***
Лос-Анджелес встречает его шумными и яркими ночными улицами, пафосными отелями и переполненными дорогами. И Питеру ужасно это всё нравится. Лос-Анджелес подходит ему по всем фронтам: он наполнен жизнью и драйвом, манит энергией и возможностями, красуется неоновой рекламой и стеклянными небоскрёбами. Питер тоже подходит этому городу. Конечно же, нарисовывается целый список проблем, которые надо немедленно разрешить, но все они настолько… обыденные, что Питер даже наслаждается. Покупкой очередной недвижимости и движимости, игрой на бирже, заключением договоров, открытием собственного фонда помощи детям с онкологическими заболеваниями. И нет, он не очень-то трепетный или заботливый дядюшка, просто у него есть глобальный план, который он очень хочет попробовать воплотить вполне… официально. Питер даже радуется переговорам с представителями разных стай. В конце концов, Лос-Анджелес — недостаточно большой город, чтобы одинокий волк мог спрятаться. Но он не претендует ни на чьи территории или статус, не собирается вырывать глотки альфам, даже в стаю чью-то вступать не планирует. Он тут так, гастролирует, можно сказать. Сверхъестественные сущности Лос-Анджелеса — более цивилизованные, нежели в Бейкон Хиллс. Они всё решают при помощи бумаг, подписей и печатей, не доводя до ненужного (и вполне преследуемого полицией) кровопролития. И это Питеру тоже безумно подходит: тонкие игры, изящное оружие. Например, подпункт соглашения или мелкий шрифт в договоре. В этом ему никогда не было равных. Наконец-то после всего, что происходило в родном городишке, Питер может вздохнуть полной грудью. Он заводит себе привычку каждый день знакомиться с новыми людьми (и нелюдями), очаровывать их и наслаждаться лёгкими, но бурными ночами не в одиночестве. Это не всегда даже секс. Иногда это кровавые баталии на шахматной доске или же ожесточённые споры с пеной у рта о влиянии рекламы на современных подростков. Уж он-то об этом что-то да знает. И всё идёт просто замечательно. А потом он знакомится с Ирэн. Она учится на фотографа, но интересуется всем на свете: от политики до размножения ехидн. Она невысокая, но крайне подвижная и активная. Она болтливая, но никогда не рассказывает о своей жизни, если не спросить. Она сострадательная, но способна постоять за себя. Она увлекается мифами и легендами (и всяким «сверхъестественным» культурным мусором), но она бесконечно человечна. У неё смешливый рот, тонкая белая кожа и немного раскосые чёрные глаза. И пахнет она, как корица и солнечный день на морском побережье. Ей скоро двадцать, у неё на шее — уродливый след от содранной, вырванной ногтями и лезвиями, соул-метки. Питер никогда не спрашивает. Как и она не интересуется, почему у него абсолютно чистая кожа. На второй неделе знакомства Питер начинает называть её «моя Ирэн». А она в ответ заливисто смеётся и кусает за нос. К концу лета она остаётся ночевать у него пять ночей из семи. А в начале сентября звонит Дерек. Ирэн не спрашивает ни о чём слишком личном. Только в последний вечер, накануне отъезда Питера обратно в Бейкон Хиллс, сидя у его ног на полу и рассматривая фотографии на своём новеньком айфоне (и нет, это были не отступные), она тихо интересуется: — Кто такой Скотт? — на недоумевающий взгляд, она проводит ноготком по его ступне, легонько царапая, — на твоей метке. Ты его уже знаешь? Питер не уверен, что правильно её расслышал. Или, что понял. Или, что вообще способен соображать. Медленно, будто сквозь желе, он садится ровно на диване, укладывает ступню на колено и изучает витиеватую надпись. Она на самом деле там есть. Ему уже почти сорок. Больше половины жизни он прожил с осознанием, что у него нет пары. А теперь вдруг есть. Его шок до такой степени силён, что Питер нелепо не может связать двух слов и бестолково хлопает глазами. И шлёпает губами, как золотая рыбка в передаче на канале Дискавери, который не так давно включила Ирэн. Вспомнив о девушке, Питер переводит потрясённый взгляд на неё и хрипло шепчет: — Но её не было. Ирэн только пожимает плечами и тараторит: — Вообще-то была, Питер. С самого начала нашего общения. Помнишь, мы ходили в аквапарк? И плавали там на надувных подушках и всё такое? Я тогда и приметила её, но не стала спрашивать — ты никогда сам не затрагивал тему твоего соулмейта, поэтому я и не интересовалась. А теперь почему-то не сдержалась. Прости, пожалуйста, если не хочешь — не отвечай. И Питер не отвечает. Ему надо подумать обо всём этом самому. У Питера теплится надежда, что это всё-таки не МакКолл. Вроде бы у того была пара, от которой паренёк растерял последние мозги… А о невзаимных соулмейтах Питер не слышал никогда. Как и о том, что метка может появиться на четвертом десятке. Так что Питер готов расписаться в собственной несостоятельности по вопросу соулмейтов.***
Бейкон Хиллс встречает Хейла жутким унынием, педантичностью и практически полным отсутствием ночной и культурной жизни. Всё ещё есть вероятность, что это — только иллюзия после яркого и такого восхитительного Лос-Анджелеса. А ещё родной городишко приветствует Питера запахом опасности и ссыкливых детишек. И хмурой рожей дражайшего племянника. Как ни странно, Питер до сих пор питает тёплые родственные чувства к Дереку, несмотря на полную невзаимность: в конце концов, племянник — всё, что осталось от некогда большой семьи и стаи. Конечно, Питер ему поможет, чем сможет. Надо влезть в голову к кучерявому щенку? Влезет. Надо разработать план по спасению двух зарвавшихся бет? Постарается отговорить. Ну, или внесёт коррективы, чтобы попытаться сделать мероприятие не таким самоубийственным. В этом даже есть некоторая прелесть — в том, как кучка детишек пытается придумать действительно хороший план. Питер на самом деле наслаждается, наблюдая, как Стилински, эмоционально размахивая руками, вещает о банковском хранилище и дряблом кулаке Дерека. Определённо, Стайлз — самое забавное создание из всех, что когда-либо попадались Питеру. И он очень похож на Ирэн — такой же подвижный, эрудированный и немного (самую малость) интересный. До того момента, как этот слишком болтливый рот бубнит что-то, подозрительно похожее на: — Кто-нибудь, убейте его снова, — хотя кого Питер пытается обмануть? Именно из-за такого отношения Стайлз и интересен: он не боится. А потом происходит что-то совсем уж странное. Хейл замечает это не сразу, уже после своей длинной тирады о бесплодности попыток спасти Эрику и Бойда: Стилински затих и как-то отрешился от происходящего. Даже запах его изменился. Это какая-то непередаваемая буря эмоций: тут есть и гнев, и радость, и удивление, и даже щепотка страха. Но это все ещё не страх Питера, что-то другое. Позже, когда Стайлз нервно грызёт ногти у окна, а потом тараторит без умолку, генерируя сотни предположений, одно нелепее другого, за раз, — от парня пахнет даже немного возбуждением и адреналином. И определённо Питеру нравится этот запах. И тот факт, что из них двоих получился прекрасный тактический дуэт. Стилински — мальчик-загадка и мальчик, любящий загадки. Чем больше Питер проводит с ним времени, тем больше убеждается, что Стайлзу не место среди стаи Дерека. Для Стайлза нужно что-то более внушительное, что-то более… своё. К сожалению, из альтернатив в Бейкон Хиллс — только слабоумные беты и Ардженты. Была бы у Питера сила — сам бы снова альфой заделался. Не за счёт племянника, конечно. Но способ нашёл бы. Однако внушительная часть его волчьей маны ушла на то, чтобы вернуться из мёртвых. И пока что — не восстановилась. А Питер Хейл всегда чётко осознавал свои возможности. Наличие в городе ритуальных убийств и стаи альф во главе с немного съехавшим Девкалионом только укрепляет Питера во мнении, что нужно уезжать из этого городка. Хватать самое дорогое — и валить: рысью, галопом, аллюром… Из самого дорогого у Питера только упёртый Дерек и внезапно обретённая Кора. И немножечко — Стилински, потому что он смешной. Только ходит последние дни смурной и задумчивый. И что-то подсказывает Питеру, что дело не в альфах (или не в них одних), но докапываться до истины нет ни сил, ни желания. Не в свете последних событий.