Выход есть, но я не знаю где мне выйти

Тишина. Всё что сейчас чувствовал Рома — это мертвая, гнетущая тишина. Это чувство застряло в лёгких и не давало дышать. Паника нарастала. Казалось ещё чуть-чуть и он задохнётся. Через боль он открыл глаза. Они очень болели, будто он не закрывал их неделю. В комнате было темно, но все же Рома видел некие, до боли знакомые, её очертания. Шансов включить свет не было, что напугало его. Он стал обшаривать всё, что было рядом, в том числе и свои карманы, в поисках телефона. Но безуспешно. Он сел на край кровати, при этом почувствовав боль в теле. Кажется он упал вчера, но вот только где и когда? Всё так же ощупывая себя, он заметил, что он не в своей одежде. Кто же его переодел? Он не сразу понял, что одет в рубашку, причём она была расстегнута, равные джинсы. Рядом с кроватью он так же нащупал кроссовки и сразу же обул их. И только сейчас парень стал рассуждать о всей этой ситуации. В голове вертелась куча вопросов. Не зря же он слышал Мильковского, а потом видел Ниженко. И ещё слышал какой то третий голос. Тоже очень знакомый, но человека не видел, поэтому не мог понять кто именно кричал на Тошика. Думая об этом, он попутно искал дверь. Ну если и был кто-то третий, то он явно позволял себе больно чем нужно. Никто не называл Ниженко Антоном. Для него это все равно, что оскорбление (потому что имя Антон рифмуется с не очень хорошим словом). Всё же, наткнувшись на дверь, Рома открыл её. Теперь мысли шли по второму кругу, и он думал уже о Милько. «Точно, надо же перед ним извинится!»—подумал парень и хлопнул себя по лбу. И тут же заметил пропажу кепки. В голову разом ударили все вспоминания вчерашнего… Стоп, вчерашнего? Сколько же Булахов пролежал здесь? Он стоял посередине коридора и снова пытался найти хоть какой-то источник света. Шершавые обои, пыльные полки, тумбочки, всякая чепуха — все что угодно, кроме нужного. Психанув, Булахов толкнул первую попавшуюся дверь и не прогадал. Вывалился прямо на лестничную клетку с зелёными обшарпанными стенами, бетонным полом, разными надписями и рисунками, и застыл на месте. Не то, что бы там был кто-то. Даже наоборот — никого, но именно это Рому и пугало. Он уже подумал вернуться обратно, но темная одинокая квартира вызывала ещё больший страх. Булахов спустился по лестнице и вышел во двор. На улице пахло сыростью, как после дождя, и было так же темно. Единственное, что давало глазам разглядеть темноту — это слабое свечение фонарей, выстроенных по улице в ряд. И лавочка. Вот тут сердце и вправду ушло в пятки, а дыхание сразу перехватило. На этой лавочке сидели два парня. Один с ногами усевшийся на лавочку, качался туда-сюда что-то говоря, а второй видимо успокаивал его. Рома просто не смог бы пройти мимо, не спроста они здесь. Кто они и что происходит, и где он вообще? —Ненавижу… Не-на-ви-жу… Ненавижу!!! —качающийся закричал. Вид его был и странноват, но если подумать типичен — весь в татуировках (даже над правой бровью была одна), пирсинге и в кепке. В кепке Ромы! Хоть освещение было плохое, но всё почему-то было очень хорошо видно. —Успокойся, Тош… Умоляю.—второй был в капюшоне, но немного было видно и лицо, особенно острые скулы и бородку.—Тошаааа.—крикнул он жалобно и затряс парня. И вдруг Рому осенило! Он побежал к ним, попутно попав ногой в лужу и чуть не споткнувшись о бордюр. —Что с ним? —взволнованно спросил Булахов. –Ммммм!!! —Тошик, да именно Тошик, стонал и раскачивался всё сильнее. Всё это было странным. Ни одной машины, вновь жуткая тишина, не считая скрипа лавочки, воздух, который был пронизан чем то чудовищным. Казалось, это всего лишь сон, и сейчас он проснётся и будет один, а не в этой нервной обстановке. Но почему такая уверенность, что всё плохо? Может что-то можно изменить, что-то сделать, чем-то помочь. На Тошика было жалко смотреть. Он похоже свихнулся, не ясно из-за чего. А Влад (Рома понял что это Влад) пытался успокоить это существо. Именно существо, никак по другому не назовёшь. Ведь обычный человек не дойдёт до такого состояния. О чем это думает Рома? Он шикнул на себя, за такое издевательское отношение к другу, с которым тем более он давно не виделся. И самое непонятное для Булахова это то, что сделал Влад. Он нежно обнял уже плачущего Тошу, и развернул к себе. Руки его немного дрожали и не слушались, но переборов себя, он взглянул в лицо парню. Приблизился к этому самому лицу и зашептал, ударяя того горячим дыханием. —Тоша… Всё хорошо. Мы вместе всегда будем…—он коснулся лбом, лба бывшего участника «Нервов» и прижал крепко крепко у себе, даря все тепло только ему. В голове Ромы всплыли строчки песни, и сам того не понимая он стал из петь. —Чистого сердца стук. Под рваный темп и грязный звук,—отдавший волю чувствам гитарист сжал кулаки. И только в этот момент почувствовалось чувство жизни. Подул ветер, трепетавший волосы и края рубашки. Послышались редкие гудения машин и такие же редкие голоса людей. —Он никогда тебе не будет врать… Парень почувствовал лёгкое прикосновение сзади и развернулся. Перед ним стоял вокалист, он тоже пел вместе с ним, в унисон. Женя приближался к парню с каждым словом, приобнимая (сначала легко) за плечи. Потом всё крепче и крепче. Рома уже чувствовал биение чужого сердца и чужое дыхание. Его накрыло с ног до головы приятным чувством, которое растеклось по телу, попадая в каждую венку, каждую частичку тела. Рома и мечтать о таком не смел, он старался всегда запрещать себе эти ласкания, эту нежность. Этот взгляд… Блестящие карие глаза, похожие на две чашки свежесваренного кофе. Белые волосы, как будто шёлк, порезанный на много много маленьких полосочек. Нос. Да, нос была больная тема, но Рома просто сходил с ума, когда представлял как будет, если он задышит на него. Рукой хотелось прикоснуться к колючей щетине, провести ладонью, взять за подбородок и поцеловать его мягкие мокрые губы. —Женя!!! —голос Тоши вырвал из раздумий обоих.—Ромммааааааа! —срываясь и плача кричал ударник. Женя взял за руку Рому и быстро вошёл в дом. Влад с Тошиком сидели на лавочке, второй опять раскачивался, шипя и говоря что то на неизвестном гитаристу языке.