***
– Я с тебя не могу, Дазай, как ты вообще до такого додумался? – Я говорила, что не хочу его будить, помню, но он уже встал, чтобы открыть мне дверь (я немного увлеклась, и в итоге руки были заняты, а использовать способность ради такой мелочи не буду*). Да и он вроде бы не против вставать, когда его бужу я. То есть, когда его будил какой-то подчиненный, он кидал в него нож (или мой тесак, что под руку спросонья попадалось), поэтому они додумались сначала будить меня, чтобы, так сказать, оттянуть неизбежное. Тем более, они говорят, что гораздо приятней было идти на верную смерть, когда тебе только что улыбнулось солнышко (я как только просыпалась и видела знакомые лица, мило улыбалась и приглашала на кухню, выпить чаю… Этого требовала моя русская душа, не спрашивайте). Так вот, когда его однажды шли будить, я сказала, что босс меня убьет, если я допущу хоть еще одну жертву (Мори не знал, что на выходных мы устраивали посиделки, а с «будильниками» можно договориться, так что я имела полное право на такую маленькую добродетель), потому мы поменялись – они пока приготовят какой-нибудь завтрак, а я «воскрешу мумию». А последний сказал, что если его буду будить я, то он даже из комы встанет (кому интересно, я будила его, как меня будила мама в садик**: шепотом звала по имени, говорила «вставай, нам на задание надо, там завтрак уже скоро будет готов» и легонько тормошила за плечо или гладила по голове. Надо ли говорить, что после пробуждения он называл меня ангелом, а когда полностью просыпался еще некоторое время пытался отойти от шока?). – Ну, другие намеки ты игнорируешь, пришлось действовать радикально. – Он просто развел руки в стороны, а я только шире улыбнулась и передернула плечами (глупая привычка, но родная, так что нормально). Не надо ему знать, что я все поняла с первого намека (благо он сонный, объясняться не придется). – Так что ты там придумал? Я же знаю, что у тебя все продуманно, давай колись. – Просто Кое его очень достала по поводу и без своими фразами, говорящими (красноречиво так говорящими) «найди себе девушку». Но прямо сказать – это не про нас (по этой же причине Осаму мучился долгий год, намекая, чтобы я ему помогла), поэтому он делает вид, что не понимает о чем она. – Да ничего особенного, просто оставь это кольцо, и когда будешь сдавать отчет, скажи, что спешишь на свидание, когда Кое спросит с кем, заверь, что обязательно придешь с «избранником» на сегодняшний ужин. – Дело в том, что время от времени мы ужинаем «главами семьи» и иногда случалось, что туда приводили тех, кому можно доверять (быть точнее, кто посреди трапезы не убьет никого, сидящего за столом). Так что, чувствую, будет весело.***
В принципе, все было в порядке. Ну, насколько все может быть в порядке у человека, которого выгнали из какого-то торгового центра, потому что датчики неведомым образом среагировали на запах дыма, и в итоге она, мокрая и разочарованная в этом дне, вынуждена идти не в свою квартиру, а к своему напарнику, которого еще, не дай бог, придется из петли доставать. И я провалила задание. Радовало только то, что свидания у меня не было, и я могла отдохнуть, а то мне еще влюбленную играть (о том, что мы с Осаму и так ведем себя как парочка, никто даже и не думал заикаться, потому что наша репутация спасала им жизни). Это депрессивное состояние двигало мной и моими мыслями ровно до тех пор, пока я не пришла обратно в квартиру Дазая. Вопреки моим прогнозам, он не повесился. Это я поняла по открытой двери – он бы ее закрыл, чтобы я понервничала. Я была очень расстроена, и поэтому уровень паранойи вырос раза в три. В связи с этим фактом (который был, мягко говоря, неоспорим) меня напряг мягкий теплый свет, идущий из гостиной. Во-первых, он не мог быть с улицы, у этой мумии в квартире всегда царил полумрак. Во-вторых, лампочки если и горели, то горели холодным светом. Пришлось пройти, не разуваясь (моя русская душа скорбела по вымытым полам) и тихо вытаскивая тесак из внутреннего кармана. Легким движением руки открыла дверь, заглянула… –… Дазай, честно… Я не знала, что ты в глубине души романтик. – И я рассмеялась, чтобы незаметно вытереть навернувшиеся на глаза слезы. Вся комната была в свечах (самых обычных, но я только недавно услышала легкий запах ели и дыма), на столе, где обычно был форменный (или фирменный, тут как посмотреть) беспорядок, лежали цветы. Не абы какие. И нет, не розы. – Откуда ты узнал, что я люблю незабудки и мимозу, придурок? – Нет, нервы сдали. По щекам текли слезы, но я чувствовала себя самой счастливой на земле. Я уже забыла, что вся мокрая, забыла, что меня отругали за провал, забыла про всю боль. Виновник торжества стоял передо мной, раскинув руки в стороны, и ждал, когда я его уже обниму. Что я поспешила сделать, спрятав лицо в чужом плече. Запах Осаму успокаивал, несмотря на то, что должен был пугать. Хотя, мне всегда нравился даже вид крови, а к пороху быстро привыкаешь, тут ничего не поделать. Когда я смогла дышать ровно и не всхлипывать каждую секунду, я вернула улыбку и попыталась отстраниться, но Дазай хитро улыбнулся, подхватил меня на руки (серьезно, как он это делает?), впоследствии чего слетела шляпа, и я немного вскрикнула (я чуток боюсь высоты, но это секрет), обхватывая шею Осаму руками. Он же и отпустить может. – Дазай, опусти. – Дам-с, получилось немного… Немного нервно и… беззащитно даже, что ли. На заметку: после нервного срыва я очень чувствительна к любым эмоциям (я это знала с прошлой жизни, но забыла, память ни к черту (вру, я просто не люблю вспоминать, почему я это вообще знаю***)). То есть, страх высоты раньше не вызывал ничего, а сейчас я чуть не плачу. Что заметил напарник и посадил меня на диван, куда я еще чуть ли не в первую ночевку накупила подушек. Ну а что, мне там спать надо было, а у этого придурка даже второй подушки не было, что я быстро исправила. И кто тут теперь Хозяин квартиры, а (тупой юмор очень уместен, когда хочется плакать)? – Подожди, я сейчас. – И он удалился в сторону кухни, а я постаралась восстановить дыхание (ага, опять). Чему очень помог букетик. Где он их достал вообще (рассуждения на отвлеченные темы тоже хорошо помогают избавиться от истерики)? От любования цветами меня отвлек Осаму, а точнее то, что он нес в руках. Шоколадка и какао, я их где угодно узнаю. – Знаешь, меня очень волновал вопрос, а почему я никогда не видел твоих слез. Даже когда ты на меня всерьез обиделась****, ты не проронила ни одной слезинки. – Я потянула руки к шоколаду, но за место него мне вручили прозрачную чашку с какао. Ладно, довольствуемся тем, что имеем (мой девиз по жизни. Один из них). – Пока не ответишь, шоколадку тебе не видать. Я чуть не подавилась (читать «захлебнулась») какао, но все же рассмеялась. – Хорошо-хорошо, если совру, сам ее съешь, идет? – Подождала, пока он отрицательно кивнет. Это означало, что я отвечу. – На самом деле, я сама не знаю, честно. Наверное, с прошлой жизни осталось. – Сделала глоток какао, потому что иначе проглотить вставший в горле ком не представлялось возможным, а, держа кружку, руки не дрожали так сильно, но, несмотря на это, ностальгическая улыбка не сходила с губ. – Знаешь, если в детстве я без зазрения совести могла рыдать в голос, то потом, как чуть подросла, приходилось сдерживать крик души, чтобы никто не услышал даже всхлипа. – Прячу усмешку в кружке и отпиваю еще глоток. Оказывается, рассказывать об этом не так уж просто, как я думала (или это так только после истерики?). Хотя, улыбка еще цвела, пусть немного кривая, а значит, шоколадку я все же получу. – Так вот, потом, с возрастом, мне просто некогда стало плакать, вот я, наверное, по привычке и не расстраиваюсь. Да и если кто-то заметит, то последуют вопросы, а я тогда только больше расстроюсь. Смотрю собеседнику в глаза, мило улыбаюсь и протягиваю руку. – Пора платить по счетам, да, Осаму?