***
Пошла, наверное, третья сигарета за сегодня, фильтр которой я зажимаю меж зубов, пока вычеркиваю из своей тетради места предполагаемой работы, которые уже обзвонила. О серьезной работе я даже не заикаюсь, кто возьмет бритоголовую тощую девушку, которая выглядит так, будто сидит на чем-то, на хорошую должность? Нынче двадцать первый век на дворе, но, в Японии, внешний вид прежде всего. Ухоженные девушки с красиво уложенными волосами в большем почете, чем я. Опять усмехаюсь и выпускаю дым через нос, набирая номер очередного бара, в котором требуется певица на вечер. В Корее, где я пробыла почти шесть лет своей жизни, пока училась, на этом неплохо зарабатывала. Конечно, большая часть денег уходила на преподавателя по тому же вокалу, но на жизнь хватало, да и я даже смогла подкопить денежек для возвращения в Токио, и сейчас трачу последние деньги, снимая более-менее приемлемое жилье. – Да, я могу приехать сегодня, – смотрю в окно, улыбаясь парню из соседнего дома, что вышел на балкон полить растения. Он помахал мне рукой, и я ответила, предварительно оставив почти докуренную сигарету в пепельнице, – хорошо, буду к восьми вечера. Спасибо, до свидания. Кладу трубку и откидываюсь на спинку стула, массируя переносицу. Как же это сложно все, и почему в родной стране найти работу такая морока? Кошмар просто. Но, так-то, отставить нытье! Кто не работает – тот не ест. А мне хочется есть, да еще и веса набрать. Так что, пора вкалывать, пока могу. Улыбаюсь и потягиваюсь, после чего начинаю готовиться к прослушиванию. Чтобы спеть хорошо – нужно разогреть связки. Моего учителя здесь нет, но это не мешает мне сделать все самостоятельно. База ведь заложена, остальное зависит от желания и способностей. Пролистав в интернете фотографии бара и почитав отзывы, я примерно прикинула у себя в голове, что можно исполнить для того, чтобы понравиться будущему работодателю. Надеюсь, мой внешний вид не очень сильно его напряжет, все же, судя по информации, место довольно прогрессивное и пользуется популярностью как среди японцев, так и иностранцев. Докатилась, в родной стране приходится думать о том, чтобы понравиться соотечественникам. На глаза невольно стали наворачиваться слезы, и я часто-часто заморгала, чтобы прогнать их. Пою первые строчки для пробы и качаю головой, совсем недовольная результатом. Сегодня все должно быть только в самом лучшем свете, мне нужна эта работа, чтобы хорошо есть и продолжать жить в столице. За приготовлениями я не замечаю, как пролетает время, и потому выбегаю из квартиры позже, чем нужно. Вызываю такси, чтобы добраться на место встречи быстрее, и в зеркало пудреницы проверяю макияж. Слава богу, все прилично и не смазано, не стыдно перед людьми показаться. Ловлю заинтересованный взгляд водителя в зеркале заднего вида и отворачиваюсь к окну, теребя ремень небольшого рюкзачка. Да уж, не думаю, что ему часто приходится возить так выглядящих японцев. Уверена, он даже не поверит мне, если я скажу, что родилась и выросла здесь. На меня всю жизнь смотрят, как на иностранку, а все из-за глаз. Неважно, что все остальное – исконно японское, глаза для них решают все. Вздрагиваю, когда водитель говорит, что мы приехали, и расплачиваюсь, поспешно покидая такси. Чувствую, как слегка собралось на ягодицах облегающее платье, и тороплюсь по нужному мне адресу. У меня в запасе еще минут пятнадцать точно, поэтому уверенно хватаюсь за дверь и проскальзываю внутрь, тут же здороваясь с готовящемуся к открытию персоналом. Заведение открывается после десяти и работает всю ночь, вплоть до шести утра. Как раз направлено на желающую отдохнуть молодежь. Улыбаюсь и сдаю в гардеробную пальто, тут же одергивая платье и вешая на одно плечо рюкзачок. Интересуюсь, куда пройти для разговора о работе, и гардеробщик заинтересованно рассматривает меня, облокачиваясь на перегородку. Кивком головы он указывает на виднеющуюся с его ракурса лестницу, и я, поклонившись и поблагодарив, бегу окрыленная, чуть ли не перескакивая через ступеньку, лишь бы побыстрее побеседовать с будущим начальником. Вижу полупрозрачную дверь и стучусь, но ответа с той стороны не следует. Тогда осторожно тяну ручку на себя и захожу внутрь. Странно, совсем никого нет. Удивленно оглядываю обставленный кабинет, подмечая, что хозяин комнаты любит дорогую простоту и лаконичность, и присаживаюсь на краешек кожаного дивана, нервно теребя в руках снятый рюкзак. Захотелось закурить, чтобы унять нервную дрожь, но я лишь сглотнула вязкую слюну и взглянула на наручные часы. Еще где-то пять минут, но так странно, что директор бара не сидит уже здесь. Обычно они намного раньше готовятся к встречам с будущими работниками, а тут я, неизвестно еще, будущая работница, или же нет, жду босса. Вдруг телефон в моем рюкзаке начинает вибрировать, разливаясь по всему кабинету мелодией. Достаю его и гипнотизирую отвратительной всеми уголками души номер, после чего решаю ответить, так как неизвестно, что выкинет этот придурок, если я его проигнорирую. – Хорошая девочка, быстро трубку берешь, – закатываю глаза от приторно-сладкого голоса по ту сторону. – Я сейчас брошу трубку, – отвечаю раздраженно, уставившись на дверь и молясь, чтобы работодатель пришел и не опоздал, тем самым позволив мне завершить столь ненужный моим нервам разговор. – Как интересно, – тянет Ута, наверняка, ухмыляясь, – а я, кстати, и не знал, что Нана-чан живет настолько близко ко мне. Три улицы, верно? Я аж вся подбираюсь на месте, превращаясь в один сплошной нерв. Если он сейчас решит что-то выкинуть – плевать мне на собеседование. Полечу на всех парах. Эта тварь реально решила играть со мной, используя мою семью. Я чуть ли не скриплю от злости зубами в трубку, благо, сдерживаюсь, впившись рукой в обивку дивана. – Испугалась, Чие-тян? – издевательски продолжил гуль, слыша мои шумные вздохи, – Расслабься, я всего лишь наводил справки, никого есть не собираюсь. Пока что. – Я, кажется, уже говорила, чтобы ты не трогал моих родных. Это наше… – дверь открывается, пропуская владельца кабинета, и я вскакиваю с места, тут же убирая телефон от уха, и кланяюсь, – Здравствуйте, я – Кобаяши Чие. – Здравствуй, пожалуйста, присаживайся, – кланяется мне в ответ на вид молодой мужчина и проходит к своему столу, чтобы тут же сесть за него, – я – владелец бара, Ямамото Аой. Сбрасываю все еще висящий вызов и сажусь обратно, выпрямляясь и расправляя плечи, принимаясь украдкой рассматривать мужчину. Он очень красив и, думаю, прекрасно об этом знает. Чувствую, как к щекам приливает краска, благо, тональник скрывает все надежно. – Чие-сан, – начинает хозяин бара, блеснув своими лисьими глазами, – я прослушал записи, присланные вами, и, должен сказать, был приятно впечатлен. Вы уже работали где-то? – Да, но только не в Японии, – я даже почти не моргаю, лишь внимательно смотрю ему в глаза, – я училась за границей и там же работала певицей в баре. – Вы предпочитаете западные песни больше? – У меня достаточно большой список песен, которые я могу исполнять, – я замолкаю, задумавшись, – если Вы хотите, я могу сменить репертуар на тот, который предпочитают здесь. – Ничего менять не нужно, – мужчина тепло улыбается мне, и будто вся атмосфера напряжения улетучивается, – мне всего лишь интересно, исполняете вы японские песни тоже? – Конечно, – я кошу глаза на загоревшийся телефон, на котором высветилось новое сообщение от Безликого, – если хотите – я предоставлю список песен на японском, которые знаю и могу исполнить. – Ваша подкованность и готовность все предоставить похвальны, – отмечает Аой-сан, поправляя очки, сползшие с переносицы. Солнечные очки в помещении? Кажется, хозяин также необычен, как и само заведение, – а что по инструменталу? Вам нужны помощники? У нас есть несколько людей, которые приходят играть к нам, вы можете с ними скооперироваться. – Живая музыка весьма прекрасна, – я позволяю себе улыбнуться, – но я привыкла обходить записанной аранжировкой. – Сами записывали? – интересуется Ямамото, окидывая меня взглядом с ног до головы, задерживаясь на шляпе на голове. – Мне помогали, – я немного стушевалась, – так как я не имею профессионального образования в данной сфере, а всего лишь любитель, то, к сожалению, не со всем ознакомлена на сто процентов. – Да-да, я помню, – немного хмурится работодатель, и по его красивому лицу будто мимолетом пробегает тень, – а сами играете на инструментах? – На гитаре и на фортепиано, – с готовностью отвечаю. – Что ж, – он внезапно хлопает в ладоши, облаченные в тонкие черные перчатки, и встает, сразу же расправляя руки, – добро пожаловать на испытательный срок, Кобаяши Чие. – Правда? – я думала, все будет намного сложнее, и сейчас облегченно вздохнула, что не укрылось от внимания брюнета. – Мы не позиционируем себя, как супер-престижное заведение, нанимающее исключительно профессионалов, – огибая стол, ко мне подошел директор и протянул руку, помогая подняться, – мы, в принципе, весьма необычное заведение. Вы это быстро заметите. И я, как и все здесь, рады любым людям, которые готовы отдать себя работе. – Спасибо большое, – я глубоко кланяюсь и улыбаюсь Аой-сану, – значит, уже сегодня я могу приступить к работе? – Конечно, – отвечает он и направляется к выходу из кабинета, а вслед за ним семеню и я, – сегодня я буду здесь, так что сам лично оценю Вас за работой. – Здесь? – задаю вопрос я, и молодой человек поворачивается, слегка нахмурившись. – Видите ли, так как я владею этим баром, то мне приходится возиться с множеством вопросов, связанных с ним, что значит, что я могу отсутствовать по работе в какие-то моменты, – брюнет придерживает дверь и любезно пропускает меня, а после закрывает кабинет на ключ, – я думал, что вы ознакомлены с такой системой в барах, раз уже работали. – Да, конечно, – я теряюсь от его слов и слышу легкую напряженность, скользнувшую в голосе. Видимо, в системе японских баров предусмотрено так, потому что на моей предыдущей работе у начальника были помощники, которые решали все финансовые и прочие вопросы. Но, возможно, Ямамото просто из тех людей, что предпочитают все делать сами. Пожимаю плечами и прогоняю ненужные мысли, спускаясь по лестнице к небольшой толпе персонала, которая уже столпилась, явно ожидая директора. Какое мне дело, как свои вопросы бара решает начальник, ведь я здесь вообще на испытательном сроке. Попрут еще взашей за излишнюю любопытность. – Где Аяко? – обращается к сотрудникам директор, останавливаясь слегка позади меня и кладя ладонь мне на плечо, от чего я вздрагиваю. – Здесь, Аой-сан, – из толпы выскальзывает высокая и нереально красивая девушка и кланяется, тепло улыбаясь и сверкая ярко накрашенной винной помадой. – Помоги Чие-сан здесь освоиться, у нас через час открытие, ей нужно ознакомиться с оборудованием, – он вручает меня в руки девушки и удаляется в сторону барной стойки, а меня тут же окружает персонал, пока Аяко склоняется передо мной в приветственном поклоне. Пока я склоняюсь в ответ, она потуже затягивает высокий хвост черных шелковых волос, в которых проскальзывают алые пряди, а после обворожительно мне улыбается. – Меня зовут Кондо Аяко, будем знакомы. – Кобаяши Чие, очень приятно. – Ты – наша новая певица? – выкрикивает какой-то парнишка из сотрудников, весь в пирсинге. Кондо поднимает тонкий палец, призывая к тишине, и тут же вновь обращается ко мне: – Я отвечаю за оборудование в баре. И не только за музыкальное, нет, я – техник, так что работаю со светом, со звуком, с любым электричеством, что здесь есть. – Аяко-сан у нас мастер на все руки, – осторожно щебечет девушка с белыми короткими волосами и смущенно улыбается мне, – обращайся к ней, если что-то понадобится. – Полно тебе, – одаривает улыбкой девушку та и разворачивается, рукой маня за собой. Кланяясь сотрудникам, прохожу за ней к небольшой сцене, тут же направляясь к столику с ноутбуком и доставая из рюкзака флэшку с записанной аранжировкой. – Давай помогу, – предлагает брюнетка и забирает у меня флэшку, тут же подключая к ноутбуку и быстро разыскивая под моими указаниями нужные папки. Японка так быстро все настраивала и подкручивала, доводя до идеального состояния, что мне только и оставалось, что стоять с круглыми глазами, осознавая, какая же я в этом плане новичок еще. Вручив мне микрофон, девушка стала работать со звуком колонок, прося меня попеть и поговорить, чтобы отрегулировать громкость микрофона и музыки. Да, я бы с этим провозилась в разы дольше. Напеваю некоторые песни и благодарю коллегу, постоянно кланяясь. Я впечатлена, серьезно. А можно мне такие навыки? Как стать таким же крутым техником? А ведь это самая малая часть в этом баре, она, наверно, не только такие вещи умеет щелкать, как орешки. Просто поразительно. – Вы здесь на постоянной основе, Аяко-сан? – задаю осторожно я вопрос, и она поворачивает ко мне свое красивое лицо, в удивлении поднимая брови, – Ну, в смысле… – То ли у нашего директора такой злой рок, – улыбнувшись, перебивает меня девушка, – то ли еще что, но Вы не представляете, насколько часто здесь ломается техника. Ему просто пришлось нанять меня на постоянную основу. – Буду знать, – я позволяю себе улыбнуться, и глаза брюнетки тут же искрят в мою сторону большим интересом, чем раньше, – значит, я Вас смогу разыскать здесь в любое время? – Конечно, я всегда здесь. Так что, чуть что – обращайся, всегда рада помочь. Оставшееся время я приноравливалась к микрофону и слушала восхищенные вздохи своих коллег, заливаясь краской от столь обильной реакции. Пару раз словив на себе заинтересованный взгляд Аой-сана, я смущенно улыбалась, то и дело поправляя сползающую шляпу. Я пока не особо готова демонстрировать свой ежик всем, хоть и понимаю, что оказалась как раз в том коллективе, где никого не интересует, хоть у меня будет набит дракон на всей коже головы. Но чувство дискомфорта без головного убора все еще присутствует, надеюсь, попривыкну да сниму. И надеюсь, что останусь здесь работать.Глава 5. Чиё.
24 апреля 2020 г. в 12:34
Сегодня просыпаться было крайне тяжко, голова гудела так, будто меня несколько раз приложили о стену. Хотя, постойте, так оно и было.
Вскакиваю на кровати и валюсь на пол от прострелившей тело боли, глухо мыча в ворс ковра. Плюс еще несколько синяков, именно то, о чем я мечтала. Сажусь на ковре и вижу недалеко от себя еще влажное банное полотенце. Совсем не подумала, просто скинула его около кровати и голая завалилась спать, предварительно прорыдав два часа в душе. Ух, счета придут знатные, блеск, да и только. Хорошо хоть, додумалась окна зашторить, а то бы сверкала своей тощей задницей перед соседями.
На телефоне время показывает давно за полдень, и я закатываю глаза. Проспала больше десяти часов, но, кажется, будто и минутки не прикорнула. Мозг-то, возможно, и отдохнул, а тело будто протащили по щебенке, да еще несколько раз проехались катком, чтобы точно расплющить меня и мои бедные органы. Ежусь от холода в комнате и чихаю, после чего прытко мчусь к шкафу за чистой одеждой.
М-да, отражение зеркала на внутренней стороне дверцы меня не радует от слова совсем. Все тело в ссадинах и синяках, багровых таких, больших. Будто после уличной потасовки, не хватает только пожелтевших от времени бинтов, намотанных на руки. Невесело усмехаюсь и трогаю осторожно голову, тут же кривясь от боли. Изворачиваюсь перед зеркалом, рассматривая рассеченную кожу и множество синяков. Отвратительно, да и еще отсутствие волос не играет мне на руку – все можно разглядеть. Может, в больницу сходить, чтобы все обработали перебинтовали? Да, так и сделаю! От доктора Хасимото, конечно, вопросов не оберусь, но что поделать, сейчас мое шаткое здоровье важнее.
Быстро собираюсь и выскакиваю на улицу, запахивая сильнее кашемировое пальто. На улице жуткий ветер, и я зарываюсь носом в шарф, осматривая мельком прохожих, пока направляюсь к автобусной остановке, благо, ехать до нужной больницы всего каких-то двадцать минут.
– Ну и что это такое? – с порога спрашивает доктор Хасимото Джун, когда я, поежившись, захожу к нему в кабинет и снимаю шапку.
– Долгая история, – нервно улыбаюсь, пока присаживаюсь на стул.
Врач складывает на столе руки и большими пальцами указывает на меня, мол, начинай, я весь внимание.
– Понимаете, – я жую в нерешительности губу, – так уж вышло, что я столкнулась с не совсем адекватными людьми.
– Это насколько? – приподнимает Хасимото брови, вставая с места и направляясь в мою сторону.
– Ну… – тяну я, пока мужчина осторожно опускает горло водолазки, чтобы осмотреть всю багровую от кровоподтеков шею, – К сожалению, я не успела выловить хотя бы одного. Но заявление в полицию отнесла, правда! И вообще, я жива, что уже хорошо!
Нагло вру и почти не краснею. И как я заявление напишу на гуля? Тут надо в CCG бежать, но у этого подонка везде глаза и уши, он уже пригрозил моей же сестрой. Грязный ублюдок, играет только по известным ему правилам. Хмурюсь и встаю, чтобы стянуть водолазку по просьбе лечащего врача.
– Тебя об стенку прокатили, что ли? – вызвав медсестру, он принялся меня еще более тщательно осматривать, на секунду задержавшись на уже пожелтевших синяках на локтевых сгибах, – Ты подробно расписала, как они выглядели? Все учла? Вот сволочи…
– Да, Хасимото-сан, – я киваю головой вбежавшей Нанако-сан, медсестре, которая помогает моему врачу.
Та, взглянув на меня, в ужасе заломила брови, прикрывая ладонями рот, и тут же потянула за собой в процедурную, усаживая на кушетку и натягивая перчатки и маску. Следом зашел Джун и стал осматривать мои ноги после того, как я стянула джинсы. Мне не впервой стоять перед ним в нижнем белье, поэтому чувство стеснения почти не просыпается.
– У кого-то из них стальная хватка, – задумчиво протягивает он, глядя на явный отпечаток ладони на моей ноге, аккурат рядом со старым шрамом, – ты мне точно все рассказала? Насилия не было?
– Тебя били, Кобаяси-сан?! – ахнула Нанако, осторожно обрабатывая мои ссадины и слушая тихое шипение.
Я вздрагиваю при слове «насилие» и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы от быстро встающих перед глазами картин. Мне хочется забиться в угол, но только не сейчас, поэтому я сжимаю ладони, больно впиваясь ногтями в кожу, и глубоко дышу, отгоняя наваждение.
– Не волнуйтесь, Нанако-сан, – улыбаюсь ей я и снова морщусь от раствора, попавшего в ранку, – все хорошо, что хорошо кончается. И не было никакого насилия, честно, если Вы имеете именно это в виду, Хасимото-сан.
– И угораздило же Вас, – покачав головой, медсестра распаковала бинты и достала шприц.
– Пожалуй, сегодня ты ей еще обезболивающее поставишь, – направившись к выходу, обернулся Хасимото-сан к нам.
– Зачем? – я ненавижу обезболивающие, после них не могу соображать от слова совсем, – Я же не жалуюсь на дикие боли.
– Это ты сейчас говоришь, – хмурится врач, – да и, сдается мне, недоговариваешь ты о своем состоянии.
Я обиженно надумаю губы и провожаю взглядом брюнета, почти не морщась, когда игла входит в мою руку. Для меня это все уже стало рутиной. Белые кафельные стены, белые одежды докторов, запах спирта, лекарств, марлевой ткани. Противно-рутинно, никому не пожелаю такого. Пока мне забинтовывают руку, отстраненно гляжу на аккуратно сложенную водолазку и благодарю Джун-сана про себя за беспокойство. Можно сказать, за столько времени он стал моим настоящим другом. Но, увы, поделиться всем я с ним не могу. Я вообще ни с кем не могу поделиться информацией о той жопе, в которую угодила.
Вскакиваю с кушетки и натягиваю одежду, после чего тепло благодарю все еще встревоженную Нанако и покидаю процедурную, открывая приложение такси. Меня потихоньку начинает обволакивать эффектом болеутоляющего, а потому совсем скоро я перестану соображать. Быстро вызываю машину и плетусь к лифту.
На улицу выхожу совсем никакая и еле-еле высматриваю нужный номер машины. Таксист молча везет меня до дома, даже выключив радио, изредка поглядывая в зеркало заднего вида и наблюдая за мной, пока я пустующим взглядом оглядываю мелькающие за окном улицы. Желудок заурчал, требуя еды, но у меня сейчас даже нет сил заказать себе хоть что-то. Нужно завалиться спать, так будет проще. Ненавижу спать так много, но у меня нет особого выбора, я уже в такси с трудом держу глаза открытыми. Ненавижу обезболивающее, оно будто на меня снотворным действует, превращая в безвольную амебу.
Захожу домой и еле бреду до кровати. Кажется, пальто осталось валятся на полу, хорошо, что он чистый, так что ткань пыли и грязи не соберет. Я не заправила кровать, так что валюсь на мятую ткань, тут же подбирая и прижимаясь щекой к подушке. Вырубаю звук на телефоне и закрываю глаза, слушая шум проезжающих за окном машин. Городской шум добавляет своих ноток, и я проваливаюсь в тяжелый, но беспробудный сон.