишь пытается обнадёжить.
Мужчина медленно поднимает взгляд и встречается с взглядом Кларк. Его глаза отражают смесь усталости и неверия, но в тот же момент она замечает, как в них мелькает искра интереса. Возможно, он не ожидал услышать что-то подобное, и эта необычная надежда начинает пробиваться сквозь густой слой безысходности.
— Закончится? — произносит он почти шепотом, как будто боится нарушить тишину, в которой они оба находятся.
Кларк оборачивается к нему полностью и её взгляд переполнен слепой решимостью.
— Я верю, что грядут перемены, — тихо говорит она, но голос, всё же, настолько уверенный, насколько это возможно. Кларк отворачивается, вглядываясь в носки своих ботинок; ей пора идти, время патрулировать седьмую улицу со своей командой. Да, это далековато от центра, но всё же необходимо.
— Мне пора идти, Пятнадцатый, — произносит Кларк и он молча кивает ей в след. Только сейчас она понимает, насколько гулко бьётся в груди сердце, но насколько же приятно чувство в груди, что заставляет ещё больше поверить в реальность, которая совсем скоро изменится. Надежда и решимость вновь зарождаются в груди, сегодня приправленные горьким вкусом ужаса. Смерти всех этих людей покоя ей не дадут никогда.
Кларк направляется к седьмой улице, и каждый шаг кажется ей символом движения вперёд, в сторону перемен. Даже здесь, почти в километре от площади, пахнет кровью и страхом со слезами. Серые сгорбившиеся под тяжестью времени дома теперь давят. Отметины времени выгравированы в каждом кирпиче, их стены являются свидетельством упущенных возможностей и нерешенных проблем. Те несколько человек, что всё ещё виднеются на улицах, выглядят усталыми и обессиленными, до невозможности запуганными.
Каждый вдох напоминает о том, что на этой улице много людей, чьи истории остались невыслушанными, и чьи мечты заслуживают осуществления. Кларк понимает, что эта борьба — не просто за перемену власти, но и за восстановление достоинства и справедливости, только вот люди обессилены, угнетены, полностью разрушены — будут ли они готовы к борьбе?
Будут ли готовы потерять ещё кого-то, будут ли готовы идти в битву с вероятностью в восемьдесят процентов завершающуюся смертью? И самый главный вопрос — будет ли готова Лекса повести их в этот бой за собой?
Сердце вновь сжимается, стоит вспомнить, что сейчас делает Лекса. В очередной раз берёт на себя этот груз и ответственность за жизни десятков людей, в очередной раз перенимает на себя эту до ужаса сложную задачу. Больше всего злит то, что именно она потом будет чувствовать себя ответственной за их смерти. Она, в своей верности тихая, сильная, решительная, будет продолжать ломаться под грузом каждой смерти, утяжеляемая в десятки раз каждой последующей, а не чёртов Макрири с Дийозой, не солдаты, что так безжалостно убивают невинных людей.
— Привет, — неожиданно слышит Кларк низкий голос Нейтана сзади. Она вздрагивает от внезапности, но сразу расслабляется, стоит увидеть его спокойное лицо.
— Привет, — тихо отвечает она, крепче сжимая рукоятку автомата в поисках душевного равновесия. С каких вообще пор она стала искать поддержку у оружия?
— Я хотел с тобой поговорить, — сразу говорит он, замедляя шаг, когда это делает Кларк, чтобы они шли в ногу. Несколько солдат проходят мимо и он бросает на них мимолётный взгляд. Он не продолжает; внутри появляется непонятная тревога — если он не может заговорить об этом при них, значит, это может быть что-то серьёзное.
Солдаты разговаривают громко, перебрасываясь глупыми шутками, но голоса становятся тише, стоит им отдалиться на несколько десятков футов. В воздухе вновь появляется тягучее напряжение и становится жарко, до ужаса тесно в этой обтягивающей форме.
— О чём? — тихо спрашивает Кларк в попытке утихомирить внутреннее беспокойство. Неприятная щекотка между рёбер подгоняет.
— О тебе, — тихо отвечает он и Кларк поворачивается, встречаясь взгляд с его темными глазами. Прищурившись, она не спрашивает о чём конкретнее, ожидает, пока он продолжит сам, но это ожидание становится пыткой. — Я волнуюсь за тебя, Кларк.
— Я в порядке, — быстро отвечает Кларк, стараясь улыбнуться, но его слова оставляют ощущение, будто что-то в ней треснуло. Она отводит взгляд в сторону, избегая его глаз, но этот разговор заставляет что-то неприятно заскрежетать в желудке.
Нейтан замедляет шаг еще больше, чтобы оказаться рядом с ней.
— Нет, — тихо, но уверенно говорит он и Кларк нахмуривается ещё больше, пытаясь уловить направление, в которое он пытается завести этот диалог. — Мне кажется, ты здесь не в безопасности, — совсем тихо, едва слышно говорит он, оглядываясь, чтобы никого не было сзади, и сердце пропускает удар. Что он имеет в виду? Он стал о чём-то догадываться?
— Почему? — она хочет отмахнуться, хочет свести этот разговор на нет, но что-то внутри подсказывает, что этого делать не стоит — поэтому Кларк слушается, пытается вернуть себе спокойное лицо, и у неё это получается.
Он сглатывает, между ними воцаряется тишина, но напряжение всё так же продолжает тяжестью нависать.
— Я видел, кого ты пыталась сегодня защитить, — сердце пропускает очередной удар и кровь мгновенно отливает от щёк, но Кларк не позволяет себе дать слабину, — все видели.
Кларк сглатывает, не позволяет себе замереть на месте, даже когда ноги перестают слушаться. Его слова эхом отдаются в висках, заставляют кровь в жилах застыть, не двигаться дальше. Он имеет в виду Дейзи или всё же Лексу?
Если Дейзи, то всё, скорее всего, будет намного проще. Если же Лексу — что же, между солдатами и так ходят слушки, что Кларк с ней спит, но в таком случае это не было бы проблемой. Это стало бы проблемой, если бы кто-то подумал, что всё стало большим, чем просто секс.
— Если у тебя есть какие-то чувства к тому, к кому быть не должны…
— Прекрати, — тихо перебивает его Кларк, сцепив зубы, — я никогда не давала поводов для сомнений в моей верности, — тогда почему ей всё время приходится её здесь доказывать, хочет добавить она, но молчит. Что для них будет достаточно? Чтобы она собственноручно провела казнь? Чтобы собственноручно кого-нибудь избила?
За эти семь месяцев она не делала ничего, что могло бы поставить её под сомнение — почти, — она просто не была активным участников актов насилия в сторону людей здесь — этого оказалось достаточно, чтобы каждый из них начал подозревать её в чём-то?
— Я здесь не как солдат, Кларк, — почти беззвучно говорит Миллер, вздыхая. В его глазах плескается беспокойство, только вот для Кларк этого сейчас недостаточно. — Я пытаюсь предотвратить то, что может с тобой произойти…
— Я не нуждаюсь в защите, — отчеканивает Кларк, глаз её остекленелый, и злость согревает всё внутри, тихонько бурлит, закипает, — они не убьют меня. Тебе волноваться не о чем.
И отходит вперёд, пытаясь успокоить ускорившееся дыхание. Ускоряет шаг настолько, насколько это возможно, чтобы позволить злости раствориться, рассеяться по конечностям. Раньше у неё не было проблем с контролем гнева — она в принципе ощущала его не так уж часто, как здесь, но именно тут его не ощущать было невозможно. Жили ли все остальные вообще в той же реальности, что и Кларк?
Видят ли все остальные животную агрессию, которая здесь льётся из каждого угла и далеко не от заключённых, преступников, как они продолжают их называть? Кто из них вообще здесь настоящий преступник?
Они заставляют её думать, будто это с ней что-то не так, будто это она с ума сошла, что пытается хоть как-нибудь облегчить людям существование, будто это она не может адекватно и трезво смотреть на свои действия, объективно увидеть, что на самом деле происходит в секторе. И даже со всеми своими мыслями, совестью, Кларк продолжает доказывать Новым, что ей можно доверять; не показывает своего отвращения к солдатам, не показывает своего настоящего отношения, и если Лексу она понять могла — почему она так долго с настороженностью к ней относилась, то солдат — нет.
Разжав кулаки, Кларк делает несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить яростное сердце.