***
– Ну ты чего со мной, как с маленькой? – ворчит Нана, пока я поправляю на ее шее шарф, внимательно глядя, чтобы горло не было открытым. – Потому что ты – моя любимая младшая сестрица, – серьезно говорю я, после чего мне на нос стягивают шапку. Возмущенно вздыхаю и кое-как поправляю вязанную вещь, после чего подхватываю сестру под локоть и неспешным, прогулочным шагом иду с ней по улице. Слишком знакомой, до сосущего ощущения под ложечкой, до дрожи в коленях, улице. Проклятый, ненавистный мной четвертый район. Я безумно переживаю из-за того, что она живет здесь. Сама я сняла квартиру как можно дальше от этих злополучных улиц, чуть ли не в другом конце Токио. Но брюнетка все продолжает твердить мне, что здесь выгодно жить, так как аренда минимальна, а добираться до универа и работы – проще простого. Сначала я решила рассказать про гулей, обитающих в этом районе, но очень быстро поняла, что сестрица и без меня наслышана о байках четвертого района. Еще больше меня Нана шокировала, когда сказала, что здесь уже давно не слышно об убийствах. Последнее было еще до того, как сестра сняла здесь себе жилье. А потому она спокойно ходит на учебу и на работу, за гроши снимая вполне себе сносную квартирку, в которую мы сейчас поднимались на лифте. Открыв дверь, сестра тут же рванула вперед меня, на ходу скидывая кроссовки, шурша пакетами с продуктами. – Прости-прости, у меня тут такой бардак, – пока я, присев, развязывала шнурки на своих тяжелых ботинках, в узком коридорчике появилась сестрица с ворохом вещей в руках, быстро скрываясь в ванной. Осторожно пройдя по коридору в зал, я присела на потрепанный, но еще вполне хороший диван, на котором заботливо накидали несколько вязанных кругов. Приглядевшись к вязке, я поняла, что это сама Нана навязала себе для украшения квартиры. – У меня тут бедненько, но уютно, – ставя передо мной кружку с чаем, рядом плюхается на диван сестра и улыбается мне. Подув пару раз на напиток, я отпила чая и более свободно уселась на диване, пока сестра положила мне голову на плечо. – И все же, я переживаю, – завожу вновь я разговор. – Чие, перестань, – отмахивается сестра, громко прихлебывая из кружки. – Хорошо-хорошо, – я обнимаю ее свободной рукой и глажу по плечу, – просто знай, что я переживаю. – Я услышала тебя, сестрица, – фыркает брюнетка. – Давай, с деньгами помогу на жилье хоть. – Ты себе сначала помоги, – огрызается сестра, – тебе еще на работу устраиваться, а ты и меня тянуть хочешь. – Я, как лучше, хочу, – хмурюсь я. – Зна-а-а-ю, – тянет сестра и вытягивает ноги, – но я за тебя тоже переживаю, не забывай об этом. Давай, ты сначала полноценно устроишь себя, а потом уже на меня переключишься. – Упрямая какая, – цокаю я языком. – Вся в тебя, – фыркает сестра и садится рядом, чувствуя, как я начинаю копошиться. Отставив кружку на кофейный столик, я спрашиваю, где ванная, и направляюсь туда, чтобы нанести бальзам на губы. Дуреха. Совсем из головы вылетело взять с собой зеркало. Отражение встречает меня излишне бледным после истерики призраком, и я невесело усмехаюсь, пока наношу на подсохшие губы увлажняющее средство. Мои светлые глаза сейчас напоминают мне дохлые глазки рыбы, лежащей на каком-нибудь рынке. Проверяю, не отпечаталась ли тушь и не размазалась подводка, после чего опять протяжно вздыхаю. Слишком часто стала я это делать за последние три недели, что вернулась в Токио. – Я пойду, а то уже вечереет, – тепло обнимаю сестру, после чего прохожу по коридору, чтобы обуться, – обязательно звони, если что-то понадобится. – Хорошо, мамочка, – сестра подпирает стену, наблюдая насмешливо за мной, после чего чмокает в щеку и прикрывает за мной дверь. Останавливаюсь, прислушиваясь, как два раза поворачивается ключ в замочной скважине и скрипит задвижка. Выдыхаю и окидываю взглядом открывающийся мне вид. Бетонные дома, полуголые деревья и пожухлая трава. Слишком живо в голове всплывают воспоминания, и я спешу их выгнать из головы, сжимая руками цепочку сумочки. Вызываю лифт, выхожу на улицу и оглядываюсь по сторонам, замечая, как загораются фонари. Надо сваливать отсюда, да поскорей. Уверенно выворачиваю на знакомую улицу и направляюсь к автобусной остановке, открывая телефон и смотря расписание. Еще пятнадцать минут, я могу даже не торопиться. Застываю около небольшой свалки и замечаю, что здесь можно покурить. Нервно открываю сумочку и достаю пачку сигарет. Скрипит колесико зажигалки – и я судорожно затягиваясь, бегая глазами по голым стенам и шарахаясь от каждого шороха. Не могу, просто терпеть не могу этот район. Выпускаю дым и наблюдаю за тем, как он стремится подняться к крышам, где и рассеивается, подхваченный сквозняком. Поеживаюсь, так как сквозняк задевает и меня, натягиваю еще ниже рукава и без того безразмерной кофты, прикрывая кисти. Вздрагиваю, когда телефон в кармане начинает вибрировать, и достаю его, чтобы увидеть на дисплее незнакомый номер. Хмурюсь, пытаясь прикинуть, чьи же это цифры, но в голову совсем ничего не приходит. Пока я гипнотизирую цифры, звонок прекращается. Удивленно похлопав глазами, я засунула мобильник обратно. – Чие-тян? – излишне резко оборачиваюсь и вижу буквально в десяти метрах от себя стоящую в удивлении хозяйку бара. Буквально пара мгновений, я даже сообразить не успеваю – и она обнимает меня, излишне сильно притираясь грудью к моей. Отвожу руку с сигаретой подальше, чтобы пепел не попал ей на одежду или на волосы, другой обнимаю в ответ. Японцы славятся уважением чужих личных границ, но видимо, не все их любят соблюдать. Да, нас с детства учат манерам, но это не значит, что, повзрослев, все бегут безоговорочно их соблюдать. – Что ты здесь делаешь? – не отлипая от меня, задает вопрос Итори. – С давнишними друзьями виделась, – вру и сглатываю, так как в нос врезается аромат парфюма женщины, смешанный с чем-то странным. С чем-то, отдаленно знакомым. – Как мило, – всплескивает она руками и тут же хватает меня под локоть, направляясь дальше, туда, куда ей надо. – Подожди-подожди, – торможу я и ловлю на себе удивленный взгляд, – куда ты меня ведешь? – Тут недалеко одно местечко интересное, – хихикает рыжеволосая в кулачок и вновь тянет меня, – я хочу с тобой поболтать, хотя бы пять минуточек. – Я могу к тебе в бар прийти, – неохотно следую за ней, пытаясь запомнить путь на случай отступления. – Так, когда это будет, – театрально взмахивает она рукой и огорченно вздыхает, – у меня ведь даже твоего номера нет, чтобы позвонить, пригласить. – Так давай, я дам… – я прикусываю язык, вспоминая одного весьма неприятного гуля, что затесался в тот бар в буквально сегодняшнюю злополучную ночь. По телу бежит дрожь, которую я стараюсь унять. – Было бы замечательно, – улыбается барменша и вдруг останавливается, да так резко, что я невольно налетаю на нее, – мы пришли. Оглядываю дверь, рядом со стеной которой красуется эмблема, как понимаю, мастерской. HySy ArtMask Studio, надпись красиво введена внутрь рисунка солнца. По другую сторону – еще табличка с номером телефона и графиком работы. Смотрю на время на телефоне и понимаю, что студия еще открыта. Но что-то мне заходить совсем не хочется. Давящее, удушающее чувство паники подкатывает к горлу, и я с трудом сглатываю, понимая, что где-то уже видела что-то похожее на эту эмблему. Но память не хочет сейчас мне помогать вспоминать, и я шиплю сама на себя, пока моя спутница уверенно хватается за ручку и тянет на себя. – Давай, заходи, – она затягивает меня внутрь и прикрывает дверь, после чего торопливо толкает меня в спину. – Может, я снаружи подожду? – оглядывая плиточные стены, я невольно ужасаюсь висящим на них маскам. Да, бесспорно, они выполнены профессионалом. Но то, насколько они страшные и, в некоторых местах, уродливые… – Не глупи, на улице холодает, – тащит женщина меня дальше, и я чуть ли не сношу собой один из пустых манекенов, поскальзываясь на кафельном полу, – у меня дел всего на пять минут, потом вместе пойдем. – И как я за пять минут замерзну? – бубню себе под нос и перевожу взгляд с одной стены на другую, пока мы подходим к ширме. Подозрение, что меня за сегодня ждет второй приступ паники, все больше и больше растет. Завороженно рассматриваю искусно сделаю маску лисы, что хранится в стеклянном столе, пока Итори отпускает меня. Глубоко вдыхаю, пытаюсь успокоиться, иначе меня отправят в не самое приятное место, посчитав за умалишенную. Не сразу слышу, с кем она разговаривает, и некое копошение за спиной. – Так ты с подругой? – тянет голос, от которого мне буквально простреливает мозг. Замираю на месте, боясь пошевелиться, и пялюсь на свое перепуганное отражение, вижу, как до предела сужен зрачок. Да что за напасть такая? Пытаюсь изо всех сил держать себя в руках. Если я опять свалюсь в обморок – меня тут тупо сожрут. Сглатываю и чувствую, как по виску скатывается капелька пота. Быстро стираю ее и выпрямляюсь, после чего на пятках поворачиваюсь, чтобы не подставлять врагу спину. Заодно прячу за спину вспотевшие ладони. Мгновение, которого мне хватает, чтобы начать вжиматься в стол в поисках пятого угла. Ута стоит буквально в трех метрах от меня, тут же заглядывая в мои перепуганные глаза, как только я повернулась к нему. Его глаза сверкают алым, меня мутит от черных склер, от всего его вида. Кажется, еще немного – и меня стошнит прямо ему в ноги. А еще я вижу теперь ненавистный мне узор солнца, выглядывающий татуировкой из-под его майки. Так вот, почему мне показалась знакомой эмблема… – Чие-е-е, я буквально на минуточку, мне новостями важными поделиться нужно, – рыжеволосая хватается за руку гуля и обеспокоенно смотрит на меня, – тебе нехорошо? Собственный язык мне кажется таким неподъемным, будто я ворочаю им пару тонн. Глухим, очень странным голосом я выдавливаю из себя: – Я покурю снаружи. – Да можешь здесь, – у меня, кажется, затряслась нижняя губа от этих слов, но я глубоко вздохнула и прикрыла глаза, разрывая пожирающий меня изнутри зрительный контакт. Мужчина усмехается, наблюдая за мной, а после удаляется за ширму. Я слышу характерный гул, который обычно идет от вытяжки, а на небольшой столик в углу, который там уютно устроился вместе с диваном, мастер ставит пепельницу, расписанную разными узорами. – Не знал, что ты куришь, Кобаяши, – как бы между прочим, замечает он, усмехаясь и оглядывая мое бьющее крупной дрожью тело. Ублюдок, как же отвратительно из его уст звучит моя фамилия. Кривлюсь в его сторону и дергаюсь от того, что мужчина позволяет себе кровожадную улыбку и после щелкает зубами. На негнущихся, ватных ногах, под его внимательным взором, я иду к дивану и, будто поломанная кукла, падаю и проваливаюсь в мягкой поверхности, тут же расстегивая сумку непослушными пальцами. К глазам подкатывают слезы, к горлу – истерика. Хочется сорваться с места и бежать, так быстро, задыхаясь, но бежать, вон отсюда. Я в логове хищника, я сама сюда пришла, сглупила, допустила ошибку. Хаотично чиркаю колесиком, но не получается подкурить, отчего я обессиленно откидываюсь на спинку дивана и запрокидываю голову, закрывая глаза. Нужно успокоиться, иначе адреналин в моей крови сведет его с ума. Чувствую, как собственные ногти больно впиваются в ладошки, настолько сильно я сжала кулаки. А Итори, получается… Тоже гуль? Дура, почему я раньше не поняла этого? Такая наивная дура, боже. Ренджи в ее баре, потом Ута. Да и характерный запах железа, столь знакомый мне, пропитавший ее волосы. Ну я и тупая. Хлопаю себя по лбу и сцепляю пальцы в замок до хруста суставов. Я балансирую на тонком лезвии, один неверный шаг – и я забьюсь, как зверь, в агонии, и тогда меня здесь придушат, свернут шею, и съедят. Достаю мобильник и смотрю на время. Оно будто замерло здесь, что меня пугает еще больше. Вновь хватаюсь за брошенную зажигалку и, наконец, извлекаю искорку огонька, тут же поднося сигарету и размачивая губами фильтр. В голове мелькает мысль разыскать номер CCG и позвонить, но, боюсь, меня спалят. И повезет, если в стену полетит мобильник, а не моя оторванная голова. Невыносимо глубокая затяжка, так, что начинают болеть легкие. Задерживаю дыхание, позволяю никотину рассеяться в организме, а после выдыхаю остатки, которые устремляются в сторону встроенных под потолок вытяжек. – Чие-тян, – собственное имя действует на меня, как ушат ледяной воды, и я поворачиваю не слушающуюся голову к подсевшей ко мне женщине. Она обеспокоенно смотрит на меня и поднимает руку, чтобы приложить к моему лбу. Шарахаюсь от ее руки и даже подскакиваю с дивана, роняя сигарету на пол и переводя взгляд к вышедшему к нам Уте. Он цокает, замечая, как остается отпечаток пепла на черно-белой плитке. – Ута, она ведь не… – начинает его подруга, наблюдая за тем, как полыхнули алым глаза масочника. – Она знает, кто мы, – спокойно отвечает он, обрывая женщину, и даже с неким интересном продолжает глядеть на меня, пока я выпускаю рвано дым из рта, – кто ты, и кто, в особенности, я. – Неужели? – у меня начинает болеть голова от всего напряжения, которым сковано мое тело. Кажется, будто сердце в самом горле, настолько бешеной птицей оно колотится внутри меня. – Да, – мне кажется, я произношу это одними губами, – я знаю. Итори явно не ожидала такого поворота, хотя, теперь, ей становится понятна моя дикая реакция. В глазах скользит сожаление, а потом они также заволакиваются чернотой, а радужка меняет свой цвет на красный. Мне хочется развернуться и убежать, но я лишь хаотично шаркаю носком ботинка по полу, выворачивая голеностопы, но даже не ощущая боли, бегая глазами теперь от одного гуля до другого. Ахуенно я попала, просто, слов нет. Закусываю ноготь большого пальца и начинаю нервно его грызть, другой рукой сжимая цепочку сумки, ощущая прохладное железо в полыхающей ладони. Сжимаю руку и шиплю, кажется, она поцарапала мне кожу. Физическая боль всегда меня отрезвляет, сейчас я просто молюсь за то, чтобы и в этой ситуации она мне помогла. – Кобаяши Чие-е-е, – мужчина прищуривает глаза и смотрит на меня с неким детским интересом. Не хочу ему отвечать, лишь поджимаю губы и прикидываю, скользя взглядом по стенам, за сколько секунд добегу до выхода. Бежать по прямой – не вариант, с двух сторон меня просто атакуют и размажут, даже не моргнув. Надо как-то умудрится извернуться, может, в сторону, за манекены? А если сама их обрушу? Тогда угроблю сама себя. Напряженно сглатываю, понимаю, что чуть ли не откусываю зубами собственный ноготь, и вытаскиваю его изо рта, продолжая следить за двумя гулями сразу. Клянусь, сейчас я так жалею, что не умею вращать глазами, как хамелеон. – Ты ее не тронешь, – сводит с меня глаза Ута и предостерегающе обращается к женщине. – Но она – моя, – с улыбкой отвечает барменша. – Не трогай то, что не осилишь, – снова подает голос Безликий, на этот раз сводя слегка брови к переносице и растягивая гласные, будто ребенок. Меня аж заворотило, такой манеры от него я точно не ожидала. – У-чан, какой ты злюка, – надувает губы рыжеволосая и тут же принимает обычный вид, откидывается на спинку дивана и складывает руки под грудью, на этот раз смотря на меня своими обычными теплыми глазами. – Просто потрясающе, – шиплю я так, что они слышат, – лучше уже и быть не может. Хотя… Если сейчас упадет метеорит, то будет совсем замечательно. Да, он точно не помешает в этой ситуации, – я начинаю хихикать и понимаю, что смех нарастает. Прекрасно, вторая волна истерики, давай, добей меня. – Чие-тян, – обращается ко мне Итори, – ты чего там бормочешь? – Молитвы читаю, – отвечаю ей вибрирующим от напряжения голосом, который срывается на последнем слоге. Наблюдаю за тем, как хозяин студии вдруг делает шаг ближе ко мне, и тут же шарахаюсь, больно задевая плечом манекен, который валится сзади меня на пол. Инстинктивно на шум оглядываюсь, и ему хватает всего секунду моего замешательства, чтобы сократить расстояние между нами до минимума и теперь возвышаться надо мной опасным монстром. – Дам тебе фору, – до меня, будто сквозь толщу воды, долетают слова из его уст, – десять секунд. Время пошло. Только тогда, когда я слышу из ненавистных уст «три», до меня доходит, что, вообще-то, у меня есть целых семь секунд, чтобы унести ноги отсюда. Разворачиваюсь и огибаю стоящие манекены, после чего рву на себя дверь и вылетаю на улицу. Я не хочу здесь сдохнуть.Глава 3. Чиё.
13 апреля 2020 г. в 14:29
Я открываю глаза и начинаю часто моргать от того, как по глазам резанул свет. В висках тут же начало пульсировать, и я начала пальцами массировать больные места, тихо шипя. С чего же такие боли? Вроде не пила ночью. Мы с Наной ночевали вместе у меня в квартире, а потом ей позвонил Тамаки… Который оказался не Тамаки, а Итори. Очень интересный поворот событий.
Постепенно вспоминая дела минувшей ночи, я рвано метнулась, усаживаясь на кровати и подтягивая к себе скомканное одеяло. Услышав рядом стоны, я повернулась и увидела полураздетого брата, который, задрав майку, почесывал во сне пузо. Ухмыльнувшись, я толкнула его в бок и услышала бульканье, после чего он перевернулся на бок и дальше продолжил смотреть сны. Потрепав его лохматые волосы, я повернулась к тихо скрипнувшей двери и застала в проходе Нану, которая, сонно потирая кулачком глаза, прошла к кровати и села на краешек, заглядывая мне в глаза.
– Как ты себя чувствуешь? – осипшим после сна голосом спросила сестра, прикладывая прохладную ладонь к моему лбу, а затем к щекам.
– Нормально все, – осторожно начала я, наблюдая за обеспокоенной сестрой, – а что случилось?
– Ты внезапно упала в обморок, Итори-сан в последний момент тебя успела подхватить, – сестра взяла меня за руки и крепко их сжала, рассматривая мои длинные черные ногти, особенно контрастирующие с бледной кожей.
– А… Почему? – я нахмурилась, вспоминая, как застала Ренджи, держащего моего пьяного брата, и закутанную в мои вещи Нану, стоящую рядом.
Меня зажала в объятиях Итори, щебеча о том, как рада меня видеть. А я же… Увидела того, кого бы хотела видеть в последнюю очередь. Внезапно, руки задрожали, а к горлу подкатил комок паники.
– Ута-сан любезно помог отнести тебя и усадить в такси, – добивая меня, сказала сестра.
Я обхватила себя руками, пытаясь сохранять спокойствие, и бешенными глазами уставилась на сестричку, чувствуя, как начинает мутить от этих новостей.
– Правда? – только и выдавила из себя, после чего резко вскочила с кровати, чуть не снося брюнетку с кровати, зажимая рот рукой.
Врезаясь в стены, напарываясь на ручки дверей, собирая углы, я, шатаясь, залетела в ванную, после чего заперлась в ней и поспешно стала стягивать с себя вещи. Я все в том же, значит, он касался меня через эту одежду. Ощущение, будто его руки крепко сжимают мои плечи, мои колени, впиваются в кожу, давят сильнее, желая оставить следы, травмировать, разорвать.
Хватаюсь руками за ободок унитаза и склоняюсь в приступе рвоты, чувствуя, как скручивает в спазмах желудок. Но внутри пусто, а потому я лишь сплевываю вязкую слюну, которая все не кончалась, растягиваясь тонкой нитью от моего рта. Как же я ненавижу это чувство. Нажимаю на кнопку для смыва и откидываюсь рядом на стену, глубоко вдыхая и будто бы ощущая запах железа, въевшийся в нос.
Я могла бы подождать гребанных пять минут, еще только пять минут. Но, нет, поперлась на свою голову проверять, самая отважная, сильная, ответственная. Глупая дура я, больше никто. Нервно хихикаю, чувствуя подступающую истерику.
Кусаю костяшки крепко сжатого кулака, чтобы не заорать во весь голос, после чего выкручиваю краны, тут же подставляя тело горячим струям воды. Кажется, по мне бьет кипяток, но я даже толком понять не могу свои ощущения. Я только чувствую руки. Они везде, ползают по моей коже, сжимают меня, ломают, перекручивают. Чужие ногти впиваются в меня, я чувствую, как они пытаются прорвать кожу, добраться до внутренностей. Шиплю и прикладываюсь затылком о стену, да так, что приходиться зажмуриться, после чего сползаю по ней и обхватываю себя руками, сжимаясь в комок, позволяя горячей воде обжигать чувствительную кожу. Мне больно рыдать, мне нечем дышать, меня будто душат, не дают и маленького глотка воздуха, и я лишь открываю и закрываю рот, чувствуя, как срывается с губ слюна и смывается с водой в сток.
Уберись, исчезни, растворись! Хватаю мочалку и, намылив, начинаю растирать яростно тело, желая вымыть, избавиться от фантомных болей. Моей кожи не касались, но все равно, ощущения того, что он смог пробраться через одежду, не покидает. Закусываю губу и шиплю от боли, продолжая тереть уже раскрасневшуюся кожу. Физическая боль, постепенно нарастая, позволяет отрезветь, очнуться от наваждения, взглянуть на ситуацию со стороны. Из глаз скатываются крупные слезы, они застилают взор, ресницы слипаются, мокрые от воды и моих слез. Мне плохо и физически, и морально, меня ломает так, как не ломало давно.
Шумно вздыхаю и тут же закашливаюсь от попавшей в нос воды. Смотрю на свои ноги, сейчас настолько худые, что колени мне кажутся особо острыми, а фаланги пальцев ног настолько сильно выпирают, что становится страшно. Начинаю успокаиваться и шмыгаю носом, после чего набираю горсть воды и умываюсь, старательно растирая лицо и заставляя щеки гореть от прилившей крови.
Вода смывает это наваждение, эту грязь, заставляет почувствовать себя чистой, свободной, обычной. Смахиваю с ресниц влагу и обмакиваю полотенцем только-только начавшие расти волосы, после чего закутываюсь в большое махровое полотенце. С неким отвращением пихаю вещи в корзину для белья, незаметно для себя пытаюсь затолкать на самое дно, чтобы на глаза даже не попадались.
Выхожу из ванной и сталкиваюсь с встревоженной Наной. Она тут же хватает меня за плечи и встряхивает, вглядываясь в мое будто бы стершееся от недавней истерики лицо.
– Ты чего? – девушка в беспокойстве мечется и сверлит меня взглядом, пока я, глубоко вдыхая и выдыхая, отгоняю от себя последние остатки приступа.
– Давай не сейчас? – шепчу я хрипло, и сестра отступает в сторону, позволяя мне пройти к гардеробу. Видимо, выгляжу я даже хуже, чем плохо, раз один мой вопрос отвел от меня дальнейший расспрос с пристрастием.
Медленно одеваясь, краем глаза наблюдаю за спящим Тамаки, который, пристроившись на самом краю кровати, балансировал на грани того, чтобы свалиться на пол. Поправляю горло водолазки и обхожу мятую кровать, останавливаясь напротив брата. Закатываю глаза, глядя на то, как он пускает слюни на подушку, после чего, набрав воздуха в легкие, склонилась к нему, старательно убрав волосы за ухо.
– Доброе утро! – ору прямо в ушную раковину и вовремя отпрыгиваю с места, так как брюнет подрывается с места, распахивая глаза.
С громким криком он валится на пол и тут же складывается в позу эмбриона, хватаясь руками за голову и запутываясь в собственных волосах. Я присаживаюсь рядом на корточки и провожу по голому боку ногтями, щекоча его. Тамаки шумно выпускает через зубы воздух и хватает меня за запястье, опухшими глазами смотря на меня.
– Чие, какого черта? – сипит парень, поднимаясь с пола и опираясь спиной о кровать, продолжая держаться за звенящую похмельем голову.
– А нечего так нажираться, что потом из пушки не разбудишь, – шиплю на него я и даю щелбан, после чего братец с воем прикладывает ладони ко лбу и обиженно смотрит на меня.
– Давай просыпайся, а я пойду с Наной завтрак готовить, – поднимаюсь на ноги и отряхиваю с брюк несуществующую пыль.
Обхожу кровать и выхожу из спальни, чтобы завернуть в небольшую кухоньку, на которой, пританцовывая, уже хозяйничала сестрица. До носа долетает запах разогретого масла, а до ушей – легкий напев детской песенки. Улыбаюсь и отодвигаю стул, чтобы присесть. Девушка тут же разворачивается со сковородкой в руке ко мне, вопросительно поднимая бровь.
– Проснулся, – хмыкаю я и рассматриваю продукты, что сестрица вытащила из холодильника, – ты решила нас с утра порадовать завтраком на пять персон?
– Не так уж и много я собралась готовить, – бурчит Нана, отворачиваясь к плите.
Я разлеглась на столе и прикрыла глаза, слушая звуки кухни и проваливаясь в воспоминания.
Вот, перед глазами картинка, как мама на кухне готовит ужин, а мы, соревнуясь с братом, бежим к ней и хватаемся за брючины с двух сторон, одновременно требуя к себе внимания. Смеясь, она откладывает нож и вытирает мокрые руки о полотенце, прежде чем потрепать нас обоих по голове и чмокнуть меня в щеку. Братец тут же надувается, обижается, что ему, как старшему, слишком мало внимания уделяют, и мама, улыбаясь, трепет его за пухлую щеку, пока я глажу округлый мамин живот, в которым, как сказал папа, растет наша сестренка.
На кухню заходит отец и хватает меня на руки, кружа по кухне под мой заливистый смех, а после сажает на стул рядом с мамой. Присаживается на колено перед посерьезневшим Тамаки и с улыбкой спрашивает, как сегодня прошел день в школе. Братик с серьезным лицом рассказывает о том, как делился мелками с соседом по парте, а потом они во дворе играли в классики. Слушая его, я болтала ногами, крепко сжимая мамину руку, мечтая уже о том дне, когда и я пойду в школу.
На кухню заходит бабушка и ругает нас за то, что мы слишком шумные и отвлекаем ее невестку от готовки. Качая головой, она пристраивается у плиты, пока мама встает и, одергивая мягкий свитер на животе, помогает свекрови нарезать овощи и складывать их в кипящий бульон. Суета, шутки и грохот посуды. Такой родной, семейный шум. Я улыбаюсь, смотря со стула на своих родных, и начинаю смеяться, когда Тамаки, старательно стягивая ложку со стола под маминой рукой, вдруг роняет ее, что та с громким звоном ударяется о плиточный пол.
– Просыпайся давай, – меня осторожно трогает за плечо Тамаки, и я, открывая глаза, откидываюсь на спинку стула и прикрываю ладошкой рот, зевая.
Нана, смеясь, ставит перед нами завтрак и раскладывает приборы.
Беру палочки и складываю ладони перед собой, благодаря за еду, после чего принимаю полную миску риса из рук сестры. Такая же миска оказывается и в руках брата, который тут же схватил палочками несколько кусочком мяса, отправляя их в рот.
– Ну ты и воняешь, – бормочет с набитыми щеками сестра, толкая брата локтем в бок.
Улыбаюсь и подкладываю сестре ее любимую маринованную редьку, сверху кладя кусочек мяса, завернутый в салатный лист. Сама же беру жаренный тофу и, обмакивая его в соевый соус, отправляю в рот.
Аппетита нет совершенно, меня подташнивает, но домашняя, с душой приготовленная еда просто не может быть мной проигнорирована, поэтому я, по чуть-чуть беря разных закусок и заедая их рисом, смеюсь с братом и сестрой, старательно скрывая свое состояние. Итак напугала Нану утренним приступом, сестричка обязательно потребует позже объяснений. Отвечать сегодня я ей точно не буду, но потом, как-нибудь, обязательно, да уклончиво.